Он выбежал на улицу и увидел, что ворота внутренней цитадели открыты и бой идет перед ними. Кругом валялись вперемешку трупы людей, орков и коней. Ноги скользили в кровавых лужах. Даршак приложил к губам боевой рог и дунул что было сил, чтобы дать своим воинам знать, что он здесь, с ними. Несколько лиц обратились к нему, на них отразилось изумление, непонимающие взгляды скользнули на сияющие руки, а потом герцог увидел, как удивление сменилось радостью. Он поднял меч и бросился в бой, чувствуя, что может сокрушить любого врага. И орки разлетались от него, словно от урагана. Падали отрубленные конечности и головы, со звоном выпадали из обессилевших рук секиры и палицы, горячая кровь ложилась на герцога длинными багровыми полосами. Люди выкрикивали имя своего господина, как боевой клич, и бросались в бой, словно за спиной каждого из них стоял бог войны и защищал от вражеских клинков. Орки дрогнули и попятились. Им показалось, что в их ряды ворвалась сама смерть, и сверкающие руки воскресшего герцога пугали их больше, чем его ярость.
Люди наступали, усиливая натиск, они шли вперед с радостью и торжествующими улыбками, и оркам казалось, что их враги обезумели. Бой длился еще полчаса, а потом орда побежала, и люди преследовали противника и убивали даже тех, кто сдавался. И они захватили катапульты и обоз, а рыцари, у которых были лошади, преследовали орков-всадников, а впереди всех несся на вороном жеребце Даршак, без устали поднимая и опуская свой меч.
Глава 3
Одинокая фигура бродила по усеянному трупами полю, переступая через тела людей и лошадей, обходя торчащие знамена, щиты и обломки колесниц. Над ней кружились стервятники и стаи воронов. Время от времени птицы снижались, а затем опять взлетали, словно испуганные присутствием живого.
Человек поднялся на невысокий холм и огляделся. До самого горизонта простиралась степь, кое-где чернели обуглившиеся остовы разбитых катапульт, от них еще шел дым, который стелился по траве длинными седыми струями.
Человека звали Хорг Ариган Дьяк, и он жил в белой башне, стоявшей в центре побоища подобно гигантской мраморной колонне, изрезанной черными провалами бойниц и стрельчатых окон. Наверху, почти под самой крышей, был балкон, на котором виднелась женская фигура в изумрудном платье. Она стояла неподвижно, лишь изредка поднимая руку, чтобы поправить развевающиеся черные волосы.
Дьяк повернулся и начал спускаться с холма. Он направлялся к подножию башни, где зиял вход, в который втекал ручеек людей, несших корзины цветов, фруктов, вина и многое другое. Они казались странной насмешкой над усеянной трупами равниной, на которой еще были свежи следы недавней битвы. Все эти прекрасные вещи были предназначены для свадьбы. Невесту звали Маэрлинна, и это она стояла на балконе, следя глазами за своим будущим мужем.
Дьяк дождался, когда последний человек с огромным подносом фруктов скроется в башне, и тогда вошел следом. Он поднялся по широкой каменной лестнице и отпер дверь в свою лабораторию. Квадратная комната была уставлена столами и книжными полками. Повсюду сверкали колбы, реторты, змеевики и прочая посуда, предназначенная для опытов, которые проводил Дьяк. Здесь же лежали потрепанные фолианты и свитки, многие из которых были написаны на древнем колдовском языке и являлись огромной ценностью. Любой маг Межморья и Синешанны не задумываясь отдал бы за них груды монет, ибо золото преходяще, а знания - вечны.
Дьяк прошел мимо столов и распахнул дверь на широкий каменный балкон, огороженный витыми перилами, на которых сидели крупные вороны. Птицы встрепенулись при его появлении, но не улетели, следя за ним круглыми янтарными глазами.
- Сколько пищи доставили вам глупые жадные люди, - сказал им Дьяк, подходя ближе и глядя вниз, на усеянное мертвецами поле. - Еще одна армия "вольных" полегла у стен моей башни.
Он оперся о перила и положил подбородок на сцепленные руки. Ветер трепал его длинные черные волосы и полы фиолетового плаща с серебряным шитьем. Солнце отражалось в медальонах, браслетах и вправленных в перстни драгоценных камнях.
Постояв немного, Дьяк повернулся и пошел направо, обходя по балкону башню, пока не увидел Маэрлинну, по-прежнему стоявшую у перил и смотревшую вниз. Услышав его шаги, она обернулась и двинулась ему навстречу.
- Доброе утро, - сказала она, улыбнувшись. - Ты сегодня рано встал.
- Да, нужно было впустить всех этих людей, - Дьяк помахал в воздухе рукой, - которые принесли цветы и еду.
- Очень красиво. Наша свадьба будет лучшей из всех, что я видела!
- Не сомневайся.
- Уверена, ты об этом позаботишься, - Маэрлинна положила обе руки Дьяку на грудь и внимательно посмотрела ему в глаза. - Ты ведь рад? Правда?
- Ну конечно, милая. Ты и малыш - самое прекрасное, что есть у меня в жизни. - Дьяк осторожно приложил руку к животу женщины. Она накрыла ее своими ладонями и улыбнулась.
- Осталось всего семь месяцев.
- Нужно было сразу сказать мне, когда ты поняла…
- Я боялась, что ошиблась, - Маэрлинна положила голову Дьяку на грудь. - Так лучше, чем если бы оказалось…
- Да, конечно, ты права, - Дьяк погладил ее волосы. - Пойдем в башню, я боюсь, что ты простудишься.
- Мне нельзя болеть, - отозвалась Маэрлинна, кивнув.
Они вошли в комнату.
- Ты голодна?
- Совсем нет. Но малышу, наверное, нужно много есть.
- Я прикажу принести завтрак.
- Хорошо.
Дьяк подошел к стене и позвонил в бронзовый колокольчик. Через пять минут появился человек в синей тунике, перехваченной серебряным поясом, в кожаных штанах, заправленных в высокие мягкие сапоги, и в круглой плоской шапочке с алмазным значком.
- Что желает господин? - спросил он.
- Ирвин, распорядись принести нам завтрак, - сказал Дьяк.
- Слушаюсь, - слуга поклонился и вышел.
- С тех пор как я поселился в этой башне, у Ирвина появилось куда больше обязанностей, - заметил Дьяк, садясь за красивый резной столик и кладя руки на подлокотники просторного кресла. - Раньше он в основном помогал мне в лаборатории, а теперь на нем еще и штат прислуги.
- Кажется, он доволен, - Маэрлинна пожала плечами. - Во всяком случае, не слышала, чтобы он жаловался.
- Да, Ирвин чрезвычайно предан мне, - сказал Дьяк.
- Это верно, - согласилась Маэрлинна и подошла к клетке с попугаями, подвешенной к потолку на тонкой золотой цепочке. Одна птица была зеленой с красным, а другая - голубой с желтым. - Почему мне никак не удается научить их разговаривать?
В этот момент в дверь постучали, и вошли двое слуг с подносами. На одном стояли тарелки со снедью, на другом - различные напитки. Дьяк указал на столик, и слуги поставили на него свои ноши, а затем вышли.
- После завтрака мне нужно будет отлучиться, - сказал он, наливая себе вино, а Маэрлинне золотистый шербет.
- Куда?
- По делам. Это сюрприз.
- Вижу, ты всерьез занялся подготовкой к свадьбе, - она улыбнулась. - Это будет настоящий праздник.
- Обещаю.
- Я не сомневаюсь. Хорошо, когда муж - волшебник.
- Ты думаешь?
- Разве нет?
- Возможно.
- Впрочем, ты и так… лучше всех.
- Само собой.
- Какой ты самоуверенный.
- Знаю.
Они чокнулись и выпили.
После завтрака Дьяк попрощался с Маэрлинной и отправился в лабораторию. Там он подошел к столу и наполнил водой из кувшина небольшой медный таз. Поводив кончиками пальцев по темной глади, он произнес короткое заклинание, и через мгновение в воде появилось изображение одного из подземелий башни. Со стен сочилась вода, свет пробивался через маленькое окошко наверху, забранное толстой решеткой. Из низкого хода тянуло холодом и сыростью - он вел к реке.
Дьяк начертил на воде какой-то знак, и изображение медленно поплыло ему навстречу, подземелье исчезло, и начали мелькать низкие стены коридора. Удовлетворенно кивнув, Дьяк вытер пальцы об одежду и вышел на балкон.
Еще раз окинув взглядом мертвецов и остовы их орудий, он поймал себя на мысли, что появление очередного отряда "вольных" немного развеяло его грусть. Если бы не они, он вполне мог дать волю гневу, а для этого еще не настало время. В течение последних месяцев червь едва сдерживаемой обиды точил сердце Дьяка.
Казалось, ему бы следовало радоваться тому, что у него будет ребенок, ощущать себя счастливым от того, что впервые за миллионы прожитых лет он женится. Так и было бы, если б не одно обстоятельство: живший под именем Хорга Аригана Дьяка бессмертный дух, истинное имя которого было Азгобар, бывший повелитель царства Пустоты, владыка над миллионами других духов, не мог иметь детей. Ни в этом, ни в одном из предыдущих или последующих воплощений. Это было невозможно.
Дьяк ехал на черной лошади, а Ирвин на серой. Они отправились на прогулку к морю. Погода была прохладной и ветреной. Песчаный берег блестел в лучах заходящего солнца, редкие чайки летали низко, время от времени недовольно вскрикивая. Справа, на высоком отвесном утесе, виднелся разрушенный пиратский маяк. Его когда-то построили уримаши, чтобы завлекать по ночам суда, которые разбивались о прибрежные рифы, подобно черным зубам торчавшие из воды.
- Мы через многое прошли вместе, - произнес Дьяк задумчиво, и Ирвин с непониманием взглянул на своего господина. - Мне казалось, что для людей это важно.
- Для людей? - переспросил слуга. - Да, конечно.
- Ты долго служил мне, Ирвин?
- Разве вы не знаете, господин?
- Ответь. Считаешь ли ты, что срок твоей службы у меня был долгим?
- Да, господин. Двенадцать лет - это долго.
- Этого достаточно, чтобы… - Дьяк замолчал, словно подбирая слова, - быть моим другом?
- Я предан вам всей душой, господин. Но я не понимаю…
- Я тоже, Ирвин! - перебил его Дьяк.
Они замолчали. Через некоторое время всадники выехали к излучине - песчаная коса далеко выдавалась в море, и дно было мелким. По нему можно было идти долго и не погрузиться ниже плеч.
- Давай искупаемся, - предложил Дьяк, останавливая коня и спешиваясь.
- Но вы ведь никогда не разоблачаетесь вне помещения, - заметил Ирвин, - это может быть опасно.
- Сегодня на мне нет панциря, - ответил Дьяк, расшнуровывая на груди мантию и снимая ее через голову.
- Но почему, господин? - слуга выглядел пораженным и обеспокоенным. - Что-нибудь изменилось?
- Нет, просто оказалось, что я не так… хочу жить, как думал.
Ирвин посмотрел на своего хозяина с непониманием, но спешился и тоже начал раздеваться. Творилось что-то странное. Господин никогда не подвергал себя риску. Он говорил, что в любой момент его могут попытаться убить, и поэтому не выходил из дома без панциря. Ирвин часто рассматривал эту часть доспехов, абсолютно черную с тонкой насечкой. Хозяин говорил, что ему подарили панцирь горные эльфы, одни из самых загадочных существ Межморья, и что он защищает от всех видов оружия. А сегодня вдруг господин не только отправился на прогулку без защиты, но и совсем разделся, оказавшись беззащитным перед стрелой возможною убийцы. Ирвин с тревогой оглядел местность. Ему казалось, что за каждой скалой, за малейшим выступом может скрываться стрелок.
- Ты идешь? - окликнул его Дьяк, уже зашедший в море по щиколотку. Его двухметровое тело казалось выточенным из камня, заходящее солнце золотило смуглую кожу. Казалось, каждый миллиметр состоит из мускулов, и даже стрела неспособна пробить их. Но это была только иллюзия - против стали плоть Дьяка была так же уязвима, как и у любого другого человека.
- Да, господин. - Ирвин потрогал воду ногой и поморщился - она была ледяной. Но он взял себя в руки и пошел вслед за хозяином, который спокойно отдалялся от берега.
- Скажи, Ирвин, почему ты до сих пор со мной? - спросил Дьяк через плечо. - Разве ты не хочешь обзавестись семьей и коротать остаток жизни в покое? Я ведь хорошо платил тебе, наверное, ты накопил достаточную сумму, чтобы приобрести землю и дом.
- Да, господин, вы всегда были очень щедры. Но мне не хочется покидать вас. Спокойная жизнь не для меня, иначе я не отправился бы с вами во все те путешествия, которые вы предпринимали.
- И ты не собираешься завести свое хозяйство?
- Нет, господин. Разве что вы сами прогоните меня. Но вы ведь не собираетесь, нет? - голос Ирвина испуганно дрогнул. - Вы же не поэтому заговорили обо всем этом?
- Не знаю, Ирвин, - Дьяк взглянул на бледный месяц, висящий над фиолетовыми облаками. - Мне кажется, ты уже оказал мне все услуги, которые мог. И даже больше, чем следовало.
- Что вы хотите сказать?
- Ты ведь не знаешь, что я не могу иметь детей? - спросил Дьяк, продолжая идти вперед, не оборачиваясь.
Ответом ему было молчание. Потом Ирвин проговорил:
- Но ведь госпожа Маэрлинна беременна.
- И это удивляет меня. Полагаю, что тебя - нет.
- Что вы… имеете в виду?
- Не притворяйся, Ирвин. Я знаю, что никто, кроме тебя, не мог этого сделать. Ответь, зачем? Мне казалось, что у людей это не принято. Я думал, ты мне предан, - в голосе Дьяка слышались боль и разочарование.
- Да, господин! - лицо Ирвина пылало от смущения и стыда. - Вы правы, это… мой ребенок. Вернее, ваш! Он должен быть вашим. Госпожа Маэрлинна подозревала, что у вас не может быть детей, и она попросила меня… Словом, она знала, что я вам предан и готов на все. Ради вас, господин! Она очень любит вас и хотела, чтобы… Вы должны были считать, что он ваш. Вы были бы счастливы!
- Я не могу иметь детей никогда, Ирвин. - Дьяк остановился и обернулся. Вода доходила ему до пояса. - Вы оба ошиблись.
- Простите меня, господин! Я согласился на это ради вас.
- Поплыли до тех рифов, - Дьяк указал на черные, похожие на акульи зубы, скалы у разрушенного маяка.
Он погрузился в воду и широкими саженями направился к ним. Ирвин, задержав дыхание, окунулся, чтобы привыкнуть к ледяной воде, отдышался и последовал за своим господином.
Они плыли долго, пока не достигли черных рифов. Ирвин думал, что они повернут назад или вылезут, чтобы отдышаться (он бы предпочел последнее), но его хозяин вдруг нырнул. Прошло несколько секунд, но море оставалось спокойным - нигде не показывались ни пузыри, ни человеческая голова. Ирвин слегка забеспокоился. Его хозяин говорил, что не уверен, хочет ли жить. Что, если он утопился? Нужно было что-то предпринять, но что? Ирвин подплыл к скале и уцепился одной рукой за скользкий мокрый выступ. Было холодно и страшно. Он вдруг почувствовал себя одиноким среди водного простора, и даже камень под ладонями не добавлял уверенности. Если хозяин бросил его, то как он вернется в башню и посмотрит в глаза госпоже? Нет, уж лучше вечно сидеть на берегу, дожидаясь, пока море выбросит на песок тело! Ирвин с тревогой вглядывался в буруны, надеясь, что над ними все же покажется черноволосая голова.
Вдруг что-то схватило его за ноги и потащило вниз, под воду. Ирвин не успел даже вскрикнуть и набрать воздуха. Он погрузился, пуская пузыри и глотая соленую темную воду. Нечто держало его крепко и тащило все ниже - туда, где было так холодно, что сердце останавливалось. Потом его щиколотку захлестнула узкая петля. Веревка! Она крепко держала его, словно была другим концом прикреплена ко дну. Ирвин почувствовал, что жить ему осталось всего несколько секунд, и открыл глаза. Он увидел перед собой размытое пятно - это через зеленую толщу воды светлело лицо его господина. Ирвин встретился взглядом с двумя точками неподвижных черных глаз и понял, что сейчас умрет. Он мысленно простился с миром, и в этот миг в голове у него что-то лопнуло, и сознание потонуло в пылающей тьме.
Глава 4
Армиэль бросилась на шею Сафиру, не скрывая своих чувств. По ее лицу текли крупные соленые слезы. Она уткнулась в его грудь и молча вздрагивала от рыданий.
- Ну, перестань! - говорил Сафир, гладя ее по мягким, как шелк, волосам. Он не знал, что заставляет его невесту проливать слезы: его неожиданное возвращение или известие о смерти матери. А может быть, и то и другое? В любом случае он не представлял, какие слова утешат ее, и поэтому молчал.
- Я так рада тебя видеть! - сказала девушка, поднимая заплаканное лицо. - Я думала, что ты погиб. Ты не возвращался так долго! На поиски "Буревестника" даже отправили корабль.
- Мне повезло, - сказал Сафир, усаживая Армиэль на садовую скамейку и сам устраиваясь рядом. Они были в дворцовом парке, где и встретились после вынужденной разлуки. - Юнга на пиратском корабле помог мне. Не знаю, почему.
- Да? - девушка вытерла слезы. - Расскажи мне.
И Сафир поведал ей обо всех своих приключениях.
Потом они обнялись и молча сидели несколько минут, пока вдруг не начал накрапывать дождь. Тогда они поднялись и пошли во дворец, где началась подготовка к похоронам императрицы Флабрии.
- Я так тебе сочувствую, - в очередной раз сказал Сафир, взглянув на Армиэль, когда они поднимались по широкой мраморной лестнице. - Не представляю, что ты чувствуешь. Я своих родителей потерял еще в младенчестве.
Принцесса кивнула.
- Спасибо, милый. Наверное, тебя удивляет, что я не так сильно горюю о маме, как следовало бы, но ты же знаешь: мы никогда не были с ней особенно близки. Моим воспитанием занимался в основном отец. Он подыскивал и нанимал нянек, гувернеров, учителей и так далее. Мама большую часть времени проводила в башне, все искала способ продлить себе жизнь и сохранить молодость, - Армиэль грустно покачала головой, - но случай свел все ее усилия на нет. Какая ирония судьбы, ты не находишь?
- Да, наверное, - проговорил Сафир. Его не слишком удивили слова девушки, но он не был уверен, что должен обсуждать императрицу, даже покойную. Пусть он жених принцессы, но этикет никто не отменял.
Армиэль улыбнулась, догадавшись о его сомнениях.
- Все в порядке, - сказала она, - я все равно ее любила. Наверное, даже больше, чем она меня.
Во дворце Сафира и Армиэль встретил император. Он выглядел подавленным, но придворные знали, что он не слишком опечален смертью супруги, от которой в последнее время были одни неприятности. Нападение пиратов решило проблему более радикально, чем планировалось, но в этом имелись и преимущества, поскольку теперь можно не беспокоиться, что по стране поползут слухи, будто император сослал свою жену в монастырь.
Поприветствовав Сафира и дочь, он сказал:
- Четыре парусника уже отплыли из порта на поиски уримашских трирем, но не думаю, что нам удастся еще когда-нибудь увидеть несчастных… - На мгновение он замолчал, затем продолжил, обращаясь к Армиэль: - Мне очень жаль, милая, но боюсь, твою мать постигла печальная участь.
- Именно поэтому мы и готовимся к похоронам, - отозвалась девушка, - впрочем, ты никогда не любил ее. - В ее голосе не было упрека, она просто констатировала факт.
- Это не так, - возразил император мягко, - не говори глупостей, Армиэль.
- Почему нет? Признай, что не скорбишь о ней. В конце концов, она была только второй твоей женой.
- А ты - моя вторая дочь, - император нахмурился. - Но разве я недостаточно люблю тебя?
Армиэль помолчала, потом ответила:
- Нет, отец, мне не на что жаловаться. Прости мне мои слова, я сказала их… не подумав.
- Ничего, милая, - император грустно улыбнулся, - нам всем сейчас тяжело. Я не сержусь.
- Я пойду к себе. Хочу немного отдохнуть.
- Хорошо, а мне нужно поговорить с Сафиром.