Глава 8. СТЕКЛЯННЫЙ ДОМ
Увлечение покойного банкира рационализацией сказалось и на архитектуре его дома, построенного по последнему слову американизированной строительной техники. Красота этой новой архитектуры определялась новым каноном: утилитаризмом. Весь огромный, растянутый в длину трехэтажный дом Готлиба был сделан из железа, стекла и бетона и внешне был скучно прямолинеен, как разграфленный лист гроссбуха. Ни одной радующей глаз кривой линии, ни одного украшения. Огромные стекла во всю стену придавали дому вид какого-то гигантского аквариума. Казалось, стекла были слишком хрупкой защитой для миллионов, которыми ворочал банк Готлиба. Но "золотые рыбки" этого аквариума хранились глубоко на дне его - в подземном этаже. Сталь и бетон этого казнохранилища способны были выдержать налет не только земных, но и воздушных бандитов. Сотни автоматических звонков и световых сигналов, особые перископы, дающие возможность находящимся в первом этаже сторожам видеть, что делается в подвале, автоматически захлопывающиеся двери, электрические заградители и киноаппараты обрекали на неудачу всякую попытку проникнуть сюда силой или хитростью. В свое время Готлиб не мало бросил денег на то, чтобы через репортеров, описывающих все эти чудеса заградительной техники, оповестить весь мир о неприступности его банковской твердыни и отбить охоту любителей легкой наживы проникнуть в подвалы. И действительно, за десять лет был только один случай покушения, и он окончился очень плачевно для смельчаков: двое взломщиков, лучшие специалисты своего дела, были захлопнуты автоматической дверью, как мыши в мышеловке.
Автоматически приведенный в действие киноаппарат заснял это происшествие, и картина демонстрировалась во всех кинематографах, как образец наказанного порока. Правда, злые языки утверждали, что все это ограбление было инсценировано самим Готлибом, пригласившим, за приличное вознаграждение, известных "артистов" уголовного дела и обещавшим им выход на свободу, когда шум вокруг дела утихнет, но тем не менее картина возымела действие. Банкир и его вкладчики спали спокойно.
В первом, надземном, этаже помещался банк со всеми его отделениями. Здесь же помещались вооруженные сторожа, в которых, в сущности, не было и нужды. Но банкир содержал довольно большой штат их "для декорации".
Квартира Готлиба помещалась во втором этаже, где середину занимали гостиная, приемная, личный секретариат и кабинет. Правый конец здания был разделен на две комнаты, соединенные с кабинетом; в одной помещалась спальня Готлиба, в другой жил Штирнер. Эти комнаты Штирнер держал всегда на запоре, не допуская туда служащих даже для уборки. В левом же конце этажа помещался "зверинец" Штирнера: его ученые собаки, волки, свиньи, кошки и медведь. Все они жили совместно в трогательном единении. Бросив ученую карьеру, Штирнер продолжал "по-любительски", как говорил он, изучать психологию животных.
Почти две трети верхнего, третьего, этажа, его середину, занимала картинная галерея - гордость Готлиба и предмет шуток и острот знатоков. Здесь в таком же трогательном единении, как звери Штирнера, бок о бок уживались подлинный Андреа дель Сарто с грубо поддельным Корреджио, мазня неизвестного дилетанта с карандашным рисунком Леонардо да Винчи. Все картины были расставлены на станках, расположенных в ряд перпендикулярно стеклянным стенам; Готлиб называл это "рационализацией освещения". Середина зала была пуста, если не считать стоявшего на помосте рояля. Для торжественных обедов приносились из кладовых какие-то замысловатые раскладные рационализированные Готлибом столы, которые в сложенном виде занимали очень мало места, но собрать их было истинным мученьем: слуги выходили из себя, когда им приходилось складывать бесконечные кусочки, доски, бруски… Эта работа напоминала китайскую головоломку. Отдельные части, неверно пригнанные, рассыпались, не слушались, не входили в пазы. Слуги нервничали, Готлиб еще больше.
- Ну как же вы не понимаете? Это так просто! - и он подбегал сам, складывал, выдергивал, подставлял, ронял, ушибался и сердился больше всех.
Теперь с этим было покончено. Столы мирно почивали в разобранном виде, как и их разобранный на части несчастный хозяин. Зал был пуст. Поэтому приятно было отсюда войти в смежный зимний сад. Широкие листья пальм покрывали большой аквариум. Вьющиеся растения оплетали искусственный грот. Яркие орхидеи радовали глаз пестротой красок.
Уютные диванчики между лаврами и цветущими олеандрами давали возможность отдохнуть и послушать певчих птиц, летавших на свободе.
К другому концу зала примыкала библиотека, которая находилась под двумя кабинетами Готлиба, помещавшимися во втором и первом этажах. Все эти три комнаты соединялись лифтом с установленным на нем креслом. В библиотеку, состоявшую исключительно из роскошных изданий в дорогих, тисненных золотом переплетах, Готлиб любил "взлетать" на своем подъемном кресле после работы, чтобы выкурить здесь сигару. Но книг он не читал. Изредка вынимал он какую-нибудь из них, раскрывал и разглядывал рисунки.
- Маки-домовой, Tarsus spectrum… Бывают же такие несуразные животные! Прямо в очках! Фу, гадость, еще во сне приснится! - и он захлопывал книгу и сладко потягивался после трудового дня.
Две крайние комнаты пустовали. Одна из них находилась над спальней покойного Готлиба, другая - над комнатой Штирнера.
В эту последнюю комнату Штирнер ввел Эльзу, когда осмотр дома был окончен.
- Вот и все ваши владения. Я думаю, что вам здесь будет хорошо. Здесь много света и воздуха, как, впрочем, и во всем доме, недаром у вашего завещателя был такой прекрасный, свежий вид и румяные щеки.
При упоминании о завещателе Эльза вздрогнула, и легкая тень пробежала по ее лицу.
Штирнер нахмурился.
- Эльза, - серьезно сказал он, - неужели все это вас не радует? Ведь вы сейчас одна из богатейших женщин в мире. Вы можете исполнить всякий ваш каприз. Если вам не нравится этот дом, вы можете остановиться в любом из двадцати шести домов, принадлежащих вам теперь в городе, вы можете жить на ваших виллах в Ницце, в Ментоне, в Оспидалетти, на Майорке, в Алжире, я уж не помню где… - О чем-то подумав, он продолжал: - Но вам здесь должно понравиться.
- Да, мне здесь должно понравиться, - как эхо прозвучал ответ Эльзы.
- В соседней комнате будет помещаться ваша прислуга. В этой комнате, как и везде, электрических звонков больше, чем в мебели обойных гвоздиков, а телефонов еще больше, чем звонков… Не сходя с кресла, вы можете потребовать все что угодно. Чашка кофе сама подъедет к вам на транспортере… До скорого свидания!
Когда он ушел, Эльза устало опустилась в кресло и, склонив голову, закрыла лицо руками. Где-то далеко пробили часы, и звон их гулко разнесся по пустому залу.
Эльза долго сидела неподвижно. Она думала о своей жизни, так странно сложившейся. Дочь бедных родителей, круглая сирота, она рано узнала нужду. Еще девочкой она была необычайно красива. Эта красота принесла ей в жизни много радостей и много горя. Одна состоятельная старушка, фрау Беккер, одинокая вдова, увидя в приюте красивого ребенка, взяла девочку к себе. В то время Эльзе было двенадцать лет. До семнадцати она прожила у фрау Беккер. Эти пять лет были лучшими в ее жизни. Старушка любила ее, даже баловала, дала хорошее образование, и Эльза привязалась к ней, как к матери. Но старушка неожиданно умерла, не оставив завещания. Родственники бросили Эльзе подачку в такой оскорбительной форме, что она отказалась от их помощи и взялась за работу. Прошло два тяжелых года, в продолжение которых ей пришлось узнать свет с неприглядной стороны. При ее красоте ей не трудно было получить место в магазине, и она находила эти места, но быстро бросала их из-за слишком открытых признаний ее красоты со стороны хозяев. Она решила перейти на другую работу. Вечерами изучала она стенографию, и когда изучила, ей посчастливилось поступить к Готлибу. Здесь же она познакомилась с Зауером и полюбила его за одно то, что он с уважением относился к ней и был всегда корректен и выдержан.
Получение наследства выбило ее из колеи.
Она никак не могла понять, как и почему она приняла наследство, после того как решила отказаться от него.
- Почему? Почему? - спрашивала она себя.
Вдруг лицо ее стало спокойным. Глаза полузакрылись. Так она просидела несколько минут. Наконец она вздохнула полной грудью, как человек, вышедший из душного помещения на свежий воздух. С удивлением она чувствовала, что от ее смутной тревоги и тоски не осталось следа. Она встала, сладко потянулась, как бы разминая затекшие члены, и с любопытством осмотрела комнату.
- Право, здесь очень занятно. Какой интересный рисунок на ковре! А сколько света! Как легко дышится!
Она глубоко вздохнула и с новым чувством какого-то обостренного любопытства стала осматривать свое новое помещение: библиотеку, картинную галерею и чудесный зимний сад.
- И это все мое!..
В первый раз она подумала: "А ведь Штирнер прав! Какая я счастливая!.."
Глава 9. ПЯТЬДЕСЯТ ПРОЦЕНТОВ ПРИБАВКИ
Штирнер, оставив Эльзу, быстро спустился во второй этаж. В комнате личного секретариата он застал Зауера, Эмму Фит и старушку экономку фрау Шмитгоф.
Зауер смотрел на него недружелюбно, Фит и Шмитгоф - с тревогой. После того как Эльза Глюк стала полноправной хозяйкой, все они не знали, как сложатся их дальнейшие отношения.
- Здравствуйте, господа! - оживленно сказал Штирнер. - Я от новой хозяйки! Не беспокойтесь ни о чем: вы все останетесь, я уже говорил с Эльзой… фрейлейн Глюк… Работы у нас теперь будет много… Наша прекрасная хозяйка не знакома с банковским делом, и на нас - главным образом на меня и вас, Зауер, - выпадает тяжесть управления делами банка Эльзы Глюк.
- Прошу за меня не решать и не определять моих обязанностей, - желчно сказал Зауер.
- Да… Но как же иначе? Ну, мы еще поговорим. Меня ждет одно неотложное дело.
Штирнер быстро прошел в кабинет, что-то написал на письменном столе Готлиба, спрятал написанное в ящик стола, запер на ключ и прошел в свою комнату. Скоро он вышел обратно и вновь уселся за письменный стол Готлиба.
В кабинет вошла Эльза, а вслед за ней явились Зауер, Фит и Шмитгоф.
Эмма и экономка благодарили Эльзу за то, что она оставляет их у себя.
- А! Фрейлейн Глюк, очень рад, что вы пожаловали ко мне! - сказал Штирнер. - Как вы чувствуете себя?
- Благодарю вас, хорошо.
- Вам понравился дом?
- Очень! - ответила она оживленно. - Весь верхний этаж залит солнцем. Кажется, будто плаваешь в солнечном океане. А этот зимний сад - очаровательный уголок. Право, нет нужды ездить в Ниццу, имея недалеко это зеленое убежище!
- Отлично! Значит, все в порядке? - весело улыбнулся Штирнер.
На Зауера неожиданное оживление и жизнерадостность Эльзы произвели обратное впечатление. Он насторожился, подозрительно посмотрел на нее и стал кусать губы.
- А теперь будьте любезны снять с ваших плеч деловую обузу, - сказал Штирнер. - Согласно вашему желанию, я заготовил полную доверенность на мое имя… Будьте добры подписать ее.
Зауер, Шмитгоф и даже наивная Фит были удивлены. Всем казалось естественным, что доверенность будет дана Зауеру - жениху Эльзы, или по крайней мере управление делами будет разделено между ним и Штирнером.
- Да, да, - охотно ответила Эльза и взяла перо.
- Одну минутку! - Штирнер позвонил, и в комнату вошел старичок нотариус с двумя свидетелями.
- Извините, - встретил его Штирнер, - что мы беспокоим вас, приглашая, по старой памяти, на дом…
Старичок любезно закивал головой.
Эльза подписала доверенность. В несколько минут формальности были закончены.
- Надо, чтобы все было по форме. Благодарю вас! Вы свободны, - сказал Штирнер.
Нотариус, Фит и Шмитгоф вышли.
- Вы, Зауер, остаетесь юрисконсультом. Но наш новый банкир добрее старого и увеличивает ваше жалованье на пятьдесят процентов. Вы так, кажется, распорядились?
- Да, да! - ответила Эльза.
- Благодарю вас за честь, но я отказываюсь от ваших прибавок и от места… - ответил позеленевший Зауер.
- Но почему, Отто? Ты шутишь! - спросила Эльза, глядя на жениха.
- Ну, вы тут договаривайтесь с хозяйкой, а мне некогда. Надо спуститься в банк, благо старик Карл изобрел такой хороший способ сообщения.
И, нажав кнопку, Штирнер провалился в люк.
- Ты шутишь, Отто? - повторила Эльза, оставшись одна с Зауером, и ласково прикоснулась к его руке.
Зауер брезгливо отдернул руку и поморщился.
- Не знаю, кто из нас шутит… Мне кажется, что вы, фрейлейн Глюк…
- Отто!..
- Но только ваши шутки похожи на издевательство… издевательство над человеческим достоинством, любовью, доверием, дружбой.
Зауер заговорил с обидой в голосе:
- Эльза! Что с тобой, Эльза? Ты уверяла меня, что откажешься от наследства, и ты обманула меня… Зачем?
- Отто, но разве ты не понимаешь, что так надо было? И не ты ли сам выступал на суде от моего имени?
- Да, я выступал… Я не знаю, почему я выступал… Это какое-то бесовское наваждение… Впрочем, ты просила меня и я сделал… Ведь я ни в чем не могу отказать тебе… Но ты? Ты обманула меня! Ты стала миллионершей и опять разбудила во мне всех демонов сомнений, которые терзают меня. Это наследство позорит тебя, пятнает нашу любовь. И это еще не все: ты вдруг выдаешь доверенность Штирнеру!.. Какие новые черные подозрения пробуждаешь ты?.. Ты с ним заодно. Ты… близка ему! Ты соучастница его преступлений. Ты дурачила меня как мальчишку.
- Отто!
- Молчи! Неужели ты не понимаешь, что вокруг твоего имени сплетут легенды, тебя смешают с грязью, и эта грязь долетит сюда с улиц, в эти золотые хоромы - они не защитят тебя. Ты живешь с ним в одном доме, ты…
- Успокойся, Отто, умоляю тебя!
- Нет, не успокоюсь!.. Тебе всего этого оказалось еще мало. Ты хочешь унизить меня, предлагаешь пятьдесят процентов прибавки. Ха-ха-ха!.. Любовь и достоинство за пятьдесят процентов!
Зауер закатился истерическим смехом и не мог сдержаться.
Потрясенная Эльза беспомощно смотрела на него. В ней происходила ужасная, борьба. Наконец нервы ее не выдержали, и она расплакалась.
Зауер утих, нервно всхлипывая, и от времени до времени тяжело вздыхал.
- Как я несчастен… как я несчастен!.. - тихо говорил он, сидя на кресле и положив голову на руки.
Эльза подошла и обняла его.
- Отто, неужели ты думаешь, что я такая дурная? Ведь я же люблю тебя! Ну успокойся, милый мой, родной… Я все сделаю, что ты скажешь…
- Правда?
- Правда, - твердо ответила Эльза. - Не вини меня, я сама не знаю, как все это произошло…
Зауер поднялся. Вслед за ним поднялась и Эльза.
- Мне не надо богатства, я люблю тебя, только тебя, - сказал он, сжимая ее руки. - И ради моей любви я требую: завтра же, слышишь, завтра, не позже, мы обвенчаемся с тобой, и завтра же ты выгонишь из дома проклятого Штирнера со всеми его собаками!
- Я согласна.
- Эльза!
- Отто!..
Площадка лифта бесшумно поднялась.
- Ого! Целуются! - вдруг услышали они за собой насмешливый голос Штирнера и, оторвавшись друг от друга, оглянулись. - Какая трогательная сцена!
Штирнер сидел за письменным столом, покуривая сигару.
- Вы здесь зачем? - негодующе воскликнул Зауер.
- По долгу службы, - насмешливо ответил Штирнер. - Доверие, которым облекла меня наша хозяйка…
- Наша хозяйка изменила свое решение и дает вам полный расчет, - перебил его Зауер, - доверенность на ваше имя будет уничтожена. В вознаграждение же за ваши заслуги вам будет выдано полностью двухмесячное содержание с надбавкой пятидесяти процентов.
- Придется мне открывать бродячий цирк, - сказал Штирнер, почесав лоб.
Но, оставшись один, он нахмурился, вынул из ящика стола какие-то чертежи, просмотрел их, сердито проворчал что-то, поспешно вошел в свою комнату и надолго заперся в ней.
Глава 10. "ДЕВУШКА С РАЗБИТЫМ КУВШИНОМ"
Прошел месяц. Эмма Фит сидела на своем обычном месте и писала на ремингтоне.
Зауер, побледневший, небрежно причесанный, небритый, долго ходил большими шагами по кабинету, искоса поглядывая на Эмму. Потом он подошел к ней и, покачиваясь из стороны в сторону, в упор стал смотреть ей в лицо.
Резвые пальцы Эммы начали делать перебои на клавишах ремингтона. Она покраснела под пристальным взглядом Зауера и, не прерывая работы, спросила:
- Почему вы так смотрите на меня, господин Зауер, как будто никогда не видали? Вы мешаете мне работать…
- Фрейлейн Эмма, а ведь вы прехорошенькая!
Эмма покраснела еще больше, но попыталась сделать вид, что не расслышала его слов.
- Странное дело! - продолжал Зауер. - Более года, как вы здесь служите, я встречаюсь с вами каждый день, но только за последний месяц у меня как будто открылись глаза: приятный овал лица, мягкие волосы, к которым хочется прикоснуться и погладить, изумительные глаза! В них детская наивность и лукавство маленького бесенка. Вы живая "Девушка с разбитым кувшином".
- Я не разбивала никаких кувшинов.
- Это картина Греза. А вы…
- Перестаньте, Зауер.
Эмме приятно было слушать Зауера, но она скрывала свои чувства, боясь гнева Эльзы. А Эльза уже не раз заставала их за такой беседой. Эльза с достоинством проходила мимо, но Эмма чувствовала, что ее "хозяйка", как шутя теперь она звала ее, все видит и понимает.
- Господин Зауер, я не узнаю вас!
- Я сам не узнаю себя, деточка. Философы уверяют, что познать самого себя - самая трудная задача в мире…
Зауера действительно нельзя было узнать.
Корректный, аккуратный, педантичный Зауер перестал, чего никогда не было раньше, заботиться о своей внешности, начал ходить по ресторанам, покучивать в подозрительной компании, халатно относиться к делу.
- Вот что, дорогая фрейлейн Фит, довольно вам трещать на этом неблагодарном музыкальном инструменте. Пора кончать. Идемте наверх, я покажу вам в зимнем саду новых золотых рыбок в аквариуме. Их недавно выписал Штирнер в подарок нашей хозяйке.
Эмма колебалась.
Зауер, улыбаясь, многозначительно посмотрел на дверь кабинета.
- Боитесь хозяйки?
Эмма вспыхнула и поднялась.
- Только на одну минуту! Я спешу домой…
Но эта минута длилась более получаса. Зауер болтал и любезничал без умолку. Эмма краснела от тайного страха быть застигнутой. Посмотрев на часы, Эмма вдруг поднялась.
- Боже, я опоздала!.. - И она, поправляя прическу, вышла из зимнего сада в пустынный зал.