- Это хорошо? - с сомнением спросил Линар у Фредерика.
- Что?
- Вот это. - Доктор указал на Элиаса и Роксану. - Они только что поцеловались.
Фредерик пожал плечами:
- А что плохого?
- У Элиаса есть Марта, у леди Роксаны - жених-граф.
Король вновь пожал плечами:
- Жизнь все меняет. Да так, что спать иногда страшно ложиться - вдруг не проснешься…
- Вы этого боитесь?
На это Фредерик протяжно вздохнул, помолчал.
- Пусть то, чего я боюсь, знаю один я. А то мало ли…
Он потянул носом аппетитно запахший воздух. Это на огне женщины уже жарили медвежьи окорока, готовя знатное пиршество.
- А где служители храма?
- Перед боем они собирались молиться в главном зале. - Доктор устало присел на камни, хмуро глянул на подошедшую Орни. - Чего еще?
- Выпить! - С таким приказом она протянула ему кружку, пахнущую травой.
Именно теперь Фредерик счел нужным ускользнуть. Он все же не просто так приехал в Полночный храм…
Странно, но в этих сумрачных каменных коридорах оказалось тепло. Он был разут, в одних штанах и рубашке, а холода совсем не чувствовал. Полночный храм удивлял в который раз… Чуть слышимые голоса, бормочущие молитвы, указали, куда идти в этих пещерных лабиринтах: молельная зала располагалась довольно далеко от входа.
Она была великолепна, не уступая по грандиозности и монументальности Тронному залу Королевского дворца в Белом городе. Именно о нем напомнили Фредерику высокие своды и стройные колонны пещеры. Многие стены были украшены барельефами, изображавшими всевозможные картины загробного мира, как небесного, так и подземного, сцены из священной Первой книги. Одни были сделаны умельцами, к другим приложились руки не столь искусные, но, видимо, полные огромного желания украсить святое место. И тонким изящным статуям, и изображениям дивных цветов, и корявым грубым фигурам, и схематичным деревьям - всем нашлось место. Они соседствовали друг с другом, составляя удивительные композиции на стенах залы. А высокие своды храма мерцали дивными огнями, словно усыпанные алмазами. А это и были алмазы. Целые алмазные копи. Они отражали огни светильников, рассыпая его на радужные блики, и напоминали звезды. Лучшего украшения для храма Господа нельзя было придумать.
В дальнем конце, над каменным алтарем, в огромных нишах, прорубленных в скалах чьими-то терпеливыми руками, Фредерик увидел три высокие статуи из чистого золота. У их подножия на коленях молились три человека в монашеских плащах.
Как тихо ни ступали его босые ноги, а звуки от шагов разнеслись по всему залу, поднялись куда-то вверх, под каменный свод. И молящиеся обернулись. Один из них - тот старик, что уже говорил с Фредериком, встал с колен, пошел навстречу молодому человеку.
- Медведи уничтожены, - упредил его вопрос Фредерик.
- Так и должно быть. Господь никогда не оставляет своих детей в беде.
- А мы все дети Господа? - спросил Король.
- Все. Так написано в Первой книге.
- Я читал. Я знаю, что там написано. - Фредерик приблизился к статуям. - Три образа. Бог Карающий - с мечом, Бог Дарующий - с венком, и Бог Прощающий, открывший свои объятия, - пробормотал он, глядя на высокие фигуры из блистающего золота. - И это все он один, для всех для нас.
Старик дал знак остальным, чтоб они ушли.
- Зачем вы здесь? - спросил монах.
- Просить у Бога милости для Березового городка и его жителей.
- Какой милости?
- Чтоб жилось им легко и счастливо.
- А вам ничего не надобно?
На это Фредерик сперва помедлил, потом сказал:
- Уже нет.
- Вот как? - Старик обернулся, глянул на него. - Не так ведь вы стары, чтоб не желать ничего от жизни. Даже у меня есть желания.
- То, чего я желаю, никто не исполнит.
- Вы уверены?
Тут Фредерик чуть скривил губы:
- Разве кто-нибудь когда-нибудь мог вернуть мертвого к жизни?
- Ах, вот что. - Старик понимающе кивнул головой. - Вы потеряли близкого человека. Которого любили больше отца и матери…
Молодой человек пожал плечами, вновь повернулся к алтарю, дав понять старику, что не намерен продолжать разговор. А тот вновь заговорил:
- Это тяжело… Но разве нет больше ничего в жизни, что привлекало бы вас?
- К чему этот разговор? - уже немного раздраженным тоном отвечал Фредерик. - Вы проницательны, тут я согласен, но закончим на этом!
- О, вы столь знатный и важный господин, а я всего лишь старый бедный монах. Вам ничего не стоит заткнуть мне рот, но закроете ли вы рот тому, что кричит в вас?
- Бред! Чего вы пристали ко мне? Вы молитесь о своем, и я вам не мешаю, так дайте и мне помолиться спокойно!
- Спокойно? В вас все бушует, а вы пришли в храм, думая, что никто этого не заметит. Но ведь даже мне, смертному, это видно, так с чего вы взяли, что Всевышний этого не видит? Ваша молитва о другом, и не лгите ни себе, ни Богу… Так что ответьте теперь правдиво: зачем вы здесь?
Фредерик постарался загасить надменное возмущение, что поднималось в нем при мысли, что какой-то нищий монах влез в самую глубину его мыслей, в самую его душу. 'Здесь все равны, все равны, - говорил он сам себе. - Что толку от рыцарской цепи или короны на голове. Этот нищий, быть может, счастливее меня, потому что сам себе он не лжет и другим - тоже'.
- Я хочу чуда, - глухим голосом ответил он. - Я прошу о нем, зная, что чудес не бывает.
Старик вновь покивал головой:
- Да, вы правы. Чудес не бывает. И все-таки вы здесь… Значит, вы во что-то верите.
- Всегда и всюду я верил только в себя самого. Но теперь - не знаю… Я не смог самого главного - спасти ту, что была мне дороже жизни. Я бы сам умер, только б она жила. Но у меня даже такого выбора не было. Это какая-то насмешка надо мной…
- Все мы под Богом… И все, что происходит в его власти и по его воле…
И тут вдруг Фредерик не сдержался - бросил резко, повышенным тоном:
- Даже смерть, убийства, грабежи и насилие? Все это тоже?! Я был Судьей в своей стране. Знаете ли вы, что это значит?
Старик даже вздрогнул при таких словах. Потом ответил:
- Я слыхал о Судьях Южного Королевства. Это люди сказочной силы и возможностей…
- Ха! Только это вы слыхали… А то, что они не видят ничего, кроме грязи человеческих проступков изо дня в день? Это вы знаете? Я впервые убил, когда мне было двенадцать. И не просто убил - это была казнь. Я казнил выродка, который насиловал свою дочь, четырнадцатилетнюю девочку. Она с десяти лет жила в этом кошмаре, она сошла с ума, а потом, уже после казни своего мучителя, бросилась в реку и утонула. И я всему этому свидетель… Все случилось по воле Бога?! И подонок, погубивший собственное дитя, - тоже сын Господа?! Это было только начало моего судейства… А потом… Я лишил жизни многих: и в схватках, защищая собственную жизнь, и казня преступников. Кого-то я выслеживал, чтобы убить, кто-то сдавался сам, думая, что тем самым заслужит право на жизнь. Некоторым я давал шанс, но только один… А иногда… Иногда мои руки бывали по локоть в крови, и сам себе я казался самым преступным из всех преступников на свете. Тогда я думал, что Бога вообще нет! Что я заменяю его, осуждая, карая или прощая людей…
- Во всем, во всем воля Господа. Это грех - говорить такие слова! - пытался отвечать монах.
- Может, вы и правы, - горько улыбнувшись, сказал Фредерик. - Но я видел столько грязи, столько зла, что сам смешался с этим злом, выкорчевывая его… А потом, когда светлое, красивое, доброе пришло в мою жизнь, у меня его моментально забрали… Не успел я исправиться… Я стольких убил, а вот спасти ту одну, что была дороже всех, не смог… Теперь, прошу, не мешайте. Я обещал хозяйке Березового городка, и я должен выполнить обещание.
Вздохнув, он опустился на колени перед статуями Бога. Поднял глаза на Дарующего, зашептал слова просьбы: 'Мира и света, тепла и радости - все это пусть будет в Березовом городке. Пусть обойдут его жителей беды и невзгоды, болезни и недобрые люди. Возьми их под свою защиту и никогда не оставляй'.
Молился Фредерик недолго. Потому, наверное, что не был хорошо знаком с таким делом, как молитва. Он и в самом деле вдруг открыл для себя, что вопросы веры, Бога, религии его всегда очень мало интересовали. Так - на уровне обрядов, которые считал нудными и ненужными. А вот вера…
Глядя в глаза золотому Богу, он услышал голос где-то внутри: 'Веришь ли?'
- Для вас молитва - не более чем досадная обязанность, - заметил монах. - Господь не любит, когда с ним говорят не от сердца.
Фредерик вздрогнул. Вздрогнуло и его сердце. 'Веришь ли?'
- Я не стану лгать, - глухо ответил он. - Моя молитва не принесет пользы никому. Она неискренна.
- Вы это признаете. Уже хорошо. - Старик улыбнулся. - Расскажите о себе, своей жизни. Я здесь именно для того, чтобы выслушивать вопли и шепот человеческих душ. И кто знает, вдруг откровения помогут вам. Никто еще не уходил от меня таким же, каким приходил. Люди меняются и часто - в лучшую сторону.
- Моя жизнь, - проговорил Фредерик. - Она, как старый кувшин - вся на трещинах, как ветхая рубаха - вся на дырах. Я постоянно что-то или кого-то теряю… И то, что теряю, уже больше не в силах разыскать. Вот моя жизнь. И не стану я о ней говорить. Совсем недавно мне хотелось, чтоб она закончилась…
- А теперь?
- Не знаю… Когда медведь встал надо мной, мне вдруг захотелось жить. - Тут Фредерик усмехнулся, потом вновь нахмурился. - Я ведь не выполнил последнего желания Коры. Она просила, чтобы я заботился о нашем сыне. А я забыл. Просто забыл. Может, поэтому она приходит ко мне чуть ли не каждую ночь и бежит от меня, бросает меня одного. Как я бросил сына. Наверное, поэтому я должен жить… Вот оно, то самое, что держит меня…
17
Фредерик уже возвращался. Разные мысли терзали его. Но теперь не тяжкие, причиняющие боль воспоминания о Коре больше занимали Короля. Теперь больше волновало то, что где-то на родине остался его сын, маленький, слабый младенец, один, без родных рядом. 'Как я мог так поступить? - мотая головой, уже в десятый раз спрашивал себя Фредерик. - Я сам рос без родного отца. И разве я желаю, чтобы такое же случилось с моим собственным сыном? Я дурак, идиот, ненормальный!.. Нет, решено: сегодня же домой! Хватит дурости. Путешествовать ему захотелось! - Он зло ударил сам себя в лоб. - Жалкий эгоист!'
Он шагал, как всегда, быстро, тем более что обратный путь был знаком. Но тут его внимание привлекла мелькнувшая за одной из колонн тень. Фредерик не сбавил темпа ходьбы и не сделал шаги бесшумными. Просто, поравнявшись с колонной, стремительно взбежал наискось по ее столбу вверх и приземлился оттуда прямо на голову затаившемуся на другой стороне человеку:
- Есть!
- Ох! - выдохнул тот.
Фредерик сорвал с его головы капюшон и не сдержал изумленного возгласа:
- О!
Перед ним лежал на каменном полу, зажмурившись, мельник Тимбер, незаконнорожденный сын Северного Судьи Конрада.
- Как так? - отпуская его, только и смог спросить Фредерик.
- Я… Я теперь послушник Полночного храма, - поднимаясь, ответил Тимбер.
Он вытер кровь, что текла из его разбитой при падении губы.
- Послушник? Ты следил за мной! Это что, обязанность послушника?! - начал допрос Фредерик.
- Я не следил. Я узнал вас еще тогда, когда вы первый раз оказались в пещерах. Но я ничего никому не сказал и вам не стал открываться… А сейчас я шел к святому отцу, а вы шли навстречу. Я не хотел встречаться с вами, вот и спрятался, - объяснял тот.
- Спрятался он, - пробурчал Фредерик, но, заметив, что парень совершенно растерян и все еще напуган, смягчил тон. - Что ж, дома тебе опять плохо показалось?
- Что хорошего в доме, где умерла мать, - отвечал Тимбер глухим голосом. - Я вернулся из того похода на столицу, а она тяжело больна. Пару недель промаялась… Потом - все. Отдала богу душу. Один я остался. Работник сбежал. Сельчане и так на меня зло смотрели, но не трогали - мать жалели. А как ее не стало - все словно с цепи сорвались. Дом сожгли, мельницу развалили, посевы наши разорили. Все кричали: 'Убирайся, изменник! Ублюдок!' Много чего кричали. Убить грозились… Я и ушел. А куда мне еще деваться? Бродяжничать по стране, пока кто-нибудь меня не узнает и не убьет? Я ведь враг всем…
- Не всем, - покачал головой Фредерик.
Он больше смотрел на Тимбера, чем слушал сбивчивый рассказ. И его поражало то, что чем больше смотрел, тем больше видел в этом бастарде Конрада. Его глаза, подбородок, привычка вот так сжимать узкие губы, его манера чуть склонять набок голову при разговоре, и голос - он так походил на голос Северного Судьи. 'И Конрад, наверное, вот так глядя на меня, видел во мне моего отца, - подумалось Фредерику. - Вот почему он предал меня'.
- Не всем ты враг, - повторил Фредерик, заметив вопросительный взгляд Тимбера. - Я-то давно вычеркнул тебя из своих врагов. Я простил тебя…
- Простили. Так и есть, - кивнул мельник. - Только я вот себя не простил. И это еще одна причина, почему я здесь, в Полночном храме. Я виноват в смерти многих невинных людей. Я буду служить храму, пока Господь не даст мне знак, что я прощен.
- Разве ты убил кого? Убивали мятежные бароны и их воины…
- Но они убивали, крича мое имя! Убивали, чтобы я мог пройти. Я - причина!
Фредерик в который раз покачал головой. 'А что же со мной делать? - он невольно посмотрел на свои руки, и ему показалось, что они в крови. - Скольких я убил? Разве можно назвать точное число душ, которые через мой меч отправились на небо? Пусть даже половину их - этого уже достаточно, чтоб заживо вмуровать меня в стены этого храма…'
- Если думать обо всем этом, можно сойти с ума, - сказал он уже вслух.
- Может и так, - отозвался Тимбер. - Только я все для себя решил. Мне нет места в мире, я буду здесь. Божий храм меня не оттолкнет.
- Что ж, ты сам себе хозяин…
- А! Вот вы где! - раздался голос Орни, довольно радостный: ее поиски увенчались-таки успехом. - Вас все ждут, сэр Фредерик. Как же без вас начинать торжественную трапезу?
- Ну да. Я давно слышу запах жареных медведей, - усмехнулся Король. - А ты? - Он посмотрел на Тимбера. - Монахам ведь можно праздновать? Зови остальных в нашу пещеру. Судя по всему, там королевские кушанья…
Через некоторое время они впятером (Тимбер позвал остальных служителей храма) вернулись в общие залы. Там горело сразу несколько костров. Женщины весело раскладывали по блюдам огромные куски медвежьего мяса, разливали по кружкам что-то темное из кожаных бурдюков.
- Они называют это 'веселун', - радостно сообщила Орни.
- Судя по всему, ты уже попробовала, - заметил Фредерик.
- Конечно! - засмеялась девушка. - Мы все так долго были в страхе, так боялись погибнуть, что теперь нам это просто необходимо! На душе легко и весело. Пейте и вы! - Она выхватила из рук проходившей мимо женщины пару кружек, доверху наполненных 'веселуном', и протянула их Фредерику и Тимберу. - Пейте же!
Тимбер помотал головой: ему, как послушнику, нельзя было таких напитков. Король же, чуть помедлив, выпил залпом, слегка поморщился: кислый 'веселун' сильно защипал язык.
- Странно все-таки, - заметил Фредерик, указывая на смеющихся людей, - они только-только оплакали погибших соплеменников и вот уже в пляс готовы идти.
- Таков этот народ, - отвечал старый монах. - Смерть и рождение для них так же обыденны, как обед или сон. Слишком сурова их жизнь, чтоб долго чем-нибудь огорчаться. Мертвым - мертвое, живым - живое… Идите и вы веселиться. Это во многом ваша победа.
- Живым - живое, - повторил Фредерик; эти слова он понял по-своему.
Тут к ним опять подбежала румяная от 'веселуна' Орни. Она принесла тарелки, полные кусков горячего, аппетитно румяного мяса.
- Жаль, хлеба почти нет. Зато соли - хоть отбавляй, - сообщила она, вручив каждому по миске и по тонкому ломтику грубого темного хлеба.
- Ты тут прямо как дома, - усмехнулся Фредерик.
- Когда нет своего дома, то весь мир - это дом, - в тон ему ответила Орни. - Пойдемте танцевать.
- Ты меня приглашаешь? - не сразу понял Король.
- Ну его светлость Линар отказался: нога у него болит, - пожала плечами девушка. - А с увальнями рыцарями, типа Скивана и Корина, опасно плясать - еще ноги отдавят…
- Так и я не мелочь какая-нибудь, - в тон ей говорил Фредерик.
Но Орни уже бесцеремонно тащила его за руку в круг, что организовали танцующие и те, кто били в бубны и дули во что-то, похожее на пастушьи сопелки. Молодой человек, надо сказать, не сильно сопротивлялся. Право, так хотелось расслабиться, отвлечься от мрачных и тяжелых мыслей.
- Что ж, танцы, так танцы. - Он тряхнул головой и топнул ногой, широким жестом выводя перед собой Орни, а улыбнулся белозубо, ослепительно - таким он когда-то нравился Коре.
Юная знахарка удивила его изящными и легкими движениями. Казалось, танцевать она училась у лучших наставников. Ее тонкая фигурка была почти невесома для Фредерика, а стройные ноги безошибочно угадывали его движения, чтобы их повторить и не сбиться с ритма.
А Линар, насупившись, крутил в руках обломки белого королевского меча, которые он считал своим долгом хранить, и следил за танцами, не спуская глаз с Орниллы. Он почти ревновал. Девушка же, кокетливо изгибаясь, бросала на него молниеносные взгляды, от которых у доктора кровь приливала к ушам. Нет, он именно из-за ноги не пошел с ней танцевать и теперь очень жалел. Эта тонкая девочка понравилась ему с первого взгляда: огромные карие глаза, тонкая нежная детская шея, копна непослушных коротких золотистых волос, совсем юное лицо. Странно, но Линар признавался себе, что ни одна красавица при дворе не тревожила так его мыслей, как Орни. Он невольно подсчитал, какая между ними разница в возрасте - двенадцать лет. 'Не так уж и много', - подумалось ему.
Танец кончился, и сам Король подвел Орни к Линару, усадил ее возле доктора.
- Она умеет не только врачевать, - усмехнулся Фредерик. - Прими это во внимание.
- Как не принять, - буркнул тот.
Фредерик вежливо поклонился девушке, взял из рук лекаря сломанный клинок и устроился неподалеку, в какой раз качая головой при взгляде на место разлома. Что тут можно было сказать? Сломан, меч был сломан безнадежно, у самой рукояти, и клинок теперь стал чем-то вроде широкого дротика.
- Белый меч, - задумчиво произнес старый монах, присаживаясь рядом. - Замечательное оружие.
- Как же, - чуть скривил губы Фредерик. - Он подвел меня в битве.
- Северные медведи обладают страшной силой. Неудивительно, что меч не устоял, - возразил монах. - Местные жители считают, что нынче в медведей вселился древний демон, настолько они свирепы и сильны.
- Я просто огорчен, что потерял любимое оружие, - признался Фредерик. - Меч в самом деле замечательный… Был замечательным… Это меч моего отца. Я хотел передать его своему сыну. Жаль…