Но здесь на желтом фоне плыл символ Большего. чем боги; огромное черное тело было погружено в пузырящийся океан желтого пространства; щупальца тянулись, как чудовищные лучи черной звезды, а ужасные глаза были устремлены на храм; как всегда, они видели все и не видели ничего. Символ не изменился. Прилив сознательной темной силы в моем мозгу, на мгновение остановленный, возобновил свой поток.
Я увидел между собой и экраном полукруг женщин. Молодые, едва вышедшие из девичества, но уже расцветшие. Я насчитал их двенадцать, все стояли в мелких углублениях – чашах жертвоприношения, золотые цепи вокруг талии. На белые плечи, на молодые груди падали вуали их рыжих волос, и через эти вуали они смотрели на меня голубыми глазами, в которых застыл ужас. И хотя они не могли скрыть этот ужас от меня, который стоял рядом с ними, они скрывали его от тех, кто смотрел на них из амфитеатра. В своих чашах они стояли прямо, гордо, вызывающе. Ай, они храбры, эти женщины Карака! Я почувствовал странную жалость к ним, какое-то прежнее негодование.
В центре полукруга женщин виднелось тринадцатое кольцо на прочной золотой цепи, свисавшей с крыши храма. Оно было пусто, зажимы тяжелого пояса открыты…
Тринадцатое кольцо! Кольцо Воинского Жертвоприношения! Открыто… для меня!
Я взглянул на верховного жреца. Он стоял рядом с младшими жрецами, присевшими у своих барабанов. Взгляд его был устремлен ко мне. На краю платформы, у наковальни Тубалки, стоял Тибур с большим молотом в руках, на его лице выражение того же злорадства, что и у Йодина. Ведьму я не видел.
Верховный жрец выступил вперед. Он заговорил в темной обширности храма, обращаясь к собравшимся дворянам.
– Вот стоит тот, кто пришел к нам, называя себя – Двайану. Если он Двайану, тогда Больший, чем боги, могучий Калкру услышит его молитву и примет жертвы. Но если Калкру будет глух к нему – тогда он лжец и мошенник. А ко мне Калкру не будет глух, я служу ему верой и правдой. И лжец и мошенник займет место Воинского Жертвоприношения, чтобы Калкру мог его наказать по достоинству. Вы слышите меня? Справедливо ли это? Отвечайте!
Из глубины храма послышались голоса:
– Мы слышим! Это справедливо!
Верховный жрец повернулся ко мне, как бы собираясь заговорить. Но если таково и было его намерение, он передумал. Трижды поднимал он свой жезл с золотыми колокольчиками, потрясая им. Трижды Тибур поднимал молот и ударял по наковальне Тубалки.
Из глубины храма донеслась древняя песнь, древняя мольба, которой Калкру научил наших предков, когда избрал их из всех людей земли века и века назад. Я слушал ее, как колыбельную. Глаза Тибура не отрывались от меня, рука его лежала на рукояти молота, он готов был метнуть молот, если я побегу; Йодин также не отрывал от меня взгляда.
Пение кончилось.
Я быстро поднял руку в древнем знаке и проделал с кольцом то, чего требовал древний ритуал, – и по храму пронесся первый ледяной вздох – предвестник пришествия Калкру!
Хай! Лица Тибура и Йодина, когда они ощутили этот холод! Посмейся теперь, Тибур! Хай! Теперь они не могут остановить меня! Даже Кузнец не осмелится метнуть молот или поднять руку, высвобождая тучу стрел! Даже Йодин не посмеет остановить меня…
Я забыл обо всем. Забыл Йодина и Тибура. Забыл, как всегда забывал, о жертвах в темном возбуждении ритуала.
Желтый камень задрожал, по нему метнулись молнии. Он превратился в воздух. Исчез.
На его месте дергались черные щупальца, нависало черное тело, уходя в немыслимую даль, – Калкру!
Быстрее, громче забили барабаны.
Черные щупальца двинулись вперед. Женщины не видели их. Они смотрели на меня… как будто… как будто во мне видели надежду, освещавшую их отчаяние! Во мне… вызвавшем их уничтожителя…
Щупальца коснулись их. Я видел, как погасла и умерла надежда. Щупальца обернулись вокруг их плеч. Скользнули по грудям. Обняли их. Спустились по бедрам и коснулись ног. Барабаны забили стремительное крещендо кульминации жертвоприношения.
Резкий крик женщин заглушил барабаны. Их белые тела превратились в серый туман. Стали тенями. Исчезли… исчезли еще раньше, чем замер звук их крика. Золотые пояса со звоном упали на скалу…
Но что это? Ритуал завершен. Жертва принята. Но Калкру не ушел!
Безжизненный холод вползал в меня, поднимался во мне…
Щупальце, раскачиваясь, двинулось вперед. Медленно, медленно оно миновало воинское кольцо… приблизилось… еще ближе…
Оно тянулось ко мне!
Я услышал напевный голос. Произносивший слова, более древние, чем я когда-либо слышал. Слова? Это вовсе не слова! Это звуки, чьи корни уходят далеко в прошлое, задолго до первого дыхания человека.
Йодин – это Йодин говорит на языке, который, может быть, был языком самого Калкру еще до того, как появилась жизнь.
Он вел ко мне Калкру! Посылал меня по той же дороге, по которой ушли жертвы.
Я кинулся на Йодина. Схватил его в руки и развернул между собой и ищущим щупальцем. Поднял его, как куклу, и бросил Калкру. Он пролетел сквозь щупальце, как сквозь облако. Ударился о цепи воинского кольца. Упал на золотой пояс.
Я слышал собственный голос, произносящий те же нечеловеческие звуки. Я не знал тогда их значения, не знаю его и сейчас и не знаю, откуда они пришли ко мне…
Но я знаю, что эти звуки никогда не предназначались для горла и губ людей.
Но Калкру услышал… и послушался! Он заколебался. Глаза его непостижимо смотрели на меня – смотрели как сквозь меня.
И тут щупальце двинулось назад. Оно обняло Йодина. Тонкий крик – и Йодин исчез!
Живой Калкру исчез. Яркий свет, пузырчатый океан – черная фигура неподвижно повисла в нем.
Я услышал звон – кольцо Йодина покатилось по краю чаши. Я прыгнул вперед и схватил его.
Тибур застыл с молотом в руке возле наковальни. Я выхватил у него из руки молот, толкнув его при этом так, что он покатился по полу.
Поднял молот и сокрушил им кольцо Йодина на наковальне!
В храме послышался громовой крик:
– Двайану!
18. ВОЛКИ ЛЮР
Я ехал по лесу с ведьмой. Белый сокол сидел на ее перчатке и зло смотрел на меня немигающими золотыми глазами. Он не любил меня, сокол Люр. За нами ехали два десятка женщин. Избранные десять моих наиболее преданных прикрывали мне спину. Они ехали близко. Так было в старину. Я любил, чтобы спина у меня была защищена. Это мое уязвимое место, как с врагами, так и с друзьями.
Оружейники изготовили для меня легкую кольчугу. Я надел ее. На Люр и ее женщинах тоже кольчуги; все, как и я, вооружены двумя мечами, длинным кинжалом и метательном молотом. Мы ехали на разведку к Сирку.
Пять дней я сидел на троне верховного жреца, рядом с Люр и Тибуром, управляя Караком. Люр пришла ко мне – раскаивающаяся в своей особой, гордой манере. Тибур, все высокомерие и вся наглость которого испарились, преклонил колено, предлагая мне союз и заявляя, что его сомнения были всего лишь естественны. Я принял его предложение – с ограничениями. Рано или поздно я должен буду убить Тибура – даже если бы не пообещал Люр это сделать. Но зачем его убивать, пока он не потерял свою полезность? Он обоюдоострое оружие? Что ж, если я при этом порежусь, обращаясь с ним, это будет только моя вина. Лучше изогнутый острый нож, чем прямой, но тупой.
Что касается Люр – она сладкая женщина и хитрая. Но она не имеет особого значения. Во мне разливалась какая-то вялость, когда я ехал по ароматному лесу.
Я получил в Караке достаточно почестей, чтобы утолить свою уязвленную гордость. Для солдат я стал идолом. Я ехал по улицам под крики народа, и матери поднимали детей, чтобы те увидели меня. Но многие молчали, когда я проезжал, отворачивали головы или смотрели на меня искоса, и в их взгляде виднелись ненависть и страх.
Дару, солдата со смелым взглядом, которая предупредила меня о Тибуре, и Нарал, нарядную девушку, давшую мне свой ящичек, я взял к себе и сделал офицерами свой личной стражи. Они были преданы мне и забавны. Только сегодня утром я говорил с Дарой, расспрашивая ее о тех, кто смотрит на меня искоса.
– Тебе нужен прямой ответ, господин?
– Как всегда, Дара.
Она ответила прямо:
– Это те, кто ждал Освободителя. Того, кто разорвет цепи. Откроет двери. Принесет свободу. Они говорят, что Двайану всего лишь другой мясник Калкру. Не хуже, может быть. Но, несомненно, не лучше.
Я вспомнил выражение странной надежды, которое видел в глазах жертв. Они тоже надеялись на меня как на Освободителя, а вместо этого…
– А что ты думаешь, Дара?
– То же, что и ты, господин, – ответила она. – Но – мое сердце не разобьется, если золотые цепи будут разорваны.
Я думал об этом во время поездки; рядом ехала Люр, и ее сокол смотрел на меня немигающим ненавидящим взглядом. Что такое – Калкру? Очень часто, давным-давно я задумывался над этим. Может ли безграничность приходить по вызову носящего кольцо? Моя империя широко раскинулась под солнцем, луной и звездами. Однако она всего лишь пылинка в солнечном луче сравнительно с империей Духа Пустоты. Неужели такое гигантское содержимое может уменьшиться до размеров пылинки?
Ай! Но ведь нет сомнений, что Враг Жизни существует! Но он ли – Враг Жизни – приходит по вызову обладателя кольца? А если не он, стоит ли темное поклонение его цены?
Завыл волк. Ведьма откинула назад голову и ответила. Сокол расправил крылья с криком. Мы выехали из леса на открытую поляну, покрытую мхом. Люр остановилась и снова издала волчий вой.
Неожиданно нас окружило кольцо волков. Белые волки, чьи зеленые глаза были устремлены на Люр. Красные языки высунуты, сверкают клыки. Топот лап, и так же неожиданно кольцо удвоилось. и еще волки продолжали выскальзывать из чащи, образуя третье, четвертое кольцо, пока нас не окружил широкий белый пояс, испещренный красными искрами волчьих языков и зелеными изумрудами волчьих глаз…
Моя лошадь задрожала, я ощутил запах ее пота.
Люр сжала коленями бока своей лошади и проехала вперед. Медленно объехала она изнутри белый волчий круг. Подняла руку, что-то сказала. Встал большой волк и подошел к ней. Как собака, он положил морду ей на седло. Она нагнулась схватила его челюсть. Что-то зашептала ему. Волк, казалось, слушал. Потом скользнул обратно в круг и сел, глядя на нее. Я рассмеялся.
– Ты женщина или волчица, Люр?
Она ответила:
– У меня тоже есть последователи, Двайану. Этих тебе не удастся перетянуть на свою сторону.
Что-то в ее тоне заставило меня пристальнее взглянуть на нее. Впервые за все время она проявила возмущение или по крайней мере досаду из-за моей популярности. Она не смотрела на меня.
Большой волк поднял голову и завыл. Круг разорвался. Волки разбежались, мягко запрыгали перед нами, рассеялись, как разведчики. И растаяли в зеленых тенях.
Лес поредел. Высокие папоротники заняли место деревьев. Я услышал странное шипение. Постоянно становилось теплее, воздух заполнился влагой, над папоротниками повисли клочья тумана. Я не видел никаких следов, но Люр ехала уверенно, будто по хорошо обозначенной дороге.
Наконец мы въехали в густую заросль папоротников. Тут Люр спрыгнула с лошади.
– Отсюда мы пойдем пешком, Двайану. Осталось немного.
Я последовал за ней. Наши солдаты выстроились, но не спешились. Мы с ведьмой прошли в зарослях два десятка шагов. Впереди крался большой волк. Люр раздвинула листья. Передо мной лежал Сирк.
Справа возвышалась перпендикулярно скала, влажно блестевшая. На ней почти не было зелени, только кое-где небольшие папоротники цеплялись за ненадежную опору. Слева, примерно на расстоянии в четыре полета стрелы, аналогичная скала, расплывавшаяся в дымке. Между ними ровная площадка черного камня. Ее гладкое ровное основание обрывалось в ров, шириной в два сильных броска копья. Площадка изгибалась наружу, и от одной скалы до другой тянулась непрерывная крепостная стена.
Ай! Что за ров! Из правой скалы извергался поток. Он свистел и пузырился, а пар из него покрывал всю поверхность скалы, как зеленая вуаль, и падал на нас теплыми брызгами. Он стремительно проносился у основания крепостной стены, и струи пара вздымались с его поверхности, и огромные пузыри образовывались и лопались, разбрасывая обжигающие брызги.
Сама крепость невысока. Приземиста и прочно построена. Стена прерывается лишь узкими бойницами ближе к верху. Вдоль верха стены идет парапет. За ним виднелись блестящие острия копий и головы стражников. Только в одном месте находилось нечто похожее на башни. Они располагались ближе к центру, где кипящий ров суживался. На противоположном краю рва виднелся пирс подъемного моста. Сам мост узким языком высовывался между башнями.
За крепостью вверх вздымались утесы. Но не от самой крепости. Между ними и ею была щель, примерно в треть длины передней площадки. Перед нами, по нашей стороне кипящего рва, склон был расчищен и от деревьев, и от папоротников. Укрыться негде.
Они хорошо выбрали место, эти преступники из Сирка. Осаждающие не смогут преодолеть ров с его кипящей водой и пузырями, вздымающимися из расположенных на дне гейзеров. Ни камни, ни деревья не перегородят его, чтобы образовать мост. С этой стороны Сирк не взять. Это ясно. Но ведь не только отсюда можно подойти к Сирку.
Люр, следя за моим взглядом, прочла мои мысли.
– Сам Сирк находится за этими воротами, – она указала на проход между скалами. – Там долина, в которой расположен город, поля, стада. Но пройти туда можно только через эти ворота.
Я кивнул с отсутствующим видом. Я рассматривал скалу за крепостью. И видел, что ее поверхность, в отличие от утесов, в чьих объятиях лежала площадка, не такая ровная. На ней виднелись осыпи, падавшие обломки образовали грубые террасы. Если попытаться незаметно добраться до этих террас…
– Можно ли подобраться ближе к скале, из которой исходит поток, Люр?
Она схватила меня за руку, глаза ее сверкнули.
– Что ты увидел, Двайану?
– Еще не знаю, ведьма. Может, ничего. Можно подойти ближе?
– Идем.
Мы скользнули сквозь папоротники, обогнули их, рядом скользил, насторожив уши, волк. Воздух становился теплее, от пара стало трудно дышать. Свист громче. Мы пробирались сквозь папоротники, насквозь мокрые. Еще один шаг, и прямо подо мной кипящий поток. Теперь я видел, что он исходит не из самой скалы. Он вырывался из площадки перед ней, от его жара и испарений кружилась голова. Я оторвал кусок рубашки и обернул рот и нос. Фут за футом изучал скалу над потоком. Долго изучал ее, наконец обернулся.
– Можно возвращаться, Люр.
Она снова спросила:
– Что ты увидел, Двайану?
То, что я увидел, могло означать конец Сирка, но я не сказал Люр об этом. Мысль еще не сформировалась полностью. Не в моих обычаях говорить о наполовину составленных планах. Это слишком опасно. Почка нежнее цветка, нужно дать ей распуститься, уберечь от нетерпеливых рук и предательского или даже сделанного с лучшими намерениями вмешательства. Продумайте план до конца, испытайте его, тогда вы сможете сознательно обдумывать любые изменения. К тому же я никогда не любил советов: слишком много булыжников, брошенных в источник, замутняют его. Именно поэтому я был – Двайану. Я сказал Люр:
– Не знаю. У меня появилась мысль. Но я должен обдумать ее.
Она гневно ответила:
– Я не глупа. Я знаю войну – как знаю любовь. Я могла бы помочь тебе.
Я нетерпеливо отозвался:
– Пока не нужно. Когда план будет готов, я тебе сообщу.
Она молчала, пока мы не добрались до ожидавших женщин. Потом повернулась ко мне. Голос ее звучал тихо, очень сладко.
– Ты мне не скажешь? Разве мы не ровни, Двайану?
– Нет, – ответил я и оставил ее решать, был ли это ответ на второй вопрос или сразу на оба.
Она села верхом, и мы поехали назад через лес.
Я думал, обдумывал увиденное и что оно может означать, когда снова послышался волчий вой. Это был непрерывный звук. Призыв. Ведьма подняла голову, прислушалась, бросила лошадь вперед. Я поскакал за ней. Белый сокол забил крыльями и с криком взмыл в небо.
Мы вылетели из леса на покрытый цветами луг. На нем стоял маленький человек. Волки кольцом окружили его. Увидев Люр, они замолчали, сели. Люр сдержала лошадь и медленно подъехала к ним. Я посмотрел ей в лицо, оно было жестко и неподвижно.
Я взглянул на маленького человека. Действительно маленький, едва мне по колено, но превосходно сложенный. Маленький золотистый человек с волосами, падающими до ног. Один из рррллия – я рассматривал изображения их на коврах, но живого видел в первый раз. А может, нет? У меня было смутное впечатление, что я раньше был знаком с ними теснее, чем по вышивке на ковре.
Белый сокол кружил над его головой, падал вниз, рвал его когтями и клювом. Маленький человек одной рукой защищал глаза, другой пытался отогнать птицу. Ведьма резко крикнула. Сокол подлетел к ней, и маленький человек опустил руки. Его взгляд упал на меня. Он что-то крикнул мне, протянул ко мне руки, как ребенок.
В его крике и жесте была мольба. Надежда и какая-то уверенность. Как будто испуганный ребенок увидел взрослого, которого знает и которому верит. В его глазах я увидел ту же надежду, которая на моих глазах умирала в жертвах Калкру. Что ж, я не стану смотреть, как она умрет в глазах этого маленького человека.
Я бросил свою лошадь вперед, мимо Люр, и перескочил через волчье кольцо. Наклонившись в седле, я подхватил маленького человека на руки. Он прижался ко мне, издавая странные звуки.
Я оглянулся на Люр. Она остановила лошадь за пределами волчьего кольца. Крикнула: "Принеси его мне!"
Маленький человек вцепился в меня и разразился потоком певучих звуков. Очевидно, он понимал слова Люр, и также очевидно, просил меня не отдавать его ведьме.
Я рассмеялся и покачал головой. В глазах Люр сверкнула быстрая, несдерживаемая ярость. Пусть сердится! Маленький человек не пострадает! Я сжал бока лошади и перескочил через противоположную сторону волчьего кольца. Увидел невдалеке блеск реки и направил коня туда.
Ведьма испустила короткий резкий крик. Над моей головой забили крылья, я ощутил движение воздуха. Поднял руку. Она ударила сокола, и он закричал от боли и гнева. Маленький человек прижался ко мне еще теснее.
Мелькнуло белое тело вцепилось в луку седла, на меня смотрели зеленые глаза, из красного рта капала слюна. Я быстро оглянулся. За мной устремилась вся стая, а за ней Люр. Волк снова прыгнул. Но к этому времени я уже извлек меч. И перерезал им волчье горло. Прыгнул второй, оторвал кусок одежды. Я одной рукой высоко поднял маленького человека, другой ударил.
Теперь река была совсем близко. Я уже на ее берегу. Я высоко поднял маленького человека обеими руками и бросил его далеко в воду.
Повернулся, держа в обеих руках мечи, чтобы встретить нападение волчьей стаи.
Услышал еще один крик Люр. Волки остановились на бегу так неожиданно, что передний заскользил и перевернулся. Я посмотрел на реку. Далеко виднелась голова маленького человека, длинные волосы плыли за ним; он направлялся к противоположному берегу.
Люр подъехала ко мне. Лицо у нее было бледно, глаза жестки, как два голубых камня. Сдавленным голосом она спросила:
– Почему ты спас его?