Отец Йорен был совсем не рад, когда увидел парня в воротах своего дома.
– Чего тебе? – буркнул он.
– Я хочу видеть Йорен, – сказал молодой человек.
– А тебе зачем?
– Хочу помочь ей.
– Чем ты ей поможешь? – Гилд посмотрел на юношу, и Ярре увидел в его глазах смертельную тоску. – Ты и сам не жилец, мальчик. Подумай о себе. Нет у меня больше дочери. Да и сама Йорен на тень стала похожа. Оболочка пустая без души. Кожа да кости, волосы все вылезли – эх, а какие у моей доченьки косы были, иииии! – Тут Гилд закрыл лицо руками и тяжело вздохнул, прогоняя рыдания. – Уходи. Ничем ты нам не поможешь.
– Помогу, – упрямо сказал Ярре и вышел со двора.
Наутро он отправился в Йорхолм. Ему повезло – по дороге встретил обоз, и торговцы за два медяка подвезли его до самых ворот города и даже угостили хорошим яблочным самогоном, чтобы в пути было теплее и веселее. В городе Ярре обошел несколько аптек, и только в одной из них услышал то, что хотел услышать.
– Это не порча, – сказал ему старый аптекарь-вендалан. – У твоей подруги сильное нервное потрясение. Она потеряла ребенка, и в ней угасла искра жизни. Эту искру можно зажечь вновь. Я могу приготовить лекарство, но для этого нужен редкий и дорогой ингредиент.
– Какой же? – Сердце Ярре забилось от волнения и надежды.
– Желчь белого оленя. Причем олень должен быть снежно-белый, без единого черного волоса в шерсти, и желательно убитый в зимнюю стужу.
– Я добуду оленя, мэтр.
– Добудешь? Вряд ли тебе это по силам. Я вижу, что и ты тяжко болен.
– Это неважно. Сколько будет стоить ваша работа?
– Если добудешь желчь, я приготовлю для тебя снадобье бесплатно. А если заплатишь мне золотой стрейс, я приготовлю микстуру и для тебя. Я даже без слуховой трубки слышу хрип в твоих легких.
– Мне не нужно лекарство.
– Смирение перед своей судьбой – великая вещь, – ответил аптекарь, качая головой. – Тебе осталось три месяца, мальчик. Если только твоя любовь не придаст тебе сил бороться.
Ярре вернулся в деревню с надеждой в сердце. Наступившие сильные холода не остановили его – он готовился к охоте. За неделю смастерил простой лук, вроде тех длинных луков, какой был у него в армии. Конечно, лук был скверный, но другой взять было негде. От отца Ярре остался хороший охотничий нож и железный топор: нож юноша оставил, а топор выменял у кузнеца на пять наконечников для стрел. Стрелы тоже делал сам. Вскоре все было готово. Мысль добыть белого оленя так захватила юношу, что болезнь на время будто оставила его. Он стал лучше есть, крепче спать, и сил будто прибавилось. А уж о наказании за браконьерство он думал меньше всего. Какая разница в его положении, как и где умирать?
Пятнадцать дней он на рассвете уходил в лес и возвращался домой затемно, осторожно, как вор, пробираясь дворами к дому, чтобы никто не увидел. Пятнадцать дней он жил надеждой помочь Йорен победить болезнь. Сделать последний и самый главный поступок в своей недолгой жизни. Но пока судьба была против него. Он видел у водопоя за эти дни десятки оленей, но ни один из них не был волшебным белым зверем его мечты…
Ярре вздрогнул, открыл глаза, посмотрел в просвет между соснами на берег ручья, куда звери приходили на водопой. Сегодня он видел двух оленей, приходивших напиться, – красивого рогача и его подругу, – но олени были самые обыкновенные. День подходит к концу, мороз крепчает. Ноги у Ярре совсем замерзли.
Юноша стянул с руки варежку, достал из-за пазухи фляжку с самогоном и сделал большой глоток. Крепкая сивуха огнем упала в желудок, растеклась по жилам живительным теплом. Откашлявшись в кулак, Ярре надел варежку и взялся за лук. Берег ручья был пуст. Скоро совсем стемнеет, оставаться дальше в засаде бессмысленно. Пора возвращаться домой и отогреваться у очага. Еще один день прошел впустую.
– Боги моих предков, помогите мне! – прошептал Ярре, растирая обожженное морозом лицо. – Пошлите мне оленя, помогите Йорен! Если вам нужна ее жизнь, заберите лучше мою.
Последняя фраза вдруг показалась Ярре бессмысленной, и он усмехнулся. К чему просить богов забрать его жизнь взамен жизни любимой – они и так ее заберут очень скоро. Может быть, даже скорее, чем он думает – за эти дни он сильно простудился, и кашель, и без того выматывающий до предела, стал еще злее. Каждое утро он харкает кровью. Еще немного, и у него не хватит сил, чтобы встать утром с постели и выйти из дома…
Будто ветер прошел над верхушками сосен, и в вечернем лесу вдруг стало необыкновенно тихо. В этой тишине Ярре услышал хруст замерзших веток. А миг спустя он не поверил своим глазам – на тропе, ведущей к водопою, появился олень.
Белый, как снег, по которому он ступал.
Ярре вцепился зубами в воротник полушубка, чтобы не закашляться и не спугнуть зверя. Осторожно поднял лук. Олень спокойно шел по тропе к ручью, гордо держа голову, увенчанную великолепными рогами. До зверя было шагов пятьдесят, с такого расстояния при удачном попадании стрела убьет зверя наповал.
Ярре был в армии хорошим лучником. Он попадал пятью стрелами подряд в малый круг мишени со ста шагов. Был еще один парень из Лоуласа, который стрелял лучше, но Ярре командиры всегда хвалили.
Боги, только бы не промазать!
Олень подошел к ручью и опустил голову. Ярре задержал дыхание, натянул тетиву. Из последних сил натянул. И выстрелил.
Олень вскрикнул, упал на передние колени, попытался встать – и упал на бок, ломая тонкий лед у берега.
– Ааааааа! – завопил Ярре, выскочил из своего укрытия, отбросил лук и побежал к оленю, проваливаясь в глубокий снег. Дыхание у него перехватило, приступ кашля заставил остановиться. Он кашлял долго: рот наполнился медным привкусом крови. Ярре стер ее с губ и заковылял к оленю. Теперь он сознавал, что его добыча, такая желанная, мертва и никуда не убежит.
Зверь был великолепен. Ярре, шепча благодарности всем богам, осмотрел его – шерсть оленя была ослепительно-белой. Не иначе древние боги Теор и Минайя послали ему этого зверя. Или это богиня-охотница Хадрив сжалилась над ним?
Ярре достал нож. Все, что ему нужно – это кусок шкуры с мехом, чтобы аптекарь не усомнился в его честности, и желчный пузырь. Для желчи он припас глиняный горшочек. Конечно, оставлять волкам столько великолепного мяса и сала очень жалко, но тащить оленя в деревню – верный путь на баронскую виселицу.
А может, стоит попробовать? Зато он хоть раз за последние месяцы досыта поест. Да и не обязательно все тащить. Припрятать тушу в лесу и отрезать понемногу…
Ярре работал быстро. Распорол оленю брюхо, задохнулся от зловонного пара, вышедшего из оленьей утробы, вновь закашлялся. Сплюнул кровь на снег, отдышался – и начал работать. Осторожно извлек пузырь и положил его в горшочек.
Сердце Ярре пело от радости. Йорен выздоровеет, обязательно выздоровеет. Она вновь станет веселой и прекрасной, какой была три года назад. Она будет счастлива. И, может быть, однажды принесет букет полевых цветов на его могилу…
– Эй, ты!
Ярре обернулся. На пригорке под соснами, неподалеку от места его засады, стояли пять всадников. Ярре сразу узнал их командира и помертвел – это был Ульфада, лесничий барона.
– Вот значицца как, – спокойно сказал Ульфада. – А как же законы? Или вам, проклятым смердам, законы не писаны?
Ярре не ответил. Он понял, что бежать некуда. За его спиной был ручей, лед на котором из-за быстрого течения очень тонок – он неминуемо провалится и утонет. А впереди люди барона, от которых не убежишь. Ульфада таки выследил его. Не иначе, кто-то на него донес. Догадался, куда Ярре уходит каждое утро, и донес.
– Пойман на месте преступления, – сказал лесничий. – И подумать только, полудохлый доходяга убил такого красавца! Правда, от белых оленей толку никакого, они бесплодны, но все же… Откуда у тебя взялись силы натянуть лук, смерд? Или ты колдун?
– Я… я был голоден, – сказал Ярре: он ни за что бы не сказал Ульфаде об истинной причине своей охоты. – Я умираю, и мне нужно мясо.
– Значит, будешь благодарить барона, – ответил лесничий. – Он не даст умереть тебе от голода и твоей болезни. Закончишь свою говеную жизнь на виселице, быстро и приятно, другим ворам в назидание. Брось нож и иди за нами. Вздумаешь бежать – нагоним, и легко ты у нас не умрешь, уж поверь.
– Хорошо, – сказал Ярре, отбросил окровавленный нож, вытер руки снегом и, глубоко вздохнув, бросился на лед.
– Стоять! – заорал Ульфада, хватаясь за боевой топор у луки седла. – Стой, мерзавец!
Ярре бежал по льду, чувствуя, что по нему вот-вот начнут стрелять. Первая стрела пролетела над головой, вторая чиркнула по руке, разорвав полушубок, обжигая болью. Ярре вскрикнул. Он начал петлять как заяц, придерживая раненую руку.. Еще две стрелы пролетели совсем рядом с ним, и тут лед под его ногами лопнул, открывая для Ярре водную могилу.
Ледяная вода остановила сердце, залила распахнутый для крика рот. Полушубок тянул на дно, как камень – извиваясь червем, Ярре сбросил его. Течение понесло его под лед, он заработал руками, пытаясь всплыть, и ударился головой о лед. Между льдом и водой была тонкая воздушная подушка – Ярре с хрипом втянул в себя драгоценный воздух, распластавшись подо льдом, начал колотить руками в ледяную корку, отчаянно пытаясь ее проломить. Но течение неумолимо уносило его, утягивало в глубину. Ярре пытался уцепиться за лед, но пальцы скользили, воздуха больше не было. В последние мгновения, охваченный слепым ужасом юноша увидел сквозь прозрачный лед суровые золотистые глаза, смотрящие на него. А миг спустя водоворот подхватил его и уволок в бесконечный мрак и безмолвие.
***
Он всегда считал, что человек после смерти ничего не чувствует. А он ощущает сильную боль в руке. И еще тепло. Ему тепло как в материнской утробе. После зимнего холода, после ледяной воды ручья ему впервые по-настоящему стало тепло. И это странно.
– А, ты пришел в себя! – Опять эти пронзительные, необыкновенные глаза, будто выточенные из самого лучшего кревелогского янтаря смотрят на него. Потом Ярре удается рассмотреть и обладателя удивительных глаз. Старик, с белоснежными длинными волосами, заплетенными в две косы.
Тяжелая широкая ладонь легла Ярре на лоб.
– Жар спал, – сказал старик. – Ты поправляешься быстрее, чем я ожидал.
– Поправляюсь? – прошептал Ярре. – Я мертв!
– Разве мертвые могут разговаривать? – усмехнулся старик.
– Ты…спас меня? – Тут Ярре понял, что лежит не в гробу и не в могиле, а на широкой кровати, до подбородка накрытый одеялом из звериных шкур, в бревенчатой хижине, где горят светильники, каменный очаг, и где пахнет вареной олениной и свежевыделанными кожами. – Почему?
– Потому что так захотел. Как твое имя, мальчик?
– Ярре Кристерсон из Ольмё. И я не мальчик.
– Все, кому меньше пятидесяти лет, кажутся мне мальчиками. Так что не обижайся. Зачем ты убил оленя?
– Мне нужна была его желчь.
– Да? Оказывается, тайны древних целителей еще не позабыты в вашем мире. Это хорошо. Но твоя болезнь не лечится желчью белого оленя.
– Я не для себя ее добывал. Для девушки. Ее зовут Йорен, она…
– Помолчи, – старик коснулся пальцами губ Ярре. – Я понял тебя. Ты хотел помочь страдающей женщине, хотя сам был на волосок от смерти. Это похвально.
– Был?
– Я ведь тоже умею неплохо врачевать, сынок.
– Что? – Ярре не поверил своим ушам. – Ты хочешь сказать…
– Твои легкие были сильно разрушены чахоткой. Но я думаю, что ты скоро будешь совсем здоров.
– Боги! – Ярре всхлипнул. – Кто ты, отец?
– Я Бьеран.
– Бьеран-Медведь? – Ярре вздрогнул. В детстве мама часто рассказывала ему сказки, и Ярре больше всего любил слушать истории про таинственного Бьерана, Духа Леса. – Сам Бьеран?
– Ты удивлен? Не стоит удивляться. Духи не всегда выглядят так, как их себе представляют люди.
– Мне нечего сказать тебе, господин.
– Тогда давай поедим немного. – Бьеран вооружился большой ложкой, снял крышку с котла над очагом и наполнил миску жирным коричневым оленьим супом. – Надеюсь, тебе понравится мое варево.
– И все же – почему ты спас меня?
– Почему? – Старик поставил миску на стол, сел рядом с Ярре. – Потому что увидел твою душу. Ты забыл о своей боли ради чужой. На это способны очень немногие люди. Ты искренне хотел помочь. Ты хороший человек, и этим все сказано.
– Так просто, – прошептал Ярре, польщенный словами старика. – Но ведь желчь, я так и не отдал ее аптекарю!
– Не волнуйся. Йорен получит лекарство и выздоровеет, я обещаю тебе. Но в деревне тебе больше показываться нельзя.
– Почему?
– Потому что для всех ты умер. Ульфада рассказал барону, что ты утонул в ручье. Представляешь, кем тебя будут считать, если увидят?
– Все верно, – Ярре попробовал пошевелиться и вновь почувствовал боль в руке. – Рука болит.
– Стрела разорвала мускул и повредила кость. Несколько недель тебе придется обходиться одной рукой. Но все заживет, я обещаю.
– Ты очень добр ко мне, господин.
– По-твоему, лесной дух и оборотень не может быть добрым? – Старик усмехнулся, взял в руки миску. – Попробуй сесть, чтобы я смог тебя покормить. А потом мы поговорим о моей доброте и о том, как ты сможешь меня за нее отблагодарить…
***
Когда-то это, наверное, был древний форт. Или храм давно забытого божества. Или дворец правителя неведомого народа, некогда населявшего побережье. Или… А так ли важно, что именно представляли из себя эти руины в те времена, когда тут была жизнь? Сейчас от их прежнего величия не осталось ничего, лишь груды бурого камня, обломки бетона, заросшие лишайниками и остатки стен и арок, над которыми разросся целый лес. Снизу, с побережья, руины можно было разглядеть среди густой листвы только в подзорную трубу Лореля.
На холм они с Эрин поднялись еще до того, как взошло солнце. Лорель и трое гребцов остались внизу, и Браска это немного удивило – ведь капитан Эсмон велел морякам сопровождать их во время похода в руины. Впрочем, Браска это обстоятельство не особенно огорчило: мало приятного иметь такого мрачного и занудного спутника, как Лорель.
Вход в подземные помещения – именно о них говорил Браску капитан, – удалось найти быстро. В душных и темных галереях сразу появилось чувство опасности. Яркий свет магической трости быстро прогнал этот страх, и Браск, никогда прежде не видевший ничего подобного, поймал себя на мысли, что эти заброшенные подземелья способны вызвать в душе не только страх, но и восхищение и почтение. Кто бы ни строил эти чертоги – люди, эльфы, титаны или демоны, – чувство прекрасного жило в их крови. Возникающие в круге света трости каменные статуи чудовищ и людей вдоль стен, причудливые рельефы, орнаменты на карнизах, арки и колонны – все это было для Браска новым, незнакомым и впечатляющим.
Эрин было не до красоты.
– Браск, почему мы стоим? – шепнула она. С того момента, как они вошли в эти руины, девушка говорила только шепотом.
– Я смотрю, – ответил Браск. – Как, наверное, красиво тут было когда-то!
– Красиво? У меня от этих подземелий мурашки по коже.
– Не стоит бояться, Эрин. Тут никого нет. Даже пауков и мокриц. Один камень.
– Мне не нравится это место. Давай побыстрее найдем эту штуку и уйдем.
– Трусишка! – Браск ласково привлек сестру к себе. – Эти руины безжизненны. Тут нам ничего не грозит. Если даже и была здесь какая-то нежить, она давно покинула эти места. Тут ей просто нечем поживиться.
Браск говорил уверенно, так, как и следовало говорить старшему, и тревожный огонек в глазах Эрин погас. Девушка виновато улыбнулась и погладила Браска по плечу.
– Ты такой храбрый, – сказала она. – С тобой я ничего не боюсь. Но только… Я хочу побыстрее вернуться на корабль. Там я чувствую себя спокойнее.
– Но мы же не можем вернуться к капитану Эсмону с пустыми руками! – возразил Браск. – Он надеется на нас.
– Почему он поручил это дело тебе? Лорель бы лучше справился!
– Хочешь сказать, что я не могу выполнить даже такой пустяковый приказ? – Браск почувствовал, что начинает злиться на сестру. – Хорошего же ты обо мне мнения!
– Ты не понял! Я имела в виду совсем другое. Этот Эсмон… я знаю, что он нас не любит.
– А с чего это ему нас любить? И причем тут поручение?
– Может, послав нас сюда, он хочет избавиться от нас.
– Какая же ты дуреха, Эрин! – засмеялся Браск. – У Эсмона сейчас каждый матрос при работе, и ему действительно нужна наша помощь. Только поэтому он отправил на поиски меня. Ты же не хочешь, чтобы он косился на нас, ворчал и называл нас бесполезными дармоедами?
– И ты этим очень гордишься?
– Конечно. Капитан поручил мне важное дело, разве это не повод для гордости? Да и сам Лорель сопровождает меня.
– Нас, – поправила Эрин.
– Меня, – упрямо повторил Браск. – Но ведь тебя не заставишь сидеть на корабле.
– Я не могла отпустить тебя одного.
– Ну, разумеется. В этом тоже виноват Эсмон?
– Папа бы не позволил тебе идти в одиночку. По крайней мере, дал бы тебе охраннника.
Браск помедлил с ответом. Он едва не сказал, что сам бы никогда не оставил Эрин одну на корабле. Его младшая сестра, еще недавно угловатая девочка-подросток с длинными как у журавля ногами и дурацкими косичками, как-то внезапно и неожиданно превратилась в настоящую красавицу. Браск уже много раз замечал, какими глазами посматривают на Эрин матросы, да и сам капитан Эсмон. Аура их покойного отца пока еще витает на корабле, и к детям прежнего капитана Терданаля экипаж все еще относится с должным почтением, но кто его знает, чего ждать завтра? Лучше не искушать богов…
– Вообще-то, милая сестрица, я уже взрослый мальчик и могу сам за себя постоять, – Браск выразительно похлопал по рукояти широкого морского тесака, висевшего у него на поясе. – А главное, у меня есть могучий и бесстрашный телохранитель по имени Эрин.
– Какой же ты… вредный!
– О да, я такой! И давай не будем говорить об отце. Сейчас не место и не время.
Эрин вздохнула. Браск быстро сбежал по широкой каменной лестнице вниз, встал между высокими колоннами в несколько обхватов, которые попарно уходили вглубь огромного зала, в таинственный и пугающий мрак. Колонны сверху донизу были покрыты затейливой резьбой: неведомые строители, некогда построившие этот чертог, были искуснейшими резчиками по камню. Браск стянул с руки перчатку, коснулся холодного камня пальцами.
– Никогда не видел таких письмен и рисунков, – сказал он, разглядывая резьбу. – Знаешь, Эрин, мне почему-то кажется, что это место построили предки нашего народа. Вот эти узоры – клянусь, я видел их в Эрайском соборе!
– Нас ждут, – напомнила девушка.
– Я знаю. Твоя правда, не будем терять времени.
Эрин права, подумал Браск, проходя мимо колонн. Боцман Лорель с тремя матросами ждет их на берегу, и вряд ли такое ожидание можно назвать приятным. Когда они на рассвете пристали к берегу, начался холодный дождь, а укрыться там негде.
– Браск, а что это за филактерия, которую мы ищем? – спросила Эрин.