Первое, что я ощутил при пробуждении – желание вообще не просыпаться. У меня не было места, которое бы не болело, да к тому же меня тошнило. Я пролежал так несколько часов в полубессознательном состоянии, и в конце-концов с трудом дополз до реки, где с жадностью напился. Затем опять вполз в кустарник и заснул.
Когда я пришел в себя во второй раз, мне все еще было плохо, но я чувствовал себя намного сильнее. Я дошел до реки и обратно, и с помощью ледяной карты Блейза обнаружил, что он жив.
– Где ты? – спросил он, когда мы вошли в контакт.
– Понятия не имею. Мне повезло, что я вообще где-то. По-моему, недалеко от моря. Я слышу плеск волн и узнаю запах.
– Ты рядом с рекой?
– Да.
– На каком берегу?
– Левом, если смотреть по направлению к морю. Северном.
– Тогда оставайся на месте, – сказал он, – и я пошлю за тобой кого-нибудь. Я сейчас собираю наше войско. Со мной уже две тысячи человек, так что Джулиан не подойдет близко. Но каждую минуту подходит все больше и больше народу.
– Хорошо.
На этом наш разговор окончился. Я остался на месте и, не теряя времени, заснул.
Я услышал, как кто-то продирается сквозь кусты и тут же притаился. Раздвинув несколько веток, я посмотрел вперед.
Это были три краснокожих великана. Так что я выпрямился, почистил одежду, пригладил рукой волосы, сделал несколько глубоких вдохов и выступил вперед.
– Я здесь.
Услышав мой голос, двое из них выхватили мечи и заняли оборонительную позицию. Но они быстро оправились, улыбнулись, отдали мне честь и проводили в лагерь. Он был примерно в двух милях. Я дошел до него, умудрившись не сутулиться по дороге.
Появился Блейз и сообщил мне:
– У нас уже более трех тысяч.
Затем он опять позвал военного врача, чтобы тот обо мне позаботился.
Ночь прошла спокойно, никто на нас не нападал, и всю ночь и весь следующий день к нам присоединялись остатки нашего войска.
Их было уже пять тысяч. В отдалении виднелся Эмбер.
Мы спали всю ночь и отправились в путь наутро. К полудню проделали примерно двадцать миль. Мы маршировали вдоль берега, и нигде не было видно и признака войск Джулиана.
Боль от ожогов начала проходить. Бедра я почти не чувствовал, но плечо и руки давали о себе знать, причем иногда было так больно, что хотелось кричать во все горло.
Мы продолжали идти вперед и вскоре оказались в сорока милях от Эмбера. Погода оставалась устойчиво хорошей, а лес слева от нас весь выгорел и стоял черный, как деготь. Огонь уничтожил весь кустарник в долине, а это было нам на руку. Ни Джулиан, ни кто-то другой не мог устроить нам засаду. Мы бы увидели их за милю. До захода солнца прошли еще десять миль и разбили лагерь на берегу.
На следующий день мы начали подъем. На Колвир вела огромная лестница, позволяющая людям находиться на ней не более двух в ряд. Однако вскоре она сузится, и мы вынуждены будем идти гуськом.
Мы прошли вверх сто ярдов, потом двести, триста… С моря рванул ураганный ветер, мы прижались к камню и стали идти осторожнее. Потом мы недосчитались примерно две-три сотни человек.
Мы продолжали подниматься, и пошел дождь. Путь стал круче, камень был скользкий. Поднявшись примерно на четверть высоты Колвира мы встретили колонну спускавшихся солдат. Первый из наступающих обменялся ударами с нашим авангардом, и оба упали мертвыми. Мы выиграли две ступеньки, и еще один был убит.
Так продолжалось больше часа, и к тому времени мы поднялись примерно на треть высоты Колвира, а наша линия продолжала укорачиваться, подходя все ближе ко мне и Блейзу. Хорошо хоть, что наши краснокожие великаны были сильнее солдат Эрика. Бряцание оружия, короткий крик, и человек пролетал мимо нас в пропасть. Иногда краснокожий, иногда мохнатый, но чаще всего он был одет в форму войск Эрика.
Мы дошли до половины лестницы, сражаясь за каждую ступеньку. У вершины перед нами окажется широкая лестница, по отражению которой я спускался в Рембу. Эта лестница приведет нас к Большой Арке – восточным воротам Эмбера.
От идущих впереди нас солдат осталось человек пятьдесят. Потом сорок, тридцать, двадцать, дюжина…
Мы прошли уже примерно две трети пути, и лестница позади нас сбегала зигзагами к подножию Колвира. Восточной лестницей редко пользуются. Она почти для красоты. В наши первоначальные планы входило пройти по выжженной равнине, а затем сделать круг, обойти гору с запада и войти в Эмбер сзади. Но огонь и Джулиан спутали нам все карты. Нам бы никогда не удалось то, что мы задумали. Теперь нам оставалось либо атаковать в лоб, либо отступить. А отступать мы не собирались.
Еще три воина Эрика были убиты и мы взобрались еще на четыре ступеньки. Затем наш человек полетел вниз и мы потеряли ступеньку.
Ветер с моря был резок и холоден, и у подножия горы стали собираться птицы. Сквозь облака проглянуло солнце, так как Эрику, наверное, было не до управления погодой в такой опасной близости от нас.
Мы поднялись еще не шесть ступенек и потеряли еще одного человека.
Это было странно, и дико, и печально…
Блейз шел впереди меня, так что скоро настанет его черед. Затем мой, если он погибнет.
Впереди только шестеро наших воинов.
Десять ступенек…
Их осталось пятеро.
Мы медленно продвигались вперед, а сзади, насколько хватал взгляд, каждая ступенька была залита кровью. Что-то было в этом извращенно чувственное, аморальное.
Наш пятый человек убил четверых, прежде чем упал сам, так что мы прошли еще один короткий поворот. Вперед и вверх – третий наш солдат дрался с мечами в обеих руках. Хорошо, что он бился в священной войне, за святое дело, потому что каждый удар он наносил с большим воодушевлением и внутренней силой. Умирая, он захватил с собой еще троих.
Следующий не обладал такой верой и не так хорошо владел мечом. Он был убит сразу же, и теперь их оставалось всего двое.
Блейз вытащил свой длинный филигранный меч, и лезвие его засверкало на солнце.
– Скоро, брат, – сказал он, – мы посмотрим, что они смогут сделать против Принца Эмбера.
– Надеюсь, только одного из них, – ответил я, и он ухмыльнулся.
Мы прошли примерно три четверти пути, когда наступила очередь Блейза.
Он ринулся вперед, мгновенно убив первого, кто находился перед ним. Острие его меча впилось в горло второго, и почти сразу он ударил плашмя по голове третьего, скидывая его вниз. Несколько мгновений продолжалась дуэль с четвертым, но и тут все быстро было кончено.
Я тоже держал свой меч наготове, поднимаясь следом за ним и глядя на то, что он делает.
Он был великолепен, даже лучше, чем я его помнил. Он несся вперед, как вихрь, и меч в его руке был живым в отблесках света. Они падали перед ним! Боже, как они падали! И что бы ни говорили о Блейзе, в тот день он показал себя истинным принцем и вел себя соответственно этому рангу. Я стал думать, сколько он продержится.
В левой руке он держал кинжал, используя его с ярой жестокостью, как только представлялась возможность. Он потерял этот кинжал, оставив его в горле одиннадцатой жертвы.
Я не видел конца той колонне воинов, которая выступила против нас. Я решил, что скорее всего они доходят до самого верха лестницы. Я надеялся, что моя очередь не придет. Я почти верил в это.
Еще три воина пролетело мимо меня, и тут мы дошли до небольшой лестничной площадки и поворота. Он расчистил площадку и начал подъем. Примерно с полчаса я наблюдал за ним, а воины, выступившие против него, все умирали и умирали. Я слышал шепот восхищения воинов, шедших позади меня. У меня даже возникла сумасшедшая мысль, что мне удастся пробиться так до самого верха.
Он использовал каждый трюк, известный в науке фехтования. Он выбивал мечи плащом, делал подножки, хватал свободной рукой за кисть и выворачивал ее, скидывая человека с лестницы без борьбы.
Мы дошли до следующей лестничной площадки. К этому времени на рукаве его выступила кровь, но он не переставал улыбаться, и солдаты, стоящие следом за теми, которых он убивал, были бледны как смерть. Это ему тоже помогало. И, возможно, то, что я стоял за ним, готовый в любой момент вступить в бой вместо него, тоже придавало им страху, действовало на нервы, замедляло движения. Как я позднее узнал, они слышали о нашей битве на море.
Блейз поднялся до следующей площадки, расчистил ее, начал подниматься вверх. Честно говоря, я не думал, что ему удастся зайти так далеко. Это был почти феноменальный образец того, как надо владеть мечом, я не видел такого с тех самых пор, как Бенедикт один удерживал проход через Арденский лес против Лунных Всадников Генеша.
Однако, он начал уставать, это я тоже видел. Если бы был какой-то способ сменить его ненадолго, дать ему отдохнуть!
Но такого способа не было. поэтому я продолжал идти за ним, со страхом ожидая, что каждый удар может оказаться для него роковым.
Я знал, что он слабеет. К этому времени мы находились в ста футах от вершины.
Внезапно он стал мне близок и дорог. Он был моим братом, и он здорово меня выручил. Не думаю, чтобы он считал себя способным добраться до вершины, но он продолжал биться…
Тем самым давая мне шанс завоевать трон для себя.
Он убил еще троих, и с каждым ударом меч его двигался все медленнее. С четвертым он дрался минут пять, прежде чем убил его. Я был уверен, что следующий воин окажется его последним.
Но этого, однако, не произошло. Пока он вытаскивал свой меч из горла убитого, я перебросил меч в левую руку, вытащил кинжал и метнул его.
По самую рукоять он вошел в горло следующего солдата.
Блейз перепрыгнул через две ступеньки и ударом локтя скинул еще одного вниз. Затем он сделал выпад, вспоров живот следующему.
Я кинулся вперед, готовый заполнить пространство, если что-нибудь с ним произойдет, но он пока что во мне не нуждался.
Как будто к нему пришло второе дыхание, он с необычайной энергией кинулся вперед и убил еще двоих. Я крикнул, чтобы мне дали еще один кинжал, и мне передали его по линии. Я держал кинжал наготове, ожидая, когда он опять устанет, и кинул его в очередного воина, с которым он бился. Но в эту минуту боец как раз кинулся вперед, так что кинжал ударил его рукояткой по голове, а не вошел в горло. Этого, однако, было вполне достаточно для Блейза, который тут же убил его прямым выпадом.
Но этим воспользовался следующий. Он кинулся вперед, и меч Блейза вошел ему в живот, он потерял равновесие, и они вместе упали в пропасть.
Повинуясь скорее рефлексу, почти не соображая, что делаю, но тем не менее прекрасно понимая, что решение в долю секунды всегда оправдывает себя, – выхватил левой рукой из-за пояса колоду карт и швырнул ее Блейзу, который на секунду как бы завис над пропастью – так быстро среагировали мои мускулы – и крикнул ему во все горло:
– Лови скорее! Скорее же, идиот!
У меня не было времени смотреть, что произошло дальше, пришлось отражать атаки и самому нападать.
Но колоду он поймал. Это я успел увидеть краешком глаза.
И тогда начался последний этап нашего восхождения на Колвир.
Чтобы не терять времени, просто скажу, что нам удалось это сделать, и тяжело дыша я остановился на верхней площадке, поджидая, пока вокруг меня соберется мое оставшееся войско.
Мы построились и стали наступать. Примерно час потребовался нам для того, чтобы дойти до Великой Арки.
Мы прошли и ее. Мы вошли в Эмбер.
Где бы ни был сейчас Эрик, я уверен, он не предполагал никогда, что нам удастся зайти так далеко.
И я задумался о том, где сейчас был Блейз. Хватило ли у него времени выхватить карту и использовать ее прежде, чем он достиг дна пропасти? Думаю, что никогда этого не узнаю.
Мы недооценили противника по всем статьям. Сейчас его войска намного превосходили нас численностью, и нам просто не оставалось ничего другого – только биться до последнего, так долго, как только мы могли продержаться. Почему я свалял такого дурака и бросил Блейзу свою колоду? Я знал, что у него не было своей, и поэтому действовал инстинктивно, по тем рефлексам, которые скорее всего выработались у меня на Отражении Земли. Но ведь я мог бы использовать Карты, чтобы скрыться, если меня разобьют вконец.
А меня разбили вконец.
Мы дрались до самых сумерек, и к этому времени у меня осталась всего горстка воинов. Нас окружили на тысячу ярдов внутри самого Эмбера и все еще достаточно далеко от дворца. Мы уже не шли вперед, а защищались, и погибали один за другим. Мы потерпели поражение.
Льювилла или Дейдра предоставили бы мне убежище. Зачем я сделал это?
Я убил еще одного солдата и перестал думать о своей ошибке.
Солнце опускалось, начало темнеть. Нас оставалось всего несколько сотен, и мы не приблизились к Дворцу ни на шаг.
Затем я увидел Эрика и услышал, как он громко отдавал какие-то приказы.
Если бы я только мог подойти м нему поближе!
Но я этого не мог.
Может быть, я и сдался бы ему в плен, чтобы пощадить жизнь оставшимся моим солдатам, которые дрались хорошо и сослужили мне хорошую службу, чем бы ни кончился этот бой.
Но сдаваться было некому, да никто и не собирался брать меня в плен. Эрик не услышал бы меня, даже если бы я закричал во все горло. Он был далеко и командовал.
Так что мы продолжали биться и у меня оставалось всего около сотни воинов.
Скажу короче.
Они убили всех, кроме меня.
На меня же набросили сети и били тупыми стрелами без наконечников.
В конце-концов я упал, меня стали глушить дубинками по голове и связали, а дальше начался какой-то кошмар, который не заканчивался, что бы я ни делал.
Мы проиграли.
Пробудился я в темнице, в подземелье глубоко под Эмбером, сожалея, что мне удалось дойти почти до самого конца.
Тот факт, что я все еще оставался в живых означал, что Эрик строит в отношении меня какие-то планы. Перед глазами возникли призраки колодок, огня и пыточных щипцов. Я предвидел тот кошмар, который мне грозит, лежа на сырой соломенной подстилке.
Я не знал, как долго провалялся без сознания.
Я обшарил всю свою маленькую камеру, пытаясь найти хоть что-нибудь, с помощью чего мог бы покончить с собой, но ничто не могло послужить этой цели.
Раны горели, как солнце, и я очень устал.
Я уложил свое тело поудобнее и снова заснул.
Я проснулся, но ко мне так никто и не пришел. Мне некого было подкупить, и никто меня не пытал.
Никто и не принес мне поесть.
Я лежал, завернувшись в плащ, и вспоминал все, что произошло с тех пор, как я проснулся в Гринвуде и отказался от укола. Может, для меня было бы лучше, если бы я этого не сделал.
Я познал отчаяние.
Скоро Эрик коронуется в Эмбере. А может, это уже произошло.
Но сон был прекрасным выходом, а я так устал…
Впервые за долгое время я получил возможность спать, отдыхать и позабыть о своих ранах.
В сырой темной камере омерзительно пахло.
8
Не помню, сколько раз я просыпался и вновь засыпал. Дважды я находил мясо, хлеб и воду на подносе у двери. Оба раза я съедал все без остатка. Камера моя была беспросветно темна и очень холодна. Я ждал. Ждал.
Наконец за мной пришли.
Дверь распахнулась и появился слабый свет. Я заморгал с непривычки и в этот момент меня позвали.
Коридор снаружи был до отказа набит вооруженными воинами, чтобы я не выкинул какого-нибудь фокуса.
Я потер рукой щетину на подбородке и пошел туда, куда меня вели.
Мы шли долго, и дойдя до зала со спиральной лестницей стали подниматься по ней. Пока мы шли, я не задал ни одного вопроса, и никто ничего не пытался мне объяснить.
Мы дошли до верха и пошли уже по самому дворцу. В теплой чистой комнате мне велели раздеться догола. Я разделся. Потом я вошел в ванную с горячей водой, от которой шел приятный пар, и подошедший слуга соскреб с меня всю грязь, побрил и постриг меня.
Когда я вытерся насухо, мне дали чистые черно-серебряные одежды.
Я оделся, и на плечи мне накинули плащ с серебряно розой на застежке.
– Теперь вы готовы, – сказал мне сержант охраны. – Подойдите сюда.
Я пошел за ним, а стража за мной.
Меня провели в самый конец дворца, где кузнец одел мне наручники и сковал цепями ноги. Цепи были тяжелые, чтобы у меня не было сил их порвать. Если бы я начал сопротивляться, меня избили бы до бесчувствия, и в результате все равно заковали. У меня не было особого желания опять быть избитым, поэтому я не сопротивлялся.
Затем несколько стражников потащили меня за цепи обратно в парадную часть дворца. Я не глядел на окружающее меня великолепие. Я был пленником, возможно, скоро я буду либо мертв, либо безумен. И сейчас я ничего не мог с этим поделать. Быстрый взгляд в окно сказал мне о том, что сейчас уже ранний вечер, и я не испытал никакой ностальгии, когда меня проводили по залам, где мы все играли детьми.
По длинному коридору мы попали в столовую дворца.
За длинными столами сидели люди, многих из которых я знал.
Самые прекрасные платья и костюмы Эмбера горели и переливались в зале, и была музыка при свете факелов, и уже налито в бокалы вино, и яства заполняли уже накрытые столы, но еще никто не приступал к пиршеству.
Я узнавал многих, например, Флору, но множество и странных, незнакомых лиц. Я увидел менестреля и лорда Рейна. Слева от меня расположился Джулиан. Я не обратил на него внимания, а уставился на леди, стройную блондинистую особу.
– Добрый вечер, – сказал я. – По-моему, нас не представили друг другу. Меня зовут Корвин.
Она поглядела на сидящего справа мужчину, как бы ища поддержки, но этот огромный рыжий мужлан с кучей прыщей на лице отвернулся и сделал вид, что увлечен беседой с женщиной справа.
Она выдавила из себя слабое подобие улыбки и ответила:
– Меня зовут Кармела. Как поживаете, принц Корвин?
– Какое приятное у вас имя, – ответил я. – А у меня все в порядке. Скажите, как так получилось, что такая хорошая, приятная девушка – и вдруг очутилась здесь?
Она быстро сделала глоток воды.
– Корвин, – сказал Джулиан громче, чем это было нужно. – Я думаю, что леди, к которой ты пристаешь, считает тебя несносным.
– Да? По-моему, она не сказала тебе ни слова за этот вечер.
И он не покраснел. Он стал белым, как мел.
– Достаточно. Я не намерен терпеть больше этого от тебя.
Тогда я потянулся и намеренно побренчал своими цепями. Кроме того эффекта, который это произвело, я узнал, сколько свободного пространства находится в моем распоряжении. Слишком мало, конечно. Эрик весьма осторожен.
– Подойди-ка поближе и прошепчи мне свои возражения на ушко, братец, сказал я.
Но он этого почему-то не сделал.