Приняв кубок, он поднес сосуд к губам, помедлил секунду и опустил на стол. "Заклинаю, не пей мед из ее рук и не ложись с ней в постель!" – звучало в его голове. Кажется, сир Ардалион знал, о чем говорит.
– Прости, но пить я не буду – мед слишком крепок, а у меня еще дела. – Клим с нарочитым сожалением пожал плечами. – Такая тоска подписывать бумаги… Однако рука не должна дрожать, чтоб не возникло сомнений – это подпись короля.
Мелодию "Волшебной флейты" Моцарта сменил "Умирающий лебедь" Сен-Санса. Дезидерада разочарованно вздохнула и отодвинулась, взор ее был полон печали. Сейчас она походила на розу, потерявшую свой первый лепесток.
– Мы еще выпьем, – обнадежил ее Клим. – Сир Астрофель, смотритель моего дворца, требует, чтобы гостей почтили пирами и балами. Королевская охота тоже не исключается – на кабанов или там на кроликов… Так что мы еще выпьем!
– Не сомневаюсь, – промолвила Дезидерада, и в ее голосе он снова уловил нотку разочарования. – Ты будешь пить со мной и с другими гостями, но не все из них желают тебе добра. Я хочу сделать тебе подарок, очень полезный в эти дни, да и в другие тоже.
Она что-то шепнула девушке-эльфийке, и та, исчезнув на минуту, вернулась с кубком – длинным, витым, оправленным в серебро. Ножки у кубка не было, он заканчивался острием, и желтоватый материал, из которого его изготовили, выглядел полупрозрачным.
– Что это? – спросил Клим, разглядывая странную вещицу.
– Рог единорога, государь. Носи его с собой, пей из него, и враги не смогут подсыпать тебе яда.
– Благодарю, принцесса. – Клим встал и отвесил поклон. – А сейчас я вынужден тебя покинуть. Более не могу наслаждаться твоим обществом – государственные дела, сама понимаешь…
На улице его ждали судья Ардалион с герольдами, полдюжины гвардейцев и два брата-рыцаря, сир Персен Смертоносный и сир Верваг Суровый. К вечеру собрался дождь, и люди укрылись под широкими кожаными плащами, натянув поверх шлемов и шляп капюшоны. Такой же плащ набросили Климу на плечи.
Он устроился в седле, и кавалькада двинулась по Королевскому проезду. Когда домик эльфов скрыла завеса дождя, Ардалион промолвил:
– Медом от твоего величества не пахнет.
– Не пахнет, – согласился Клим. – Я привык доверять разумным советам, особенно по части женщин и выпивки. – Он покосился на судью и добавил: – Кажется, об эльфийских барышнях ты хорошо осведомлен. Откуда, сир? Не хочешь поделиться?
Ардалион понурился:
– Это личное, государь.
– Не из любопытства спрашиваю, а по государственной нужде. Эльфы у нас в гостях, и я должен знать, чего опасаться. Дитбольд сказал мне, что они не коварны, но очень умны – у них одна мысль вслух, другая на языке, а третья в голове. Что за третья мысль? Почему их принцесса меня завлекает? На штурм лихо пошла, прямо как танк! А с какой целью? Я должен знать, и ты, сир Ардалион, мне в этом поможешь.
Глава герольдов долго молчал, потом произнес тихим голосом:
– Хочешь послушать сейчас, твое величество? Повесть об ошибках юности и бедственной моей судьбе?
– Сейчас мы переоденемся в сухое, выпьем подогретого вина и отдохнем, – сказал Клим. – Как-нибудь в другой раз потолкуем. Придешь ко мне, все расскажешь, а я отпущу тебе грехи юности.
В королевских покоях его поджидали оруженосец и шут. Црым дул пиво из кувшина, Омриваль стоял у окна, глядел, как конюхи расседлывают лошадей и ведут их в конюшню. Услышав шаги короля, он обернулся.
– Девицу Терине я привез в замок, твое величество. Как ты приказал, велел служанкам вымыть ее, накормить и одеть прилично. Думаю, она уже спит. Разбудить?
– Не нужно, пусть отдыхает. Пригляди за нею, Валентин, и выслушай все, что она захочет поведать. На днях я сам ее расспрошу – о пещере дракона, о дороге к ней и о том, как выглядит этот гаденыш. А сейчас идите. Оба свободны!
Но Омриваль не сдвинулся с места.
– Хочу кое-что рассказать, мой господин. Нечто странное.
– Я слушаю.
– Когда я вез девицу в замок, я встретил брата Джакуса. Он стоял на углу Королевского проезда.
– И что?
– Он не смотрел на меня, хотя прежде… Ну, это не важно. Не смотрел, потому что уставился на девицу. Во все глаза!
Скоморох поднял кувшин, вылил в рот остатки пива и сочно рыгнул.
– Дурачок ты, Омриваль! Подумаешь, уставился! Что тут странного? Пришел он поглазеть на королевский суд и казни, увидел девицу, а она прехорошенькая… стала такой, как величество мерзость из нее изгнал. Понравилась ему, решил еще раз глянуть… Я тебе уже толковал, ничего нет странного. А ты опять за свое!
Омриваль упрямо стиснул кулачки.
– Я хотел рассказать государю, и я рассказал. Нечего делать из меня глупца!
– Ну, не сердись, не сердись… Пойдем, пока величество пинками нас не проводил. Денек у него тяжелый выдался. Что ему до твоего братца?
Они двинулись к выходу, и Клим расслышал, как скоморох бормочет под нос:
– Судил, карал, лечил, да еще эти скандальные девки, нехайка с эльфийкой… Нелегкий день, что ни говори. А теперь, похоже, король-батюшка решил с драконом сцепиться. Вот дела! Поистине, если захочет Благой наказать, так лишит разума!
Усмехнувшись, Клим направился в опочивальню, велел подать мяса и вина, что было совсем не лишним после эльфийской трапезы. Стемнело, слуги зажгли светильники. Поужинав, он сбросил камзол, зевнул и выглянул в окно. Дождь прекратился, небо очистилось; над башнями замка парили дежурные нетопыри из команды капитана Мамыша. Решив, что поручений для воздушной разведки нет, Клим приблизился к зеркалу, заглянул в его темную глубину и покачал головой. Беседовать со старцем желания не было – наверняка выльет на эльфов кучу помоев. Хотя, как говорили латиняне, кто предупрежден, тот вооружен…
В дальнем углу возникла призрачная тень. Он махнул рукой и буркнул:
– Устал! Сегодня приема нет!
Сел у окна с кубком и стал смотреть на звезды. Две зеленые, яркие и лучистые, напоминали глаза Дезидерады. Может, зря не выпил мед?.. – подумалось ему.
Глава 3
Смуглая леди сонетов
Утром, едва Клим успел позавтракать, заявились гномы. Их провели в кабинет, и там они сопели и топтались с полчаса, пока Бака и Дога облачали короля, пристраивали на голову корону, а на грудь – перевязь с орденами. Наконец Астрофель диц Техеби стукнул жезлом, выкрикнул: "Малая королевская аудиенция!" – и Климу было позволено войти в кабинет. Кроме гномов он застал там скомороха; Црым с видом важного вельможи устроился в кресле и с иронией посматривал на соплеменников. Те, в свой черед, глядели на него, как троица злобных псов на кота-приблудыша. Црым наверняка считался позором гномьего племени.
При виде короля посланцы скинули шляпы и разом топнули правой ногой. Клим топнул в ответ, подошел к креслу, согнал наглеца Црыма и опустился на сиденье. Гномы выстроились перед ним: посередине – тот, что с бородой до колена, по бокам – два его спутника.
– Кайло Киркорыч, старшой, – представился бородач. – А энти – Глузд и Лопата.
– Как их величать по отчеству? – спросил Клим.
– Никак. Молоды для таких величаний – вон, бороды ишшо до пупов не отросли, – молвил старшой. – Потому пристало им делать, что велено, и не вякать.
– Ясно. Тогда ты вякай, Кайло Киркорыч. Чем обязан чести видеть вас?
Старшой фыркнул, извлек из-под полы кафтана увесистую шкатулку и произнес:
– Эльфы да энти гниды с Нехайки тебе небось золото тащут. А что золото? У нас им полы мостят да крыши кроют. Сыщем и подороже презент. Глянь-ка сюды!
Он откинул крышку, и Клима ослепило чистое сияние алмазов. Камни были крупные, с грецкий орех, ограненные с великим искусством; сверкали они так, что ему пришлось прищуриться. Но довольную ухмылку на роже гнома он все же разглядел.
– Как, величество? По нраву ли? Любо тебе?
– Будет любо, когда вы в подданство мое вернетесь и станете дань присылать, – сказал Клим. – Желательно серебром и золотом, поскольку из этих металлов монету чеканят. А камешки эти блескучие можешь себе оставить. Что мне с них? На ожерелья пустить да перстни… Так я побрякушек не ношу.
Кайло Киркорыч увял. Пожевал губами, переглянулся с Глуздом и Лопатой и буркнул:
– Значитца, такое твое последнее слово?
– Значитца, да. Посильный налог и соблюдение законов королевства – само собой, с учетом национальных особенностей. За это могу даровать вам патент на разработку недр и ограниченную автономию.
– Авту… уфту… чего? Не разумею, господин хороший!
– Вот олух! – не выдержал Црым. – Это значит, что ты, хрен облупленный, как был главным в своем гадючнике, так и останешься. А ежели случится какое непотребство, будешь ответ перед величеством держать. Лично и персонально! Ибо величество твой старший брательник и честной государь!
Гномы засопели. Лопата сунул палец в нос, Глузд вцепился в бороду, а Кайло Киркорыч пробасил:
– Уйми своего дармоеда, без него тошно! Я вот что скажу, хоть не слали мы дань, одначе как были к тебе прислонившись, так и остались. Сам размысли, величество: был ты в замятне с орками и за подмогой послал. Так мы кимарей, пьянь голопузую, пустили в свои ущелья. А могли и не пустить!
– Не тем боком вы ко мне прислонились, – сказал Клим. – Теперь я буду решать, кто пройдет через ваши горы, а кого секирой поприветствуют. Стражей своих в каждом ущелье поставлю.
Гномы явно обеспокоились и опять засопели. Потом Глузд вякнул:
– Грамотка, старшой. Грамотка с привилеями.
– Ахти мне! Грамотка, конешно! – спохватился Кайло Киркорыч. – Подтвердишь ли наши привилеи, господин хороший? К примеру, чтоб брать нам пацанов бесхозных в гномьи сыны?
– Каких еще бесхозных? – спросил Клим. – Сирот, что ли?
– Ну да. Подтвердишь? А мы ужо для них расстараемся!
Сзади звякнули бубенцы, и скоморох едва слышно прошептал:
– Откажи, государь. Малолеток в шахтах гноят, таскают они корзины с рудой, никто дольше трех лет не живет. Сам видел!
За окном послышались выкрики, лошадиное ржание, топот копыт и скрип тележных колес. Клим поднялся, выглянул наружу. В ворота замка один за другим въезжали нехайские рыцари, за ними тянулся обоз, и среди фургонов можно было разглядеть возок, украшенный бронзовыми накладками. Нехайцы сошли с коней, принц Лавр приблизился к возку, отворил дверцу, и из нее выпорхнула Дрейзе бен Шмер в алом плаще, отороченном соболями. Они постояли недолго, осматривая замок, его башни, стены и врата. Вид у них был такой, словно все это в скором времени станет их собственностью.
– Принесла нелегкая… – пробормотал Клим и повернулся к гномам. Они в страхе присели – лицо короля было суровым, в глазах сверкала ярость. – Ну и выжиги вы, ребята, ну и прохвосты! Никаких вам грамот на детей! А если кого похитите или с согласия взрослых возьмете, буду считать то тяжким преступлением! – Он задумался на секунду, потом промолвил: – Электрического стула у нас нет, так что будет иная казнь за злодейство: привяжем к паре вороных и протащим вокруг города. Все понятно, господа хорошие?
– Уж куды понятнее! – вякнул Лопата и получил затрещину от старшого.
– Значитца, без привилеев… – разочарованно пробасил Кайло Киркорыч. – А с другим-прочим как же? С посильной данью и энтой, как ее… ухтимомией?
– С этим так, как я сказал.
– Обмыслить надо, господин хоро… то исть государь.
– Обмысли. Можешь не спешить, – произнес Клим и топнул ногой в знак прощания.
Он вышел в зал, где дежурила охрана, распахнул двери и прислушался. За дни, проведенные во дворце, он привык к его звукам – где-то позванивала посуда, смеялись девушки, слышался шелест одежд и бормотание придворных, а временами раздавался громкий голос сира Астрофеля, распекавшего то слуг, то поваров. Но сейчас дворец звучал по-иному: в нижних покоях орали и топали, с грохотом волочили что-то тяжелое, выкрикивали угрозы и сыпали проклятия. В этом шуме тонул голос Астрофеля, казавшийся сейчас неуверенным и слабым; вероятно, он не мог совладать с вторжением наглой орды.
– Нехайцы, – звякнув бубенцами, сообщил шут. – Обычное дело, нехайцы! Подать им самое лучшее, даром и немедленно! Что прикажешь, государь?
– Прикажу не выделываться, – произнес Клим, вернулся в кабинет и велел Омривалю найти сира Карваса Лютого.
Сир Карвас, назначенный по возвращении из похода капитаном дворцовой стражи, занимал в Хай Бории второй по важности армейский пост. Кроме того, он был начальником штаба в военном ведомстве и инспектором пеших и конных гвардейских полков. Дел у него хватало, но Клим не сомневался, что небольшая разминка ему не повредит.
– Кажется, сиру блюстителю с гостями не справиться, совсем его затюкали, – сказал он. – Поможешь?
– Со всем удовольствием, – ощерился Карвас. – Что повелишь, твое величество? Куда девать этих придурков?
– Принцессу с ее дамами и принца – в гостевые покои, рыцарей нехайских – во флигелек, что около конюшни. Будут возражать, хватай самого ершистого и на губу… то есть, я хочу сказать, в подвал. Посидит денек, остынет.
Карвас усмехнулся, поиграл желваками.
– Сделаю, государь. Только братьев-рыцарей кликну. – Он поднял глаза к потолку, коснулся шрама на щеке и предложил: – Может, все-таки турнир устроим? Собьем спесь с нехайских прощелыг?
– Не надо. Еще пришибете кого-нибудь, а такой конфуз нам ни к чему. Другое дело – охота! Молодецкая забава и не столь опасная, как турнир. Что там водится в наших лесах? Есть кабаны и олени?
– Под каждым кустом, государь, – ответил сир Карвас и удалился наводить порядок.
Наступил полдень, и в дверях кабинета возник Астрофель, запыхавшийся и слегка потрепанный. Доложив, что нехайцы размещены и пьют сейчас вино в трапезной, он стукнул жезлом и просипел хриплым голосом:
– Принцесса Дрейзе бен Шмер и принц Лавр Нехайский просят государя об аудиенции. Желаешь ли видеть их, твое величество?
– Запускай, – сказал Клим со вздохом. – Валентин, вели подать вино и сласти. Сюда! – Он хлопнул по бахбуковому столу. – Как на мне сидит корона? Не измялся ли кафтан?
– Все в порядке, государь. Ты неотразим, – с хмурым видом пробормотал оруженосец.
Принц явился в алом камзоле, красных штанах в синюю полоску и остроносых туфлях с золотыми пряжками. На принцессе было пурпурное платье с низким декольте, розовые кружева обрамляли плечи и пышную полунагую грудь, волосы схвачены венцом с рубинами, в ушах – рубиновые серьги. Ожерелье она не надела – вероятно, чтобы не отвлекать внимание от своих прелестей. Их сопровождали две дамы средних лет и усатый рыцарь в доспехах, но без меча – клинок, должно быть, остался у стражей. Усач, тащивший объемистую корзину, накрытую темным сукном, встал подальше от короля, рядом с дверью.
– Вира лахерис, государь! – молвил принц Лавр, чуть склонив голову. Принцесса и ее спутницы сделали реверанс, усатый рыцарь преклонил колено, прижимая корзину к груди.
– Майна хабатис, – ответил Клим, милостиво кивая. – Садитесь, дорогие гости, и угощайтесь. Довольны ли вы своими покоями?
– Вполне, – отозвался принц. – Но рыцарей наших, воинов благородных и заслуженных, поместили рядом с конюшней!
– Ванна, – добавила принцесса, сморщив носик. – Я привыкла мыться в серебряной ванне, а здесь медная!
Клим с минуту размышлял, посматривая на гостей. На красивом лице Лавра застыла холодная усмешка, Дрейзе наклонилась, выставив на обозрение соблазнительные округлости. Ее смуглые щечки порозовели, из-под длинного платья выглядывала ножка в маленьком башмачке.
– На конюшне – боевые скакуны, и рыцарям, столь опытным в воинском деле, лучше жить неподалеку, – наконец произнес Клим. – Что касается ванны, то в замке только одна серебряная – моя. Если это не смутит принцессу, готов ее пожертвовать.
– Не смутит. – Дрейзе кокетливо улыбнулась. – Совсем наоборот! Погружаясь в эту ванну, я буду испытывать блаженство и думать… – Ее улыбка стала еще нежнее. – Ну, государь понимает о чем.
– Надеюсь, мысли эти не потревожат девичьей скромности. – Клим покосился на Омриваля, застывшего у его кресла. Лицо юноши было каменным. – Однако к делу, сир и мадам. Что предлагает мне великий князь Нехайский?
– Прежде всего дары, и вот главный из них. – Принц поклонился в сторону Дрейзе. – Князь шлет тебе свое сокровище, свою дочь, ибо негоже королю быть без королевы. Такой королевы, что не сравнится с нею ни одна красавица в землях востока и запада!
Дрейзе зарделась и скромно опустила глазки. Омриваль что-то прошипел, но едва слышно, а под бахбуковым столом негромко звякнул колокольчик.
– Неожиданное предложение, – заметил Клим. – Надо его обдумать и взвесить. С одной стороны, я слишком юн для брачных уз и еще лет десять не собирался жениться. А с другой – ты прав, принц Лавр, – негоже королю быть без королевы. Однако для такого дела требуется консенсус обеих сторон плюс нежные чувства… Что скажет принцесса Дрейзе?
Она еще сильнее наклонилась, так что ее пышные смуглые груди едва не покинули корсаж.
– Я согласна, государь.
– А что у нас с нежными чувствами?
Голос Дрейзе стал бархатным.
– Признаюсь, повелитель, едва я увидела тебя, как грудь мою пронзила стрела любви. О, это чудное страдание, восхитительная мука! Мы, нехайские девицы, откровенны, чисты и не в силах скрывать свою страсть. И я знаю, я уверена – лишь твои объятия могут умерить жар моей души и пламень сердца! Я мечтаю о том мгновении, когда ты поведешь меня к алтарю в храме Благого… Я готова хоть завтра!
Хорошо поет, подумал Клим, а вслух сказал с озабоченным видом:
– Кажется, с нежными чувствами у нас порядок, но завтра не получится. Вопрос о королевском браке нужно обсудить с советниками, получить благословение святых отцов, выяснить размер приданого и подготовиться к свадьбе. Кроме того, у меня есть обязательства перед эльфами.
Лицо принцессы омрачилось. Принц Лавр грозно нахмурился и стал шарить у пояса, но меча не нашел.
– Обязательства? Какие еще обязательства?
– Должен я убить дракона. Того, что обитает в Подгорье.
Кровь отлила от смуглых щечек Дрейзе. Ее дамы взвизгнули, смачно крякнул рыцарь с корзиной, и только принц Лавр выглядел невозмутимым. Откинув со лба темную прядь, он произнес:
– Тем более стоит поторопиться со свадьбой. Дракон наверняка тебя прикончит, но останется королева и, возможно, наследник.
– Кто кого прикончит, пока неясно, – молвил Клим. – Но на все эти дела необходимо время – месяцев шесть, я полагаю. А там – честным пирком, да за свадебку! Если, конечно, советники не будут против.
Принц и принцесса переглянулись с кислым видом. Лоб Лавра пересекли морщины, Дрейзе в задумчивости стала водить пальчиком правой руки по левой ладошке. Казалось, они размышляют над сложной задачей, изыскивая способ, как бы решить ее побыстрее и половчее.
А эльфийка-то права, товар не первой свежести! – мелькнуло у Клима в голове. Права, и через шесть месяцев, а может, и раньше, ситуация полностью прояснится. Он окинул Дрейзе взглядом с головы до пят, затем уставился на талию девушки, столь тонкую, что ее, казалось, можно охватить ладонями. Можно сейчас, но с природой не поспоришь, подумалось ему. Все изменяется, ничто не исчезает, как говорили латиняне.