Мы покушали, посмотрели на окружающих, но танцевать даму я так и не пригласил. Слишком уж погано играли местные бардишки, и танцевать под это недоразумение могли разве что изрядно выпившие головорезы. Из трактира мы вышли в приподнятом настроении, предвкушая продолжение чувственной феерии. Однако стоило нам отойти всего лишь на несколько сот метров от заведения, как впереди дробно зацокали по мостовой копыта едущей на рысях лошади. Моя возлюбленная тут же остановилась, словно почувствовала что-то, и придержала меня за рукав. Спустя несколько ударов сердца перед нами остановилась лошадь; всадницей оказалась альта, что меня не слишком удивило, хотя лично мне эта дама и не была знакома. Они с Викторией долго смотрели в глаза друг другу, но, наконец, моя женщина задала вслух витающий в воздухе вопрос.
- Плохие вести, сестра?
- Плохие, сестра, - и альта осторожно провела рукой по притороченному к крупу лошади свёртку, в человеческий рост.
- Кто? - сдавленно спросила женщина.
- Кассандра.
- Как это произошло? - едва уловимым шёпотом вопросила Виктория.
Я смотрел на неё, и не узнавал. Лицо исказила гримаса запредельной боли, словно она была физической. Обычно моя женщина в минуту опасности или душевного волнения принимала боевую стойку, но сейчас её не хватило даже на это, она просто стояла, не в силах пошевелиться, буквально сражённая страшной вестью. Я не стал ждать дальнейшего развития событий, просто подхватил возлюбленную на руки, и она тут же уткнулась лицом в моё плечо, с трудом сдерживая рвущиеся из глубины души рыдания. При этом, однако, она жёстко обрезала нашу эмоциональную связь, не желая погружать меня в свою боль.
- Зачем ты так резко её огорошила, альта? Нужно было сначала хотя бы пройти в поместье, - начал я отчитывать нежданную вестницу, с трудом сдерживаясь от более резких выражений.
- Так надо, человек. Мы так живём.
- Мне плевать, как вы жили до моего появления, но если ты ещё раз огорчишь так резко мою возлюбленную, я тебя убью, альта. Клянусь, - меня распирали самые противоречивые чувства. Я даже не представлял, что простое переживание за возлюбленную способно так меня взвинтить. Говоря с вестницей, я буквально шипел, и если бы мои руки не были заняты всхлипывающей Викторией, я бы точно выхватил клинки.
- Я... не знала, - тихо прошептала мне в ответ ошарашенная альта. - Куда нужно идти? - послушно спросила она.
Я не ответил, занятый безуспешными попытками успокоить возлюбленную, лишь сделал жест следовать за мной. Все мои попытки расшевелить Викторию разбивались о немое оцепенение, в котором женщина почти не реагировала на происходящее вокруг. Ночная вестница следовала за мной по пятам, о чём недвусмысленно говорил доносившийся сзади перестук копыт. По дороге мы один раз натолкнулись на патруль, но я так посмотрел в глаза командиру отряда, что он отшатнулся назад, больше не предпринимая попыток разобраться в самочувствии моей необычной ноши. Затем он пригляделся внимательней к ночным путникам, и, опознав альту, приказал своим обойти нас по дуге.
В поместье мне пришлось добрых полчаса приводить Викторию в порядок, даже ласки и нежные слова не слишком помогали. Только когда я чуть ли не силой заставил женщину выплакаться, ей немного полегчало; хотя мертвенная бледность с её лица никуда не делась, и губу она то и дело закусывала. Более-менее взяв себя в руки, возлюбленная высвободилась из моих объятий, и мы спустились в холл, где расположилась наша неожиданная гостья.
- Рассказывай, сестра, и извини меня за этот срыв, - предложила ей Виктория, усаживаясь прямо на ковёр в центре зала. Она при этом напрочь проигнорировала роскошный угловой диван, стоявший по периметру ковра. Ночная гостья, до этого недвижимо стоявшая у окна, уселась напротив моей альты, и я тоже не нашёл ничего лучше, чем присесть рядом.
На замечание о срыве гостья промолчала и сразу приступила к рассказу. Видно, не хотела бередить рану, либо по какой-то ещё, понятной только ненормальным альтам, причине.
Они как раз расположились в поместье Кассандры, что в столице Глации, и та начала развлекать их своими новыми песнями. Кассандра была бардом от бога, и, кроме совершенного слуха и красивого поэтического слога, имела ещё и способность произвольно излучать эмоции. Конечно, при общении друг с другом эмоции у альт текли естественно и в обоих направлениях, но вот с людьми... Обычно альты могли лишь чувствовать эмоции людей, и, если напрячься, передавать короткими посылами свои собственные эмоции конкретному человеку. Кассандра же могла это делать совершенно непроизвольно, интуитивно, даже не задумываясь над тем, что именно она делает. Для себя, да и для всех окружающих, она просто потрясающе пела, и главы родов наперебой пытались затащить её к себе на балы и разнообразные празднества. Как бард, женщина отличалась крайне ветреным характером, поэтому принимала такие приглашения лишь по настроению. Это часто становилось причиной разборок между родами, магических дуэлей и, вообще, всевозможных конфликтов, которые не слишком одобряли остальные альты. Но ей было глубоко безразлично, женщина просто жила, полностью отдаваясь искусству, и ничего не могла сделать со своим изменчивым, словно капризная муза, характером.
Песни лились бушующим потоком, заставляя эмоции альт подниматься на невообразимую высоту, и падать столь же невообразимо глубоко, когда в дверь дома влетел маг. Весь его облик показывал, что он только что вышел из боя: на лице выражение запредельной усталости, в сочетании со столь же запредельной концентрацией, тлеющая местами одежда, по которой перебегали разряды молний, стоящий торчком от тех же молний чуб коротко стриженых волос. При этом маг был не из последних, по праву нося один из высших рангов мастерства. Кассандра его хорошо знала, он был одним из самых пламенных поклонников её таланта, стоически сносил все перипетии её текучего характера, неизменно защищая в случае конфликтов. Свои за глаза называли его Тенью Великого Барда, но это нисколько не смущало упёртого чародея.
Женщины тут же встали ему навстречу, радостно приветствуя дорого гостя, но маг не спешил расслабляться и принимать их гостеприимство. Он долго смотрел на них, взгляд его сузившихся, предельно серьёзных глаз описал круг, переходя поочерёдно от одной альты к другой, затем вновь остановился на Кассандре.
- Моя госпожа! Вам необходимо немедленно уходить. В городе переворот, весь центр горит, и к вашему поместью стягиваются боевые пятёрки магов нескольких враждебных родов.
- Ну и что? - недоумённо подняла брови женщина, - Я с удовольствием исполню им свои последние песни, - уверена, они их ещё не слышали.
Чародея не смутили её слова, он давно привык к её легкомыслию, поэтому сразу же обратился к остальным, ища в них поддержку, а заодно пытаясь объяснить происходящее.
- Дамы, всё слишком серьёзно. Я прошу вас попытаться убедить вашу сестру в необходимости немедленно покинуть поместье. Ещё несколько минут, и будет поздно: вас просто уничтожат. Даже альты не способны справиться в открытом бою с сотней магов, натасканных профессионально убивать!
- Неужели всё так серьёзно? Но я ничего не слышала о возможном перевороте, - ощутимо напряглась старшая из альт, вмиг становясь серьёзной, и ощетиниваясь, словно кошка в предчувствии драки.
- Никто не слышал. Его затеяли главы трёх родов, и им помогает какой-то сильный союзник. Даже наш род ничего не может сейчас сделать, врагам помогла внезапность и организованность нападения. Они смогли соблюсти тайну до самого последнего момента; даже от своих, чтобы случайно не утекло ни крупицы. Ещё раз говорю, торопитесь! Моя группа прикроет вас, но дальше вам придётся рассчитывать только на себя, - нам нужно прорываться к родовому поместью, там идут самые серьёзные бои.
Несколько долгих минут альты вели тяжёлый мысленный разговор, да и то им удалось убедить Кассандру лишь отчасти. Она всё равно горела желанием спеть атакующим магам, и это было безапелляционным условием отступления. Пришлось женщинам его принять, однако маг, не дожидаясь их решения, уже покинул поместье.
Альты последовали за ним, правда, с отрывом в пару минут. Когда они вышли из здания, на улице всё уже полыхало. Чудовищные энергии схлестнулись на просторной лужайке, отделённой от города ажурной решёткой. Пятеро магов стояли по центру лужайки в боевом построении - вогнутым полукругом в противоположную бою сторону. Конечно, старшей доводилось видеть серьёзные бои с применением магии, но тут творилось вообще нечто невообразимое. Все пятеро были высшими, работали плечо к плечу, но было видно, что им приходится очень тяжело. - "Какие же силы должны выставить противники, чтобы пятеро высших еле сдерживали их натиск!? Их же построения никогда не состоят только из высших, максимум - двое, да и то только в крайнем случае, а тут все пятеро, и ничего не могут сделать!" - Только сейчас до альты начал доходить подлинный масштаб творящегося в городе безумия. Даже пышущая вдохновением Кассандра немного поостыла: уж что-что, но когда столько лет живёшь среди магов, начинаешь даже невольно неплохо разбираться в магическом действе.
- Вы опоздали, - прорычал знакомый маг, превозмогая чудовищное напряжение боя.
- Что происходит? - деловито поинтересовалась старшая, прекрасно понимая, что никаких упрёков от магов не последует, сейчас точно не до них. Нужно разгребать последствия сложного характера Кассандры.
- Они пытаются сжать поместье полем из арсенала магии молний. Они даже не собираются вступать с вами в бой, боясь возможных боевых потерь. Учитывая их перевес в силе, это самая правильная сейчас тактика.
- Значит, надо прорываться, - отчеканила альта, извлекая клинки.
- У нас не хватит сил на прорыв, - жёстко оборвал её маг.
- У нас - хватит, - ответила женщина, расплываясь в хищной улыбке, - прикрывайте нас от своих коллег, а с полем мы разберёмся.
Она кивнула молодой напарнице, и четыре клинка гномской стали вошли в магическое поле, словно нож в масло. При этом на теле воительниц нагрелись все амулеты драконьей магии, принимая на себя часть энергии магического поля. Женщины рисовали клинками полный круг, ведя их навстречу друг другу, и, по мере их продвижения, артефакты накалялись всё больше. Вот стала тлеть одежда в местах соприкосновения с артефактами, затем стали греться гномские кольчуги, что означало поистине запредельное напряжение энергии защитных полей. Ощутимо запахло горелым, и пряжка пояса, основной защитный артефакт, приобрела кроваво-красный оттенок раскалённого металла. В следующее мгновение стали плавиться поделки помельче: с пальца старшей, прожигая кожу и опаляя кость, стекло кольцо, по торсу младшей заструилась капля расплавленного металла от небольшого кулона, и, без вреда прокатившись по кольчуге, упала на ступню, с шипением прожигая сапог. Женщины терпели боль, терпели напряжение физических сил, которым сопровождался процесс разрушения вражеского магического поля. Уже были слышны эмоции страха с его внешней стороны, а ещё через мгновение, стоило мечам женщин соприкоснуться, поле взорвалось наружу, отбрасывая тех из нападавших, кто подошёл слишком близко к его поверхности. На альт тут же нахлынули эмоции запредельной боли, разрушенное плетение откатом ударило по поддерживающим его магам, и многие из них на некоторое время оказались полностью деморализованы.
Но кое-кто из нападавших почти не пострадал, и на женщин обрушились сильные, прицельно бьющие одиночные заклинания. Старшая зашипела от боли, когда кольчуга в месте соприкосновения с пряжкой ремня раскалилась, обжигая хрупкую даже у альт плоть.
- Убивайте! - пришёл сзади истошный вопль мага, и женщины метнулись вперёд, убивая. Они двигались настолько быстро, что вражеские чародеи просто не успевали за ними, и, спустя пару десятков ударов сердца, на площади не оказалось никого, способного колдовать. Добивать лежащих без сознания женщины не стали, ограничившись активно колдующими или готовыми к магической атаке. Когда всё уже было кончено, пришёл новый окрик от магов за оградой. - Вступила новая боевая группа! Мы их не удержим, уходите!
- И бросить вас одних!? - воскликнула Кассандра, пряча клинки, и беря в руки гитару.
Из небольшой улочки на площадь стали просачиваться воины, постепенно заполняя всю её. За их спинами уже маячили оранжевые плащи магов, бой обещал выйти на новый виток, но над площадью уже парил голос поющей альты. С каждым словом он креп всё больше, и людей стало накрывать эмоциональным шквалом, который сейчас бушевал в душе барда. Её песня была проникнута болью, печалью, она вещала о погибших героях, о плаче матерей, жён и детей. Эмоции накатывали на людей волнами, и каждая, отхлынув, оставляла на площади плачущих, полностью потерянных во времени и пространстве, совершенно разбитых и подавленных людей. Прошло всего лишь с десяток ударов сердца, а все пришедшие на битву воины и маги совершенно утратили способность не то что воевать, но даже просто держать оружие и плести заклинания. Да что там, они не могли даже просто думать, всё их естество полнилось одними только эмоциями, превратилось в сплошной источающий боль нарыв. А альта пела, вдохновлённая пережитым горем смерти многих людей во время этого боя, да и во время всех актов трагедии, разыгравшейся в эту кошмарную ночь, которую она сейчас чувствовала, как никто на земле.
Сёстры с огромным трудом смогли оторваться от страшного очарования бардовской песни. Они смогли это сделать лишь потому, что сами были альтами, привыкшими к подобным эмоциям, и могущими до некоторого предела переживать их в себе, не выплёскивая на окружающих. Они взвалили на плечи троих уцелевших союзных магов, и старшая уже направилась было к Кассандре, чтобы силой заставить её покинуть площадь, но тут произошло нечто, выходящее за грань понимания даже привыкших ко всему альт. С неба ударил рубиновый луч, точно в голову барда. Та не обратила на него никакого внимания, продолжая петь. Пока же старшая бежала к сестре, с неба стали приходить всё новые и новые лучи, и когда та добежала до Кассандры, ей оставалось лишь с ужасом наблюдать, как сестра падает ей на руки, и по её телу растекается металл расправившегося от предельного напряжения пояса.
Стоило гостье произнести последнее слово, Виктория встала и направилась к двери. - "Собирайся, мы немедленно выезжаем в Альтрию", - пришёл мне её мысленный посыл. Я лишь пожал плечами: днём раньше, днём позже - какая, в сущности, разница? Мне оставалось лишь надеяться, что сама поездка и пребывание в родных краях позволят моей альте скинуть с себя пелену горя.
Долг, честь и род
Выехали мы спустя десять минут, да и то, по мнению Виктории, это было слишком медленно. И причиной задержки неожиданно стал я сам, никогда не отличавшийся особой медлительность. Так ведь это они скачут без седла и уздечки, а мне пришлось осёдлывать скакуна, и даже не одного! Правда, на заводного требовалось только надеть уздечку, но пару минут на всё про всё ушло, да ещё нужно было найти общий язык с характерным агурцем. Женщины во время моих сборов нетерпеливо переминались на спинах своих скакунов, и нетерпение всадниц невольно передавалось и им, заставляя переступать с ноги на ногу и поводить головой. Кони чувствовали предстоящую гонку, и, застоявшись в конюшне, горели нетерпением похлещи своих бешеных всадниц.
"Вереск, ну сколько можно обнимать своего коня! Давай быстрее, каждая секунда дорога!" - пришёл нетерпеливый мысленный посыл альты. Я вмиг почувствовал себя праведным мужем, которого жена подгоняет в лавку за покупками. Вот только сейчас ситуация была далека от такой идиллии.
"Не пори горячку. Минута ничего не решит. Всё равно проторчим у ворот добрых полчаса", - попытался довести я до сознания возлюбленной своё мнение.
"Ты не понимаешь! На этот раз всё действительно чрезвычайно серьёзно!" - ответила дама, демонстрируя эмоцию крайнего недовольства.
"Знаешь, как говорят в таком деле люди? Тише едешь - дальше будешь. Если меня сбросит конь, или съедет седло, мы потратим куда больше времени. И шею можно сломать, - не находишь?" - пришлось прорычать в ответ.
Женщина на это промолчала, но не успокоилась ни на йоту.
"Так в чём причина спешки?" - решил окончательно прояснить я, когда мы сорвались с места в галоп, перепрыгивая небольшую оградку поместья: женщины даже не удосужились открыть ворота.
"Нужно срочно принимать решение по Глации", - коротко и лаконично ответила дама, нисколько не прояснив ситуации.
"Так почему бы тебе не воспользоваться этим вашим... связанным шаром?"
"Не связанным, а связующим", - на автомате поправила она меня. Вот тоже любительница поучать! - "Серьёзные решения никогда не принимаются через шар. В таких вещах можно доверять только мысленному непосредственному контакту".
"Почему же тебя не вызвали в Альтрию раньше?" - моё недоумение не хотело никуда уходить, накрепко окопавшись в упрямой голове.
"Не знаю. Либо ситуация настолько сложна, либо там ещё сами толком ничего не знают", - женщина немного успокоилась и даже соблаговолила ответить на мой вопрос подробно.
"Как ваши могут чего-то не знать? Что-то слабо в это верится".
"Ладно. Я тебе скажу. Если речь идёт о гражданской войне, решения не принимаются, пока не будет исчерпывающий информации. Иначе... последствия могут быть слишком непредсказуемыми", - она выжидательно смотрела на меня мысленным взором, словно ожидая услышать в ответ искреннюю благодарность за открытую сокровенную тайну, что вызвало у меня лишь новый приступ недоумения.
"Мне по-прежнему непонятно, что за решения вы хотите принимать, и зачем лично тебе при этом присутствовать. Всё время, пока мы сидели в поместье Стаси, альты прекрасно обходились без твоего участия, ты даже говорила мне, что планируешь остаться на службе у Императора в благодарность за моё освобождение и из-за моего появления, и вот теперь мы снова сломя голову несёмся прочь из Империи. Это выше моего понимания".
"Твоё последнее замечание полностью соответствует истине", - фыркнула в ответ моя избранница, и к её эмоциям добавилась отчётливо различимая ирония. - "А вот насчёт остального... Всё слишком сложно. Я не могу вот так взять, и всё бросить. От моего участия сейчас зависит слишком многое".
"Я расслышал в твоём последнем монологе лишь обмылки красивых фраз, и требование заткнуться", - ответил я на это, начиная раздражаться.
"Вот и заткнись. Сам всё увидишь и, со временем, поймёшь", - ответила женщина с той же иронией в эмоциональном фоне.
"Так. Женщина. Я ради тебя бросил Империю, а ты ещё требуешь от меня заткнуться!?" - с этими словами я резко натянул поводья. Альты пронеслись ещё несколько метров по инерции, и затем тоже остановились. Иронии в их эмоциях больше не было, не было вообще никаких эмоций, кроме жестокой решимости.
"Я не буду с тобой ругаться, Вереск. Я благодарна тебе за твоё самопожертвование ради любви, но... Тебе придётся принимать меня такой, какая я есть. Если альтам требуется моя помощь, и если мне при этом даже заведомо необходимо будет умереть, я всё равно, не раздумывая, эту помощь окажу. Они все зависят сейчас от меня, - понимаешь? От тебя же твоей империи ни тепло, ни холодно. И хватит нас задерживать, поторапливайся. У нас ещё будет время объясниться... в более спокойной обстановке", - кинула она напоследок небольшую косточку.