- Я никуда не собираюсь падать, - сказал Максим. - Мы просто дойдём до этого маяка и посмотрим, кто там зажёг огонь.
Собрались, рассеянные, думающие каждый о своём, и тронулись в путь. Было очень трудно понять, день сейчас или уже вечер, или, может быть, утро следующего дня, но никого это особенно не волновало. Пока хоть немного светло, можно идти.
Впрочем, после первых же шагов стало понятно, что дело это отнюдь не лёгкое. Идти, в смысле. Трава высокая, как забор, и крепкая, как деревья, а деревья росли часто, как трава. Доминико прошивал их легко, как нитка игольное ушко, и, возвращаясь, нетерпеливо смотрел на путников, которые, не успев сделать и десятка шагов, потирали многочисленные царапины на локтях и коленках.
Про Варру все давно забыли. Но она про них не забыла. Следовала за мальчиками неслышно, как, бывает, выброшенная кем-то газета с новостью о том, что в город приезжает бродячий цирк, и эта новость преследует тебя по продуваемой всеми ветрами улице и даже переходит следом за тобой дорогу.
- Вы, наверное, бесноватые, - сказала она, словно по секрету, Денису. - Дети лесных ведьм и сиу. Вы видите духов и разговариваете с ними. Только ведьмы так могут.
- Не духов, а всего одного, - благосклонно разъяснил Денис.
- Мои родители, наверное, погибли, да? - спросила она.
На этот вопрос Денис не нашёлся с ответом. Зато нашёлся его брат:
- Считай, что их никогда не было.
- Я могла бы погадать на их жизни, но мне нужна вода. Хоть лужа. Только с водомерками или с водяными комарами.
Максим ничего не сказал. Денис поглядывал на их новую спутницу искоса: он поворачивал глаза так, что они грозили вскоре с хрустом сломаться. Ему было интересно - не блеснёт ли слеза? Не начнут ли дрожать и дёргаться от рвущихся наружу переживаний носовые пазухи? Но лицо её оставалось спокойным, только, может, более задумчивым.
- Что ты коллекционируешь теперь? - тихо-тихо спросила Варра.
- Чего? - переспросил Максим.
- Что ты коллекционируешь теперь, когда твоего медальона нет?
- Коллекционирую людей, - буркнул он.
Он старался не смотреть на девочку и как будто бы сильно удивлялся каждый раз, когда она подавала голос или хотя бы наступала на веточку. Доминико же, напротив, изучал её с таким видом, с каким, наверное, энтомолог пялится на ранее незнакомый вид бабочек, редкий представитель которых порхает сейчас перед его лицом.
Скоро они вообще упёрлись в живую стену из зарослей. Денис попробовал пробиться через неё с разбегу, но гибкие ветви оттолкнули его, хлестнув по щёке.
- Да, братец. Ну ты и наколдовал.
Максим обиделся.
- Я всего лишь придумал, куда мы должны попасть. Словесная магия, она работает куда мудрёнее, чем почеркушки. Почеркушки - просто баловство, а мой меч - карандаш, как ты его называешь - во многих ситуациях значит не больше, чем карманный ножик.
- А кто говорил про птиц, которые залетают сюда и не могут вылететь? - Денис протянул руку и переломил ветку какого-то куста. Но таких веток было видимо-невидимо, некоторые даже с шипами. Там, в глубине зарослей, жили маленькие коричневые зверьки с белой грудкой, они смотрели на людей из сплетения ветвей, но убегать не торопились. Знали, что далеко такому неповоротливому существу не забраться.
Максим надулся.
- Я не виноват, что у меня лучше получаются мрачные места. Когда я начинаю про них говорить, они расцветают в голове. Если бы я описывал полянку с бабочками и котёл с похлёбкой, сваренной для нас лесными белочками, ничего бы не получилось. Кроме того, здесь и вправду довольно дикие места.
- Почему бы тебе не описать тогда какую-нибудь дорогу… - в голову Денису пришла сумасшедшая мысль, и он подпрыгнул, тыча в брата пальцем: - Или маяк! Да, маяк! Если ты так же опишешь окрестности маяка, нам не придётся никуда идти.
Максим с Доминико переглянулись.
- Это можно, но… мы так не поступим.
- Не поступим, - откликнулся Доминико, как эхо.
- Но почему же?
- На то есть причины. Прости меня, братец, но я не могу тебе рассказать всё. Из всех возможных шансов, самые большие для нас - угодить прямиком в капкан. Видишь ли, цель нашего путешествия слишком очевидна. Что касается дорог, вполне возможно, что там нас тоже будут ждать неприятности. Нет уж, лучше держаться глухих мест. Я бы лучше предпочёл копать тоннель из пустыни, чем идти по дороге.
- Наше путешествие - самое ненужное путешествие на свете, - в сердцах сказал Денис. Он вскочил, посмотрел с бессильной злостью на живую изгородь, сел снова. - Зачем же мы вообще туда идём? Быть может, она, эта дама (за что бы она на тебя не разозлилась) сама зажгла огонь, чтобы ты увидел и шёл к нему.
- Быть может, - сказал Максим. - Она или её слуги. Но… у меня просто нет выбора. У нас с Доминико нет выбора. Помнишь, что я говорил про круги и про то, что всё заканчивается там, где началось? Так вот, с маяка когда-то началось наше путешествие, вполне логично, если он и станет в нём конечной точкой. Это большой круг, очень большой. Но и он должен замкнуться.
Денис надолго замолчал. В голосе брата ему чудилась страшная неизбежность. Сначала он назвал её про себя покорностью, но потом понял - никакая это не покорность. Максим не собирался быть покорным штуке, которая за ним охотится (если она действительно охотится за ним), он будет брыкаться и кусаться, пока не останется без сил.
Максим лёг на спину. В стёклах его очков, будто коралловые заросли в глубоком озере, отражалось фигурно нарезанное небо.
- Я бы сейчас с удовольствием что-нибудь съел.
- Ты что же, не хочешь оказаться там как можно скорее? Слушай, может, это лучший наш шанс вернуться к маме и папе. Ты снова их увидишь. Посмотришь, какая у мамы забавная привычка - зевать, смущённо улыбаясь, будто это вышло случайно! Неужели тебе на самом деле нравится здесь жить?
Доминико торчал рядом, как несуразное пугало, которое зачем-то воткнули посреди леса. Он взирал на Дениса с любопытством и одновременно лёгким укором… словно на нелюдимую, дикую кошку, которая внезапно разбудила тебя среди ночи, устроившись на груди.
Речь Максима будто превратились в патоку. Хотелось ткнуть в неё пальцем и смотреть, как она медленно, сонно стягивает края.
- Хочу. Ещё хочу чего-нибудь съесть. Доминико, моя мачта и грот-марсель, поищи нам что-нибудь поесть.
Варра подошла, робко теребя подол своего передника. На нём были фиолетовые пятна от раздавленных ягод, один рукав порван - видно, пострадал в боях с ветвями самой большой в мире ивы. Ногти девочка старалась не показывать, но Денис видел, что они обломаны, ободраны едва не до крови. В косах, похожих на сплётшихся друг с другом забавных ящерок - она заплела их только что - застряли ивовые листья.
- Когда мы шли, я видела белую морковь, - сказала она. - Она вкусная, если очистить от кожуры и дать немного полежать. Давайте, я принесу вам немного. Только… скажите мне, куда полетел этот дух, с которым вы всё время разговариваете? Я боюсь, что не готова оставаться с потусторонними силами наедине… совсем наедине. Когда я гадала на лапках паучков или обращалась к своей двоюродной тётке, которая уже покинула этот мир, поблизости всегда был кто-то из подружек. Или братец. Или родители.
Доминико хмыкнул, шевельнул пальцами, такими длинными, что при правильном освещении тень от них была бы выше церквушки в только что оставленном ими форте. И что-то произошло. Нет, фигура его не стала более или менее чёткой, но глаза Варры расширились. Они больше не смотрели сквозь, они смотрели на.
- Наслаждайся, девочка, - сказал он. - Если что, я отправлюсь вон в ту сторону. Кажется, я слышал там лесных куропаток.
- Ой, - Варра прикрыла рот ладошкой. - Вы и вправду великие шаманы, если сумели призвать самого Пелайо, грозного короля Астурии, далёкой старой земли на юге среди кипарисов, откуда приплыли испанцы. У нас, британцев, ходят легенды об этом человеке. При жизни он рубил головы мусульманам, а после смерти являлся к нерадивым своим наследникам в виде страшного призрака. Говорят, многие седели после встречи с ним. Я слишком маленькая, чтобы помнить старую землю и её легенды, но мама достаточно мне их пересказывала.
Кажется, Доминику это польстило.
- Я всего лишь скромный смотритель маяка.
Он шевельнул полами одежд и стал частью хитрого, как один из множества морских узлов, союза жухлого света и мягкой, как будто акварелью нарисованной, тени.
Скоро мальчики остались одни. Максим, похоже, дремал. Денис, поняв, что всё ещё сжимает кулаки и как спортсмен на старте готов по какому-то неведомому сигналу бежать к горизонту, расслабился и плюхнулся рядом.
- Ты говорил, что я не могу завести себе здесь друзей, помнишь? - не открывая глаз, сказал Максим. Это было так неожиданно, что Денис вздрогнул. - Ты прав, братец. Но только частично. Всё гораздо… глубже. Однажды я пытался бросить странствовать и поселился в одном милом месте среди скал на западе, рядом с водопадом, под флагом британской короны. Оно называется "форт "Орлиное гнездо", и люди там смешные и громкоголосые. Они любят, склонив голову, слушать эхо от собственных голосов и хохотать, умножая этот звук до бесконечности. Дети лазают по скалистым отрогам, что горные козлы. Они считают, что сиу - даже то враждебное племя с красными носами, что обитало по другую сторону гор и без разговоров пускало стрелы в каждого встречного - ни за что не решатся напасть на "Орлиное гнездо", потому что думали, что у них на макушке сидит сам Христос вместе с другими богами старой земли, и все они изрыгают проклятья напополам с лавинами. Там есть одна женщина, мадам Туча, наполовину испанка. Сама печёт хлеб, ругается грубым, моряцким басом… И я прибился к ней, как заблудившийся оленёнок. Сначала просто сидел под крыльцом, там, где меня никто не видел, и смотрел на толстые её лодыжки, когда она сновала по двору. Потом породнился с четырьмя её детьми. Они стали мне как братья и сёстры. Её муж не отличал меня от остальных, хотя то не удивительно: этот растяпа вряд ли отличил бы собственных детей от пересекающих двор собак. Я стал жить в их доме, и мадам Туча называла меня мотыльком, которого волею судеб прибило к её лампе… а она и вправду вся светилась как лампа.
- Что же случилось потом? - спросил Денис, тщась предугадать какие-нибудь ужасные события и одновременно страшась их. - Ты оттуда ушёл? Напали сиу?
Максим мотнул головой.
- Здесь никто ни на кого не нападает. Просто я однажды услышал, как Туча распекала своего среднего сына за разбитый горшок. Она говорила, что это её любимый горшок… ровный, с синей полосой возле горлышка. В нём всегда стояли горные маки и пустоцветы, которые две дочери приносили с полей. Он был настолько широк, что муж, возвращаясь со службы, ради потехи ставил в него пучок стрел. Только вот незадача - этот горшок уже когда-то разбивал я. Мадам Туча бранила меня теми же самыми словами, а я, стоя перед ней и краснея, думал, что распекают меня как родного сына, и это, чёрт возьми, жуть как приятно. Старый горшок заменили другим, но этот другой постепенно - очень незаметно - приобрёл очертания прежнего. После этого я стал внимательно смотреть по сторонам. Как будто пелена спала с глаз. И увидел… много всего увидел. У детей были одни и те же забавы, даже если эти забавы были из разряда тех, о которых никогда не рассказывают взрослым, и даже между собой - шёпотом. Вроде, сходить побить камнями мальчика сиу, который, видно, когда-то потерялся из своего стойбища и с тех пор жил в пещере, таская из гнёзд яйца. Знал бы ты, сколько раз я слышал, что мол "Дориан насмерть забил его камнями". Один раз даже сам пошёл, любопытства ради… Лошади помирали и вновь возникали в конюшне: одни и те же лошади с теми же самыми кличками. Возле медовой лавки дрались одни и те же пропойцы, женщины кидались разнимать их с одними и теми же криками. Всё повторялось. Всё. Когда горшок разбили в третий раз, я ушёл.
Но ушёл не сразу. Сначала я попытался увести всех жителей прочь из форта, в низину. Я подумал, что, может, так что-то изменится. Что это…ну, вроде как выбить колесо телеги из колеи.
- Ага, - поддакнул Денис. - Столкнуть трамвай с рельс.
Максим странно посмотрел на брата и ничего ему не ответил.
- Я ушёл в горы и устроил небольшое землетрясение. Не сильное, но такое, чтоб в стены постучали камешки, а часовые мгновенно протрезвели. А после прибежал и давай кричать, что видел, как с гор идёт лавина. Что нужно прямо сейчас, ПРЯМО СЕЙЧАС, НЕ МЕШКАЯ, хватать всё, что есть под рукой и бежать прочь.
- Он голосил как курица, на которую наседают еноты, - с удовольствием сказал вернувшийся Доминик. - Я слышал его с другого конца мира. Своды пещер крысиного черепа тряслись так, что летучие мыши попадали оттуда и разбились насмерть.
- Они тебя не послушались?
- Послушались. Мы отправились в путь, в низину. Надо было видеть их лица. Бледные щёки женщин, дрожащие подбородки мужчин. Они говорили друг другу, что это всё проделки сиу, которые решили выжить заморских людей со стратегически важной высоты, и нужно нынешней же ночью повернуть назад и прочесать скалы. Реки соплей из носов детей - сразу дюжина рассказала родителям об убийстве мальчишки-сиу (в том числе и сам Дориан, который, плача, утверждал, что это его дух танцевал на кучах камня и горных склонах по ночам, чем и вызвал обвал). Я ликовал! Всё сдвинулось с мёртвой точки. Теперь мы построим новую крепость, британский флаг взовьётся над новыми воротами, и всё так же будет по-новому, как если бы вместо сорной травы на полянке рядом с отхожим местом вдруг взошла капуста. Ещё бы - впервые за четыре года эти люди вели себя по-другому. Какими бы ни были правила ДРУГОЙ СТОРОНЫ, я думал, что мне удалось их сломать.
Я не сразу заметил, что происходит что-то ещё. Что-то вроде подводного течения, которое вдруг проявилось на поверхности. ДРУГАЯ СТОРОНА стала действовать в открытую. Ну… почти в открытую. Люди вдруг стали исчезать. Я не сразу заметил, просто в какой-то момент осознал, что нас стало меньше. Потом - ещё меньше. Когда я бросал взгляд в сторону, а потом оборачивался - кто-нибудь исчезал. Оставшиеся ничего не замечали; они по-прежнему продолжали строить скорбные лица. Когда я обратил внимание мадам Тучи, что нет уже больше чем половины отряда, она просто не стала меня слушать. Даже не обернулась посмотреть. Потом осталась только моя новообретённая семья, и я уже не отрывал от них глаз. Шёл сзади, как пастух за похудевшим, поредевшим овечьим стадом, большую часть которого изорвали волки. Потом я моргнул, и все исчезли.
Некоторое время Максим молча смотрел себе под ноги. Денис не смел пошевелиться, чтобы не влипнуть ненароком в разлитую горечь, как муха в варенье.
- Когда я вернулся в форт, там всё было по-прежнему. Меня никто не помнил, а муж мадам Тучи сказал: "Из этого пацана, может, воина и не выйдет, но посмотри какая у него голова! Отдам мизинец на отсечение, что он умеет считать". Точно такие слова он говорил, когда увидел меня в первый раз. ДРУГАЯ СТОРОНА не хочет, чтобы её меняли. Внешне она поддаётся изменениям, но всегда возвращается на круги своя. Как…
- Как резиновый мячик, который сдавливаешь пальцами, - сказал Денис. Ему было грустно.
- Может быть. Ты хочешь знать, что было дальше? Дальше я позвал Доминико и мы ушли.
Доминико покивал. На фоне чёрных стволов он выглядел мазком густой краски. Сказал Денису:
- Сначала я думал, что ты, малёк, тоже из таких. Но потом, когда ты стал с поразительной быстротой схватывать нюансы здешнего существования - не то, что здешние болваны, которые на следующий же день уже себя не помнят - я изменил мнение. Морские черти тебя знают, в общем. Должно быть, ты такой же, как Макс, а я был не прав.
- Почему ты всё это время был не с Максимом? - спросил Денис.
- У меня же должен быть отпуск. Всё что я сделал за шестьдесят лет жизни, это изо дня в день поддерживал огонь в лампе, рядом с которой так жарко, что кожа в уголках губ лопается. Копался в привозимых раз в неделю продуктах в поисках письма от старых друзей (или хотя бы благодарственной весточки от моряков, которым мой путеводный свет помог глубокой безлунной ночью… или, напротив, гневной, от тех, кто получил пробоину в ту единственную зимнюю ночь, когда я свалился с температурой и проспал всю ночь, подбрасывая дрова только в своих грёзах). Самое время посмотреть мир хотя бы в нынешнем моём состоянии. Если б я знал заранее, что так получится, я бы однажды оставил эту каменную бандуру и отправился в какое-нибудь село, развлекаться с симпатичной селяночкой… Впрочем, это совсем другая история, и вовсе не для детей.
Когда Доминико замолчал, на некоторое время наступила тишина, нарушаемая лишь вздохами Варры где-то в отдалении, да вознёй Дениса, который никак не мог найти себе места и смотрел на брата (тот закрыл глаза и, кажется, вновь задремал) почти с завистью. Что случилось с этим человечком, что, даже пройдя через множество страстей, пережив вереницу волшебных событий, он может так вот просто спать на жёсткой подстилке? Удивительный, удивительный братец - сейчас Денис искренне им восхищался. Если бы случилось нечто подобное в его жизни (сейчас, оглядываясь назад, мальчик видел её почти сравнимой с жизнью постельного клопа), Денис бы просто сдетонировал от переполняющих его эмоций, засыпав всё вокруг разноцветным конфетти, как в мультиках.
Он сделал сто пятнадцать глубоких вдохов и уже почти присмотрел себе единственное на километры леса вокруг удобное местечко - на моховой кочке под раскидистым дубом (Денис был уверен, что сможет просидеть там спокойно минуты три с половиной, а вот насчёт четвёртой серьёзно сомневался) - когда прямо над головой кто-то громко произнёс:
- Ку-ку.
Так навязчиво, будто постучал по макушке.