Я прикрыл даму телом и начал помаленьку пятиться, одновременно пытаясь произвести оценку обстановки. И был вынужден признать, что сложилась она отнюдь не в нашу пользу. Раззадорившиеся пролетарии оказались не настолько пьяны, чтобы двигаться неуверенно и вразнобой, а настолько, чтобы превратиться в грозную для окружающих стаю, сплочённую общим противоправным интересом. Они как раз дошли до той кондиции, когда море уже вполне по щиколотку, но и земная твердь ещё не ускользает из-под ног. По счету их выходило ровно пять, как пальцев на руке (на которые они по своим пропорциям и поведению смахивали) и все они были вооружены. Разнообразно, но зловеще. "Большой палец", самый пожилой, коренастый и бородатый молчун, сжимал в тяжёлом кулаке обломок толстенького бруса, вырванный из порушенной парковой скамейки. "Указательный" - белобрысый хлыщ с угреватым лицом и широким губастым ртом, поигрывал ножичком и подвизался в роли застрельщика-смутьяна, первым замахавшего руками в нашу сторону. "Средний" - сутулый верзила намного выше среднего роста с лошадиной рожей, вооружился "розочкой" из бутылочного горлышка. Так же, как и тощенький "мизинчик". Варварским этим оружием они обзавелись только что, на наших глазах. Нестандартных бутылок, обойдённых вниманием сборщиков стеклотары, предостаточно валялось под каждым кустом. Хулиганам оставалось только отбить донышки об бетонные опоры скамейки, что они и проделали со сноровкой, показывающей изрядный опыт. У "мизинчика" повадка была кривляющаяся, рот наполовину металлизированный, - сразу виден гражданин, побывавший в местах принудительного заключения. "Безымянный палец" - самый неприметный: среднего роста, телосложения, внешности, в очочках и с боевым предметом отвёрткой. Из нагрудного кармана спецовки выставляется кончик штангенциркуля и колпачок авторучки. Этакий слесарь-интеллигент, слесарь-аристократ. Ухмылки у всех были преотвратные, добра и любви к ближним не сулящие. Разве что любви насильной, низменной, некрасивой и во всех смыслах подневольной.
В моём распоряжении, кроме рыцарской мысли биться за даму до последнего дыхания, имелось трезвое отношение к реальности, тренированное тело - жаль, не специалиста по членовредительным единоборствам, а культуриста-эксбициониста, и подарок Большого Дядьки. Девятимиллиметровый пистолет фирмы "Беретта". Модель "Кугуар-мини", с удлинённым магазином на пятнадцать патронов. Пистолет, на который, в отличие от официально зарегистрированного газового "Вальтера", валяющегося где-то дома, я не имел ни малейших прав. Так что не только подстрелить кого-то из злодеев, но даже попытаться напугать их пальбой в воздух и под ноги мне не улыбалось. Попробуй только! Сбегутся стражи покоя горожан в серой униформе, заарестуют и в два счёта препроводят туда, куда следует отправлять вооружённых огнестрельным оружием, да ещё и применяющих его по людям отморозков.
Милочка держалась молодцом. Она не паниковала и уже успела извлечь из сумочки аэрозольный дезодорант. Это она правильно сделала, с удовольствием отметил я. Порция ароматной жидкости, попавшая в глаза, может на некоторое время вывести морально не слишком стойкого человека из круговорота бытия. Ещё Милочка извлекла на свет пилочку для заточки ногтей, которую я тут же у неё отобрал. Она не огорчилась, и место пилочки заняли маникюрные ножницы.
Всё-таки женская сумочка - кладезь неожиданных, подчас неожиданно полезных предметов!
Первым статус-кво решился нарушить верзила. Он прервал криком: "Да чё там базарить, уе…ть ему, петуху, по чану, да и всё!" нецензурно-приблатненный, издевательский диалог "мизинца" и "указательного". Те как раз живописали товарищам в самых неприглядных видах нас с Милочкой, нашу судьбу на ближайшие минуты и что-то ещё. Что-то, связанное с лелеемыми в нехороших мечтах хулиганов половыми отправлениями. Приободрив тем самым себя, мужик скорым шагом приблизился (я шагнул навстречу, задвинув Милочку за ствол березки) и протянул тёмную, пахнущую соляром мозолистую руку к району моей глотки. Очевидно затем, чтобы, сжав покрепче, произвести другой рукой - с зажатой в ней "розочкой" - заявленное насилие. По чану. Однако я успел его опередить: пнул по голени и добавил жёсткую оплеуху. Поскольку "беретта", даже стоящая на предохранителе, обладает некоторым весом и приличной твёрдостью, инерция удара, пришедшегося в голову, повергла задиру наземь. "Минус один", - констатировал я с удовлетворением; собратья же павшего верзилы восприняли мою удачу как личное оскорбление.
Отбиваться от четвёрки разъярённых мужчин оказалось сложновато. Я счастливо избегнул первой атаки ножа и острых бутылочных стекол. Носителю отвертки удалось ткнуть меня в задницу, но попал он в кошелёк, лежащий в кармане джинсов… Зато крепкий деревянный брус перехватил меня поперек спины, на уровне поясницы, отбив процентов тридцать дыхания. Я нырком выскочил из "котла", попутно покалечив пистолетной рукояткой "мизинца" - тот выронил бутылочное горлышко и присел, хныкая над свеженьким переломом предплечья. Во время последующего разворота навстречу опасности меня догнал новый удар бруса, в этот раз вскользь, зато по лицу. Из надорванной брови потекла кровушка. Я ткнул левой рукой в сторону накатывающегося "интеллигента" и попал. Милочкина пилка осталась у него глубоко в ноздре, сделав его ещё более незаметным, чем прежде, - что в общем-то парадоксально, учитывая столь экзотическое украшение. Только по звукам стонов можно было ориентироваться в его поисках, случись кому организовать таковые в ближайшие минуты. Да, пожалуй, по нечастым бликам света, играющим на вновь приобретённой "фенечке".
Бородатый обладатель дубины, дважды уже поразивший меня, продолжал наседать, и приходилось малодушно пятиться, утирая с глаза активно бьющую из рассеченной брови кровь. А вот хитрый "указательный" сообразил, что найдется жертва и полегче. Захват девушки в заложницы и приставление ножа к её нежной шейке, решил он, заставит кавалера тут же опустить лапки. Милочка прыснула ему в угреватую морду своим химическим оружием, но на пьяного и буйного мерзавца оно не произвело почти никакого действия. Разве распалило ещё больше. Он заорал на девушку грубо и напористо, да вдобавок замахнулся ножом. Психическая атака принесла негодяю определённые плоды. Милочка расплакалась, закрывая лицо руками в классическом жесте беспомощности. Негодяй возрадовался и хозяйски ухватил её за плечо, принуждая убрать руки от лица. Милочка руки опустила… и с малым замахом воткнула маникюрные ножницы в область гениталий похотливого животного. Эффективность воздействия блестящего предмета гигиены нужно было видеть!
А тут и я изловчился попотчевать последнего активного противника кулаком в живот. Он выронил брус и тут же потерял всякий интерес к продолжению схватки.
Возникших людей я сперва принял за сообщников хулиганов и едва не впал в отчаяние. Но подвижные ребятки, одетые просто и однообразно - в серые брюки и чёрные джинсовые куртки, были, оказывается, на нашей стороне. Они добавили короткими арматурными прутьями тем мерзавцам, которым по их мнению "не хватило", затем сковали наручниками и побросали в подкативший пикап производства североамериканского автомобильного концерна Форд. Попрыгали внутрь сами, и пикап отвалил.
Оставшийся паренёк - лицо открытое, приветливое и серьёзное, плечи широкие, ноги колесом, кепка-восьмиклинка набекрень - протянул мне влажную марлевую салфетку с сильным запахом лекарств, и спросил у Милочки:
- Вам нужна помощь, девушка?
Она отрицательно помотала головой и поспешила прийти на выручку истекающему кровью кавалеру. От нежных прикосновений её добрых рук, умеющих не только холостить насильников, но и обращаться с ранеными товарищами, мне враз полегчало.
- Слушай, братишка, давай-ка начистоту. Вы вообще-то кто такие есть? - полюбопытствовал я, отнимая салфетку от лица. Салфетка успела приобрести насыщенный алый цвет, свойственный моей крови, имеющей высокий уровень гемоглобина.
- Дружинники народные, - хохотнул тот.
Я улыбнулся уголком рта, показав, что шутка оценена.
- А точнее?
Парень покопался в карманах и протянул мне твёрдый прямоугольник визитки.
- Хочешь узнать точнее, позвони по этому номеру. - Он подмигнул: - Ещё лучше будет, если зайдешь лично. Ты мне понравился, держался неплохо. Навык виден. Но видно и отсутствие тренировок, так? Или на пистолетик надеешься?
- Староват я стал для тренировок, ленив. Да и не думал, что придется ещё когда-нибудь руками махать, спасая жизнь и достоинство. - Я упрятал "беретту" подальше. - Но позволь узнать, дяденька, о каком пистолетике ты говоришь?
- Ни о каком, - быстро сказал косолапый, делая успокаивающий взмах рукой. - Обознался впопыхах. А тренировки забросил напрасно. Аморфность губит наше общество. Леность и покорность дуре-судьбе. В общем, приходи, если надумаешь. Деньги у нас платят хорошие, работа, как видишь, благородная. Да и в старики тебе рано записываться, девушка не одобрит. До свидания, - приподнял он кепочку, - простите, что опоздали.
- Бывай здоров, дружинник, - проводил я таинственного молодца напутственным словом.
И тут Милочка расплакалась всерьёз.
Дневник Антона Басарыги. 12 апреля, суббота.
Если уж и начинать дневник, то в день, чем-либо выдающийся из череды прочих, решил я. День Космонавтики - то, что нужно. Дата, наполняющая сердце патриота гордостью за славные свершения предков. Я - патриот, чего ничуть не смущаюсь. К космонавтике тоже имею кое-какое отношение. ВИК - аббревиатура моей специальности в реестре оконченного с блеском Вуза. "Воздухоплавание и космонавтика", - шутливо расшифровывали студенты и преподаватели. "Водоснабжение и канализация", - без малейшего намёка на веселье возражали им строгие факты.
Рассудила спорщиков запись в дипломе, разночтений не допускающая.
На первом курсе я был старшим в группе. За моими плечами вздымались год работы на заводе, служба в ВС России и рабфак. На фоне абитуры - семнадцатилетних мотыльков и мотылиц, зачастую не потерявших ещё прыщей и девственности, я, тёртый парень двадцати одного года, смотрелся если не Мафусаилом, то как минимум перцем. Мне так и говорили: "Да ты, Антоха, перец!" Неудивительно, что именно меня назначили старостой группы.
Моя родина, городок Старая Кошма, которую медленно, но верно всё глубже всасывает в себя урбанический спрут губернского центра, оставалась тогда ещё независимой административной единицей, посему мне, как иногороднему, полагалось общежитие. Общежитие стройфака, вотчины нашего ВИКа, подвергалось вялотекущему капремонту, и студиозусов - будущих строителей и дипломированных сантехников, расселили по чужим краям. Первый курс, как наименее распущенный, ввергли в пучину инжэка, где, как известно: "куда ни плюнь - девка". Вторая часть этого летучего выражения представляется мне человеконенавистнической и дискриминационной по отношению к женской половине человечества, и я приводить её здесь не буду. Тем не менее, девушек вокруг имелось в самом деле предостаточно. Известна ещё одна крылатая формула, характеризующая отношение студенток к такой важной составляющей нашей жизни, как секс. Её придется написать целиком.
Итак: "На первом курсе - никому-никому. На втором - никому, только ему одному. На третьем - только ему… ну, и ещё кое-кому. На четвёртом - всем-всем-всем. На пятом - ах, кому бы, кому?!" Если даже формула эта справедлива лишь для одной девушки из десяти, всё равно понятно, что в сексуальных приключениях недостатка у меня не было. Тем паче, самые задорные студентки-старшекурсницы в аккурат были близки мне как по возрасту, так и по темпераменту. И, кстати, вовсе не пугались "старого солдата и рабфаковца", подобно малюткам-однокурсницам. Однако, справедливости ради, следует сказать, что и среди последних встречались ой какие разные… Словом, интимная жизнь моя на первом курсе протекала бурно, была насыщена до предела и даже сверх того. На учебу времени практически не оставалось.
С грехом пополам, скользя по краю пропасти почти вслепую (половой беспредел, совмещенный с невоздержанностью в винопитии, зрение туманит - будь здоров!), я сдал летнюю сессию, имея по ходу несколько тяжёлых продолжительных разговоров с заместителем декана по младшим курсам. Упрятав зачётку с последней росписью преподавателя физики возле крошечной оценки "удовлетворительно", я твёрдо решил изменить жизнь.
С каникул я вернулся на две недели раньше начала занятий. Всё это время посвятил одному - выбиванию в личное пользование комнаты, свободной от сожителей. Всеми правдами и неправдами, лестью, пламенными речами, жалобными стонами, подкупами явными и косвенными мне удалось добиться своего. Комнату мне предоставили на этаже семейных студентов. Разумеется, в ней были прописаны ещё два паренька (меньше никак не выходило), но они присутствовали в ней только формально. Один снимал благоустроенное жилье со столованьем и прачечным обслуживанием в городе, за немалые деньги. Он был отпрыском состоятельных провинциалов. Другой жил, а вернее, сожительствовал, с "матушкой". Для непосвящённых: со старшей, чем он сам, любовницей, обременённой к тому же ребёночком. С сыном богатых родителей проблем не возникало; к альфонсу же приходилось наведываться раз в месяц, дабы распить совместно бутылочку винца. Иначе он, истосковавшись по студенческой вольнице, мог заявиться с этой самой бутылочкой в гости. Как водится, в наиболее неподходящее для того время.
Дела учебные сразу пошли на лад, удалось справиться и с чехардой половой жизни. Постоянной подружки пока не находилось, однако с беспорядочными контактами было покончено навсегда.
Под занавес третьего курса, когда взоры мои прояснились окончательно, я разглядел ЕЁ. Мы и раньше встречались, как-никак общага - она вроде казармы: все всех знают хотя бы в лицо. Но я, привыкший к лёгким победам над уступчивыми озорницами, считал Ольгу страшной задавакой, с которой мне ничего не светит. Она была девушкой открытой, общительной, щедро одаренной по всем статьям. Стройна, гибка, грациозна в движениях, крайне привлекательна лицом - серые глазищи, небольшой нос идеальной формы, брови вразлёт, необычно очерченный рот с приподнятыми в постоянной полуулыбке уголками красивых губ. Но в то же время была она как бы над всеми. От неё исходил какой-то непонятный магнетизм, будоражащий синапсы, отвечающие за сферу любовного томления, заставляющий чувствовать себя мужчиной-героем, мужчиной-рыцарем, поэтом; было в ней что-то колдовское, царственное, что ли, - словно неуловимый отблеск изначальной чувственности праженщины Лилит. Парней возле неё вилось предостаточно, гораздо больше, чем хотелось бы мне. К счастью, всех их она умела держать на расстоянии. Или, скорее, на привязи. На этаком незримом волшебном ремешке - потянет еле-еле, и породистый волкодав танцует на задних лапках, с обожанием заглядывая ей в глаза, цыкнет - и вот он уже послушно трусит за ней следом, в глубине души лелея безумную мечту облизать руки прекрасной хозяйки. Мне иногда казалась что она - ведьма.
Сейчас я в этом уверен совершенно.
Впрочем, я забегаю вперед.
Чего мне стоило привлечь её внимание, не оказавшись на цепочке, среди своры бессчётных воздыхателей-неудачников, знаю только я.
"Разбиватель сердец" Михаила Веллера стал мне библией и уставом.
В конце концов я отрёкся от первого и преступил второе.
Когда я уже готов был сдаться, ударившись с горя во все тяжкие, Ольга неожиданно растаяла. Как призналась она позже, делать вид неприступной красавицы в то время, когда дышалось ей по отношению ко мне уже весьма и весьма неровно, было дьявольски трудно.
В общем, мы пали друг другу в объятия совершенно к этому созревшими.
Между прочим, бедные кавалеры, пошедшие безнадёжно побоку, верить тому отказывались категорически и продолжали настойчиво на что-то надеяться. Я, единственный обладатель сокровища, принимал их существование снисходительно.
И тут появился этот красавчик с обложки дамского романа. Высокий, мускулистый, раскованный в манерах, с роскошной ухоженной шевелюрой, серебряным кольцом в ухе и серебряной цепочкой при скромном крестике на крепкой шее. Очень молодой, но нахальный взглядом; с голосом, приводящим богатыми обертонами девичьи души в состояние полной и восторженной покорности… В общем, соперник, причем преопасный. Он был само воплощение мужественности - девушки западали на него сходу. Этим он чертовски напоминал Ольгу, разумеется, с поправкой на пол. И, в отличие от Ольги, он пользовался собственными чарами на полную катушку - шалил вовсю.
Ольга почему-то принимала его ухаживания благосклонно.
Чересчур, как мне казалось, благосклонно.
Чтобы сравняться с ним хоть в чём-то, я принялся активно "качать мышцу", не гнушаясь даже приема стероидов. Всего за три месяца я стал лучшим в нашем общежитском подвале, оборудованном под "качалку"… и рухнул с постамента в единый миг. Мой соперник, зашедший в подвал полюбопытствовать составом спортивных снарядов, а заодно спросить меня с непосредственностью идиота, не знаю ли я, где сейчас Ольга, шутя выполнил десяток "французских жимов" со штангой, с которой я, здешний чемпион, обычно приседал. Для непосвящённых в тонкости процесса: "французский жим" - одно из сложнейших атлетических движений, выполняемое исключительно руками. Человеческие руки, как известно, минимум втрое слабее ног.
Я был раздавлен.
Однако виду не оказал, утёр пот и отважно пригласил его на серьёзный разговор. "Мальчонка, - думал я, шагая к закутку под лестницей, называемому "рандеву-пойнт" - традиционному месту выяснения мужских споров. - Не отступишься добром - порву тебя, как котёнок кильку, не поможет и дикая сила. Ведь за мною - правда".
Рвать никого не пришлось. Филипп был Ольгиным братом, а показательные ухаживания - нарочитой, мастерски разыгранной комбинацией, призванной укрепить мои нежные чувства!
Ольга тоже любила писателя Михаила Веллера.
Как я не разглядел их бросающегося в глаза внешнего сходства, до сих пор ума не приложу. А с другой стороны, учитывая явную предрасположенность Ольги к чародейству, ничего удивительного.
Чтобы не затягивать ретроспективных экскурсов, попробую закруглиться в темпе. Сделав Ольге предложение, я получил согласие. С одним условием - по окончанию института мы едем жить и трудиться к ней на родину - в таёжный посёлок городского типа Петуховка.
"Посёлок Петуховка" звучит довольно нелепо, по-русски не совсем правильно. Но "посёлок Петуховый" или же "Петухи" звучит ещё того хуже. Видимо поэтому, переросши некогда статус деревни, Петуховка таковой и осталась. (Вспоминается апокрифическая надпись в общежитском туалете: "Отжарю петуха. Комната 234". Я специально интересовался - только не нужно думать обо мне плохого! - кто это у нас такой активный мужеложец? Оказалось, в комнате этой проживает пятёрка "ботанов" до мозга костей. Ну, известный типаж: штаны у таких вечно коротковаты, волосы грязноваты, глаза сквозь стекла очков уродливой оправы смотрят в неведомое обычным людям далёко… Представить себе эдакого паганеля, выполняющим анонсированное в клозете действие - скончаешься в конвульсиях необоримого смеха. Разве что в роли акцептора? Или правильнее сказать перципиента?…)
Кстати, петухов здесь действительно великое множество. Начиная с самого раннего утра и весь день напролет они испытывают силу своих голосов, и привыкнуть к этому гомону с непривычки сложно. Особенно туго приходится мне утрами выходных дней.