- Ну и что там было, на картинках?
- Да ерунда всякая… Ну то есть гурии на них были. Тетке оно неинтересно, а я по молодости глядел на них… Я ж еще юнец тогда был. В общем, найдем сейчас Треугольную площадь, лавку, про которую ассасин говорил, там купим местное платье какое-то или в чем они здесь ходят, ну и паранджу с чадрой…
Вершина Попокапетля высилась впереди. Между рощицами виднелись крыши домов. И тут дождь как хлынет! Анита чуть не взвизгнула.
- Ох ты! - выдохнул рыцарь, бросая ступу вниз. - Нас так затопит совсем…
Деревья были уже совсем рядом, "Звезда восхода" почти цепляла днищем ветки. Дальше роща заканчивалась, уступая место городским стенам и мостовым. В пелене дождя все это виднелось смутно, к тому же вечерело, и сплошной слой облаков затянул небо.
- И как ты эту площадь собираешься найти? - спросила Анита.
Шон не ответил - ступа медленно наполнялась водой, вести ее стало тяжело.
Они достигли улиц, где по такой погоде не было ни одного человека, пронеслись вдоль стен нескольких домов с закрытыми окнами, а после Тремлоу углядел навес и направил "Звезду восхода" к нему.
- Караван-сарай это! - выкрикнул рыцарь, обернувшись.
- Чей сарай? - переспросила Анита. Дождь шелестел так, что уже почти гудел, и слышно было плохо. Холодная вода проникала в полусапожки, ведьма переступала с ноги на ногу и поджимала пальцы.
Вскоре они оказались под широким навесом, который тянулся от стены этого самого караван-сарая. Здесь пахло соломой и навозом. Капли барабанили по доскам и шелестели кустами вокруг. В полутьме за низкими перегородками стояли несколько мулов и маленьких осликов, все они с любопытством уставились на вновь прибывших.
- Уф… - Тремлоу повернулся и присел на борт ступы.
- Так куда мы прилетели? - спросила Анита.
- Караван-сарай, - повторил он. - Постоялые дворы с трактирами здесь так называются. И здесь же лавка должна быть, с другой стороны, наверное.
- А, хорошо! Надо горячего чего-то, замерзла я…
- Нельзя тебе внутрь. Я сбегаю, в лавке паранджу куплю с этой, с чадрой, - наденешь их. Но все равно…
- Что ты пристал ко мне со своей чадрой?! - Ведьма от возмущения даже топнула ногой по дну ступы, подняв фонтан брызг. - Не стану я ее на себя напяливать, понятно? Да еще среди мужчин в ней разгуливать!
- А тебя в общий зал даже в ней не пустят… - Шон развел руками. - Ну, не злись. Подожди здесь, я с хозяином договорюсь, потом тебя в комнату проведу, которые они постояльцам сдают. Еды туда принесу. Все равно поздно уже, спать пора…
- Нет, я хочу на местных поглядеть. Да что же это такое! - вконец вознегодавала ведьма. - Что, блин, за дискриминация? Трам-тарарам! Да я сейчас в этот ихний зал пойду, и если мне кто-то что-то скажет, всех там распатроню, фныф фнофу фать…
Она замолчала, когда Шон, привстав, обнял ее, прижал к себе, и лицо ведьмы ткнулось в его грудь.
- Оффуфи!
- Ну же, дорогая, не уподобляйся этим вашим феминисткам… - принялся увещевать Тремлоу, гладя Аниту по спине. - Слышала поговорку, как ее… в чужую темницу со своими кандалами не суйся… Нет, там как-то иначе было… Ну что делать, если в местные караван-трактиры только мужчины пускают? Не могу же я со всеми постояльцами и хозяевами этого заведения драться… Это может закончиться дипломатическим скандалом.
Дипломатия занимала Аниту меньше всего, но довод насчет феминисток подействовал, и она на некоторое время замолчала. Стоящий неподалеку осел, разинув пасть, издал низкий протяжный рев, заглушивший шелест и стук дождя. Анита отстранилась, глядя на уютно освещенные окошки караван-сарая, и сказала:
- Только мужчин… А кто мне говорил, что я похожа… придумала! Все, все, отпусти меня!
- Что ты придумала? - спросил Тремлоу, убирая руки с ее плеч.
- Какие у меня волосы, а? - Ведьма попятилась к поклаже в задней части ступы.
- Темные?
- Да, а еще?.. - Она провела пальцем по челке, затем повернулась и стала распаковывать тюк.
- Короткие?
- Ага. А фигура какая?
- Э… изящная?
- Точно! То есть как бы сказать… некрупная. А здесь чалмы носят… Сейчас-сейчас, там еще одно полотенце было… Короче, иди в эту их лавку, купи мужские шаровары, недлинные, но широкие, и что они там поверх таскают, халат какой-то… У меня метр шестьдесят восемь рост. Но тоже чтоб широкий… - Тут в темноте ей показалось, что под тюком что-то слабо шевельнулось, и ведьма удивленно моргнула, но движение уже прекратилось… нет, точно показалось. Выудив полотенце, она принялась наматывать плотную ткань на голову. - Ты понял? В такой одежде я за мальчика сойду. Чего ты на меня уставился? Ну, иди, иди! Я буду себя там как настоящий мужчина вести, обещаю. Буду плеваться на пол, отрыгивать, могу даже ругаться этим… грязно, короче. Никто за женщину не примет, но ты насчет штанов учти: чтобы ничего нежно-зеленого или розового! А халат лучше бежевый, с темным однотонным воротником, но только узким, понял? Я не Аназия, и вообще мне это не идет!
- Мальчик… - пробормотал Шон задумчиво. - Ну, знаешь, с мальчиками здесь тоже есть проблемы… хотя…
3
- А может, потанцуем? - предложила Анита, оглядевшись.
К ее удивлению, здесь отсутствовали столы - на полу неярко освещенного помещения были расстелены коврики разных размеров, а в стенах имелось несколько ниш с диванами, но все заняты. Даже при скудном свете было заметно, что все предметы обстановки носили… Анита задумалась, как бы это сформулировать… носили следы очень частого употребления. Проще говоря, коврики были затертыми и обильно запятнаны жиром. Краска на стенах облупилась, а посуда перед гостями - выщербленная и закопченная. Не очень-то похоже на ту восточную роскошь, какую ведьма себе представляла. Впрочем, посетителей бедность обстановки не смущала. Должно быть, здесь собирались местные жители, не знакомые с красотами из туристских проспектов, и их треснутые плошки с засаленными коврами вполне устраивали.
- Какое там потанцуем! - Шон не оценил шутки. Он морщился и нервно озирался. Несмотря на поздний час, народу в караван-сарае было прилично, и все - небритые серьезные мужи в чалмах, халатах и шароварах. На ведьме было то же самое, лишь Тремлоу одет обычно. Вернее, необычно для Самаркунд, по-западному. Но заботило его, конечно, другое.
- Вон, вон, пялятся на меня… - промычал рыцарь, отворачиваясь от шестерых мужчин, сидящих по краям большого ковра у стены. Они несколько отличались от прочих постояльцев: облачены в грязно-белые безрукавки из овечьих шкур и широкие юбки, закрепленные черными кожаными поясами. На головах у всех были высокие шапки в форме сахарной головы: у пятерых - белые, а у последнего, самого высокого и с очень худым лицом, зеленая. Возле ковра, где пировали эти шестеро, лежал небольшой сдвоенный барабанчик и камышовая флейта.
- Да никто на тебя не пялится, - возразила Анита, про себя безудержно хихикая. - Кому ты нужен… кроме меня?
- Ага, конечно… - пробурчал Шон, бледнея, когда толстый мужик с соседнего коврика кинул на них мимолетный взгляд. - Сидят и думают: во, с мальчиком он… здоровый балбес и с мальчишкой… симпатичным.
- А мне идет? - обрадовалась ведьма, проводя ладонями по торсу и разглаживая халат. - Ну, не переживай, Шончик… - Она потянулась, чтоб погладить его по затылку, и покрасневший Тремлоу, сдавленно крякнув, отпрянул.
- Не трогай меня! - зашипел он на Аниту, вращая глазами. - Не прикасайся и вообще веди себя по-мужски, а не как распоследний пи…
Он замолчал, когда к их коврику приблизился караван-сарайщик, или сарайчик, или сарайник - Анита понятия не имела, как он называется. Трактирщик, короче говоря. Среднего возраста и с добрым широким лицом.
- Гдэ остновылысь, дарагые? - спросил он на местном наречии, отличающемся от привычного западного несколько странновато звучащими гласными, диковинными окончаниями слов и произвольными ударениями. - Что кушат будэт?
- А что есть? - спросила Анита, постаравшись, чтобы голос прозвучал хрипло и веско.
- Пита ест, - ответствовал хозяин. - Еще…
- Пята? - удивилась она. - Чья?
Шон громко закашлялся в кулак, когда кустистые брови караван-сарайшика приподнялись, и поспешил, так сказать, взять разговор в свои руки:
- Мой, ха-ха, плэмяннык, учился за границей, нэдавно прыехал. Пита, Али… - Анита не сразу и поняла, что это она теперь - Али… - Пита, это холодна закуска такая…
- Вах-вах… - Хозяин поцокал языком. - Савсэм одычал юнош на дыком западэ, питу не помныт…
- Что еще у тэбя, дарагой? - спросил Тремлоу, ловко копируя местное наречие. - Пэрэчысли все, буд добр.
- Ещо, дарагой… - откликнулся караван-сарайщик. - У меня… - Он вздохнул, прикрыл глаза и зачастил: - Салат из киббех билль саниех дробленого, наш лучший блюд, цуккини тушены с томатами, пахлава слоена, плов по-сулимански, карныярык фирменный, орэхова нуга с чабрэцом, таббулех с кунжутом, а также… - тут он, сжав руку в кулак, поднес его к лицу, коснувшись губ, громко причмокнул, - …а также, панимаэшь, гуммус специальны, канцэнтрированы, и к нэму - вах! - почя.
Когда он замолчал, Шон с Анитой некоторое время не моргая глядели друг на друга, беззвучно шевеля губами.
- Я ничего не поняла, кроме слова "салат", - сказала наконец ведьма. - И еще похвала, он, наверное, себя хвалил за широкий выбор блюд…
- Что будэт? - добавил хозяин, благостно улыбаясь.
- А вот… - начал Шон, но Анита перебила:
- Гуммус? А можно мне гуммусу? А то остальное как-то страшно… нет, хотя еще эту… нугу орэхову с чабрэцом.
- Гуммус… - Хозяин склонился над ней и любезно уточнил: - Концэнтрирован?
- Э… да.
- Али… - начал Шон.
- Лук рэпчаты, мэлко измельчон или крупно? - выспрашивал между тем хозяин, с прижмуренными от удовольствия глазами кивая каждому слову ведьмы.
- Да-да, измельчен, измельчен.
- Али! - повысил голос Тремлоу.
- Чэснок мэлко толчон?
- Чесно… а без чеснока можно?
- Мона, - согласился караван-сарайщик. - Но не нуна, потому каков же это гуммус бэз чэснок? Значыт, не толчон, а измельчон. Еще паст кунжукова, лымон и паприк… Вах… - Он поворотился к рыцарю. - А ты что будэш кушать, эфенди?
- А мне таббулех с кунжутом, - решился Шон. - И эту… пахвалу. А капуста, фаршированная бараниной, у тебя есть? Хорошо. Да, и плов по-сулеймански!
- И попить дайте что-то, - добавила Анита.
- Ппыть… - кивнул хозяин. - Кофэ с пэрцэм, чай со слывочным маслом, виноградный сокус?
- Сокус… давайте сокуса.
- Мы под вашим навесом свою эту… арбу летающую поставили, - добавил Тремлоу, когда хозяин выпрямился. - Потом надо из нее вещи забрать… если, конечно, то есть, канэчна, если у тэбя, дарагой, комнат найдется для нас.
- Наыдется! - обрадовался хозяин. - Уже даже и наышлась. Сыдыт тут, сэйчас покушать нэсу. Вы покушат, тада за комнат побазарым.
Когда он удалился, Тремлоу покачал головой.
- Гуммус! Ты что, Анита, то есть Али? Еще и концентрированный взяла.
- А что такого? - спросила она.
- А вот теперь не скажу. Сама увидишь. Хотя что ты там увидишь? На вид он, может, еще и ничего, а вот на вкус - тут я ничего не гарантирую.
- Если это что-то мерзкое, так почему ты меня не отговорил?
- Отговорил? - возмутился Тремлоу. - Так я пытался! Тебя отговоришь разве?
Некоторое время они беззлобно пререкались. Шон все еще смущался, а ведьма вовсю глазела по сторонам. Женщины тут и вправду отсутствовали, даже в той стороне зала, где горел очаг и виднелись завешенные шнурками с бусинами проемы, из которых веяло всякими аппетитными запахами, - даже там крутились только мужчины. Тремлоу постоянно чудилось, что на него косятся.
- Непривычно без меча, - пожаловался он. - Вроде без головы…
- Ты ж его в ступе где-то спрятал, да? - вспомнила ведьма.
- Ага. Там двойной борт слева, ниша потайная, в ней оставил. Это Крез правильно предусмотрел.
Хозяин появился вновь, за ним топала пара тощих мальчишек. Втроем они обступили ковер и быстро расставили на нем миски с кувшинами.
- Спасибо, дорогой, - сказал Тремлоу. Мальчики-официанты, или как они тут назывались, сразу ушли, а хозяин остановился возле рыцаря, благосклонно улыбаясь. - А вот не скажешь ли ты мне… - Шон достал из-за пазухи обрывок ковра, расправил и показал: - Где бы найти ковер, от которого этот кусок? А то, понимаешь, неудобно - он за мою арбу зацепился, пока меня не было, пьяный, должно быть… Ну и оставил вот часть себя, хочу отдать ему…
Пока хозяин рассматривал ткань, Анита приглядывалась и принюхивалась к содержимому миски, которую поставили перед ней. Гуммус специальный концентрированный оказался удивительно густой гороховой похлебкой или, может, супом, полным измельченного чеснока, измельченного репчатого лука, и все это перемешано с кунжуковой пастой, набито лимонной мякотью и до краев наполнено паприкой. Анита осторожно ткнула в смесь мизинцем и лизнула его. И заплакала. С сосредоточенным видом вытерла слезы рукавом, медленно отставила миску и принялась за сокус.
- Э… - сказал трактирщик несколько напряженным голосом. - Дарагой кавер, дарагой… Не иначе из башни самого Оттомана. Пойду, пойду я, просты, дэла у мэня…
Он заторопился прочь. Шон пожал плечами, положил ткань рядом и с аппетитом принялся за плов по-сулеймански, заедая его таббулехом с кунжутом и закусывая капустой, фаршированной бараниной.
- Али, так ты гуммус не будешь? - спросил он с набитым ртом. Ведьма, сглотнув, покачала головой и кончиками пальцев придвинула к нему миску. Тремлоу кивнул и продолжил поглощение пищи, макая пахлаву в гуммус.
- Кто такой Оттоман? - спросила она, оглядываясь на хозяина, который подступил к шестерым мужчинам в юбках и, подобострастно склонившись, что-то зашептал тому из них, на голове которого шапка была зеленого цвета.
- Падишах, - невнятно откликнулся Тремлоу, с усилием жуя. - Ну типа короля местного. Превосходный, надо сказать, гуммус. Ешь свою нугу, Али, не стесняйся.
- А тебе не показалось, что его акцент был того… несколько преувеличенным? - поинтересовалась ведьма. - Как-то чересчур показушно…
Шон кивнул.
- Угу, показалось. Он, может, догадался, что мы иностранцы… За туристов принял и стал изображать местный колорит. Они все тут так себя ведут, когда с туристами, а между собой - так небось нормально разговаривают. Хорошо еще книжечки не пытался всучить.
- Какие книжечки?
- Еще увидишь… Это здесь специально для приезжих. Как начнут тебе их совать, так не знаешь, куда деваться. С картинками такие… Ты ешь нугу, Али, ешь.
Караван-сарайщик тем временем отошел в другой конец зала и присел на корточки возле очага, глядя поверх голов отсутствующим взглядом.
- Если ковер, от которого этот кусок, из падишахской башни, - продолжала Анита, допивая сокус, - то переночуем здесь, а завтра с утра прямо туда и пойдем?
- Думаешь, пустят нас? - усомнился Шон.
- А вдруг туда экскурсии какие водят… Как у гномов?
Напуганная знакомством с гуммусом Анита наконец осторожно придвинула мисочку с нугой и задумчиво оглядела данный образчик восточной кулинарии.
- Может быть. Хотя ковер не обязательно именно оттуда. Он просто дорогой очень, как я понял. Значит, может быть из дома какого-то богатея… - Рыцарь замолчал, когда один из шестерых в юбках, тот, чью голову украшала зеленая шапка, встал и неторопливо пошел между коврами. Ведьма заметила, как сидящие горбились, когда он топал мимо, низко наклоняли головы, стараясь не привлекать внимания.
Зеленошапочный остановился над их ковром, сбоку от Тремлоу. Рыцарь дожевал пахлаву и медленно поднял голову.
- Что надо, дарагой? - спросил он после паузы и, глянув на ведьму, губами беззвучно проартикулировал: дер… виш…
От большого ковра под стеной медленно приближались еще двое мужчин в юбках. У одного в руках был сдвоенный барабан, у другого - тростниковая флейта.
- Слышал, вы что-то ищете? - спросил дервиш. Говорил он медленно и не очень внятно, монотонно, но зато без всякого акцента.
Анита почти завороженно рассматривала его. Лицо у главного дервиша было прямо-таки выдающейся узости: в какой-то момент ведьме даже показалось, что она видит торец доски. Загорелая, заросшая щетиной, с впалыми щеками и тонким носом, физия эта производила впечатление неприятно резкое и как бы пронзительное. А темные глазки напоминали сколы от загнивших сучков.
- Ищем, да, - откликнулся Тремлоу, снизу вверх глядя на дервиша. Двое других подошли к рыцарю и встали по бокам. - Ковер…
Широченная грязно-белая юбка колыхнулась, когда зеленошапочный приподнял ногу и ткнул носком светлой матерчатой туфли в кусок ткани, лежащий возле Тремлоу.
- Этот?
- Именно, дорогой. А ты можешь что-то рассказать?
Дервиш склонил голову, помолчал и пробубнил без всякого выражения:
- Так это мой ковер.
- Да-а? - искренне удивился Шон. - Что, серьезно?
По лицу зеленошапочного было видно, что он всегда абсолютно серьезен. Такой уж человек.
- Недавно пропал, - забормотал он, - мой любимый ковер, лучший во всем стойле, угнали его. Сегодня днем вернулся, сбежал от преступников, весь истерзанный, порванный, слова сказать не мог, умер, бедняга, так это ты его украл, а теперь ищешь, когда он от тебя сбежал, убийца!
"Так-так… - подумала Анита, на всякий случай кладя пальцы на край миски с нугой. - Начинается…"
- Убийцы вы, - продолжал нудить зеленошапочный, - безжалостные садисты, похитители чужих ковров, иностранцы, начинайте, Мевлеви и Хальвети…
Ведьма не сразу и поняла, что последние слова обращены к тем двум, что подошли вслед за главным. Дервиши подняли инструменты, у одного в руках появились тонкие палочки, и он принялся колотить в барабан. Второй задул в тростниковую флейту. Разглядев, что под стеной остальные дервиши встали, Анита подобрала под себя ноги, приготовившись вскочить.
Стоя на одном месте, зеленошапочный вдруг закружился.
- Ух! - произнес Шон таким тоном, каким в иных мирах произносят слово "упс". - Али, поберегись…
Он начал привставать. Музыка зазвучала громче, дервиш превратился уже в конус - юбка его будто расширилась, приподнявшись в потоке воздуха; по бокам смазанного сероватого силуэта, увенчанного зеленым цилиндром, возникли быстро мелькающие стальные блики - откуда-то дервиш достал ножи. Музыканты продолжали играть, а остальные трое тоже закружились, при этом приближаясь по коврам мимо отпрыгивающих и откатывающихся в стороны постояльцев.
Главный дервиш качнулся вбок, Шон вскочил, а ведьма запустила в барабанщика миской с остатками нуги.
И после этого началась настоящая караван-сарайная драка.
Она имела местный колорит, отличалась от трактирных, которые Анита несколько раз в жизни наблюдала, ярким национальным духом и экзотическим восточным стилем.
Когда Тремлоу, вскочив, шагнул в сторону, а главдервиш качнулся, скользя к нему, ведьма вцепилась в углы коврика и дернула изо всех сил.
И дервиш опрокинулся, как юла, все еще продолжая вращаться, - да как покатится по полу, расшвыривая во все стороны посуду и взметая ковры! Раздались крики. Ведьма пнула носком сапога того, что играл на флейте. Инструмент издал резкий протяжный взвизг, словно птица, которая летела, свиристя на одной ноте, когда в нее попали камнем.