- Вышвырните на улицу этого попрошайку! - бросил он двум то ли сыновьям, то ли племянникам, во всяком случае, явное семейное сходство с жабами проглядывало в обоих. Подумав, добавил: - Только вы это… не очень-то!.. А то знаю я вас… А много ли такому задохлику… возись потом с покойником…
Рухнувший обратно на лавку Конан еще успел подумать, что огромная жирная жаба, угодливо копошащаяся где-то на уровне твоего пояса и ниже, выглядит почему-то совсем иначе, чем такая же огромная жирная жаба, над тобой нависающая. Особенно, если жаб этих две. И намерения у них… А потом его сгребли за шиворот, проволокли до выхода - еще одно непривычное ощущение - волокли его практически на весу, носки сандалий пола почти что и не касались! - и вышвырнули в придорожную канаву.
Бить не стали, послушные мальчики - так, пнули слегка пару раз, для приличия, да раскачали на пороге, чтобы отлетел подальше…
Воды в канаве не было - лето в этом году было на редкость засушливым. Отплевавшись от набившейся в рот пыли, Конан сел. Вытер руки обрывками куцего плащика. Холодея от ужаса, осмотрел их - теперь уже обе.
Левая ничем не отличалась от правой - такая же бледная, тощая и жалкая. Впрочем, торчащие из-под плаща грязные ноги выглядели ничуть не лучше. Остальное было милосердно прикрыто от взоров непривычной одежонкой типа укороченных штанов и обнаруженной под плащом рубахи странного покроя, но что-то подсказывало Конану, что и там он вряд ли обнаружит что-либо утешительное. Впрочем, он не привык верить кому бы то ни было - или чему бы то ни было - без немедленного предъявления веских доказательств. А потому, нахмурившись, принялся распутывать сложную шнуровку этой странной рубахи.
- Если господин варвар имеет намерение раздеться, я бы посоветовал ему отойти немного подальше. Да вон, хотя бы в ту вон рощицу! А то местные сельские жители - народ простой, они могут неверно истолковать… оскорбиться даже. И тогда - точно побьют. Может быть даже - камнями.
Голос показался знакомым. Да и в словах говорившего был резон - местный трактирщик считал себя человеком прогрессивных взглядов, а потому содержал при постоялом дворе небольшую храмовину. Маленькую, но вполне настоящую, с призванными изображать священный сад тремя чахлыми кустиками перед входом и даже одним настоящим престарелым друидом, согласным работать только за угол и кормежку. Располагалось все это прямо напротив постоялого двора. Через дорогу. И потому, начни Конан тут разоблачаться до гола, как намеревался было по запарке, да к тому же еще и - спиной к храму, это действительно могли бы посчитать святотатством. И отреагировать соответственно.
Конан затянул шнуровку у горла и обернулся.
Сидевший в небрежной позе на придорожном камне мужчина показался смутно знакомым. Был он огромен и вызывающе хорош собой. Нет, вовсе не был он красив изнеженной красотой придворных городских щеголей - хорош он был именно как мужчина. А, значит - охотник. Воин. Боец.
Короче - варвар.
Возможно даже - киммериец, не зря же акцент его показался вдруг таким смутно знакомым.
Выгоревшие на солнце волосы соотечественника небрежно собраны были на мощном затылке в хвост, которому позавидовал бы любой зиндоранский жеребец. Светло-голубые глаза на до черна загорелом лице смотрели с насмешливой уверенностью в способности их обладателя справиться с любыми жизненными неприятностями, буде такие встретятся на его пути. Горделивая осанка выдавала привычку подолгу держаться в седле, мощные руки были небрежно скрещены на широченной груди, крест на крест перетянутой широкими кожаными ремнями поверх стеганого жилета - это, кстати, выдает человека не только опытного, но и предусмотрительного. В многочисленных кармашках подобных ремней много чего полезного спрятано быть может, да и жилеты эти - тоже вещь с секретом, Конан и сам предпочитал именно такие, удобная штука в пути… Босые ноги попирали придорожную пыль мощно и уверенно, широченные штаны были закатаны до колен, а выше обтягивали бедра, словно влитые, несмотря на всю свою непомерную ширину - слишком уж крупны были бедра эти, размером с торс обычного среднего мужчины, не меньше. Даже сидя выглядел он высоким, даже широкие мощные плечи его рост не скрадывали ничуть.
Но внимание Конана привлекли именно руки. Хорошие такие руки. Мощные, сплошь покрытые вздутыми буграми стальных мышц и перевитые защитными ремнями из кожи каменного варана. Обожженные и продубленные ветрами и солнцем тысяч и тысяч дорог. Руки настоящего мужчины.
Его, Конана, руки.
Он мог не узнать своего лица - не так уж часто приходилось видеть, да и зеркала, что водные, что новомодные бронзовые, особой точностью изображения не отличаются. К тому же, что он - девица на выданье, чтобы на свое отражение любоваться? Бриться - и то на ощупь очень даже удобно, навострился ежели.
Но руки - дело иное. Их он видел каждый день. По многу часов подряд. Сжимающие оружие или чье-то горло, напряженные или спокойные, ловко управляющиеся с хитроумными замками и не менее хитроумными женскими одежками… Ежедневно… С самого раннего детства в кузнице своего отца-оружейника…
Их не узнать он просто не мог.
А значит…
Значит, перед ним, вольготно развалившись на придорожном камне, сидит наглый вор. Вор, каким-то непонятным образом сегодня ночью укравший его тело. А теперь вернувшийся, чтобы над ним же еще и посмеяться…
Конан знал лишь один способ обращения с ворами подобного сорта…
Зашипев на вдохе и нехорошо оскалившись, он рванулся вперед, намереваясь одним ударом сбросить наглого вора с его насеста в придорожную пыль - и был опрокинут ударом горячего ветра в грудь.
- Вижу, господин варвар, что память к вам так и не вернулась, - сказал вор сочувственно, - держите! Полагаю, это способно помочь…
И он протянул Конану приятно булькнувшую флягу.
Это был маг.
Тот, вчерашний, - теперь Конан узнал его по манере говорить, раньше сбивал с толку собственный голос - красивый и низкий, словно из глубокой бочки, он искажал речь до полной неузнаваемости.
Это был тот самый маг.
Тот, вчерашний, показавшийся поначалу почти что приличным человеком.
И маг этот наверняка сейчас применил по отношению к Конану какие-то свои магические штучки. Иначе чем можно было бы объяснить то обстоятельство, что Конан не только безропотно взял протягиваемую ему флягу, но и выпил ее всю, до донышка - точно так же безропотно. Хотя еще совсем недавно пришел к твердому убеждению, что пить с магами - последнее дело…
Вино у мага было хорошее. Офирское, темное и густое. С пряным и чуть горьковатым запахом степных трав. И, возможно, именно привлеченная этим соблазнительным ароматом, блудная память решила наконец-таки вернуться.
Память - она, конечно, женщина.
Только вот вернуться она решила как-то очень уж по-мужски…
Так возвращается в свой гарнизон пьяный в сосиску наемник, избивая всех встречных и поперечных только потому, что в шляпе они, или же наоборот - без шляпы. Так возвращается домой из длительного отсутствия по торговым делам муж, которому все и во всех подробностях уже успели понарассказывать доброжелательные не в меру соседи…
Первое, чему учат гладиаторов на арене - это держать удар. Уметь правильно держать удар порою важнее, чем уметь правильно держать меч - те, кто не понял этого сразу, на арене просто не выживали. В первом же бою и гибли. От первого же удара, держать которого не умели. Зачастую - так и не успев даже разок мечом взмахнуть.
Конан - выжил.
И потому сейчас не схватился руками за голову, не взвыл благим матом, не застонал сквозь зубы. Просто лицом закаменел.
Не воровство это было.
Спор.
Честный спор. Даже с привлечением в свидетели всех четырех стихий, что в простых спорах применялось редко, но зато давало абсолютную гарантию честности обеих сторон. Не прикопаешься.
И некого обвинять, кроме себя самого да гнусного трактирного пойла. Как младенца, на "слабо" взяли! "А слабо вам, господин варвар, безо всей вашей знаменитой варварской силы, немеркнущей славы и удачи немеряной хотя бы разок…" - "Кому слабо?!! Мне - слабо?!!"
Вот же влип…
- Полегчало?
Маг смотрел вроде бы доброжелательно и даже слегка как бы сочувственно. Но Конан каким-то звериным чутьем ощущал затаившуюся на дне светло-голубых глаз - своих глаз!!! - издевку. Сощурился. Вздернул подбородок - в некоторых странах именно такое движение головой служит эквивалентом утвердительного кивка, если маг опытный, то поймет правильно. Сам же кивок был слишком похож на уважительный поклон, а проявлять уважение именно сейчас и именно к этой персоне Конану хотелось всего менее.
- Условия?
- Но мы же, казалось, вполне обстоятельно уже договорились обо всем сегодня ночью? - маг недоумевающее заломил бровь и теперь смотрел на Конана, словно ожидая подтверждения.
Но Конан молчал и глядел магу точно в переносицу.
Глядел недобро.
Маг занервничал.
- Хорошо, хорошо, если господин варвар желает, я вполне могу и повторить еще раз… Специально для господина… э-э… варвара. Мне не трудно. Если господин варвар помнит, то ночью у нас зашел спор о том, насколько всем известные знаменитые и неподражаемые таланты господина варвара зависят от грубой физической силы. Я позволил себе утверждение, что, будучи лишенным оной силы, господин варвар не сможет справиться с предстоящим ему очередным заданием. Даже таким простым, каковое было поручено господину варвару на данный… э-э… момент. Господин варвар категорически возражал. Мы заключили пари. На время пари мы обмениваемся телами. Подчеркиваю - только на время пари, независимо от его результатов. Мне мое тело, знаете ли, дорого… для определения победителя встречаемся здесь же, ровно через неделю. Господин варвар сам настаивал именно на таком сроке, но я не хочу быть мелочным, и потому буду ждать еще около месяца - мало ли какие сложности у господина варвара могут… э-э… возникнуть… Если господин варвар успеет за это время и при таких условиях справиться с порученным ему заданием, что очень сомнительно, я обязуюсь выполнить любое его желание. Подчеркиваю - любое. Если же загаданное господином варваром желание окажется мне не под силу, что еще более сомнительно, я заменю его магической отработкой, поступив в полное и единоличное владение господина варвара сроком на один год. Если же выигрываю я - господин варвар оказывается уже в моем полном и единоличном владении. На тот же срок. Полагаю, это справедливо?
Конан стиснул зубы так, что зазвенело в ушах, а во рту появился неприятный привкус эмалевой крошки. Зубы у мага были так себе. Хилые зубы потомственного горожанина, слегка поддержанные магией, но и только.
- Вполне. Гарантии?
- Пари разбито при помощи всех четырех стихий, неужели господину варвару этого мало? Или… господин варвар просто не помнит?..
Конан поморщился - он помнил.
- Ну что ж… тогда - желаю удачи, господин… э-э… варвар… - маг насмешливо отсалютовал Конану, легко поднял огромное мощное тело с камня и пошел себе по дороге, словно обычный путник.
- Маг! - сказал Конан ему в спину, когда их разделяло шагов десять.
Негромко так сказал.
Но маг вздрогнул, как от неожиданного удара - столько ненависти удалось вложить Конану в это короткое слово.
- У меня есть имя, маг.
Маг обернулся. Еще раз отсалютовал, уже не скрывая насмешки. Развел мощными руками.
- Это имя принадлежит этому телу, господин варвар. Так что в данный момент у вас нет имени…
* * *
Задание действительно на этот раз было не очень сложным. Во всяком случае - казалось таким еще вчера…
Эсаммех, выполняющий при путешествующем инкогнито шахиншахе Султанипура обязанности то ли проводника и переводчика, то ли доверенного слуги, разыскал его три дня назад очень вовремя. Еда давно закончилась, вино тоже куда-то делось, две портовые девки-хохотушки, подцепленные Конаном по случаю успешно провернутого дельца, видя такие обстоятельства, последовали его примеру, а неблагодарный хозяин гостиницы как раз вызвал отряд городской стражи для выдворения переставшего быть платежеспособным постояльца из забаррикадированного им номера.
Стража эта теперь топталась внизу, там, куда Конан некоторое время назад уронил с лестницы огроменный сундук из железного дерева. Кстати сказать, затаскивали этот сундук на второй этаж шестеро портовых грузчиков, четверо из которых были чистокровными орками, а двое - орками на половину. И потребовалось им на это пять монет полновесного серебра и почти целый день времени.
Конан справился один.
За три с половиной минуты и совершенно бесплатно.
Сундук был очень крепкий - на то оно и железное дерево. На нем даже трещины не возникло. Чего, конечно, нельзя было сказать о гостинице, поскольку полы, стены и лестница ее были отнюдь не из железного дерева. Хлипкие такие полы да стены были, ненадежные - по сравнению с полновесным сундуком два на два, вырубленным каким-то умельцем из цельного железно-древесного ствола…
Вот и проломил сундук ненадежные половицы эти, словно картонные, уйдя в подгостинничную землю чуть ли не на половину, а заодно и смахнув весь нижний пролет ведущей на второй этаж лестницы, словно его тут и не было никогда. Что, конечно же, существенно затрудняло горячее намерение стражи на второй этаж подняться. А заодно и несколько понижало температуру этого самого намерения. Они, стражники эти, пожалуй, и вообще предпочли бы покинуть гостиницу, оставив хозяина самого разбираться со своими проблемами и постояльцами, если бы не маячила в гостиничных дверях непробиваемым заслоном мрачная фигура сержанта.
Так что злые и перепуганные стражники топтались себе внизу, раздираемые внутренними противоречиями и никак не способные решить, кого же они все-таки опасаются больше, а Конан, злой и голодный, в предвкушении веселой разминки поглядывал на них сверху, попутно размышляя над тем, чего бы еще такого на них уронить.
В этот момент Эсаммех и появился - маленький, седенький, с козлиной бородкой и льстивыми манерами, кланяющийся через слово и растягивающий все многочисленные морщины своего невероятно сморщенного лица в вечной беззубой улыбке от уха до уха.
Он непрестанно что-то говорил, улыбался и кланялся, кланялся, кланялся… Он кланялся всем - сержанту, хозяину гостиницы, оторопевшим служкам, Конану, стражникам - всем вместе и каждому в отдельности. И буквально через десять минут все оказалось как-то улажено.
Стража ушла, вполне удовлетворенная - сержант был вполне удовлетворен позвякиванием в собственном кармане, а простые стражники - сохранностью собственных зубов и шей. Вполне удовлетворенный хозяин, карманы которого тоже слегка потяжелели, скрылся в глубине служебного помещения, на верх при помощи лебедки был подан обед, вполне удовлетворивший Конана, и вполне удовлетворенные неожиданной и хорошо оплаченной работой столяры занялись тем, что осталось от лестницы.
* * *
После обеда настроение Конана обычно менялось к лучшему. Особенно, если обед этот соответствовал его понятиям о достойной трапезе настоящего варвара. А, может быть, настроение тут вовсе и не при чем было, просто лень становилось шевелиться после действительно достойного обеда. Как бы там ни было, но, благодушно рыгнув, Конан согласился принять шустрого старичка. Принять и выслушать, чего он там сказать или же предложить желает. Просто принять и выслушать - ничего более…
Вот тут-то и выяснилось, что высказываться и предлагать старичок этот желает вовсе не от своего имени.
Выяснилось, правда, не сразу - оказавшись на втором этаже и даже в занимаемой Конаном комнатушке, старичок по-прежнему улыбался, кланялся и говорил, говорил, говорил… Говорил он много и цветисто. И, вообще-то, правильно вполне говорил, разобраться ежели. Говорил он о славных старых временах, когда жили настоящие герои, покрывшие себя неувядающей славой. О сложности нынешних времен для настоящего достойного человека - времен скучных и бесцветных, когда настоящие герои вынуждены наниматься в охранники к разжиревшим купчишкам или служить в городской страже, а возможности по-настоящему проявить себя выпадают так редко и далеко не каждому из них. О том, что человек, сумевший сегодня заслужить подобную славу, славен куда более своих славных предшественников, живших во времена, когда славу эту заслужить было не в пример проще.
Про самого Конана он тоже говорил.
И тоже правильно.
О славе его великой упомянул чуть ли не в первой же фразе, о том, что равных ему нет ныне под этим небом ни в доблести, ни в хитрости, ни в силе духа, не говоря уже о силе физической.
Нет, говорил он все вроде бы правильно. Только вот минут через двадцать Конан поймал себя на том, что засыпает, убаюканный плавно текущими восхвалениями. И уже даже, кажется, успел разок всхрапнуть.
Это его слегка рассердило.
И потому он демонстративно громким зевком прервал очередную многословную тираду и приказал старичку отвести себя к хозяину. Поскольку он, Конан, переговоров о важных делах со слугами не вел отродясь, а подобное шустрое и цветистословное трепло никем, кроме обычного слуги, быть просто не могло.
Ну, разве что - не совсем обычного слуги, а доверенного…
Он понял свою ошибку меньше чем через час, будучи приведенным шустрым многословным старичком в уединенный дом на самой окраине Шадизара - оказывается, подобная трепливость могла быть свойственна не только слуге. Пусть даже и доверенному.