* * *
Ураганный порыв ветра ударил по поляне.
Задул, расшвырял нимбус-факелы, кричащие птичьими голосами.
Желток солнца, едва выглянув из-за скорлупы туч, сварился вкрутую. Навалилась душная беззвездная ночь. "Кисею отчуждения" вокруг Мускулюса, похожего на тряпку, выкрученную дородной поломойкой, разметало в клочья. К счастью, сейчас малефик был намного сильнее, чем пять лет назад. Но экстрим-сброс маны все равно дался большой кровью. Сквозь вой заблудшего бурана долетел вопль Мэлис: ведьма отчаянной скороговоркой клала защитный наговор.
Не на себя! На Фортуната.
Победное злорадство искривило губы Зизи. Лилипутка сделала пробный шаг - нет! - гадюкой, тягучим студнем, жидкой смолой потекла за барьер нимбуса, рухнувший под напором заклятья Кольрауна. Все было, как в прошлый раз. С одним исключением. Жалобно всхлипнув, отлетела прочь циркачка - сброшенная, ветхая одежда. Упала близ кустов, лишилась чувств от потрясения. Больше не нуждаясь в человеческом теле, напротив венатора и двух шмагов, попятившихся от испуга, стоял демон.
Свободный, необузданный деманий Судьбокрут.
В своем настоящем облике.
Однако Фортуната Цвяха, несмотря на потрясение, которое он испытал от вмешательства Просперо, тоже трудно было застать врасплох. Охотник взмахнул руками, виртуозно творя "зубчатый веер", - и… давясь от натуги, заперхал горлом, багровея. Сволочной кашель! Как не вовремя… Сотрясаясь в приступе тремора, Цвях с усилием начертал перед собой руну Аззаум. Миг - и на месте чародея тоже возник демон!
Венатор принял Облик.
Андреа понимал: для Цвяха это - единственное средство остановить тремор маны и следующую за припадком "гармошку". Демоны маной не обладают и, соответственно, в Облике охотник не подвержен тремору. Наверняка Фортунат и раньше знал об этом способе. За пять лет хоть раз бы, да проверил. Однако станешь ли превращаться в демона, например в аустерии?! - даже если рискуешь стать младенцем или доходягой на смертном одре…
Мастер Фортунат в демоническом состоянии был копией инфернала, "вылупившегося" из крошки Зизи. Или, если быть точным, наоборот. Скорее Судьбокрут смотрелся уменьшенной копией демона-Фортуната.
Сын перед отцом.
План сработал. Именно такого исхода Мускулюс ждал и страстно желал.
… Третья кукла. Самая ответственная. "Pupa malitia mixtum". Редчайшее изделие в практикуме малефициума, когда в форму закладываются сразу два директ-компонента. Если он не ошибается, если оба вектора сойдутся в одном создании… Остатки локона Зизи. И еще - второй секрет.
Секретом, заложенным в куклу, обеспечившую наилучший контакт с деманием во время опыта, был окровавленный платок.
Утирая кровь из носа, разбитого Яношем, венатор забыл платок на столе.
Красть дурно, но у малефика не было иного выхода.
* * *
Еще с легендарных времен Овальда Цыблы, основоположника фундаментальной Высокой Науки, у каждого чародея есть прижизненное право на "минуту молчания". Наивный бакалавр или умудренный магистр, волхв Коллегиума или маг высшей квалификации, алхимик, венатор, ясновидец или аччендарий - каждый год работы с Вышними Эмпиреями подбрасывает тебе в копилку особую, удивительную минутку. Друиды Зюзудры называют эти сбережения "годовыми кольцами", но что взять с друидов, готовых приспособить любой пустяк к своим любимым деревьям? Дело в другом. Слыхали? - когда казнимый преступник летит вниз головой с Фольхского утеса, вся жизнь проносится перед бедолагой за миг падения…
"Минута молчания" сродни последнему полету.
Время чародейской паузы - разное. У Просперо Кольрауна, например, за год может накопиться секунд девяносто. У лейб-малефактора Нексуса дойдет до сотни. А у скромного колдуна Андреа Мускулюса - хорошо если сорок ударов сердца набежит. Но стоит магу по желанию, в критический момент призвать "минуту молчания"… Все вокруг остановится для него на отмеренный срок. Замрет, застынет, окаменеет. И, выскользнув из колеса жизни, можно будет вспомнить, осознать, пожать плечами, наконец! - на что в обычной ситуации просто не остается времени.
Дар или наказание?
По сей день ведутся споры о тишайшей минутке - без результата.
Мускулюс же спорить не стал. Плюнув на теорию, он коснулся "вороньего баньши" ногтем указательного пальца и воззвал к законной паузе.
Два демона, большой и малый, зимними сугробами застыли друг напротив друга. Воздух над Ежовой Варежкой сковало ледяное оцепенение. И странная картина предстала колдуну. Ему открылась Преисподняя. Словно в недавнем сне: ад буравом вгрызался в земной диск, крутя хищные крылья спирали. По ярусам шел Фортунат Цвях в Облике. Трепетали вывороченные ноздри: охотник пытался учуять лаванду. Раб клятвы, он готов был вывернуть геенну наизнанку, но спасти маленького Яноша. Венатор двигался сквозь ад, внешний, природный - и внутренний ад, с тщанием созданный им самим. Клятва. Клятва… Клятва! Янош будет спасен. Иначе - смерть. Шмагия покинет малыша. Иначе - смерть. Сломбудет побежден, сломанныйобретет счастье. Иначе… Страсть билась в охотнике - обузданная нерешаемостью задачи, питаемая любовью и данным обетом. Страсть бродила в оковах, из сока превращаясь в вино, из вина - в уксус. Страсть и Нижняя Мама, княгиня геенны, были тезками: обе - мании. Ядовитая мана, змея, пожирающая собственный хвост.
И по ярусам Преисподней вслед за магом-маниаком кралась тень.
Деманий охотника Цвяха охотился за "родителем".
Вырваться без вызова на поверхность диска деманий не мог. А напасть на Фортуната в Облике - боялся. Зверь отлично чует более сильного зверя. Слишком слабый, слишком мелкий, деманий еще не вырос до необходимых размеров, но силы его крепли день ото дня. Демания хорошо кормили. Вкусная, питательная клятва. Сочное бешенство погони за ускользающим результатом. Все, о чем страстно мечтал охотник, разбиваясь о невозможность воплотить мечту, ковыляло за ним по спирали геенны. Теория приват-демонолога Кручека во плоти. Убить "родителя". Стать необузданным в полной мере. Пробиться в мир людей. Менять судьбы к лучшему. Разумеется, к лучшему! Спасать. Помогать. "Питомцу" будет хорошо.
Навсегда.
Прогрызть дорогу к свободе, к возможности лелеять, спасать и помогать без спросу. Не интересуясь желаниями спасаемых, воплями спасенных и рыданиями случайных участников спасения.
Когда на Ежовой Варежке, пять лет назад, потянувшись в ад за добычей, Фортунат Цвях учуял лаванду - это был зародыш демания Зизи, шмаги-лилипутки. Мучительное желание спасти китовраса. Расплывчатая тень, не сформированная до конца, источала аромат знакомых цветов. Еще месяц, два - и зародыш, лишенный питания, растворился бы в диком воздухе Преисподней. Но судьба, высокая дама в синем, улыбнулась невпопад.
Случайность? Не совсем.
Ведь ты искал лаванду, венатор?
Когда Фортунат наконец нашел демона, с третьей попытки вцепившись в добычу, - это был его собственный деманий. Тварь преследовала "родителя" даже под землей, отслеживая эфирные проникновения с поверхности. Сильный маг, не ведая, что творит, охотник схватил обоих, оказавшихся в одном месте, - существо и зародыш, лаванду и Судьбокрута. Сплел воедино, перемешал, вытаскивая наружу. Перепуганный деманий инстинктивно принял самый безобидный облик, какой оказался в его распоряжении. Личину крохотной акробатки.
Это не помогло.
Внешняя безобидность вызвала глумливый смех, но свободы не даровала.
- Детка, ты поняла? - сказал первый, главный "родитель", обуздав добычу и не понимая, с кем имеет дело. - Старайся. Очень старайся. Иначе я стану злым дядькой. Даже демоны Нижней Мамы боятся таких злых дядек…
- Я не умею! - кричал деманий, страдая от внезапно обретенной двойственности. Вдвойне угнетенный невозможностью уничтожить "родителей", ближнего-властного и дальнего-слабого, он говорил правду. Верней, облекал свою, адскую правду в приемлемые для людей формы: слова. - У меня не получается! Я могу наоборот…
- Ты плохая детка, - разочарованно свистнул аркан.
- Не надо! Я буду пробовать!..
Скоро на лес рухнули сглаз малефика Андреа Мускулюса и ковровое заклятие боевого мага Просперо Кольрауна.
Освободившись из клетки "Trias Septem-Lumen", юный деманий допустил роковую ошибку. Ах, если бы в суматохе он сообразил добить главного "родителя"! Увы, силы были растрачены, судьбы скручены и контужены - и утомленный Судьбокрут упал в спячку: переваривать добычу. Пожранные изменения судеб. Пища оказалась тяжелой, отвратительной на вкус, в отличие от сладостных перемен к лучшему. Нутро терзала изжога. Спячка напоминала каталепсию и грозила продлиться невесть сколько времени…
Но дама в синем улыбнулась еще раз: однажды в Филькином бору объявился "питомец".
Судьбокрут восстал навстречу: спасать и лелеять.
* * *
"Минута молчания" закончилась внезапно, как баллада трубадура-новичка. Правда, было бы верхом наивности ждать в наступившей тишине аплодисментов. Секунды текли, а демоны медлили. Страх перед более крупным противником и наведенная малефиком порча, подарившая деманию сомнения, цепями держали Судьбокрута. Но что останавливало венатора? Неужели он не понимает, кто перед ним?! Или до сих пор надеется заполучить Судьбокрута "живьем"?!
Так уже заполучил. Давным-давно.
Словно подслушав мысли колдуна, демоны ринулись навстречу друг другу. Как человек, рванувшийся к зеркалу, и отражение человека. Молча. Воздух вскипел вокруг бойцов, ужаснулся и с шипением шарахнулся прочь. Два вихря сшиблись, разлетелись, снова сцепились…
Слились в единый смерч.
Именно этого добивался малефик. Фортунат Цвях - и его демон. Без всякой магии, ловушек и нимбус-факелов, без перекрученных жгутом судеб. Один на один. Зубами, когтями, сердцем. Человек против собственной мании. Бьющийся не за других - за себя. За свою добровольно исковерканную жизнь. За свой рассудок. Сражающийся - "сражающий-за-себя"…
За себя - против себя.
Родитель - против отродья.
Однажды знаменитый живописец Адольф Пельцлер надумал изобразить на холсте схватку двух демонов. Эскизы, как честный мастер-реалист, он заранее показал нескольким известным венаторам. Мнение охотников было единодушным: впечатляет, но слишком статично. Демоны двигаются иначе. Посовещавшись, венаторы пригласили художника на званый ужин. Где специально для него устроили демонстрацию: пусть увидит действо воочию и запечатлеет, так сказать, с натуры. По окончании просмотра в пышной шевелюре живописца изрядно прибавилось седых волос. Зрелище столь потрясло Пельцлера, что он едва не отказался от замысла. Но вдохновению не прикажешь! В результате родился великий гептаптих "Последний бой". Мускулюс видел этот шедевр на авторской выставке в галерее Универмага. На первом холсте двое инферналов замерли в угрожающих позах. На последнем демон-победитель со сломанным крылом вопиял к небесам, разинув пасть в победном реве. Когтистой лапой он попирал жалкие останки побежденного. А на остальных картинах имело место некое размытое пятно, занимавшее различные положения на каждом последующем полотне. Все, что находилось вокруг пятна, было выписано с гениальной скрупулезностью - блеклый размыв, режущий глаз, и запредельная реалистичность деталей пейзажа…
Именно такую картину малефик наблюдал сейчас.
Запоздало понимая, сколь точен был художник.
Вырванная с корнем трава летела к низкому, угрюмому небу. Жалкий треск: словно под пятой великана Прессикаэля давился в кашу колючий ежевельник. Отчаянный хруст: молодая сосна рухнула навзничь, хотя смерч мимоходом едва коснулся дерева. Спугнутым глухарем вспорхнул пень, оставив под корнями рваную воронку. Зрение отказывало, рассудок грозил пойти вразнос. Лишь по широким полосам вспаханной земли, коверкавшим Ежовую Варежку в разных местах, можно было отследить ход битвы.
Позже, вспоминая бой, Андреа с удивлением понял: в чудовищном бедламе суетились люди. Знакомые люди. Да и сам он принимал в происходящем деятельное участие. Например, успел перехватить Мэлис: с каменным лицом ведьма шла в эпицентр бешеного пятна, выставив перед собой жалкое оружие - кухонный нож. Не всякий сумел бы отследить легкое мерцание острия с характерной желтизной. Страшно подумать, что случилось бы, ткни ведьма в демонов истинным амулетом Громовой Шуйцы. А уж думать, где рыжая взяла эту пакость, и вовсе не хотелось. В прыжке колдун сшиб дуру с ног. Повалил, вырвал нож, отшвырнул подальше: "Лежать! Я кому сказал!.." В десяти шагах от малефика пыталась сесть Ядвига Швеллер. Женщина очнулась от контузии в самый неподходящий момент. Пригибаясь, мастер Леонард спешил оттащить жену подальше от беды. Белый как полотно, Янош ("Стой! Куда?!") подхватил в охапку беспамятную Зизи, ломанулся через шипастую стену: прочь. Спиной вперед, чтобы защитить ношу от колючек.
Нет, не продрался.
Упал, закрыв циркачку телом.
Дрогнула земля. В спину ударил обжигающий ветер. Казалось, волосы на затылке вот-вот вспыхнут. Ведьма, к счастью, угомонилась, перестала вырываться и царапаться. Мускулюс рискнул обернуться - и замер, ошеломленный внезапным беззвучием. Словно вернулась "минута молчания". Движение на противоположном краю поляны было таким медленным, что сознание отказывалось его воспринимать.
С земли поднимался демон.
Один?!
Один. Второй исчез.
- Клятва!
Был это вой одинокого демания - или просто тишина взорвалась в ушах?!
Ноги ослабли, колени превратились в тряпичные жгуты. В случае краха оставалось последнее средство. Андреа прихватил с собой на поляну куклу из воска - не третью "pupa malitia mixtum", где в числе директ-компонентов был и локон Зизи, а вторую, целиком созданную на основе кровавого платка Цвяха. В случае прямого боевого контакта, "сглаза-на-глаз", редчайшего в практике традиционного малефициума, он хотел никоим образом не повредить лилипутке. Сейчас колдун судорожно нашаривал в кармане куртки булавку из серебра. Нефритовый шарик головки ткнулся в ладонь. Наверное, так рукоять шпаги сама ложится в руку какому-нибудь маэстро клинка, загнанному в угол дюжиной наемных убийц…
Увы, готовность драться до конца вовсе не означает победу.
Еще одна любимая мудрость Просперо.
- Клятва!
Деманий ворочался, дико озираясь по сторонам. Из-под когтей летели клочья палых листьев и комья желтой хвои. Скорпионий хвост хлестал хозяина по горбу спины. Литаврами хлопали недоразвитые крылья. Зрение колдуна вдруг заартачилось: фигура твари расплывалась, двоилась… Кругляш жира в закипающей похлебке. Мускулюс был не в силах определить, кто перед ним. Деманий походил на обоих бойцов сразу - и в то же время существенно отличался от них. Людей чудовище не замечало, словно живых существ вырезали ножницами из картины происходящего. Так пьяница, не замечая суровой жены и хохочущих сыновей, шарит похмельным утром в тайничке.
Где припасенный заранее ковш браги?
Был! ведь был же!..
И в ужасе обнаруживает кувшин простокваши.
Морда несчастного демания трепетала шторой на сквозняке. Гримасы - черты? лица?! - менялись со скоростью, недоступной человеческому взгляду. Шулер-невидимка тасовал колоду Тарота, упиваясь воровским искусством. Тремор маны венатора? истерика Судьбокрута?! Отчаявшись найти ответ, Андреа потянул булавку из кармана. Левой рукой сунулся за пазуху: взять куклу. Первый укол - в "змеиный узел", на три ногтя ниже пупка. Если удастся сразу обездвижить… Пупок у демонов? Идиот!.. - пупка нет, но узел, возможно, есть…
Опоздал, сударь консультант.
Кто-то зашил суровой ниткой случайную брешь в картине. Янош Кручек стоял напротив демания, и деманий увидел парня. Распахнулась пышущая жаром пасть:
- Кля…
- Это ерунда, - весело сказал Янош.
Помятый, всклокоченный, с расцарапанной щекой. Еще не зажили как следует следы битвы с пращниками, а колючие кусты добавили новых "украшений"…
Герой с дырой.
Медленно, словно недоверчивой собаке, Кручек-младший показал твари пустые руки.
- Дядя Фарт, это пустяк. Уж поверьте мне. Вот ваша клятва. Смотрите, что я делаю. Вы сами все поймете, честное слово.
Деманий уставился на ладони юноши, словно, кроме линий жизни, там лежала его судьба. Клятва венатора Цвяха и шмагия беглеца Яноша были одной плоти, одной крови: то, чего нет для других, но есть для нас. "Он видит! - содрогнулся колдун. - Клянусь Вечным Странником, он видит!" А Янош уже действовал. В движениях беглого шмага была система.Привычная, обстоятельная; бесполезная. Пальцы взяли нечто, свернули в трубочку, огладили по всей длине. Парень поднес отверстие "трубки" к губам, дохнул внутрь. Сдавил посередине. Прикусил краешек, сминая. Отдалил от лица; присмотрелся, часто-часто моргая.
Яркий свет слепил? Дым ел глаза?!
Новые пассы: замысловатые, изящные. Гибкие запястья. Губы шепчут тайные слова. Так работает "кукольник теней", из собственных рук творя на экране, подсвеченном фонарем, драконов, мотыльков и башни королевских замков.
- Мамочка моя! Вижу! Ой, здорово…
Лилипутка Зизи, очнувшись, неотрывно следила за действиями белобрысого шмага. Сидеть ей было трудно, даже привалясь спиной к стволу вяза. Но вряд ли кто-то смог бы сейчас оторвать циркачку от зрелища. Вдохновенное, сияющее лицо; даже трещинки-морщинки сгладились, превращая женщину в ребенка.
- А то! - с мальчишеской гордостью отозвался басом Леонард Швеллер. Сопя и охая, кожевник вытирал лысину сорванным лопухом. - Мой учитель как-никак… Понимать надо!
Завидовать дурно, но колдун сейчас завидовал обоим.
- И вот еще…
С усилием Янош Кручек разорвал объект своих манипуляций на мелкие клочки. Стиснул в кулаке - до белизны костяшек. Морщась, разжал пальцы. Протянул руку с "клятвой" к деманию и чуть вверх. Наверное, поджег остатки от солнечного луча - но это Мускулюс не рискнул бы утверждать доподлинно. Тем более что тучи клубились по-прежнему, скрывая солнце.
Ожидание: пока дрянь на ладони прогорит до конца.
Наконец парень дунул, развеивая пепел в воздухе.
- Теперь все. Дядя Фарт, понимаете? Больше нет никакой клятвы.
Янош сгорбился от усталости и добавил еле слышно:
- И не было никогда. Я вас потом научу, как это делается…