Раздав необходимые приказы, Кияма велел постелить ему прямо в зале, даже не пытаясь добраться до собственных апартаментов, и тут же улегся на футон, обливаясь потом: его знобило, перед глазами плавали круги. Глаза отчаянно болели, поэтому Кияма потребовал чтобы слуги вынести все фонари, оставшись в одиночестве и полной темноте.
За окном пели цикады, где-то в замке были слышны шаги и шарканье раздвигающихся и сдвигающихся седзи, люди отходили ко сну, произнося вечерние молитвы, отдавая последние распоряжения, готовясь к ночи любви. Руки Кияма беспокойно шарили по одеялу, которым он был накрыт, в поиске незримой опоры. Однажды, будучи еще ребенком, Кияма, или тогда еще Ким, угодил в яму, откуда его вытащил отец, бросив веревку.
- Где ты теперь, отец? Где кто-нибудь, способный бросить веревку? Способный вытащить из черной ямы смерти в этот мир?
Кияма отчаянно боролся со смертью, не желая унимать разрывающую его тело боль, так как видел в ней добрый знак.
'Когда закончится боль - я тоже закончусь, - решил он. - Господи, дай мне знак, останусь ли я на этой земле, или пора передавать дела в ордене преемнику?' - вопрошал даймё черный потолок, когда боль с удвоенной силой впилась ему в печень.
- Я буду жить! - превозмогая себя, решил Кияма и ненадолго потерял сознание.
Оставшись под предлогом, что его услуги могут пригодиться господину, Такеси велел постелить ему под дверью Кияма, и вскоре тот действительно позвал его к себе.
Взяв в руки крошечный масляный светильник, Такеси на коленях вполз в зал, где совсем недавно проводился важный совет, и дотащился до постели господина.
- Что-то я совсем сдал, старый друг, - слабо улыбнулся ему Кияма. - Мороз нынче, просто сил нет. Прикажи-ка служанкам подать мне хибати .
Такеси тут же поднялся и на полусогнутых, стараясь не поворачиваться к господину спиной (что считалось неприличным), подскочил к двери, высунув голову, передал приказ дежурившему у покоев господина самураю. Тот бросился к комнате служанок, а Такеси вытащил из-за пояса флягу с отравленным саке и, приблизившись к ложу Кияма, поднес ее к губам даймё.
- Выпейте, господин, это согреет вас. - Дрожа всем телом, секретарь прижал горлышко английской фляги к горячим от непрестанного жара губам князя.
Кияма часто дышал, обливаясь липким потом, его дыхание сделалось зловонным. Преодолевая отвращение, Такеси помог даймё приподняться и вновь приложил горлышко бутылки к губам Кияма, раздвигая их. Зубы даймё несколько раз стукнулись о металлический ободок фляги, после чего Кияма начал заглатывать отраву. Сделав несколько глотков, он отдышался, вытирая губы.
- Спасибо, Такеси-кун , я, кажется, согрелся. Иди теперь спать, Господь воздаст тебе за твою доброту.
На последних словах князя Такеси выпустил из рук фляжку, облившись ядом.
Выходя от господина, старик снова столкнулся со служанками, в руках одной из которых была грелка хибати.
- Что это у вас со штанами, господин секретарь? - рассмеялась девушка. - Никак обмочили? - Она захихикала, ожидая, пока другая служанка отодвинет для нее седзи. - Должно быть, наш даймё рассказал вам что-нибудь смешное, раз вы упустили чашечку саке.
Такеси растерянно посмотрел на свои штаны и поспешно прикрыл отвратительные пятна руками.
- Не бойтесь, я никому не скажу, помойтесь и идите спать, - вежливо предложила девушка, после чего встала на колени перед седзи. Дверь нежно отъехала в сторону, и девушка привычно ткнулась лбом в пол, испрашивая разрешение войти.
Глава 17
В ДЕРЕВНЕ МИЯСУ
Самурай всегда должен вести себя так, будто в воинской доблести ему нет равных. Он должен всегда стремиться проявить свою смелость.
Тода Хиромацу. Книга наставлений
Тахикиро очнулась в небольшом сарае в поле, куда, должно быть, добрела ночью. Причем в сарае она была не одна, кто-то стягивал с нее одежду, тянул, тряс, так что слышался хруст разрываемой -ткани.
- Какого черта! - Тахикиро приподняла голову и увидела двух крестьянских парней, которые уже сорвали с ее ног сандалии и лишили ее штанов, пытаясь теперь развести ноги и изнасиловать. Оба мужика были красными от возбуждения и страха. Их руки то и дело срывались с пропитанных лошадиной кровью одежд воительницы. При этом они были настолько глупы, что не подумали -сначала ?поискать какое-нибудь оружие. А оружие-то было наго?тове.
Быстро сев, Тахикиро выбросила перед собой меч, кольнув одного из крестьян в плечо, и тут же вновь занесла меч и чиркнула второго насильника по горлу. Получилось чудно, так как мужики даже не подумали закрыться, должно быть решив, что девушка потеряла много крови и не сумеет противостоять им.
Булькая собственной кровью, второй нападавший присел, извергая на себя горячие потоки крови.
- Тебе добавить? - Тахикиро гневно воззрилась на раненного в плечо крестьянина. Но тот мог только скулить, с ужасом поглядывая на бешеную бабу, только что убившую его брата и ранившую его самого.
- Если хочешь жить, быстро отведи меня к старосте вашей деревни! - прикрикнула на него Тахикиро, голова которой отозвалась такой болью, словно вчера она не билась с ронинами, а перебрала саке.
- Я все сделаю, все сделаю, госпожа. - От звуков командного голоса крестьянин немножко опомнился и теперь ползал перед Тахикиро в более привычной ему позе - на коленях, намереваясь облобызать ее голые ноги.
Преодолевая тошноту, Тахикиро поднялась и, натянув на себя штаны, приказала крестьянину обуть ее. Голова болела так, что воительница не могла даже подумать о том, чтобы наклониться, не потеряв при этом сознания.
Вместе с крестьянином она добралась до небольшой, но чистенькой деревеньки с крошечными садиками. Аккуратненькие бамбуковые изгороди были невысокими и, судя по цвету дерева, сделанными совсем недавно.
Возле одного из домов были развешены рыбацкие сети, возле которых старик в одной набедренной повязке заделывал свежие прорехи.
При виде залитых кровью Тахикиро и крестьянина рыбак вежливо поклонился, после чего продолжил заниматься своим делом, всем своим видом демонстрируя, до какой степени он не спешит ?навязывать незнакомой госпоже свою помощь. Впрочем, о помощи его никто и не собирался просить, пройдя несколько домов после домика рыбака, они вышли на небольшую площадку, по всей видимости, являющуюся центром деревеньки. Дом старосты был выше и шире всех остальных домов, из-за добротной изгороди весело выглядывала карликовая сосенка, тут же был разбит очаровательный садик.
Деревенька явно не была бедной, что радовало.
Постучавшись у калитки, они не долго ждали появления девушки-служанки, следом за которой на стук вышел толстенький кривоногий человечек, длинные волосы которого были завязаны в пучок. Фигура старосты напоминала собой грушу и больше подошла бы его жене, но отчего-то досталась именно ему.
Узнав, кто такая Тахикиро, он тут же пригласил ее в дом, подгоняя служанок, чтобы те быстрее сделали ванну для госпожи. Тут же был вызван деревенский лекарь.
Сняв с себя окровавленную одежду, опираясь на руку прислуживающей ей служанки, Тахикиро позволила девушкам смыть с себя кровь, после чего погрузила свое исстрадавшееся без горячей воды тело в глубокую сидячую ванну. Служанка массировала какое-то время ее плечи, в то время как другая подливала в чашечку свежезаваренный чай.
Через четверть стражи к дамам присоединился староста, который заверил госпожу, что деревня выделяет ей паланкин и две смены носильщиков, которые в два дня домчат ее до Иокогамы. Впрочем, никто не собирается прогонять ее прямо сейчас, и если госпожа пожелает, она может остаться в деревне столько времени, сколько ей это буден нужно.
Староста подобострастно улыбался, зазывая воительницу откушать с дороги и отдохнуть в его доме или по соседству у следящего за порядком в деревне самурая, Хёбу-сан. Правда, в настоящий момент самого Хёбу-сан не было дома, так как он отправился с докладом к даймё этих мест Кияма из рода Фудзимото, но дома всегда его жена и слуги.
'Ага. Стало быть, я немного заплутала и теперь нахожусь на землях Хиго', - отметила про себя Тахикиро.
Желая произвести на гостью приятное впечатление, староста самолично проверил чистую одежду, которую служанки принесли Тахикиро на смену ее безнадежно испорченной форме, постоянно кланяясь и сетуя на нищету и невозможность принять наложницу самого Арекусу Грюку, хатамото великого сегуна, надлежащим для нее образом.
Конечно же, Тахикиро хотелось вылежаться в гостеприимном доме старосты, но она должна была передать весть о пленении сына хозяина и поэтому согласилась только поесть, после чего сразу же собиралась забраться в паланкин. Ее голова невыносимо болела, но делать было нечего. Деревенский лекарь дал ей какие-то травы, которые тут же были заварены и поданы Тахикиро в небольшой чашечке.
После приема лекарства Тахикиро сделалось лучше, она позволила девушкам натереть себя ароматными маслами и, переодевшись и поблагодарив гостеприимного старосту, села в свой паланкин. Провожать ее, как знатную даму, явилась вся деревня, включая четырех лохматых собак, принадлежавших, по всей видимости, местным охотникам.
Когда носильщики - четыре крепких деревенских парня - подняли легкий паланкин с сидящей там Тахикиро, староста неожиданно остановил их, подбежав к ней.
- Простите меня, госпожа, - он повалился на колени перед паланкином воительницы, - простите меня, госпожа, но я, старый дурак, совсем не умею производить дознания. Этим обычно занимается Хёбу-сан. - Он повинно склонил голову перед ничего не понимающей Тахикиро. - Только что крестьянин, которого вы изволили ранить мечом, признался, что он и его брат собирались совершить низость по отношении к вам! - Он ткнулся лбом в дорожную пыль. - Нет за это мне прощения, нет прощения всей деревне, рядом с которой могло произойти такое! Подскажите, госпожа, могу ли я что-нибудь сделать для того, чтобы хоть немного оправдаться перед вами за допущенную грубость и неуважение к вашей персоне?
Тахикиро с нежностью посмотрела на ползающего перед ней в пыли старосту. Ей нравился этот добрый, гостеприимный человек, заботы которого вернули ее к жизни, тем не менее ей следовало позаботиться и о собственной чести, а значит, и о чести своего господина и мужа.
Она наморщила лоб, некоторое время взвешивая в уме вину деревни и ее помощь ей, и наконец приняла нелегкое решение.
- Деревня ни в чем не виновата. Если бы ваши люди изнасиловали меня, мне бы пришлось прислать сюда самураев, которые изрубили бы всех жителей, включая грудных младенцев и стариков. Но поскольку насилия не произошло, - она задумалась, чувствуя повисшее в воздухе напряжение, - я разрешаю вам... господин староста, у вас есть большой котел? Очень большой.
- Есть! - Староста поднял на Тахикиро немало заинтересованный взгляд.
- Ну, тогда сварите того, кто остался в живых. - Тахикиро зевнула, изящно прикрывая рот ладонью. И, не пускаясь в дальнейшие разъяснения, задвинула занавески. Носильщики тронулись с места.
Глава 18
СТАРЫЙ ДРУГ
Умирая на поле боя, заставь себя лечь таким образом, чтобы пришедшие за твоим телом видели, что ты умер лицом, повернутым в сторону врага.
Грюку Тахикиро. Из записанных мыслей
Проводить Ала с дочкой в додзе, где их обещал принять Кияма, вышел сам управляющий замком Мицусигэ-сан, что уже была большая честь для незваного гостя.
- Обычно господин принимает гостей в своих личных покоях, - доверительно сообщил он Алу, украдкой оглядывая изящную фигурку Гендзико, - но эта неделя выдалась невыносимо жаркой, и там, - он показал наверх, - сущий ад. - Даймё примет вас в зале для медитации, самом прохладном и милом зале этого замка. - Он улыбнулся. - Надеюсь, что стихия воды дружественна легендарному кормчему, командиру отряда 'Акула'? - Царедворец вежливо поклонился Алу. - Ваш визит - великая честь для нашего замка.
Они прошли по узкому коридору с ровно подогнанными друг к другу белоснежными татами и спустились на несколько ступенек вниз, где дежурившие самураи вежливо отодвинули золотистую -занавеску, открывая перед гостями небольшое прохладное помещение, по стенам и потолку которого дивным образом перекатывались серебристые волны.
- Какое чудо! - откровенно восхитилась Гендзико, рассматривая диковинку.
Все трое прошли в додзе, где уже были разложены удобные седельные подушки, а за окном светилось небольшое искусственное озеро, около которого росли несколько деревьев, ветви и кроны которых плотно прилегали к каменным стенам.
- Это любимое место нашего господина, да и мое тоже, - управляющий с удовольствием втянул в себя влажный воздух. - Извольте полюбопытствовать, со стороны садика исходит приятная прохлада, здесь можно просто сидеть часами и смотреть на воду. Жаль, что вы прибыли сейчас, а не через две недели. - Он подошел к окну и показал на круглые плоские листья лотосов. - Очень скоро появятся розовые и белые бутоны, и тогда можно сидеть здесь и час за часом дожидаться, когда они переполнятся жизненной силы и... обычно это происходит так: щелчок, еще, еще. Чудо - все они открываются практически одновременно. - Управляющий зажмурился, сжав кулаки, - щелк, щелк, щелк, его пальцы резко раскрылись наподобие лепестков цветов, лицо светилось радостью. - Когда на ваших глазах распускаются лотосы, и вы видите то, чего не видел до вас ни один смертный... открытие цветка - это как откровение Всевышнего... Впрочем, простите, кажется, я совсем заболтал вас. Если вид озера кажется вам слишком... слишком... - он не смог подобрать нужного слова, - я могу закрыть седзи, - он задвинул внутренние ставни, так что теперь отблески солнца на воде весело побежали по прозрачной рисовой бумаге. - Прошу вас, будьте как дома, господин молится сейчас во внутреннем храме и просил меня развлекать вас. Хотя... не хочу показаться навязчивым. Прошу вас, устраивайтесь поудобнее, и если вам что-то понадобится, снаружи стоит пост. Скажите самураям, и они пришлют к вам служанок. - Управляющий низко поклонился гостям и исчез за занавеской с изображением змеи - гербом ордена 'Хэби'.
Сидя на пятках, Ал раздумывал над произошедшим, Гендзико располагалась за его спиной, ожидая появления великого даймё, и, по всей видимости, плохо представляя, что ее ожидает. Впрочем, она привыкла думать, что всецело принадлежит отцу, от воли которого зависит и жизнь ее, и смерть.
А впрочем, какая разница. Последнее время девушка много думала о том, что даже если отец и откажет ей в привилегии добровольно уйти из жизни, на этот раз она ослушается его и все же покончит с собой. Это решение было новым для обычно послушной и кроткой девушки, оно будоражило, подгоняя бегущую по жилам резвую, молодую кровь, так что бледное лицо Гендзико вдруг осветил румянец.
Когда в коридоре послышались шаги, Ал и Гендзико как по команде низко склонились перед вошедшим Кияма, ткнувшись лбами в циновки.
Кияма повторил их движение, застыв на полу на несколько секунд в согбенном положении. Удивительно, в его возрасте мало кто был способен на такую прыть. Но самому Кияма сейчас, когда вдруг внезапно отступила мучившая его много дней боль, хотелось гнуться и сгибаться. Хотелось двигаться, прыгать и тренироваться с мечом. Хотелось вновь ощутить всю полноту жизни.
За те пять лет, что они не виделись, Кияма, казалось, не постарел ни на один день. Крепкий старик с длинной черной бородой, середина которой была совершенно белой, словно опущенный меч. Его желтоватое, слегка отечное лицо с узкими щелками глаз напоминало лицо самого Будды, сходство увеличивалось, когда Кияма был в стельку пьян или актерствовал перед своими вассалами и послами других государств. В обычной жизни этот светлый образ начисто разрушался его веселыми, разбойничьими глазами, более подошедшими уличному актеру или предводителю нищих ронинов, нежели благородному даймё, главе даймё христиан.
Сегодня вместо традиционного кимоно на Кияма были надеты темная парадная накидка и широкие, неудобные штаны хакама . В руках был традиционный веер.
- Должно быть, ситуация, с которой ты приехал ко мне, Алекс, действительно такой важности, что ты не побоялся привести сюда своего ребенка? - Кияма говорил по-русски с расстановкой, должно быть, давно не упражнялся в этом языке, так что теперь ему приходилось подыскивать слова.
- Ким, у меня беда, - начал было Ал, но Кияма поманил ру?кой смиренно дожидающуюся Гендзико и, когда та подошла ближе, нежно погладил ее по щеке, отчего девушка невольно зарде-лась.
- Как прекрасно твое чадо, Арекусу Грюку, - произнес по-японски Кияма, добродушно глядя в глаза Гендзико. - Сколько тебе уже лет, дитя мое?
- Пятнадцать... - Девушка с опаской поглядела на отца.
- Кияма-сан - мой давний друг, - помог ей Ал, - если со мной что-нибудь случится, он заменит тебе отца. Так что, как говорится, прошу любить и жаловать.
- Это великая честь для меня. - Гендзико грациозно склонила перед даймё свою лебединую шею.
- Твоя дочь - редкая красавица. Я начинаю чувствовать себя моложе в присутствии столь изысканной дамы. - Кияма огладил бороду. - Прошу тебя, на все время, что ты будешь находиться в моем замке, чувствуй себя здесь, точно в своем родном доме. Распоряжайся всеми слугами. Вы ведь погостите? - Он поглядел на Ала, и тот был вынужден кивнуть.
- Вот и хорошо. Твой отец учил тебя верховой езде? - поинтересовался Кияма.
- Да, конечно. - Гендзико снова зарделась.
- Что ж, в таком случае на завтра я объявляю соколиную охоту в честь нашей дружбы и очаровательной Гендзико-сан. - Он подмигнул девушке. - Сейчас мои служанки покажут тебе твои комнаты, там ты помоешься, переоденешься и немного отдохнешь, а чуть позже мы вместе с твоим отцом зайдем за тобой, чтобы побродить вместе по моему новому саду. Позже будет пир, который я устрою в его и твою честь.
Гендзико восторженно кивнула, и тут же Кияма хлопнул в ладоши, вызывая служанку.
Когда Гендзико скрылась из виду, Кияма тяжело вздохнул и, поднявшись сам, принес себе и гостю саке. На этот раз даймё уже не выглядел помолодевшим и веселым. Он поставил столик перед Алом и налил по полной чашке.
- Можешь ничего не говорить. - Кияма старался не смотреть в сторону Ала. - Я оставлю у себя Гендзико и позабочусь, чтобы она никогда не встретилась со своим братом.
Кияма залпом выпил содержимое чашечки, виновато глядя на Ала.
Ал осушил свою чашку.
- Если не возражаешь, я бы предложил тебе отдать твою Гендзико моему старшему сыну в качестве второй наложницы... - Он неуверенно покосился на бутылку, и Ал, не заставляя себя просить, плеснул в чашки.
- Я хотел спросить тебя, Ким, - Алу никогда не нравилось саке, но Кияма не подумал предложить гостю вина. - Что, если я захочу вернуться обратно? - Рука Ала скользнула под кимоно, вытащив оттуда подарок Кияма - амулет со змеей.
Наблюдавшему за действиями Ала Кияма на секунду показалось, что тот вынул из груди сердце.