– Я в отпуске, – уже не столь уверенно повторил Шурик.
– С шестнадцатого, – согласился Роальд.
– Почему с шестнадцатого?
– Потому что для поездки в Т. тебе трех дней вполне хватит. Сегодня уедешь, шестнадцатого вернешься. И прямо хоть в Марий Эл.
Шурика передернуло:
– Что это за работа – на три дня?
Роальд усмехнулся:
– Двойное убийство.
– Двойное убийство? Раскрыть двойное убийство за три дня?
– Не раскрыть. Это не твое дело. Не допустить третьего.
– Круто, – присвистнул Шурик. – А трупы чьи?
– Не торопись. Нет трупов.
– То есть как?
– А так…
В тихом, незаметном железнодорожном городке Т., ныне с головой погрузившемся в дикую рыночную экономику, объяснил Роальд, жил себе тихо и незаметно некий бульдозерист Иван Лигуша. Лигушей он был не по прозвищу, а по фамилии – получил ее по наследству. Здоровый, как бык, неприхотливый в быту Лигуша всегда и во всем был безотказен – выкопать ров, засыпать канаву, снести забор, просто помочь соседу. Жил одиноко – в частном домике, не имел жены, не имел детей, близких родственников повыбило еще в войну, соответственно не пил, не курил, не гулял, на работе рвением не отличался, правда, и не бегал от работы. Некоторое скудоумие делало его умеренным оптимистом. Да и как иначе? Потрясись в кабине бульдозера!
Но полгода назад начались с Лигушей, скажем так, странности.
Для начала он попал под машину. Не под "Запорожец", не под "Москвич", даже не под "Волгу", а под тяжело груженый КамАЗ. Крепыш от рождения, бульдозерист выжил, врачи перебрали его буквально по косточкам, только вот с памятью Лигуши приключилась какая-то чепуха: имя, домашний адрес, место работы, имена соседей помнит, а спроси его: "Иван! Ты где в отпуске был?" – он лоб наморщит и не вспомнит. "А картошку посадил?" Даже на такой вопрос он, пока в окошко на огород не глянет, не ответит. Или спросишь: "Ездил за мясом?" Предполагается, понятно, в Берёзовку. А он радуется: "А то! Рона-то как разлилась!" – "Какая Рона?" – "Ну, река". – "Там же речка Говнянка, какая Рона?" – "Ну, может". – "А мясо-то привез? Почем в Берёзовке свинина?" Лигуша посчитает в уме и выдаст: "Столько-то франков", будто Берёзовка уже отделилась от России.
Пристрастился бульдозерист бывать в кафе "Тайга" при одноименной гостинице. Раньше, до встречи с тем КамАЗом, совсем не пил, а сейчас к выпивке пристрастился – большой вес мог взять за вечер. Глаза блестящие, вроде не смотрит ни на кого, а все равно всех видит, всё понимает. Сидит, помалкивает, петрушит что-то свое, а потом прогудит какой-нибудь незнакомой, случайно оказавшейся за его столиком женщине: "Что? Опять была у Синцова?" Женщина, может, соседка по улице, иногда блондинка, иногда брюнетка, неважно, скромница или задира, в кудряшках или с затейливой прической на голове, непременно краснела. Бросала недопитый кофе и бежала от пытливого бульдозериста.
А Лигуша действительно каким-то образом чувствовал, чье мясо кошка съела.
Сядет, скажем, напротив Лигуши некий Ванька Матрос, кочегар. Винишко свое Матрос давно вылакал, в голове темно, душно, еще хочется. Сидит, думает: "Вот вмажу сейчас Лигуше!" А Иван поднимает голову и в ответ на такие его паскудные мысли выдает вслух: "Ты, мол, пока беды не случилось, пока не въехали тебе пивной кружкой в череп, пока не обмакнули дурной головой в сточную канаву, катись домой, и поскорее, и не переулками, а Зеленой улицей, а то в переулках тебе морду набьют и карманы обчистят!" И все такое прочее.
Не каждый такое терпел, но все знали: Лигуша точно говорит.
Мало ли что у него странности. Мало ли что не все помнит. Мало ли что на первомайскую демонстрацию Лигуша вышел с портретом Дарвина. Если уж Лигуша сказал: иди по Зеленой, а не переулками, то прямо по Зеленой и иди. Кто шел переулками, тех и били, и обирали, и окунали головой в сточную канаву, так что со временем Лигушины рекомендации стали приниматься беспрекословно. И если уж кто-то терял бумажник, то не в милицию такой бедняга шел время тратить, а к Лигуше: вот, дескать, жизнь не удалась!
Лигуша кивал: это ничего, это уладим!
И улаживал: указывал, что у кого искать.
Было время, когда мужики всерьез подозревали – может, Лигуша с этим ворьем в специальном сговоре? – но ничем такое не подтвердилось. В конце концов дошло до людей: дар у бульдозериста такой. Вот в газетах писали: одну доярку молнией трахнуло, так она сразу стала сквозь толстые стены видеть. А тут тяжелогруженый КамАЗ!
– Помнишь анекдот? – грубо спросил Роальд. – Мужика несли хоронить, понятно, народ простой, перепились, покойника потеряли. Он выпал на дорогу, там его в пыли грузовик переехал. Водитель, понятно, не знал, что перееханный был уже неживым, взял да сплавил труп в озеро, а там браконьеры взрывчаткой рыбу глушили. Труп всплыл. Испугались, конечно. Дело происходило в пограничной зоне, бросили несчастного на контрольно-следовую полосу, пограничники труп засекли, приняли за нарушителя и шваркнули из гранатомета. Хирург в операционной провел над нарушителем пять часов. Вышел, стянул с рук перчатки, устало выдохнул: "Жить будет!" Считай, это о Лигуше. Одна только Анечка Кошкина в городке Т., многолетняя сотрудница местной библиотеки, привечает его, остальные его побаиваются.
– К чему ты все это рассказал?
– Да к тому, что Лигушу опять убили.
– Как это опять? Почему опять? Насмерть?
– Ну да. Второй раз убивают и опять насмерть.
– Да ну, – не поверил Шурик. – Нельзя отсидеть два пожизненных срока. И убить насмерть человека два раза подряд нельзя.
Роальд спокойно объяснил.
Эта Анечка Кошкина – дама не из простых.
Она маленькая, рыжая, голос у нее большой проникающей силы, глаза зеленые, болотного цвета, и вразлет. До того, как Лигуша побывал под КамАЗом, Анечка Кошкина активно пыталась сделать бульдозериста своим мужем. Дело почти сложилось, но тут выкатился этот КамАЗ. В общем, Анечку Иван узнал уже после того, как его спасли из мертвых. Он в клинической смерти был, объяснил Роальд грубо. Мертвец мертвецом. После лечения Анечку вспомнил, но прежнего общения как-то не получалось. Например, начисто забыл, что обещал жениться на Анечке. Понятно, Кошкину это раздражало. Чем сильней она пыталась ускорить естественные, на ее взгляд, решения, тем сильней упирался Лигуша. Короче, где-то в мае обиженная Анечка заявилась в кафе не одна, а с новым кавалером. Мордастый наглый придурок, моложе на год, на пальцах левой руки наколка – Костя, а на пальцах правой – Пуза. Сечешь? Но разговор у него был правильный, грамотный, это Соловей умеет. Он даже из зоны слинял грамотно, без особого шума. Числится в розыске, а поди найди его! Вот и явились, значит, они, Соловей да Анечка, пара сладкая, в кафе, и стал Соловей обращать внимание на бульдозериста. Может, из ревности. Сидит рядом с Анечкой, а выговаривает каждое слово так, чтобы доходило до бульдозериста. Говорит про него: тупой, наверное. Это он так вслух о Лигуше. Как с таким говорить о звездном небе, правда, Анечка? Свидетели подтверждают, что Соловей специально так себя вел. Т. городок небольшой, но старинный. В нем особняков купеческих со стенами толщиною в метр осталось довольно. Когда такие дома ломают, золотишко находят в прогнивших кожаных кисетах, старинные документы. Однажды скелет нашли, видать, кого-то замуровали в стену по пьяному делу. А мало ли что еще может попасть в руки тупому бульдозеристу? Соловей много чего плел.
Ну а финал прост, как цифра пять.
Соловей поет, Соловей глазки строит, у Соловья счастливое будущее в глазах читается, а Лигуша что? – простой бульдозерист – он и есть простой бульдозерист. Он свой обязательный вес взял и Соловья не слушал. Только одному знакомому сказал, сплюнув: "Вон видишь, какой-то Пуза мою Анечку завлекает, а зря. Завлекать ему ее – до июля. Ни днем больше. Сядет в июле Пуза".
Тут Соловей и сорвался. Видать, сильно чего-то хотел.
Выхватил из-под плаща обрез и пальнул картечью – сразу из двух стволов.
Это он профессионально делал. Когда за Лигушей приехали, пульс у бульдозериста исчез, давление упало до нуля, зрачки на свет не реагировали. Свезли Лигушу прямо в морг. А помереть в ту ночь мог смотритель морга, потому что именно на него утром выполз застреленный бульдозерист. На нем даже открытые раны затянулись. Медики уверяют, что такое даже природе не под силу. Но факт есть факт. Вот теперь Пуза и исчез, затаился. Лежит на дне с обрезом в обнимку. Так что смотри, Шурик. Обрез опять может выстрелить.
– А с Анечкой как?
А с Анечкой Соловей познакомился в библиотеке.
Она сама рассказала подробности о том, как красивый умный мужчина долго выбирал полезное чтение, выбрал книжку русского классического писателя Тургенева, очень хвалил роман "Вешние воды". Потом пообещал богатого спонсора. Не Тургеневу, а библиотеке. Вот, сказал, сделаем вам хороший ремонт! Анечку Кошкину это не могло не восхитить, отсюда внезапное презрение к придурошному Лигуше, обманувшему ее женские ожидания. Сам суди. Майским нежным вечером выйдя из местного магазина, Кошкина встретила на крыльце Лигушу. Несла Анечка в руках большой хрустальный подарочный рог. Безумные деньги по нашим временам. А Лигуша, как и следовало ожидать, ухмыльнулся: вот, дескать, Анька – дура ты, и на роду у тебя написано – дура! И рог этот хрустальный подарочный ты бездарно разобьешь, дура! Анечка Кошкина утверждает, что все это Лигуша сказал совсем простыми словами, среди них ни одного приличного не было. В итоге тем рогом Анечка отделала самого Лигушу. Маленькая, рыжая, ей до головы Лигуши еще надо допрыгнуть, а допрыгнула. И не один раз. Так отделала бывшего бульдозериста, что он замертво свалился в лужу, всегда летом гниющую у магазина. Когда приехала скорая, Лигуша уже захлебнулся, можно было уезжать, его даже не в реанимацию отправили, а обратно в морг. Ну а дальше все как в сказке: ночь… ползущий Лигуша… обмерший смотритель… Так что надо тебе, Шурик, со всем этим разобраться.
– За три дня?
– Тебе помогут.
– Кто мне может помочь?
– Лежу и греюсь близ свиньи… – загадочно произнес Роальд и объяснил: – Поможет тебе Лёня Врач. Он в Т. человек известный. К нему, как к Лигуше, тоже всяк идет. Он сильными средствами лечит.
– От чего?
– С чем придешь, от того и лечит.
– У него диплом есть? Или лицензия?
– У него большой опыт и тонкая интуиция.
– Вот еще веселенькое дело, – пробормотал Шурик.
– Но ты ведь любишь веселенькие дела, – грубо польстил Роальд.
– Знаешь, – без всякого энтузиазма ответил Шурик. – Есть чудаки, которые утверждают, будто параллельные линии пересекаются в пространстве. Но это для извращенцев. Я в такое не верю. Какой вид у этого Лигуши?
Роальд пожал плечами:
– Умственно отсталый, наверное.
– А на что живет? На какие средства?
– Ну, свой огород. Это ясный хрен. Пенсия по инвалидности. Опять же возврат потерянных документов, вещей, денег.
– Каких документов, каких вещей, денег?
– Я же сказал. Потерянных. Не видел, что ли, объявлений в газетах? Потерялся, мол, любимый кобель, ноги кривые, прикус неправильный. Вернуть за вознаграждение. А еще люди сами теряют вещи. Еще у людей воруют кошельки. Я же объяснил тебе, в Т. так заведено: попал в беду, шагай к Лигуше.
– Ну, один раз выручит, ну, два, – заинтересовался Шурик. – А потом?
– А ты потеряй что-нибудь и проверь специально.
– И всё это началось после наезда на КамАЗ?
– Это КамАЗ на Лигушу наехал.
– Ну, пусть так. Но почему шестнадцатого?
Роальд неторопливо полез в карман и извлек записку.
На листке, вырванном из школьной тетради, крупными корявыми буквами было выведено: "Пятнадцатого меня убьют".
– Видишь? Шестнадцатого ты будешь уже свободен.
– А кто это написал?
– Иван Лигуша.
– Да с чего он взял, что его убьют?
Роальд задумчиво прошелся по комнате.
Он был крепкий мужик. Волосы на висках серебрились, кулак не казался крупным, но это ничего не значило. Шурик не хотел бы попасть под удар Роальда. Еще меньше Шурику хотелось бы попасть в сферу внимания Роальда, имея за душой какой-нибудь грех. Совсем недавно вот в этой комнате заламывала руки перед Роальдом холеная дама лет тридцати, ну, от силы тридцати трех. У меня муж подонок! – заламывала она холеные руки. У меня муж говнюк! Приходит поздно, говорит о внеурочной работе, а несет от него коньяком и противными духами. Никогда раньше от внеурочных работ ее мужа не несло таким коньяком и такими духами. Она (дама) готова отдать все свои сбережения, лишь бы застукать говнюка с поличным.
Тяжелая сцена. Роальд так и сказал: "Мадам, вы умная и симпатичная женщина. Ваш возраст оставляет вам блестящую перспективу. У вас хорошая квартира, хорошая работа, у вас даже есть определенные накопления. Зачем вам этот говнюк?"
Дама оторопела: "Это вы о ком?"
"Ну, не о любовнике же вашем, – проницательно заметил Роальд. – Это я о человеке, которого вы называете мужем и говнюком. Почему вам не бросить его? Может, такой вариант наиболее экономичен?"
Широко раскрыв глаза, дама глянула в зеркальце, извлеченное из изящной французской косметички. "Вы что, отказываетесь от хорошего гонорара? – проговорила она почти спокойно. – Трудно вам, что ли, застукать с поличным этого, как вы правильно расслышали, говнюка?"
"Нетрудно, – заметил Роальд. – Но я хочу вернуть вам уверенность".
Мы все тут сумасшедшие, подумал Шурик. Роальд – точно сумасшедший. И Врач – сумасшедший. Но вслух сказал:
– Ладно, поеду. Но с шестнадцатого я в отпуске.
– Злюстра зияет над графом заиндевелым, мороз его задымил, взнуздал… – уклончиво заметил Роальд.
– Нет, ты скажи прямо.
– Я и говорю. С шестнадцатого хоть в Марий Эл.
Роальд ухмыльнулся и выложил на стол пачку газетных вырезок.
– А это что? – удивился Шурик.
– Материал для раздумий. Информация к размышлению.
– Газета "Шанс"? Паршивая рекламная газетенка. Зачем она мне?
– Сейчас поймешь. Я ведь еще не объяснил тебе твою прямую задачу.
– А чего тут объяснять? И так все понятно. Окружить гражданина Лигушу заботой и вниманием. Пресечь всякие попытки покушений. Прозондировать темные закоулки провинциального городка Т. – не бугрятся ли где-нибудь поганые очертания Кости-Пузы. А шестнадцатого выпить чашку кофе, слупить с убитого Лигуши гонорар и вернуться. Только, черт побери, Роальд, почему этого Лигушу не могут убить ну, скажем, на день раньше?
– Не знаю.
– Неубедительно.
– Наверное. Но ты постоянно помни, что Соловей в Т. И обрез там. И Соловей явно хочет что-то узнать от бульдозериста.
– Но что может знать Лигуша такого, чтобы Соловей ходил за ним хвостиком?
– Поясняю. Две недели назад Лигуша приезжал в город. С его собственных слов известно, что при нем была некая ценная вещь. Он за нее боялся, поэтому привез в город и поместил в надежное место. Вот только, – Роальд недовольно поджал губы, – он не помнит, что за ценная вещь была при нем и в каком надежном месте он ее спрятал.
– Неужели никаких зацепок?
– Зацепка, вообще-то, есть…
– Ну?
– Перед тем как упрятать свою ценную вещь в надежное место, глупый Лигуша дал бесплатное объявление в газете "Шанс". Платные объявления фиксируются, всегда можно отыскать подателя, а в разделе бесплатных объявлений помещается всякая чепуха. Понимаешь? Так сказать, отдел для дураков и нищих. Вот Лигуша и думает, что он надежно застраховался. Правда, помнит только сам факт: ездил в город, спрятал вещь ценную. Я, понятно, навел справки в редакции, но по бесплатным объявлениям у них ничего не фиксируется. Это как бы благотворительность. К примеру, приходит стеснительный человек, говорит: "Хочу напомнить жене, что я вернулся". – "И долго вас не было?" – "Три года!" Или приходит согбенный старик: "Сын у меня загулял. Третий месяц гуляет, хочу о себе напомнить". – "Думаете, он читает газеты?" – "Вашу газету читают все". Так что забирай эти вырезки. У меня два комплекта таких, будем искать. В этой пачке все бесплатные объявления, напечатанные в газете за последние две недели. Вчитывайся внимательно, прислушивайся к внутреннему голосу. Не может быть, чтобы мы с тобой, – подольстил Роальд, – не поняли, какое именно сообщение принадлежит Лигуше.
– Он же сумасшедший.
– Может, и сумасшедший, – сухо сказал Роальд, – но в него стреляли, его пытались убить хрустальным рогом, за ним охотится небезызвестный тебе Костя-Пуза. Так что наше прямое дело помочь доверившемуся нам клиенту. А главное… – Роальд сделал паузу. – Главное, Костя-Пуза все еще в бегах.
И хмыкнул: "В горницу вошел негр, румяный с мороза".
Глава II. "Пятнадцатого меня убьют…"
Константинополь. 14 апреля 1204 года
Когда "Пилигрим", неф епископа Суассонского, ударило бортом о каменную выпуклую стену башни, дико подсвеченную отблесками великого пожара, некий венецианец чистый душой сумел спрыгнуть на башню. Рыцарь Андрэ де Дюрбуаз не успел последовать за венецианцем, ибо волною неф от башни тут же отнесло, однако рыцарь видел, как взметнулись мечи наемных англов и данов, как взметнулись боевые топоры нечестивых ромеев, отколовшихся от святой римской церкви. Чистый душой, полный веры венецианец пал, и это зрелище разъярило рыцаря. Когда "Пилигрим" вновь прижало к башне, рыцарь Андрэ де Дюрбуаз легко перепрыгнул с мостика на площадку и всей массой своего мощного тела обрушился на ничтожных ромеев.