В гостиной Райанов остались только звуки потрескивающего костра.
Миссис Райан убрала ладони от глаз, вышла на кухню и подошла к раковине. Было слышно, как она набрала воды в стакан, как выпила и поставила стакан в посудомоечную машину, как закрылась дверца машины.
Дядя Сидней сидел на стуле, уставившись в пол.
- Зачем тебе понадобилось открывать штору? - резко спросил Джеймс Генри. - А?
Дядя Сидней пожал плечами, не поднимая глаз от пола.
- Ну!
- Какое это имеет значение? - произнес он. - Какая, к дьяволу, разница?
- Ты не имел права подвергать нас этому… особенно женщин, - сказал Джеймс Генри.
Дядя Сидней поднял голову, в его глазах стояли слезы. Голос его прозвучал с напряжением:
- Ведь это произошло, правда?
- Какое наше дело? Мы не хотим впутываться в это. Это даже не твой дом. Это окно Джозефины было открыто, когда происходило это… событие. Обвинят-то ведь ее!
Дядя Сидней промолчал.
- Это произошло, вот и все, что я знаю. Это случилось - и случилось здесь.
- Ужасное зрелище, что и говорить, - сказал Генри. - Но это не отменяет того факта, что у Патриотов есть кое-какие правильные идеи, пусть они и осуществляют их весьма отвратительным способом. - Он насупился. - Кроме того… некоторым людям нравится смотреть на подобные вещи.
В глазах дяди Сиднея отразилось смутное изумление.
- Что?!
- А зачем тогда ты захотел посмотреть на это?
- Я не хотел смотреть на это…
- Это только слова…
В дверях появился Мастерсон и сказал:
- Трейси наконец заснула. Что там происходило? Опять Патриоты, да?
Райан кивнул.
- Они только что сожгли человека. Там, на улице.
Мастерсон поморщился.
- Чертовы психи. Если действительно надо избавиться от них, есть же множество законных процедур…
- Вот именно, - согласился Генри. - Незачем устраивать самосуд. Меня больше беспокоят эти их странные антикосмические настроения.
- Вот-вот, - отозвался Мастерсон. - Сколько раз им говорили, что в небе нет никаких враждебных объектов. Приводили десятки доказательств - и все равно они продолжают верить во вражеское нападение.
- А в этом не может быть какой-то доли правды? - робко вставила Джанет. - Ведь дыма без огня не бывает, а?
Все оглянулись на нее.
- Конечно, - согласился Мастерсон. - Но это крайне маловероятно.
Миссис Райан вызвала сервировочный столик, и все занялись кофе с тортом.
- Выпей, пока горячий! - не слишком любезно предложила миссис Райан.
Изабель Райан, вздрогнув, отказалась.
- Нет, Джозефина, спасибо. Мне кофе нельзя…
Джозеф и на поджала губы.
- Изабель неважно себя чувствует, - вступился за супругу Джон.
Райан, пытаясь все сгладить, улыбнулся Изабель:
- Ты совершенно права, надо быть осторожной.
По поведению Изабель все догадались, хотя никто не стал бы высказывать это вслух, что у Изабель наступил период, когда кажется, все хотят ее отравить. Теперь она будет есть только приготовленное своими руками.
Большинство из присутствующих прошли через это - кто раньше, кто позже. Лучше всего было не обращать на это внимания.
Почти все считали такие вещи абсолютной правдой. Все они знали мужчин и женщин, вообразивших, что они отравлены, и которые позднее умерли необъяснимой смертью.
- Кому-то придется сходить на очередной митинг Патриотов, - сказал Райан. - Узнаем, чего же они хотят.
- Это опасно, - жестко предупредил Джон.
- Все-таки хотелось бы знать, - пожал плечами Райан. - Всегда лучше исследовать явление, не так ли? О чем конкретно там говорят.
- Пойдем тогда все, - сказал Джеймс Генри. - Это безопаснее.
Его жены с испугом переглянулись.
- Правильно, - сказал Мастерсон. - Пора включить репортаж о съезде Ниммойтов в Парламенте. Нынешней ночью их правительство падет!
Пока смотрели по телевидению Ниммойтский съезд, улица бурлила все больше. Прошествовала какая-то группа с барабанами и трубами, но это уже никого не интересовало. Все смотрели телевизор до тех пор, пока в Палате общин не появился Президент и не объявил о своей отставке.
Глава 5
Ночью город был освещен заревом бесчисленных пожаров.
Райаны со своими друзьями, сидя за опущенными шторами, наблюдали за погромами с помощью большого - со стену - экрана телевизора.
Город был просто утоплен в крови.
Они пили кофе и смотрели, как люди падают под полицейскими дубинками, как юношей и девушек травят полицейскими собаками, слышали гиканье и крики грабителей, видели, как пожарная служба пытается справиться с огнем.
Они видели множество бунтов и пожаров в своей жизни, но никогда так много сразу. Поэтому поначалу все воспринимали слегка иронично.
Но по мере просмотра миссис Райан передвигалась все тише и тише, машинально предлагая кофе, сахар, закуски.
Наконец, когда она увидела охваченный пламенем ее любимый универмаг, уронила голову на руки и всхлипнула.
Миссис Райан была замужем уже четырнадцать лет.
Четырнадцать лет она выдерживала груз переменчивых настроений и амбиций своего сверхэнергичного мужа. Воспитывала детей, преодолела неприязнь к посторонним людям, самостоятельно решала почти все связанные с семьей проблемы.
Она всегда была на высоте.
Но сейчас выдержка покинула ее и она разрыдалась.
Райан перепугался.
Он подошел к жене, обнял и попытался успокоить, по Джозефина никак не могла остановиться.
Райан взглянул на большой экран телевизора: толпа бесновалась и била окна, вершина памятника, построенного в память Большого пожара 1666 года, была увенчана языками пламени.
- Уложи ее в постель, - сказал дядя Сидней. - Ничего полезного ты не можешь сказать или сделать. Ее убивает это зрелище. Отведи ее в спальню.
Все молча проводили взглядом чувствительную Джозефину, отправившуюся в постель вслед за находящейся в полуобморочном состоянии Трейси.
Ида и Фелисити Генри, наблюдая, как уводят хозяйку, тоже разволновались.
- Чем все это кончится? - с усмешкой поинтересовалась Фелисити.
- Ты становишься черствой, - заметил дядя Сидней.
- Могилой, если мы ничего не будем делать, - жестко сказал Джеймс Генри. Очевидно, он не услышал дядю Сиднея. - Могилой, - еще раз повторил он. - Что вы обе собираетесь предпринять, а? - Он издевательски рассмеялся прямо в бледные одинаковые личики своих худосочных жен.
Фред Мастерсон недоуменно переглянулся с дядей Сиднеем.
Перед ними был Генри - как всегда, жизнерадостный, как всегда, сидящий на стуле чуть наклонившись вперед. Пышноволосый, энергичный, всегда собранный мужчина…
Он агрессивно подался вперед, уставившись в лица своих изможденных жен, словно подключаясь к источнику их жизненных сил. Словно перехватывая ту энергию, которая должна была дойти до их худосочных тел, укрепить узкие спины, улучшить жидкие волосы, оживить тусклые глаза…
Представив это, дядя Сидней рассмеялся на всю комнату.
- Черт побери, над чем ты смеешься, Сидней? - осведомился Джеймс Генри.
Дядя Сидней, покачав головой, умолк.
Джеймс Генри пристально посмотрел на него:
- Что здесь смешного?
- Ничего, - сказал дядя Сидней. - Хорошо, что еще могу смеяться.
- Ну тогда смейся дальше. Валяй, приятель. Скоро заплачешь сраными слезами.
Сидней усмехнулся:
- Вот тебе и старые добрые ценности. Ты не забыл, что здесь присутствуют дамы?
- О чем это ты?
- Ну, когда я был молодым, мы не употребляли таких выражений при дамах.
- Каких таких выражений, старый дурак?
- Ты сказал "сраными", Джеймс, - ответил дяди Сидней.
- Ничего подобного я не говорил. Я не верю в… У мужчины должен быть весьма ограниченный словарь, если ему приходится прибегать к подобным ругательствам. Что ты пытаешься доказать, Сидней?
В глазах дяди Сиднея снова мелькнуло удивление.
- Забудем об этом, - произнес он наконец.
- Ты что-то хотел предпринять?
- Нет, ничего я больше не хочу, - сказал дядя Сидней.
Телекамера перескакивала с одной сцены на другую. Пожары сменялись сценами погромов. Погромы сменялись пожарами…
Джеймс Генри обернулся к своим женам:
- Я сказал что-нибудь предосудительное?
Те разом отрицательно покачали головами.
Он снова мрачно вперил взгляд в дядю Сиднея.
- Вот видишь!
- Хорошо. Все в порядке. - Дядя Сидней отвернулся от него.
- Я доказал, что ничего такого не говорил! - повторил угрожающе Джеймс Генри.
- Достаточно убедительно.
- Вот свидетели! - Он ткнул пальцем в жен. - Они подтвердили.
- Разумеется.
- Что ты хочешь сказать этим "разумеется"?
- Я хочу сказать, что верю тебе. Извини. Я, наверное, ослышался.
Джеймс Генри ухмыльнулся:
- Мог бы извиниться перед всеми.
- Я приношу извинения всем вам, - произнес дядя Сидней. - Всем вам.
Райан, стоя в дверях, хмуро наблюдал за этой сценой. Потом перевел взгляд на Иду… Фелисити… Фреда Мастерсона. Затем посмотрел на телеэкран.
Там не было ничего особенно нового. Было жутко и казалось нереальным. Точнее, мало что хоть отдаленно походило на реальность.
Райан пошел к телевизору, чтобы выключить его, по вдруг остановился. Внезапно его охватило чувство, что, если повернуть выключатель, исчезнет не только телевизионное изображение, но и все, что находится в комнате.
Он содрогнулся, переполненный страхом и безнадежностью. Охваченный депрессией. Переполненный сомнениями.
Какой мерзкий день.
На самом деле этот день - в некотором роде исторический, подумал он. Поворотная точка в истории страны - а может быть, и в мировой истории.
Возможно, это было началом нового Средневековья.
Он вздохнул и протянул руку к выключателю…
Глава 6
Райан удобно располагается в своей маленькой каюте, перед мягко мерцающим экраном телевизора; голоса произносят реплики на иностранном языке, и он помимо своей воли впадает в дремоту.
Конечно, он знал, когда выбирал фильм на чужом языке, что этим все и кончится. Знал, но не хотел признаться в этом.
Терзаемый кошмарами во время положенных часов сна, каждое утро просыпающийся в поту, порой не в состоянии даже вспомнить то, что видел во сне, - Райан отчаянно нуждается в отдыхе.
Удары сердца и толчки крови - барабаны жизни - смутно, приглушенно заполняют его сознание…
* * *
Райан находится в большом зале.
Танцевальная площадка тускло блестит.
Слабо светят канделябры.
Они испускают голубоватый свет.
Стены декорированы черными лентами.
На стенах на уровне глаз висят маски.
У этих масок человеческие лица.
ПРОДОЛЖАЕМ ДВИЖЕНИЕ МЕАЖЛОДОРП
Корабль держит курс на Мюнхен. Движется чуть медленнее скорости света.
Корабль летит на Мюнхен.
Я ЗНАЮ, ЧТО Я DES…
DES SCIENCES - H1STOIRE DES SCIENCES - H1STOIRE DES SCIENCES…
ОДНАКО ЭТО ПРАВДА
Я ХОЧУ РАССКАЗАТЬ
ЛЮБОМУ, КТО ПОЖЕЛАЕТ ЗНАТЬ (незачем рассказывать - некому рассказывать - это неважно…)
ПРОДОЛЖАЕМ ДВИЖЕНИЕ МЕАЖЛОДОРП
КУДА?
* * *
В танцзале у масок человеческие лица. Лица, искаженные злобой, похотью и алчностью.
Одна из масок - дико искаженный лик его Джозефины. А вот и лицо его младшего, Александра; рот открыт, глаза пусты… Идиот, пускающий слюну.
Пары кружатся под монотонную музыку. Темп ее замедляется, и люди двигаются все медленнее и медленнее. Они одеты в темное. У них жесткие, резко очерченные лица - практичный, эгоистичный, упитанный средний класс. Это весьма состоятельные люди.
Их глаза прикрыты круглыми солнечными очками. Высокие окна в конце зала смотрят в черноту. Музыка замедляется, мужчины и женщины кружатся медленнее, так медленно, что почти совсем не двигаются.
Музыка стихает.
Медленно нарастает барабанный бой.
Затем он стихает, а музыка становится похожа на панихиду.
Барабан бьет громче, музыка оживляется.
Звучит высокий, пронзительный крик, который не прерывается в продолжение всей панихиды.
Барабан бьет быстрее, музыка ускоряется…
Пронзительные крики становятся громче.
Танцующие сбиваются в кучу к центру зала, обращая к окну свои круглые черные глаза. Они тихо переговариваются между собой.
В НОЧЬ ЯРМАРКИ ПРОИЗОШЛА АВАРИЯ В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
НОЧЬЮ В МАЕ АВАРИЯ
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
В МАЙСКУЮ НОЧЬ АВАРИИ
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
КТО-ТО МОЖЕТ АВАРИЯ
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
КТО-ТО МОЖЕТ ДОПУСТИТЬ
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
КТО-ТО БУЛАВОЙ
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
КТО-ТО ТУЗАНУЛ
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
КТО-ТО
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
КТО
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
ТО
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
О
В.: В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ ТОЧНАЯ СУЩНОСТЬ КАТАСТРОФЫ?
ОТВЕТА НЕТ
ОТВЕТА НЕТ
ОТВЕТА НЕТ
КОНЕЦ СЕАНСА. СОТРИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ВСЮ ПРЕДЫДУЩУЮ АХИНЕЮ И СДЕЛАЙТЕ ПЕРЕЗАГРУЗКУ, ЕСЛИ НЕОБХОДИМО.
* * *
Они все еще смотрят в окно.
Райан с женой и двумя детьми стоят перед окном. Одной рукой он обнимает Джозефину, другой охватывает плечи мальчиков.
В толпе разговаривают о них. Райан ощущает страх за жену и детей. Толпа все более возбуждается…
Пронзительный крик на фоне музыки все громче, пение назойливее, барабан бьет быстрее, быстрее, быстрее…
* * *
КОРАБЛЬ ДЕРЖИТ КУРС НА МЮНХЕН.
ДВИЖЕТСЯ ЧУТЬ МЕДЛЕННЕЕ СКОРОСТИ СВЕТА.
КОРАБЛЬ ДЕРЖИТ КУРС НА МЮНХЕН.
* * *
СОСТОЯНИЕ В НОРМЕ
СОСТОЯНИЕ В НОРМЕ
СОСТОЯНИЕ В НОРМЕ
Лампочка вспыхивает и гаснет, словно стараясь предупредить его о чем-то, а не успокоить. Он хмуро смотрит на большую табличку под ней. Неужели что-нибудь не в порядке с погруженным в сон экипажем? Что-то, чего он не заметил? Что-то, чего не зарегистрировали приборы?
* * *
Райан, проснувшийся в поту, невидяще упирает взгляд на крошечные плоские фигуры на телеэкране.
Во всем теле слабость, во рту пересохло.
Он облизывает губы и громко вздыхает.
Потом, стиснув зубы, выключает телевизор и покидает каюту.
Его шаги эхом отдаются в коридоре.
Он подходит к крохотному отсеку с длинной белой кроватью, устраивается на ней, привязавшись ремнями, и получает сеанс массажа.
По окончании сеанса у него болит все тело, а в голове ничего не проясняется. Теперь Райану пора есть. Он возвращается в свою каюту и принимает пищу, не ощущая никакого вкуса.
Закончив, отодвигает крышку иллюминатора и смотрит через это подобие окна в огромное пространство космоса.
Какую-то секунду ему кажется, что там, снаружи, в пустоте, он видит темную фигуру. Он торопливо протирает глаза и пристально всматривается в звезды.
Планету, к которой он направляется, разглядеть нельзя. Три года он уже находится в космосе. И будет еще два. Пока еще не видна цель путешествия. У него есть только слово, данное астрофизиками, что она существует и может поддержать те тринадцать жизней, что несутся к ней. Планета звезды Барнарда, Мюнхен 15040.
Он один в космосе. Командует этим кораблем и двенадцатью жизнями. И больше половины пути уже позади.
Воспоминание о том, что он совершил, накатывает на Райана. Кроме страха, кроме мучений, вызванных одиночеством, он ощущает гордость. Он закрывает "иллюминатор", оставляет каюту и идет в отсек управления выполнять свои обязанности.
Но он не может освободиться от томительного чувства подавленности, от ощущения чего-то не сделанного…
Это ощущение невыполненной задачи заставляет Райана работать еще интенсивнее.
Он заново прогоняет тесты на компьютере. Он инспектирует приборы, перепроверяя каждый, чтобы удостовериться в точности показаний.
Все в идеальном порядке.
Он ничего не забыл.
То чувство почти исчезает.
Глава 7
Прочитав отчет в компьютер, Райан идет к пульту под экраном и открывает выдвижной ящик, где лежит красный бортжурнал, готовый принять его заметки. Он садится за свой стол и, мурлыча песенку, выполняет кое-какие расчеты. Работает механически, но быстро. Наконец, удовлетворенный, завершает работу.
Теперь у него есть пятнадцать свободных минут. Он опять извлекает из ящика красный бортжурнал, проводит черту под своим официальным рапортом и пишет:
"Один в корабле, я испытываю взлеты и падения эмоций, не закаленных необходимостью менее механической работы, чем та, которую я выполняю, не отвлекаемый присутствием остальных".
Он перечитывает написанное, хмурится, пожимает плечами, продолжает:
"Это причиняет глубокую боль и делает меня добычей собственных чувств. Это также доставляет и большую радость. Час назад я вглядывался через иллюминатор в бесконечные пространства и припомнил, что я, что все мы, как группа, сделали для своего спасения. Мой ум возвращается назад, туда, - чем мы были в прошлом и чем будем в будущем".
Перо Райана повисает над страницей. Он делает пишущие движения над журналом, но не в состоянии облечь мысли в слова.
Наконец сдается, проводит еще одну черту под записью, захлопывает журнал и убирает его в ящик.
Потом передумывает, достает обратно и продолжает торопливо писать:
"Мир болен и даже наша компания была затронута недугом. Мы не остались незапятнанными. Мы продали некоторые наши идеалы. Но, может быть, разница была в том, что мы сознавали, что продаемся. Мы понимали, что делаем, и потому оставались разумными, когда почти все остальные впали в безумство.
Правда также, что мы стали в какой-то мере равнодушны к ужасам вокруг нас, отгородились от них - даже оправдывали какие-то из них, - даже смешивались со всем стадом время от времени. Но у нас была цель - наше ощущение предназначения. Это поддерживало нас. Я, однако, не отрицаю, что иногда поддавался и совершал поступки, о которых сейчас склонен сожалеть. Но, может, это и стоило того. В конце концов, мы уцелели!
Может быть, других оправданий и не нужно.
Мы сохранили наши головы и сейчас летим колонизовать новую планету. Дать начало новому обществу с более чистыми, достойными, разумными принципами.
Пусть циники думают, что это недостижимый идеал. Со временем все станет так же плохо, скажут они. Что ж, может быть, и не станет. Может быть, на этот раз мы на самом деле сумеем построить разумное общество!
Ни один из нас не безупречен. Особенно эта компания! Все мы ссоримся, у всех есть качества, которые другие находят раздражающими. Но суть в том, что мы - семья. Будучи семьей, мы можем спорить, в чем-то сильно расходиться - даже в какой-то степени ненавидеть друг друга - и все-таки выжить.
В этом наша сила".