- На что ты рассчитывал, тупой ублюдок? - усмехнулся бородач, глядя на захрипевшего, беспомощно трепыхающегося, противника, - или ты этого и добивался? Что ж, тогда спешу тебя обрадовать: на сей раз ты умрешь окончательно. И может…
Договорить не получилось. Неожиданно из полумрака коридора, где горела, от силы, каждая третья лампа, со свистом вылетел небольшой нож. И вонзился лезвием прямиком в кисть руки Надзирателя. Как раз той руки, что держала горло Хьорна.
Пальцы инстинктивно разжались в тот момент, когда Надзиратель за душами испытал на себе еще один из недостатков телесного существования - а именно, ощущение боли. Он даже вскрикнул, ибо оказалось то знакомство ни с какого боку не приятным.
* * *
Вылазку в Дом Прозрения мы предприняли уже когда стемнело. Путь до пункта назначения преодолев на машине Эдны… то есть, пардон, продавщицы Натальи Девяткиной. Ведь разбойница из средневекового мира автомобиля отродясь не видела. Не говоря уж о том, чтобы ездить на нем да еще за рулем.
Строго говоря, и Девяткиной-то небольшая темно-красная машина, похожая на гигантский рубин, принадлежала не в полной мере. Скорее, она могла считаться собственностью банка, в котором Наталья-Эдна в прошлом году взяла кредит на покупку. Причем выплатить успела, от силы, процентов двадцать. И едва ли осилит остальное: как я понял со слов самой Девяткиной (не Эдны), карьера ее в "Алисе" находилась под угрозой. Порядочки, заведенные для сотрудников данной торговой сети оказались те еще. Удивительно, что банки, где наверняка знают об этом риске, все равно охотно одалживают деньги таким как Наталья. В солидной-де организации работает, не в какой-то шарашке-однодневке.
Впрочем, это я так, к слову.
Посовещавшись на кухне квартиры Матвея Богомолова, мы вначале съездили домой к Вилланду… Андрею Ливневу то есть. Где прихватили ружье, оказавшееся, кстати, не двустволкой, как подсказывали лично мне дурацкие стереотипы, а карабином. Карабин, кстати, был снабжен оптическим прицелом. С таким не то что на зверя - на человека охотиться впору. Или на магическое отродье из другого мира.
"Я ведь уже и пострелять из него успел, - сетовал не Вилланд, но его злополучное отражение, - правда, только по мишеням. А потом со мной несчастье случилось, так что не до ружья стало. Но все равно выбросить было жалко. Денег ведь стоит…"
Эдна, кстати, тоже не отправилась на дело без оружия. Но, следуя привычкам разбойницы, прикупила в ближайшем магазинчике промтоваров несколько небольших легких ножей.
По дороге уже к Дому Прозрения я успел лишний раз поглядеть на улицы и здания Отраженска. И приметить еще одну странность города и всего этого мира, поначалу не бросившуюся в глаза.
Мне не встретилось ни одного памятника. Ни статуи, ни барельефа, ни старинного здания. Притом, что даже в моем родном городке и пара статуй имелась… запечатлевших, правда одного и того же человека - вождя мирового пролетариата. А уж бывших купеческих домов и административных зданий, избежавших сноса и теперь украшенных мемориальными табличками, вообще было не счесть.
Что уж говорить про город крупный, в коем я получал высшее образование. Пестрота архитектурных стилей в иных районах была просто жуткой. Как будто обладающие сверхчеловеческим могуществом коллекционеры собрали в одном месте постройки из разных эпох. И никого не удивляло, например, почти идеально-прямоугольное здание администрации, а через дорогу - бревенчатая двухэтажная развалюха, первым этажом наполовину вросшая в землю. Ну или соседство сверкающего на солнце современного офисного здания и старой кирпичной бани, формой похожей на гигантскую кружку.
Так вот, в Отраженске ничего подобного я не заметил. Здания заметно старые, вида весьма неприглядного, здесь, правда, наличествовали. Но были они столь же безликими, как и прочие городские постройки. Типичный бетонный жилой дом, типичная пятиэтажка из кирпича, типичное административное здание и так далее.
В высшей степени странно было наблюдать такое в немаленьком городе, основанном отнюдь не вчера. Но странность превращалась в очевидность, стоило мне принять рассуждения спутников об искусственности этого мира. Когда жизни в нем по большому счету нет, когда время властно разве что над телами и вещами, но не над душами людей… да и откуда им взяться, душам-то у отражений? Тогда и нечего сохранять в памяти, тем более коллективной.
И обольщаться по поводу шапки Мономаха на логотипе газеты "Правая Правда" не стоило. Символы можно использовать и не осознавая их реального смысла. Подобно тому, как в моем родном мире имелись и горячие поклонники диады "Инь-Янь", не имевшие отношения к восточной философии, и любители рисовать перевернутые пентаграммы, жертвоприношений, к счастью, не устраивая. Что там, многие из моих сверстников даже на людях называли себя эльфами, орками, хоббитами и иной сказочной нечистью. Хоть вроде родились в России-матушке, а не в каком-нибудь Средиземье.
Дорога наша окончилась перед не столько высоким, сколько раскинувшимся вширь бетонным зданием. На козырьке над широким крыльцом парадного входа располагалась большая надпись: "Дом Прозрения", а слева и справа от нее - условные схематичные изображения глаза, почему-то с почти вертикальным щелевидным зрачком.
"Тпру! - таким расхожим междометием прокомментировала остановку сама Эдна, сидевшая за рулем, - идем, не будем рассусоливать".
Сама она выскочила наружу ловко, чуть ли не в ту же секунду, что и открыла дверцу. Но все одно, нам пришлось дожидаться, пока из машины выберется Вилланд. Да и мне, пребывающему в теле весьма крупного мужчины, потребовалось побольше времени, чтобы вылезти. Выпрыгивать, как чертик из коробочки, я со своими здешними габаритами не мог. Еще этот Богомолов, похоже, имел лишний вес и, само собой, проблемы с сердцем… правда, пока малозаметные.
Так мы и направились к крыльцу Дома Прозрения: ковыляющий Вилланд с тростью и карабином, Эдна при ножах, рассованных по карманам специально надетого джинсового костюма. И я - сам по себе способный сойти за оружие.
Медсестра за стойкой регистратуры в ужасе взвизгнула, увидев вооруженного человека, даром, что инвалида. Человеку же этому пришлось наставить на нее ствол, чтобы утихомирить.
Такой аргумент оказался вполне достаточным, чтобы медсестра замолчала. Но и только-то. Почти ничего полезного мы от нее все равно не добились. Грамотно описать Аль-Хашима, точнее, похожего на него пациента, я оказался не в силах. Да и разговаривать, выдавая служебные тайны, медсестра была не расположена даже несмотря на дуло, глядевшее прямиком ей в лицо. Лишь на один вопрос - "Не поступал ли в Дом старик такой… восточной внешности?" - она позволила себе оговорку. Правда, не по Фрейду, а по Шерлоку Холмсу, Дюпену или еще какому-нибудь герою классического детектива.
"И вы тоже?.."
Насколько я уловил суть этой то ли случайно, то ли рефлекторно оброненной реплики, Надзиратель прибыл раньше нас. И тоже успел справиться насчет Аль-Хашима.
А значит, следовало поторапливаться.
Мы разделились. Вилланда с ружьем оставили возле регистратуры. И чтобы дежурную медсестру караулил, не давая делать глупости, и просто как наименее мобильную боевую единицу. Сам я направился к лифту, расположенному поблизости, в вестибюле. Более же ловкая и шустрая Эдна устремилась вверх по лестнице.
Так мы и договорились передвигаться - преодолевая этаж за этажом. И всякий раз выглядывая в коридор, пытаться обнаружить хоть что-то, заслуживающее внимания. И если на втором этаже нас ждали тишь да гладь, то на третьем с ходу натолкнулись на сюрреалистическую картину. Огромный рыжий детина - этакий викинг, а может, пропавший брат Джигурды - висел примерно в двух десятках сантиметров от пола. А висел он потому, что за горло его держал, приподнимая, не кто иной как Надзиратель за душами. На фоне своего не то противника, не то жертвы, он выглядел каким-то тщедушным, субтильным. Отчего вся сцена расправы над "викингом" смотрелась вопиюще неправдоподобно.
Конечно, вряд ли именно этот рыжий бык являлся отражением Аль-Хашима. Но все равно, не сговариваясь, на пару с Эдной мы решили вмешаться. Ибо во-первых, враг твоего врага может стать союзником, а во-вторых, помешать Надзирателю никогда не будет лишним.
Полетел один из ножей, пущенный умелой рукой разбойницы. И поразил прямехонько кисть руки нашего противника. Да той самой, которой тот сжимал горло "викинга". Последний с хрипом и кашлем осел на пол, когда пальцы Надзирателя разжались. Но, видимо, оказался не робкого десятка, поскольку сумел-таки подсечь своего душителя ногой.
Надзиратель, разумеется, рухнул на пол… однако, в следующий миг, мячиком подскочив, снова поднялся на ноги. Но к счастью, тут уже подоспели и мы с Эдной. Причем на ходу я еще сподобился заметить и подобрать с пола пистолет, оброненный, не иначе, нашим врагом.
В момент, когда "викинг" и Надзиратель схватились вновь, я нажал на курок. Возможно, из пистолета палить гораздо проще, чем из карабина. Да только ни я, ни, как видно, Матвей Богомолов, должными навыками обращения с огнестрельным оружием не обладали. Пуля едва попала в ногу долговязому бородачу. И не убила, конечно же. Но и ее хватило для того, чтобы Надзиратель взвыл от боли… а противник его получил преимущество.
Рывком "викинг" опрокинул Надзирателя на пол… вернее, повалились они вместе. Теперь, как мне казалось, промахнуться было бы трудно. Я нацелил пистолет прямо в бородатую голову, прямо в это лицо, мерзкое, как блевотина, нажал на курок… но пистолет ответил лишь сухим щелчком. Использованный мной патрон в обойме оказался единственным. И мне не требовалось семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кому оный предназначался.
Пришлось хорошенько так, от души, пнуть Надзирателя под ребра. И еще разок - тот согнулся в три погибели, сжимаясь от боли. В то время как Эдна, прошмыгнув мимо меня в палату с открытой дверью, обнаружила там Аль-Хашима.
- Скорее! - выкрикнула она, - старик, мы пришли тебя освободить!
- О, добрая юница, - донесся до меня знакомый голос, - да прольются все ручьи под твои благородные ступни.
Сам старик-алхимик, кстати, в этом мире почти не изменился. Разве что борода стала покороче. К облегчению своему я видел, как он медленной старческой поступью выходит в коридор.
В спешке, чуть ли не волоком, Эдна потащила освобожденного старика к лифту.
- У, а не такой уж ты сильный, Надзиратель за душами, - еще презрительно бросила она, проходя мимо распростертого на полу нашего врага и вцепившегося в него мертвой хваткой вконец обезумевшего, окровавленного "викинга".
Поборов искушение еще раз врезать Надзирателю, я поспешил следом.
А когда уже в вестибюле, в компании Аль-Хашима и отведшего от медсестры карабин Вилланда-Ливнева, мы подходили к дверям на выход, тетка за стойкой регистратуры завизжала вновь.
- На этот раз я ни при чем, - зачем-то виновато и смущенно молвил Вилланд… вернее, его отражение.
Да никто его, собственно, и не обвинял. Потому что причина новых треволнений медсестры стала ясна, стоило нам посмотреть в сторону лестницы. Преодолев последние ее ступеньки через вестибюль полз Надзиратель. Именно полз, а не шел. Полз на руках, волоча за собой подстреленную ногу. В этом существе, окровавленном и каком-то измятом, изорванном, уже трудно было узнать человека.
Медсестра визжала и зачем-то пятилась к стене за стойкой. Туда, где стояли стеллажи с бумажными медицинскими картами, упорно не желающими умирать даже в компьютерный век. Но страхи этой женщины были напрасны - направлялся-то ползучий человекоподобный гад в нашу сторону.
Мы замешкались… все, кроме Вилланда. Тот отреагировал на удивление молниеносно.
- Надзиратель? - спокойно осведомился охотник, вскидывая карабин, - а провались-ка ты в преисподнюю, Надзиратель.
Выстрел, единственный, зато меткий, разнес голову существу - аж кровавые ошметки полетели в разные стороны. Лично мне это зрелище так некстати напомнило арбуз, который я уронил в детстве, по неосторожности. Но как бы то ни было, а Надзиратель замер, оставшись неподвижно валяться на полу. Как видно, с простреленной насквозь башкой не способны выжить даже порождения древней магии.
К сожалению, не лучшим образом этот выстрел сказался и на самом Вилланде - в этом мире занимавшем хлипковатое тело инвалида. И то ли забыл он о необходимости опираться на трость, исполненный боевым и охотничьим азартом. А может, удержать карабин можно было только двумя руками. Так или иначе, но отдача в момент выстрела едва не опрокинула самого стрелка на пол. Добро, я каким-то чудом успел подхватить, подстраховать бравого калеку. Не то к его нынешней травме могла добавиться, по меньшей мере, еще одна.
* * *
Из Дома Прозрения, в компании с освобожденным Аль-Хашимом, мы гнали со всей мочи. Не дожидаясь, когда дежурная медсестра перестанет визжать и поднимет тревогу, вызовет стражей порядка. И не хотелось давать возможности кому-нибудь шибко любопытному запомнить машину, куда садилась подозрительная компания: сбежавший пациент, инвалид с карабином, бой-баба да небритый детина, похожий на персонажа какого-нибудь фильма про бандитов.
За окнами автомобиля мелькали дома, фонарные столбы, светофоры. Вела Эдна, точнее продавщица Девяткина, умело и ловко. Не раз, даже не два нам удавалось проскочить очередной перекресток на последних секундах зеленого сигнала светофора. И при этом ни разу Эдна-Наталья не создала аварийную ситуацию.
Хотя не обошлось и без ложки дегтя. Как обычно водится в вечерний час, редкая дорога через город обходилась без пробок. Каждый такой затор - а их, даром что кратковременных, нам встретилось с десяток - вызывал у Эдны-Девяткиной приступы бессильной ярости. От них продавщица-разбойница готова была сорваться то на ни в чем не повинном руле, то даже на лобовом стекле. И лишь голос здравого смысла в последний миг останавливал ее сжавшуюся в кулак руку. Обходилась Эдна тогда одним-двумя тихими словами. Недобрыми и вообще непечатными.
Если не изменяет мне память о родном мире, нормальные автомобилисты в большинстве своем, чтобы не было тоскливо пережидать пробки, обычно включают музыку. Что-нибудь успокаивающе-медитативное или легкомысленно-бодренькое. К сожалению нас четверых назвать нормальными как-то не поворачивался язык. Убийство вон совершили, пациента похитили. Что до деталей, то в них только дьявола прятать удобно. Тогда как правосудие они волнуют поскольку постольку. Так что нам не время скоротать было необходимо, а как можно меньше задерживаться в пути. Ибо стоя на месте, мы имели куда большие шансы обзавестись металлическими браслетами на запястьях.
Это во-первых. Во-вторых же, хоть магнитола в машине Девяткиной и имелась, но слушать пискляво-хныкающие звуки, доносящиеся из горла той же Экспансы никому из нас в радость не было. На сей раз, кстати, супер-пупер-мегазвезда Отраженска под протяжные звуки электрогитары воспела… куртку-косуху. Такую всю красивую, с блестящими заклепками, и в которой даже мальчик выглядит крутым мачо. И в каком магазине, по какому адресу можно приобрести настоящие, самые клевые косухи, сообщить не забыла.
Скривившись, будто лимон целиком съела, Эдна выключила магнитолу и больше до конца пути о ней не даже не вспомнила. Когда же появилась такая возможность, продавщица-разбойница вывела автомобиль с главных улиц на улочки не столь широкие и не так ярко освещенные, зато и транспортом не переполненные.
Путь, кстати, мы держали домой к Андрею Ливневу - отражению Вилланда, жившему в одиночку. Везти Аль-Хашима в квартиру Матвея и Светы я счел слишком рискованным. Кто знает, как супруга отреагирует на еще одну странность: незнакомого старика, который, к тому же, не факт, что сумеет скрыть свою ненормальность. Даже если Света не сдаст нас жандармам, с возвращением Аль-Хашима и меня в мир Фьеркронена могли возникнуть сложности. Не исключалась заминка, столь нежелательная в нашем положении.
Что до жилплощади Натальи Девяткиной, то она отпадала тоже. У продавщицы из "Алисы" имелся парень и ему, посетовала женщина, будет очень трудно объяснить присутствие в квартире аж трех посторонних особей мужского пола. То, что среди этих троих один был инвалидом, а другой стариком, в случае с бойфрендом Девяткиной сильно дела не меняло.
"А это не Родрик, кстати?" - поинтересовался я еще, узнав, что и у отражения Эдны имеется вторая половинка.
"Куда там, - лишь чуть обернувшись и не выпуская руля из поля зрения, с ноткой пренебрежения ответила продавщица-разбойница, - до Родрика этому Мите как до луны пешком. Посредник и мальчик на побегушках, гордо называющий себя предпринимателем, да индивидуальным еще. Сводит шишек разных из фирм да городских ведомств. Связи налаживает, встречи организует. А те ему отстегивают, сколько не жалко".
Еще, со слов женщины, Митя этот любит с серьезным видом да громким голосом трепаться по телефону. А если ведет разговоры с ней, Натальей Девяткиной, то, как правило, делится впечатлениями от очередных переговоров, от очередной встречи, от грандиозного стартапа, который с Пал Палычем, Иван Иванычем и еще с кем-то они намерились замутить. Или, как вариант, начинает критиковать карьеру самой Натальи. Причем в таких случаях разговор сползает к одному из двух выводов: либо продавщице следует больше уделять внимания личностному росту и улучшению деловых качеств, либо вообще ни к чему тратить время, работая на дядю.
Мне еще хотелось спросить, что же заставляет мою спутницу жить с этим ревнивым занудой, не имеющим профессии, зато страдающим… нет, наслаждающимся завышенной самооценкой. Ну, то есть, хотелось-то оно хотелось, да я осекся вовремя. Смекнув, что причины, заставляющие миллионы Наталий поддерживать отношения, не рвать со своими Митями, Васями или Ленями, лежат обычно в такой плоскости, что не всегда их обсуждают даже с близкими друзьями-подружками. Причем логика со смыслом здравым отношения к этим причинам не имеет даже косвенного.
Когда машина наконец остановилась во дворе дома, где жил Ливнев, мы четверо вздохнули с облегчением. Было оно тем более сильным оттого, что встретил нас двор почти безлюдным и освещенным тоже весьма скудно. Пара фонарей на столбах да окна в квартирах - вот и все. Иначе говоря, шансов, что нас могли заметить, было немного. А еще меньше на то, что заметившие поймут, что к чему и донесут куда следует. Хотя о чем это я? В самом-то дворе мы ничего противозаконного не делали.
Обитать хромоногому Ливневу повезло аж на седьмом этаже. Так что все мы, не сговариваясь, решили воспользоваться лифтом. Даже Аль-Хашим, насколько я знаю, побаивающийся огромных металлических коробок, спорить не решился.
- Чаю поставить? - были слова явно не Вилланда, а самого хозяина квартиры, когда он открыл дверь и первым ступил на порог, - что нет ничего покрепче - извините. Предпочитаю не гробить свое здоровье прежде времени.
"Если у вас нет собаки, ее не отравит сосед", - вспомнилась мне при этом цитата из песни, ставшая почти пословицей. Вслух я, впрочем, ответил другое - дабы не поддевать, не обижать лишний раз беднягу Ливнева:
- Некогда на самом деле-то чаи распивать. Дело заканчивать надо, пока не поздно. А вот что нам нужно, так это маркер какой-нибудь… или мел.
- Ну и еще участок чистого пола, о, самый гостеприимный из всех хозяев, - вторил мне Аль-Хашим.