Голоса солдат стихли.
- Ваша напарница рядом?
- Так точно, сэр.
- Пусть поищет русских, обычно их волны немного короче наших. Как найдет, пусть слушает и ждет моих распоряжений. Она говорит по-русски?
- Так точно, сэр.
- Хорошо. Если уловит в их разговоре хоть намек на враждебные намерения - немедленно докладывать! Дайте охрану.
Обе платформы полого снижались к станции. Растянувшись в широкий полумесяц, солдаты ждали с автоматами на изготовку. В середине полумесяца стоял сержант в пламенно-фуксиновом скафандре и махал руками; его оружие висело на плече.
Платформы затормозили в дюжине ярдах от сигналившего, на высоте футов десять, а затем, разбрасывая огнем пыль и песок, медленно сели на грунт. Люди в скафандрах отпустили скобы и показали пустые руки.
- Сэр, - доложили с пульта, - один из них спрашивает вас. Он знает английский, сэр.
- Давайте, - распорядился Трун и услышал голос с легким славянским акцентом и оттенком американского произношения:
- Капитан Трун, разрешите представиться: генерал Алексей Гуденкович Будорьев. Я имел честь командовать Советской Лунной станцией.
- Говорит капитан Трун. Генерал, я не ослышался? Вы сказали "имел честь"?
Он разглядывал платформы, выискивая собеседника. Было в осанке одного из пришельцев нечто такое, что выделяло его среди фигур в оранжевых скафандрах.
- Да, капитан. Советская Лунная пала несколько дней назад. И теперь я привел к вам моих людей. Дело в том, что мы здорово проголодались.
Не сразу дошел до Труна весь смысл этих слов.
- Генерал, вы хотите сказать, что привели всех ваших людей? - недоверчиво спросил он.
- Всех, кто уцелел, капитан.
Трун рассматривал горстку ярких скафандров. В последнем донесении разведки указывался полный состав русского гарнизона: триста пятьдесят шесть человек.
- Добро пожаловать, генерал. Сержант Уитли, проводите генерала и его людей к воздушному шлюзу.
Генерал обвел взглядом офицеров, собравшихся в каюткомпании. После двух трапез, разделенных десятью часами сна, он и его заместитель выглядели намного лучше. Разгладились морщины, исчезли тени из-под глаз, но кое-какие следы недавних испытаний еще остались.
- Господа, - начал он, - я хочу вам поведать о последних днях жизни Советской Лунной станции, пока эти события еще свежи в моей памяти. Я исхожу из двух соображений. Во-первых, мой рассказ может пригодиться историкам и военным экспертам. Во-вторых, пусть кампания на этом театре военных действий и завершена, но война в целом еще не окончена, и никто из нас не в состоянии предсказать ее исход. Ваш командир совершенно прав в том, что сведения, хранящиеся во множестве голов, имеют гораздо больше шансов дойти до всего человечества, чем если бы они оставались секретом двух-трех человек. Поэтому он высказал пожелание, чтобы вы узнали обо всем из первых рук, то есть от вашего покорного слуги. Смею вас заверить, для меня это не только большая честь, но и желанная возможность рассказать о том, как наша станция познакомилась с новейшим способом ведения боевых действий - с атакой мертвецов.
Генерал помолчал, снова окинув взглядом заинтригованные лица, и повел рассказ:
- Вы, англичане, называете это капканом-болваном. Он срабатывает уже после того, как человек, поставивший его, уходит или умирает. Своего рода слепая месть, попытка утащить недруга за собой в могилу. Ничего оригинального тут нет, этот трюк стар, как сама война. Нова лишь техника - она позволяет мертвецам не только нажимать на спусковой крючок, но и доводить пулю до цели. Да, пожалуй, это и вправду ново, и я пока не знаю, к чему нас приведет такой прогресс.
Он опять задумался и молчал, глядя на стол, пока не заерзал кто-то из слушателей. Генерал уловил шевеление и поднял глаза.
- Господа, пожалуй, я открою вам секрет: для меня чрезвычайно важно, что все живое на Луне ныне собрано здесь, под вашим куполом. Как же это могло случиться? Вы, несомненно, знаете, каким образом начиналась война на Луне. Мы открыли ракетный обстрел одновременно с американцами. Но мы не лупили друг по другу. У нас был приказ не обращать на американскую станцию внимания и полностью сосредоточиться на запуске ракет класса "Луна-Земля". Готов побиться об заклад, что янки получили аналогичный приказ.
Это продолжалось до тех пор, пока мы не израсходовали все тяжелые ракеты, оставив только стратегический резерв, и продолжалось бы и дальше, если бы легкая американская ракета не уничтожила на подходе к Луне наш грузовой корабль. Чтобы спасти второй "снабженец", уже стартовавший с Земли, я попросил у штаба разрешения нанести удар по американской станции.
Как вы понимаете, использовать в подобных целях тяжелые ракеты бессмысленно. Трогать резерв средних ракет нам тоже запретили, поэтому мы были вынуждены запустить легкие - под высоким углом, чтобы не задеть горы вокруг кратера Коперник.
Вам известно, сколь мала тут гравитация; слишком большая вероятность отклонения от цели привела к тому, что наши ракеты не нанесли ущерба противнику. Американцы ответили такими же ракетами и с тем же результатом. Одна наша стартовая установка получила легкие повреждения, и только. Вскоре после этого наша орбитальная станция, оказавшись в выгодном положении для стрельбы, выпустила две тяжелые ракеты. Первая, судя по донесению со спутника, отклонилась на две мили в сторону, зато вторая легла прямо в цель. Это походило на правду, так как американская станция сразу умолкла в эфире и больше не подавала признаков жизни.
Возмездие пришло с американского спутника и имело облик тяжелой ракеты, упавшей в миле от нас. В основном мы отделались трещинами в стенах верхних ярусов и значительной утечкой воздуха. Пришлось надевать скафандры, ставить временные перегородки и заливать стены и крышу герметиком. Площадь искалеченных стен была велика, и работу затрудняли обвалы с крыши; во избежание новых ударов противника я решил сохранять радиомолчание. Мы рассчитывали на помощь своих спутников - возможно, пока мы устраняем повреждения, они подавят американцев "осами".
- "Осами"? - удивился кто-то.
- Вам не доводилось о них слышать? Странно. Как бы то ни было, сейчас уже незачем скрытничать. "Осы" летят густым роем, который в полете постепенно рассеивается. Одну или несколько обычных ракет спутник может на безопасном расстоянии от себя взорвать противоракетами, но от большой стаи защититься очень непросто, - так утверждали специалисты.
- И они оказались правы, генерал? - Трун ничем не выдал, что ему известно о печальной судьбе британского спутника, который строил его отец. Как и американский спутник, он умолк на вторые сутки войны.
Генерал пожал плечами:
- Я не знаю. Когда мы остановили утечку воздуха и починили радиомачту, штаб сообщил, что потерял связь с нашими орбитальными станциями.
От официального тона не осталось и следа; генерал волновался, как самый обыкновенный человек, который делится своими бедами.
- Мы уж было решили, что пронесло, как говорят у нас на родине. Однако новые удары и появление трещин в своде все еще не исключались, поэтому мы держали скафандры под рукой, и кое-кому они спасли жизнь.
Пять земных суток назад, или спустя четыре дня после уничтожения американской станции, солдату у телеэкранов наружного наблюдения показалось, будто на дне кратера к северу от нас что-то промелькнуло. Это было невероятно, однако он навел камеру на тот участок и вскоре опять уловил движение. Что-то быстро пронеслось от камня к камню. Солдат немедленно сообщил дежурному офицеру. Тот посмотрел и согласился: да, в кратере что-то есть, однако, не будучи уверенным в этом, задействовал телеобъективы и тем самым сузил поле зрения камер. Не обнаружив ничего подозрительного, дежурный включил простые объективы и тотчас увидел, как из-за самого обыкновенного, в сколах и выбоинах, камня выскочило на секунду нечто вроде морского голыша. Офицер доложил мне, и я сразу поспешил к пульту.
Из-за перекрестного освещения видимость была неважной - Земля уже окунулась в рассвет, и на кратер легла решетка из длинных теней. Появляясь на солнце, "голыш" тоже отбрасывал длинную тень - прямо на наши линзы. Я понаблюдал несколько минут и вынужден был признать: что-то и впрямь перемещалось по дну кратера короткими внезапными рывками. Наконец оно замерло на открытом месте, и мы поспешили включить телеобъективы, но не успели их сфокусировать, как "голыш" метнулся прочь и исчез из виду в тени.
Мы подняли по тревоге охрану, приказали вооружиться гранатометами и приготовиться к бою. А "голыш" знай себе носился среди скал, то появляясь на глаза, то снова пропадая. Вскоре мы поняли, что странная тварь вовсе не спешит добраться до нас.
Кто-то сказал: "Похоже, их двое". Он мог и ошибиться - "голыш" метался совершенно хаотично. Мы направили радар, но при таком наклоне и такой уйме громадных камней толку не добились. Оставалось только ждать, когда "голыш" задержится на виду.
Спустя некоторое время охрана засекла чуть западнее еще один подвижный объект. Мы навели туда камеру - действительно, точная копия "голыша" самым непредсказуемым образом сновала между камней.
Через час с лишним первый достиг ровной площадки в одиннадцати километрах от нас. Но и тогда не сразу удалось разглядеть его как следует. Для простого объектива он был слишком мал, а для телевика - чересчур непоседлив. Зато мы довольно скоро поняли, что их трое. Все они резвились на дне кратера, бросаясь то вперед, то назад, то вбок, то наискось, не задерживаясь на месте и не позволяя нам разглядеть их в перекрестном освещении.
Будь у нас в запасе тактические ракеты, мы бы их запустили, не медля ни секунды. Увы, такое оружие считалось ненужным для лунной станции. Мы решили дождаться, когда "голыши" приблизятся на выстрел из реактивного гранатомета.
А твари все носились по кратеру дикими зигзагами, и выглядело это поистине жутко. Они напоминали огромных суетливых пауков - только паук хоть на минуту, да замрет, а "голыш" останавливался лишь на долю секунды, и невозможно было угадать, в какую сторону он кинется на этот раз. При этом они уверенно подступали к нам, пробегая метров тридцать-сорок, чтобы продвинуться к станции на метр, и шли такой растянутой цепью, что нам ни разу не удалось поймать в камеру всех трех одновременно.
Мы все-таки сумели их довольно хорошо разглядеть, пока они преодолевали следующие два километра. Выглядели твари незамысловато - возьмите яйцо, удлините его вдвое, вот вам и форма корпуса. Добавьте две оси на концах и четыре колеса - повыше и пошире, для устойчивости и прочного сцепления с грунтом. Дайте каждому колесу дополнительную степень свободы, чтобы оно поворачивалось вправо и влево на сто восемьдесят градусов, и эта машина сможет двигаться в любом направлении или вертеться на месте. Установите четыре мотора - по одному на колесо - и радар, чтобы избегать ударов о скалы. Технически это вполне осуществимо, но нас в тот момент интересовал не принцип движения "голыша", а принцип поиска цели.
Было вполне очевидно, что дело тут не в жесткой программе. Следовательно, он мог реагировать на луч передатчика или радара или на вращение телекамеры. Мы проверили каждое из этих предположений, даже отключили на несколько минут все три устройства разом, однако наружная охрана не заметила никакого эффекта. Не интересовались "голыши" и нашими электромоторами, - мы остановили их на целую минуту. Безрезультатно! Реакторы были вне подозрений - на них стояла надежная защита, а кроме того, мы давно соорудили радиационные приманки для ракет, наводящихся на лучистые цели. Сам я считал и теперь считаю, что "голышей" "ведет" неизбежное повышение температуры грунта на подступах к станции. А в этом случае мы уже ничего не могли предпринять.
Генерал хмуро покачал головой и продолжил:
- Короче говоря, к нам "в гости" явились ракеты на колесах. В техническом отношении они примитивны и были бы легко уязвимы, если бы американцы не придумали дьявольскую хитрость: они вмонтировали в управление "голыша" генератор случайного импульса. Догадываетесь, к чему я веду? Случайный процесс, подчиненный одной цели… - Генерал опять умолк, задумавшись на несколько мгновений. - Машина - создание неживое, а следовательно, неразумное. Тем не менее в природе машины лежат железные законы логики. Концепция нелогичной машины выглядит в корне противоречивой, но если вы осознанно вооружитесь ею, то у вас получится нечто небывалое, чужеродное. У вас получится безумие, и страшно даже вообразить, что произойдет, если выпустить его на волю… А в "сознании" этих машин, что носились по дну кратера, точно водомерки по глади пруда, была-таки путеводная ниточка; петляя сквозь рукотворное безумие, она достигала конечной цели. Сиюминутные действия машин были непредсказуемы, абсурдны, однако в целом "голыши" были надежны, как взрывные устройства, которые несли в своих металлических брюках. Вообразите маньяка в белой горячке, одержимого единственным желанием - убивать… Вот что собой представляли эти машины. Они упорно приближались к нам, совершая беспорядочные рывки - то очень короткие, то средние, то довольно длинные. Вперед, назад, вбок, наискось, по дуге… Лишь одно мы могли предсказать с уверенностью: через пять-шесть таких рывков они окажутся чуть ближе к нам.
Наши гранатометчики попытались их остановить на дистанции пять километров. Напрасная трата боеприпасов, конечно. С тем же успехом можно стрелять из тростинки горошинами по летящей мухе. Тут бы, наверное, пригодились мины, если у машин не было миноискателей, но кто бы выделил для них дефицитнейший грузовой объем? Наши люди могли уповать только на случайное попадание.
То и дело какая-нибудь машина скрывалась в столбе пыли и каменного крошева, но всякий раз появлялась вновь, совершенно невредимая. От напряжения у нас болели глаза, ломило в висках, - мы не успевали следить за изображениями на экране, не могли обнаружить системы в движениях машин. Впрочем, я уверен, никакой системы и не было.
Когда машинам осталось три километра до цели, охрана, ничуть не преуспевшая в стрельбе, начала проявлять беспокойство. Мы решили подождать, пока дистанция сократится еще на километр, а затем отозвать гранатометчиков в укрытие.
А "голыши" все приближались. Поверьте, господа, я за всю жизнь не видел ничего кошмарнее. Это смахивало и на неистовую пляску дервиша, и на мельтешение насекомых; то и дело приходилось напоминать себе, что перед нами вовсе не живые существа. Время от времени гранатный разрыв осыпал их осколками, но не причинял вреда. Как только они подошли на два километра, я приказал полковнику Зиночеку снять заслон. Он поднес к губам микрофон, и тут одна из машин нарвалась на гранату. На наших глазах ее опрокинуло взрывом. Достаточно большой диаметр колес позволял ездить вверх тормашками, и она поехала… потом вспыхнуло ослепительное пламя, и экран померк.
Даже на глубине нашего укрытия встряска была чудовищной. Пол вздыбился, по двум стенам разбежались трещины.
Я включил систему общего оповещения. Она еще действовала, но везде ли меня слышат - этого я знать не мог. Я приказал всем надеть скафандры и ждать дальнейших распоряжений. Была надежда, что взрыв одной машины вывел из строя и остальные. Впрочем, это выглядело маловероятным, ведь они в этот момент могли случайно укрываться за скалами, к тому же на Луне нет воздуха, а значит, нет и ударной волны. Только осколки.
Может, было и еще что-нибудь… Кто знает? Эффекты взрывов на Луне почти не изучались. Так или иначе, мачта снова рухнула, и мы остались без радара и телекамеры, а потому не могли выяснить, миновала ли беда, или машины убийцы все еще носятся по дну кратера, как свихнувшиеся пауки. Если они уцелели, то, по нашим расчетам, минут через тридцать пять должны были добраться до нас.
Это были самые долгие полчаса в моей жизни. Мы надели скафандры, мы включили индивидуальные рации, мы сделали все возможное, чтобы определить размеры повреждений. Вероятно, на верхних ярусах они были огромны, - оттуда нам почти не отвечали. Я приказал всем, кто мог двигаться, пробираться на нижние ярусы. Потом нам оставалось лишь ждать… и гадать, носятся ли снаружи эти твари, и смотреть, как ползет по кругу минутная стрелка.
Им, или ей, потребовалась ровно тридцать одна минута. Пол рванулся вверх и свалил меня с ног. Я мельком увидел громадные трещины на потолке, и тут погас свет и на меня обрушилось что-то неимоверно тяжелое…
Пожалуй, нет необходимости подробно описывать остальное. Нас осталось четверо живых в контрольном центре и еще пятеро - непосредственно над нами. Естественно, никто бы не спасся, если бы камни имели земной вес, - и так за четверо суток мы еле расчистили проход к аварийному шлюзу. Весь воздух, конечно, вытек, и нам приходилось забирать у мертвецов баллоны и неприкосновенные пайки. Есть мы могли только по очереди в двухместной надувной камере. Впрочем, еды хватило ненадолго.
Аварийный выход располагался в некотором отдалении от основного шлюза, но и ему досталось: частично обрушился потолок ангара и завалил реактивную платформу. К счастью, две другие почти не пострадали. Шлюз находился в основании утеса, и хотя сама скала устояла, перед наружным люком выросла такая куча камней, что пришлось взрывать. Получился довольно широкий проход, и мы благополучно вывели платформы, не пачкаясь в радиоактивной саже и не подвергаясь прямому облучению, за что спасибо утесу, отгородившему нас от эпицентра.
Генерал посмотрел на собравшихся:
- Господа, приютив нас, вы поступили очень, великодушно. Позвольте вас уверить, что мы не намерены оставаться в долгу. Совсем напротив. У нас на станции много продуктов, а если уцелели цистерны, то есть и вода. Кроме того, найдется все необходимое для регенерации воздуха. К сожалению, без бурильной техники до всего этого не добраться. Конечно, моим людям необходимо отдохнуть, но если вы потом одолжите нам технику, то ваши запасы основательно пополнятся. - Он глянул в окно, на яркий сегмент Земли. - А они нам очень пригодятся, я это чувствую.
Когда собрание закончилось, Трун привел генерала и его заместителя к себе в кабинет. Угостил их сигаретами, закурил сам и сказал:
- Генерал, как вы догадываетесь, наша станция не рассчитана на содержание военнопленных. Какие вы можете дать гарантии, что не будет диверсии?
- Диверсии?! - воскликнул генерал. - Помилуйте, с какой стати? Мои люди - отнюдь не сумасшедшие, они точно так же, как и я, понимают, что авария на вашей станции для нас смерти подобна!
- Но вдруг среди вас найдется одиночка… скажем так, беззаветно преданный родине, который сочтет своим долгом уничтожить станцию пусть даже ценой собственной жизни?
- Едва ли, сэр. У меня в подчинении сливки армии, умнейшие люди, они прекрасно понимают, что на этой войне победителей не будет. Главное - пережить ее.
- Но, генерал, не упускаете ли вы из виду, что мы - все еще боевое подразделение, причем единственное на этом театре военных действий?
У генерала чуть-чуть приподнялись брови, и он несколько мгновений задумчиво смотрел на Труна. Затем улыбнулся уголками рта:
- Я вас понял. Признаться, это несколько неожиданно. Значит, ваши подчиненные до сих пор в это верят?
Трун наклонился вперед, чтобы стряхнуть в пепельницу сигаретный пепел.
- Генерал, мне кажется, я вас не совсем понимаю.
- В самом деле, капитан? Я говорю о вашей боеспособности.