- Уж не мировое ли господство?
- В числе прочего.
- Намерены ли "Предстоящие свету Люциферову" заниматься партийным строительством?
- Партии всего лишь выполняют волю тех, кто их прикармливает.
- Значит?…
- Нет.
- А строительством церковно-религиозным?
- Храм Пресветлого Князя Люцифера-Прометея существует в сердце каждого уверовавшего. Мы не дистанцируемся от народа и не узурпируем право прямого контакта с высшими силами подобно жречеству официальных религий.
- Вы сами, Сергей Сигизмундович, как врач, как ученый, верите ли в пришествие Вельзевула на Землю? Только честно.
Гойда качнул головой. Потом поставил локти на стол, сцепил пальцы и опёрся на них подбородком. Потом вытянул губы трубочкой, и глаза его замутились. Потом он выпрямился, разгладил бородку, потёр мизинцем переносицу и сказал:
- В молодости и позднее, работая практикующим врачом-психиатром в клинике для душевнобольных, я насмотрелся всякого. Кое-чего и врагу не пожелаешь. Среди абсолютного большинства однозначно болезненных отклонений психики или симуляций разной степени достоверности встречались временами инверсии совершенно необъяснимые. Скажем, человек, аккумулировавший эмоции окружающих. Обычный алкоголик, поступивший к нам по заявлению жены с "делириум тременс", белой горячкой. Его удивительную особенность первым заметил и описал я, мои исследования сразу же засекретили, но не о том речь. Мы помещали его в палату к "буйным", и "буйные" мгновенно успокаивались. А он, "поглотив" их исступление, ненадолго терял сознание. Впрочем, без заметных последствий. Захваченные экспериментом, мы не сумели вовремя остановиться. Когда он умер от эмоциональной "передозировки", и хранилища накопленных им пси-энергий разом распахнулись, лечебница превратилась в настоящий и очень опасный сумасшедший дом. Мы вынуждены были вызвать войска, в больных стреляли… К чему это я? Да к тому, что психический мир человека не познан ещё, наверное, и на один процент. А психический мир человечества в целом - кто его изучал вообще? Так, баловались только. А ведь это грандиозная сила. Страшная сила. Она сделает управляющего ею поистине непобедимым. Феномен Наполеона, Гитлера, Сталина, Мао показывает - оседлать её принципиально возможно. Однако названные личности явились всё-таки скорее счастливыми исключениями, а их вознесение в фокус духовной мощи было почти случайным. Кроме того, ограниченным одной, много десятком наций. Сотней миллионов, много полумиллиардом психодоноров. Бурление духа остального человечества уходило в пар. Наша цель - объединить человечество, и тогда оно само создаст, материализует для себя Господина Люцифера. Плоть от плоти своей. Вы станете им. Я. Вон тот мальчик в студии - посмотрите, как горят его глаза! - или ваш оператор… Возможно, питаемый такими соками, грядущий Прометей даже сумеет стать бессмертным. Сумеет превратить своё слабое физическое тело в сверхтело, в тело-Идею.
Гойда умолк. В студии раздались громкие хлопки, почти аплодисменты. Особенно старался один юноша. По-видимому, тот самый, предназначенный в будущие вожаки рас и народов. Камера специально приблизила его лицо. Глаза его, действительно, пылали.
- Впечатляет, - сказал ведущий. - Но как вы сумеете объединить человечество? Увлечёте картинами будущего благоденствия? Этаким коммунизмом с дьявольским лицом, да? По-моему, это утопия похлеще христианского царства праведных в конце веков. Фантастика же чистой воды. Ненаучная.
- Сумеем, - сказал Гойда. - Будьте уверены. Зёрна брошены и процесс, простите за банальность выражения, пошёл. Кроме того, учтите, нас не волнуют сейчас экономические проблемы, этнические проблемы, проблемы семейные и тому подобные, коим несть числа и которые губили величайшие империи в истории Земли. Мы собираем, аккумулируем психическую энергию, как описанный мною бедолага-алкоголик аккумулировал эмоции - и только. Когда время придёт и хранилища распахнутся, Люцифер станет явью.
- Вот как? Может быть, - спросил ведущий, - вы посвятите нас в технические подробности такого аккумулирования? В вашем распоряжении есть какие-то аппараты-накопители? Люди-накопители? Или что-то ещё?
- А вот уж это, простите, наш секрет, - сказал Сергей Сигизмундович Гойда, вставая из-за стола и отстёгивая с лацкана пиджака микрофон. - Я и без того сказал много. Благодарю всех за внимание. До свидания…
- Последний вопрос! - воскликнул ведущий. - Ваш Владыка, - он, надо полагать, подвизается в роли тирана? Сверхтирана?
- Увидите. Ждать осталось недолго, - ответил Гойда. - Совсем недолго.
СОПУТСТВУЮЩИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
На экране высветилось сообщение: "Оплата принята". За ним следующее, извещающее, что авиакомпания "Люфтганза" горячо благодарит господина Кравченко за то, что он решил воспользоваться её услугами, а также надеется видеть его своим клиентом и в дальнейшем.
- Решил и воспользуюсь, - удовлетворённо заявил Яков Кравченко мирно спящему Люсьену, после чего перечитал надпись вторично. Нет, текст не изменился, чего он (грешен, грешен, не до конца верил в честность фрекен Фергюссон и тех, кого она неявно представляет) слегка побаивался. Не появилось грозных предупреждений, что счёт истощен, заморожен, не существует вовсе или того хуже - арестован. Счёт существовал, признавал хозяина, признавал сообщенный фрекен Фергюссон пароль. Он готов был немедленно оплачивать хозяйские покупки и радовал хозяйский глаз информацией о собственном не слишком объёмном, зато твёрдом наполнении.
Яков откинулся на стуле и блаженно потянулся. Бог мой, наконец-то! Уже послезавтра вечером он будет в Риге, следующим утром в Стокгольме, а дальше - дальше весь мир ляжет у его ног. А начнёт он, скорее всего, с Амстердама.
"Каналы! - подумал он с восторгом. - Мосты, набережные. Прелесть какая! Обожаю каналы. Вот ведь не видел ни разу толком, ладоней, как говорится, не окунул, а жить без них не могу, кажется. Да и наших унижать в славном городе Амстердаме никому не придёт в голову. Тоже, знаете ли, немаловажно. Ах, скорей бы! Скорей бы…"
Оставшиеся дела с фрекен Фергюссон закончит Алёшка. Дела-делишки, покачал Яков головою. Вспомнить смешно, как я напугался, как обмер, когда этот по-дикарски красивый мальчик-атлет, этот самовлюбленный и небесталанно, быть может, но очень уж как-то по-сельски, очень уж как-то по-провинциальному суперменствующий Филипп спросил, не шпионы ли мы. Разумеется, он всего лишь шутил, наивное дитя природы! Шутил, не зная, насколько близок к истине. Впрочем, можно ли назвать шпионажем покупку у пропойки-пенсионера за три бутылки водки дискеты с документацией да пригоршни крошечных деталек? Ну, выпускались они в былые времена здешним заводом, тогда ещё секретным, и что? Кому они нужны сейчас кроме фрау Фергюссон? То-то и оно, что никому.
Мысли его привычно перескочили на друга. Ах, Алёшка, Алёшка! Представить, казалось бы, невозможно, однако факт: этот блаженный напрочь отказался уезжать. Он, видите ли, ещё не закончил исследования! И он, видите ли, влюбился! Его, знаете ли, нимало не волнует, что преодолеть в глазах возлюбленной сложившуюся репутацию гомосексуалиста будет крайне сложно. Как не волнует и то, что предмет его воздыханий вполне счастлив - а правильнее, счастлива - в замужестве. Будьте покойны, он не боится сложностей. Он обожает со сложностями бороться - и побеждать их, разумеется. Смог же он получить (справедливости ради: не настолько это оказалось и сложным) устойчивые формы "А" и "Д"! И не просто получить - привить, успешно привить двум лабораторным мышам, кролику по кличке Плейбой IV и коту Люсьену.
Вон он, Люсьен, пожалуйста: жив - здоров. Преспокойно дрыхнет, зверюга, имеет отменный аппетит и завидный сексуальный темперамент, чему свидетельницы все половозрелые кошечки в округе. Обычный с виду котик. А когда пожелает, в момент растворится, исчезнет, и только с помощью покадрового просмотра видеозаписи следящей камеры можно разглядеть: тут он, тут, никуда не делся. Просто стал настолько быстр в движениях, что практически не воспринимается человеческим зрением. Кстати, сила у него, похоже, возрастает пропорционально скорости. Вольеру он, между прочим, разворотил в первые секунды после прививки и, кажется, даже не заметил того. Что он вытворял тогда, что вытворял! Жуть. Сейчас приспособился, аккомодировал. Играет со временем, как с мышью. Фантастика! Сбежать мог бы в любое время, но не бежит, понимает, что здесь жизнь сытая. Кроме того, действие "акселерина" существенно уже ослабело. Хоть и не совсем ещё прекратилось. У-у-у, бандит рыжий!… Люблю котов - не меньше чем каналы Амстердама, наверное. Плейбой IV тоже не бежит, только тут другое. Попробуй-ка побегай, когда температура тела снижена до тридцати и четырёх десятых градусов Цельсия, сердцебиение замедлено до одной пульсации в сто двенадцать секунд, а нервные реакции далеко отстают от черепашьих. Благодарите за отдых "Форму Д", мистер Плейбой. Зато мышки, тварюшки, привитые "акселератором" первыми, так и сгинули. Клетку прорвали и - гуд бай! Где-то они сейчас? Может, Люсьен же их и их сожрал, негодник.
Ну, да ладно. Это всё пустое. Сейчас важнее что? Правильно, финансовое обеспечение будущего гражданина Объединённой Европы Якова Кравченко. Нет, не так. Э-э… Якоба Кравэ. Хм, а что - звучит совсем неплохо! Мсье Якоб Кравэ. Или герр. Или даже сэр. Так вот, финансовое обеспечение господина Якоба Кравэ должно быть достойным.
Фергюссон получит детальки и чертежи, заплатит остатки - только когда? Сколько? Железо нужно ковать горячим. А бабки, как это ни пошло звучит, лучше срубать сразу. И побольше. Для чего имеются неплохие предпосылки. И помимо Фергюссон существуют люди, заинтересованные в получении своей доли секретов ушедшей в небытие советской науки. Не все ещё, знаете ли, секреты там. И есть, есть ещё, чем порадовать скромному агенту своих, хе-хе, "заокеанских хозяев".
Взять, например, "формы". Ведь очевидно же всякому, кто умеет мыслить здраво, что нет в них ни на грош метафизики да мистики, столь любезной Алёшкиному сердцу. А есть в них напряжённый многолетний труд научной мысли. Талантливой. Скорей всего, военной. А в нелепом их появлении в речушке Арийке есть одно лишь преступное, но неистребимое русское разгильдяйство. Не замеченное пока никем. Чему доказательство то, что речушку до сих пор не вычерпали досуха, а нас с Алёшкой не упрятали в такие места, откуда Амстердама не увидишь и по телевизору.
Зато и заплатят за "А" и "Д", скорее всего, не в пример больше, чем за части так и не доведённого ни до ума, ни тем более до серийного производства переносного ЗРК "Коточик-1". И гражданство преподнесут на блюдечке севрского фарфора. Любое гражданство.
Следует только встретиться с нужными людьми ещё до отлета в Ригу.
- Ну-ка, где там у нас конференция за жизнь на звёздах, в постсоветской России, а также разум в морских глубинах и в решениях госдумы? - пробормотал Яков, набирая знакомый сетевой адрес. - Ага, вот где. Надо же, общаются! Как не надоест? Привет, привет, мальчики и девочки, простые любители поговорить с себе подобными пустышками и серьёзные лю-ди…
Серьёзные люди откликнулись тотчас, стоило обронить условную реплику. Работа у них такая, притворяться болтливыми простачками, убивающими в чате время, и ждать клиента.
Что, обрадовались, голубчики цээрушные?
Он включился в игру…
"С пламенным приветом, ваш сопливец Ёрш", - отстучал он напоследок. Добавил многоэтажный смайлик улыбки. Довольно посмеиваясь, закрыл окошко "Мозиллы" и отключил ноутбук.
Собственный псевдоним ему нравился. Ёрш рыбешка незаметная, мелкая, скользкая, колючая. В руки её брать не хочется, а изловчишься взять - не удержишь. Щуку такой шипастик-головастик не заинтересует, рыбаки не слишком позарятся. Им другого ерша подавай, хмельного, пиво-водочного. Так и он: малозаметный, никому не интересный, а вот, поди ж ты - весьма ценный и высокооплачиваемый агент иностранной разведки Ёрш! В миру Яков Кравченко. Пока ещё Яков Кравченко…
- Лёш!… - позвал он громко. - Давай кофейку, дружочек, а? Я сейчас в лабораторию слетаю, кажется, опять я ключик из холодильника не достал, а ты тем временем воду ставь.
- Уже, - откликнулся Алёша. - Поспеши там. Закипает.
Запела дверная пружина, скрежетнула щеколда. Кого там ещё?… Яков обернулся. Ах, чёрт, принесла нелёгкая гостюшку к ночи!…
В ворота, цепляясь огромными нечищеными башмаками о высокую подворотню, лез Селифанов, водитель "Бычка". Был он, скотина, преизрядно нализамшись. Ну, как же иначе? В трезвом виде он сюда ни ногой. Гнушается "пидаров", как и прочие нормальные граждане. На чём и строился расчет. Идиосинкразия, господа. Нарочно декларировать, максимально выпятить отталкивающую для провинциального русского менталитета гомосексуальность - и не бояться незваных гостей. Брезгливость - лучшая защита от праздного любопытства деревенской публики.
Расчёт, в общем, оправдался; только вот Селифанов…
Селифанов перевалил, наконец, подворотню и оказалось, что заявился он не один. "С собутыльниками, что ли?" - подумал недовольно Яков. Нет, не похоже.
Следом за шофёром во двор прошмыгнул неприятный долговязый подросток, нёсший большую дерматиновую сумку. Он сунул в автолабораторию бледную, густо засеянную прыщами мордочку, поводил ею из стороны в сторону, встретился глазами с Яковом и отшатнулся. "Ты зачем…" - начал было Кравченко, но подросток уже отскочил и… проворно запахнул дверцы. "Эй, мальчик, что за шутки?" - недовольно прикрикнул Яков и толкнулся наружу. Створки приоткрылись, но лишь немного: мальчишка изо всех сил пихал их назад. Кравченко начал злиться. Со словами: "А ну, парень, прекрати дурить", он поднажал на дверцы и сразу почувствовал, что побеждает. Подросток тяжело и обиженно запыхтел, а потом всхрапнул, откинул голову, коротким ныряющим движением подал её вперед и плюнул. Большой комок слюны и слизи шлёпнулся на ногу Якову, пополз вниз, оставляя отвратительный след. От неожиданности Кравченко отпрянул. Подросток победоносно взвизгнул. Створки захлопнулись, громыхнул затвор. Не веря в случившееся, Яков пнул дверь ногой. Куда там. Монолит.
Он, как сумел, ботинком счистил харкотину со штанины (при этом его чуть не стошнило), остатки оттёр полой лабораторного халата. И, пылая праведным возмущением, подался к единственному окошечку, расположенному над крошечным столом с зажимами для переносного компьютера. Взобрался на столик, сдвинул в сторону стекло, высунул голову наружу. Нет, самому было никак не пролезть.
- Селифанов, - позвал он. - Селифанов!
Двор был пуст, и водитель не отозвался.
- Селифанов! - крикнул он громче. - Какого дьявола? Эй!
Из дома послышались какие-то звуки - кажется, топот и шум движимой мебели. Что-то упало, зазвенело бьющееся стекло, дико заорал подопытный кот, а затем пронзительно, совершенно по-кошачьи, заорал Алёшка. Так он кричал, ломая руками или ногами черепицу и доски. Сейчас, похоже, он тоже кому-то что-то собирался сломать.
Ну, взмолился Кравченко, ну, врежь им, каратист ты мой дорогой! Чтобы дух вон из скотов! Давай! Похоже, Алёшка врезал: шмякнуло - будто деревянной скалкой по тугому тесту. Он завопил ещё раз, но вдруг, как-то странно, словно захлебнувшись, умолк. Снова шмякнуло, несколько иначе. Затем ещё и ещё. У Кравченко ослабли колени; он представил, что может так шмякать. Незнакомый мужской голос - трезвый, густой, не Селифанова - скомандовал:
- Всё, кончай! Мне он живой нужен.
В ответ неразборчиво пробурчало - теперь уже узнаваемо, это был шофёр, - и послышался звук нового удара.
- Отошёл, говорю, харя! - гаркнул незнакомец. Хлыстом ударила затрещина. - Вон там, в углу упади и замри, как манекен. И больше я тебя сегодня не вижу, понял, чмо?! - добавил он. Селифанов несмело и всё так же неразборчиво ответил, на что незнакомец с явной уже угрозой сообщил: - Как манекен, это значит без звука, без вздоха. Всё, потеряйся… Клаус, там гомик этот, из машины - не сбежит?
- Хрен ему, - сказал мальчишка. - Никуда не денется, под запором сидит. Я там ещё скобку из толстой проволоки вставил в петлю, где замок должен быть.
- Точно? Ну, смотри, если сбежит, я тебя вместо него… и без обид. Ты и так проштрафился.
Разговоры прекратились.
Яков с напряжением вслушивался, но - ничего. Шорохи какие-то. Он сполз со столика и опустился на пол. Ему было страшно. Ему было очень-очень страшно. Незнакомец с сочным голосом внушал ему ужас прямо-таки животный.
"…если сбежит, я тебя вместо него", - повторил Яков вполголоса, и ему стало зябко, а где-то у основания черепа задёргался на шее нерв: дёрг-дёрг, ток-ток-ток, дёрг-дёрг, ток-ток-ток.
Что - вместо него? Что?!
Ничего хорошего, сказал он себе. Откуда-то всплыло в памяти: "Уничтожаются так называемые отбросы общества, мешающие жить нормальным людям. Преступники, наркоманы, бомжи, ни при каких условиях не желающие возвратиться к полноценной жизни". О ком это? Кем уничтожаются? А, ну да, конечно, - сатанистами, люциферитами. Отбросы, подумал он, вот ключевое слово. Мразь. Гнусь. Всевозможная гнусь. Педики-гомики, положим. На свалку их, проклятых. Под нож их. К стене их гвоздями. Замаскировались, подумал он горько, подразумевая себя и Алёшку. Хитрецы. Укрылись от праздного любопытства толпы. Поздравляю, домаскировались. Что же делать? На помощь позвать, осенило его. Казаки на конях, а?!
Он высунул голову в окошечко. Набрал в грудь воздуха. Замер. Длинно выдохнул. Закричать, позвать на помощь оказалось трудно. Трудно и страшно, гораздо страшнее, чем тихонечко сидеть в уголку и ждать своей очереди на заклание. Психология жертвы, подумал он, кролики и удавы, знаем мы такие штучки. Он снова глубоко вдохнул: а я справлюсь!
На крыльце, едва отмеченное периферийным зрением, произошло какое-то движение. От неожиданности он вздрогнул, разом выпустил весь воздух и опасливо скосил глаза. За мной? Неужели уже за мной?
Люсьен, подопытный кот, стоял на верхней ступеньке, выгнув рыжую спину и задрав трубою хвост. Распушенный хвост мелко затрясся, Люсьен повернулся и обнюхал только что помеченный столб. А затем исчез.
Яков втянул голову обратно и облизнул сухие губы.
"Акселерин", - трезво и хладнокровно сказал себе агент Ёрш.
Котик-то оказался сообразительней человека. Мигом допёр воспользоваться тем, чем наградили большие ученые мужи. А я? Чем я от кота отличаюсь? Высшей нервной организацией? Разве она может стать помехой? Не думаю. Вколоть кубик-другой, стать неуловимым. Опасно? Да плевать… Выбора-то всё равно никакого. То есть… ну нет, заполучить от свернувшихся сатанистов погнутый гвоздь промеж рёбер, это точно не мой выбор.
Он торопливо открыл крошечную холодильную камеру - объёмом пару литров, не больше, вытащил пузырек с лаконичной надписью: "А". Подумай, как пробка притёрлась! Ну же, давай! Ага! Стеклянный грибок крышечки полетел под ноги. Шприцы, где шприцы? В аптечке, где же ещё. Так. Жгут - затянуть; туже, ещё туже. Вена! Не спеши. Вдох. Выдох. Спокойно.
Спокойно.
Есть!