Глава 10,
в которой Гарав даёт клятву и не жалеет об этом
Гарав замолчал и сгорбился.
Эйнор тоже молчал - сидел на камне, смотрел вдаль и выглядел совершенно непробиваемым, равнодушным. Мальчишку колотило, он никак не мог успокоиться. Неизвестно, как рыцарь поймал момент, когда Гарав пришёл в себя - но определил точно и опередил Фередира, который как раз тоже продышался и восторженно открыл рот:
- Вот это д…
- Значит, Руэта строит укрепления руками рабов, а пригоняют их даже из Ангмара… Добрая весть, - в голосе Эйнора была злая ирония. - Что было потом? - спросил он резко.
- Потом… - Гарав потёр лоб. - Потом я не помню. Наверное, я всё-таки заболел и как-то шёл…
- А всё-таки? - голос Эйнора был спокойным, даже чуть ленивым, но глаза - глаза стали пристальными и холодными. - Откуда ты так хорошо знаешь наши места? Шёл ты больной, пусть. И что?
Лицо Гарава сделалось беспомощным. Он закусил губу и погрыз её.
- Ты говорил, что раньше никогда тут не был… - Гарав помотал головой. - Но ты называешь почти всё, мимо чего мы проезжаем.
- Я правда тут не был никогда! - почти взмолился Гарав. - Эйнор… поверь мне, я не лгу! И не лгал!
- Я тебе верю, - кивнул Эйнор. - Я нуменорец, а нас почти невозможно обмануть… да и не старался ты меня обманывать, когда говорил это, я вижу. Но тогда всё тем более интересно: откуда ты знаешь места, в которых не был никогда в жизни? Можно их изучить по карте. Да. Но зачем - вот вопрос? И как ты всё-таки попал в Эттенблат? Ты начал говорить с того момента, когда вышел на равнину - откуда?
Пашка побледнел. С трудом сказал, не сводя глаз с рыцаря, который по-прежнему расслабленно сидел на камне, похлопывая по голенищу сапога веточкой.
- В чём… в чём ты меня подозреваешь?
- Пока - ни в чём, - парировал Эйнор. - Но пойми меня. Я ничего не знаю о тебе. А это плохо. Особенно сейчас.
- Ты не поверишь, если я расскажу, - упавшим голосом ответил Пашка. - Я сам не верю. Но я не знаю, как попал сюда. Вообще не знаю.
Возможно, нуменорца и нельзя было обмануть. Но Эйнор и не ждал лжи здесь. А Гарав не знал, почему не рассказал правду - правду о Пашке и его мире. Может быть, он просто боялся, что эти люди - люди, которые ему понравились и которые сделались наконец-то чем-то вроде якоря для него в этом мире, - решат, что он дурачок. Бросить не бросят, но сунут в какую-нибудь деревню пастухом (почему-то у Пашки именно это ассоциировалось с дурачком в средневековье). И Гарав "ушёл в отказ" накрепко, сказав ещё раз, что помнит себя только с того момента, когда увидел мокрую равнину.
Точно. Гарав не знал этого (подозревал), но Эйнор и правда внимательно исследовал мысли и сознание мальчишки при помощи осанвэ - однако искал он не те вещи, которые прятал Гарав.
- Не бросайте меня, - вдруг жалобно и открыто попросил Гарав. - Я поеду с вами и дальше, можно? Ну не бросайте.
- Эй… - начал Фередир, бросая на Гарава короткие сочувственные взгляды. Эйнор поднял руку - оруженосец заткнулся мгновенно - и посмотрел на Гарава:
- Поговорим вечером, - сказал рыцарь. - Серьёзно поговорим.
Он сказал это сухо, почти неприязненно. Но мальчишке сразу стало легче.
Правда.
* * *
Фередир ушёл на охоту недовольный, хотя до этого несколько раз напоминал, что неплохо бы поесть свежатинки. А теперь Эйнор его фактически услал. Гарав разводил костёр, поглядывая на эту картину, - он понимал, что разговор будет с глазу на глаз. Но не очень догадывался - о чём.
- И кем ты хочешь с нами ехать дальше?
Вопрос настиг Гарава неожиданно - он как раз ломал через колено толстую сушину и почти уронил её. Повернулся, положил в огонь несломанную, - пламя поползло по дереву.
- Я не знаю, - хрипло сказал мальчишка. Эйнор кивнул на седло Фередира. Гарав понял - подошёл, сел. Уронил руки между коленей. - Мне всё равно. Мне же не… - Он перхнул. - Некуда идти. Возьмите слугой.
- Я не харадримец и не держу бесполезных слуг, - негромко сказал Эйнор.
- Я же помогаю, - беспомощно прошептал Гарав.
- Скажи, - предложил Эйнор. Гарав вздрогнул:
- Что?
- Скажи то, что подумал. До того, как предложил себя в слуги.
Гарав почувствовал, что краснеет. Быстро, неудержимо. Горло ему стиснуло, потому что просьба была дикой и дерзкой.
- Я… - выдавил он. - Хочу… как вы. Во… во… - Он прокашлялся, поправил деревяшку, которая уже капитально обуглилась в середине. - Воином. Но это же невозможно…
- Почему? - Голос Эйнора был искренне удивлённым.
- Но я же не…
- Не нуменорец?
- Нет, я не…
- Девушка?
- Нет! - Гарав возмутился. - Я не… я же не знатного рода. Я вообще… никто.
Он с трудом подобрал эти слова, и Эйнор явно не понял - не слова по отдельности, а их смысл. Потом потёр висок и усмехнулся:
- А! Это… Я не понял сразу. В наших местах это не имеет… - Эйнор поморщился. - Имеет очень мало значения. Дело рыцаря - выбирать себе спутников и говорить, кем они будут, их дело - соглашаться и оставаться или не соглашаться и уходить. И всё.
- А?! - Гарав не верил сказанному и готов был завопить от восторга. - И ты…
- Я не против второго оруженосца. Но… - Эйнор оперся локтем на седло и несколько секунд смотрел поверх головы своего оруженосца. Потом тихо сказал: - Положи плащ и слушай. Представь себе на секунду, что ты - сын воина. Внук воина. Правнук воина. Тебе разрешают меньше, чем остальным. С тебя требуют больше, чем с остальных. И Кардолан - это твоя жизнь. Он окружает тебя, и ты знаешь - вот символ твоей веры… - Брови Гарава удивлённо надломились, но Эйнор не обратил внимания. - А ещё - твоя земля ведёт войну. Бесконечную, которая есть всегда. Горе тебе, если поверишь, что её нет, - даже если она не напоминает о себе годами! И ты знаешь, что рано или поздно возьмёшь в руки оружие… В восемь лет я стал пажом. В одиннадцать - оруженосцем. И в тот же год я увидел, как убивают и что такое война… - Эйнор помолчал. Гарав слушал, чуть склонив голову к плечу и внимательно глядя на рыцаря расширившимися глазами с золотой тревожной искрой. - У меня был друг, - продолжал Эйнор. - Сын рыцаря, как и я. Только он знал своего отца… Мы дружили все те три года - тот парень жил при дворе, как и я. А когда мы стали оруженосцами - он поехал домой. Ненадолго, отдохнуть… Он жил в среднем течении Буйной. Вскоре после отъезда пришла весть, что орки переходят границу тут и там, грабят и откатываются… Князь послал на границу пятитысячное войско под командой нашего лучшего полководца - Имразора. Я так гордился тем, что и мне доверили честь - идти с войском… Когда мы добрались… орки уже ушли. Ушли, услышали, что мы идём, - и ушли… Но кое-что они всё же сделали… Нас было пятьсот - два десятка рыцарей с оруженосцами и пажами… четыре сотни лёгкой конницы с юго-востока. Мы зашли дальше остальных. Навстречу дул ветер, плотный, как заросли кустов. Пахнул чем-то таким отвратительным, что нас тошнило…
- Вы… - Гарав не договорил. А Эйнор, кажется, и не услышал. Он закрыл глаза. И вдруг ощутил осторожное касание - Гарав видел его памятью. Эйнор не успел даже удивиться - как же так, его же этому никогда не учили…
…Дома догорали. Орки сожгли всё, что не смогли утащить. Всё и… всех. Пахло горелым мясом от тел, которые лежали ближе к огню. Пыль, забрызганная кровью, свернулась длинными чёрными полосами. Тяжёлые боевые попоны коней мели её краями. Серая пелена гари, поднятая подкованными копытами, скрывала отряд. Штандарты казались одноцветно-серыми, неясно даже, чьими…
Отрубленные головы орки вонзали на колья и расставляли вдоль дороги. Не только головы - на некоторых ещё жили люди…
… - Ма-ма!!! - вскрикнул Гарав, вскидывая руку к глазам - ладонью наружу, словно он это видел наяву и мог защититься.
- Мы тоже вонзаем головы на колья, - спокойно сказал Эйнор. - Головы казнённых преступников. Но никогда никого не сажаем на колья. И не делаем того, что так любят орки, - не издеваемся над беззащитными.
- Твой друг - он… - начал Гарав, но Эйнор перебил его:
- Я искал. Долго искал. Я очень боялся, что орки схватили его и увели. Нас учили, что лучше броситься на меч, чем попасть к ним. И дело даже не в какой-то особой гордости, хотя мы - гордый народ. Плен у орков - это… впрочем, ты, пусть краем, знаешь, что это. - Гарав вздрогнул. - К счастью, я нашёл его. Он лежал возле обрушившегося частокола форта. Ему отрубили правую руку и голову, сорвали всё, что было ценного… но мы три года делили комнату, я не мог его не узнать - и порадовался, что судьба позволила ему умереть в бою. Голову я так и не нашёл - наверное, её бросили в огонь. А рука лежала подальше. С мечом. У нас были одинаковые мечи, нас опоясали ими как оруженосцев. Мой Бар, - пальцы Эйнора тронули рукоять меча, - тогда ещё ждал моего рыцарства… Меч был весь выщерблен. Помню, я подумал тогда: "Если уж придётся умереть в бою - пусть я так же умру!" Я не плакал, только помню - всё хотел схоронить его, а мне не давали и что-то говорили, говорили… даже ударили, чтобы я опомнился… Оказалось, Гарав, что нас заманили в ловушку.
- Подожди… - Гарав по-прежнему был бледен, но выглядел решительно. - Я должен это увидеть. Сам. Как это у нас получилось…
"Не надо", - хотел сказать Эйнор. Но кивнул и прикрыл глаза:
- Смотри…
…Приближение орочьего отряда ужасно. Их ещё не видно, но почему-то вновь поднимается ветер, и он несёт уже не только пыль, но ещё и ослабляющий тошнотворный ужас, от которого меч становится неподъёмным, а мозг заполняет мысль даже не о бегстве - о том, чтобы упасть наземь и просто ждать своей участи.
Потом возникает звук. То ли вой, то ли рёв, то ли стон - слитный и давящий, ближе и ближе, и нет сил терпеть… Словно единый голос кричит тебе в уши обо всех твоих страхах, грехах, слабостях. И ты - крошечная песчинка в этом безумном вихре, рождённом в далёких горах, который сейчас поглотит не только тебя, но и весь мир, тебе дорогой и тебя вскормивший.
Ещё миг - и горизонт подсекает чёрная коса. Она ширится, растёт, обрамляется искристым сиянием и рождает ещё один страшный звук - слитный лязг металла.
Это приближается враг. Впереди - волчьи всадники в чёрном железе. Вал, который прокатится по тебе, раздавив, как твоя нога давит муравья, - равнодушно, походя и мгновенно. И вот уже нет ничего, кроме трёх полос. Вверху - небо. Внизу - вытоптанная земля. Между ними - стремительно растущая и пожирающая их стена чёрного железа. Вой пульсирует прямо в мозгу. Тебе - одиннадцать лет. Ты стоишь голый перед этим неостановимым потоком. Всё кончено, всё кончено, всёконченовсёконченовсёкончено, всё…
Дрожит земля от гнева,
Вскипает океан!
Пути нам преградили
Отряды низких стран!
Когда потоком диким
Нас потеснят враги -
О Тулакс, Гром Великий,
Дух Сечи, помоги!
…Что это?! А строй поёт:
- О Варда, будь опорой,
Защитой до конца
Душе, что станет скоро
Перед лицом Творца.
Мы все среди мучений
От женщин родились -
За верного в сраженье,
О Варда, заступись!
И твой голос - высокий и ещё детски-тонкий - сам собой вплетается в мужской хорал:
Мы вновь идём к победам!
Мы - это смерть врагам!
Как помогал Ты дедам,
Так помоги и нам.
Великий и чудесный,
И светлый в смертный час -
Эру, Отец Небесный,
Творец, услыши нас!
…Развеялся душный морок ужаса. Спешенные всадники опускают копья меж сдвинутых щитов, и грозно скрещены на них и на штандартах Мечи Кардолана.
С нами наш герб! Вера наша с нами! Вот мы встречаем вас в поле, и вот наши лица в обрамлении стали - плюньте в нас своим оружием, если хватит мужества, которого вы не ведаете! Это вам не крестьяне в поселении и не захваченная врасплох полусотня форта!
Накатывает тяжёлый вонючий вал, и уже видны оскалы волчьих морд, шлемы с рогами, черепами и султанами, хвостатые чёрные копья… Подходят волчьи сотни - чуждые и чужие всему человеческому…
Эйнор надевает лёгкий шлем, вдевает ладони в кольчужные рукавицы, подаёт рыцарю щит и пику. Губы сами собой шепчут слова выученной когда-то древней песни:
Грядущий день нас прочь уведёт
За окоём,
Никто не узнает наших имён,
Но песни будут звучать.
Цель так близка, встретим свой рок,
Ты не одинок,
Без страха иди сквозь тьму и холод,
Ведь песни будут звучать,
Они будут звучать…
- Крепись, мальчик, - глухо сказал из-под шлема рыцарь, - мы выстоим.
Опустился второй ряд копий. Звук атаки сделался невыносим.
Всё. Больше нет ни неба, ни земли. Острая железная стена - во весь мир.
И вот она рушится на перегородившую околицу сожженной деревни линию кардоланцев…
…С треском ломаются копья. Как пущенный катапультой камень, врезается в стену щитов черная туша с обломком копья, пробившего грубые толстые латы. Воют и визжат, заваливаясь, волки, и дымящаяся кровь свищет в пыль чёрными струями. Гнётся стена щитов, но не ломается, в руках третьего ряда уже сверкают "полуторки" и находят щели в чёрном железе… Но уже кто-то из кардоланцев падает на щит, ломая вошедшее в грудь хвостатое копьё… а у кого-то вместо лица и шлема - смятая кровавая лепёшка от удара чем-то тяжёлым… Из заднего ряда выдвигаются новые, отрастает поломанная щетина копий, смыкается пробитая стена щитов - и катят новые чёрные волны…
- Вперёд! Дагор, Кардолан!
Эйнор двигает коня за рыцарем - огромным, на гигантском коне, рядом с которыми волчьи всадники кажутся мелкими. Стальная глыба отводит сверкающий острый локоть - бьёт пикой, выдёргивает дымящийся гранёный наконечник из лопнувшего доспеха… бьёт пикой… бьёт пикой… С хрустом расседается тяжёлое веретено; его остаток, превратившись в руке рыцаря в палицу, вбивает в плечи угловатый шлем и летит в сторону…
- Дагор, Кардолан!
Эйнор ловко прикрывает рыцаря своим щитом, давая возможность выхватить меч, но рыцарь страшным неспешным движением достаёт из петли у седла полэкс. Стальной в стальной руке, он поднимается…
- Дагор, Кардолан!
Кровавой грудой валится из седла то, что только что было волчьим всадником.
Копьё с визгом скользит по щиту Эйнора. У мальчишки не хватает сил отклонить лёгким мечом удар тяжёлого лезвия, но со щитом он управляется ловко… Страшная маска, вся из каких-то углов, в поднятой чешуйчатой руке - ятаган… Узкий клинок лёгкого меча в до отказа выброшенной руке Эйнора входит в глазную щель маски - кровь ручейком бежит по долу.
Ах! Гранёный молот в руке орка бьёт рыцаря в лоб - ловко! Бессильно падает рука с окровавленным полэксом, и орк с торжествующим воем вскидывает молот для удара в затылок, от которого не спасёт шлем…
Эйнор принимает удар на щит и слышит, чувствует, как хрустко-больно ломается кость. Открыв рот, он кричит и принимает на себя всю тяжесть безвольно склонившегося на сторону рыцаря, одновременно обняв его сломанной рукой и закрыв щитом, не давая упасть.
Орк рычит и вновь поднимает своё страшное оружие, чтобы вмять в плечи черноволосую голову наглого щенка вместе с лёгким шлемом… Поздно! Латный кулак перехватывает вооружённое запястье, гнёт назад… Орк хрипит, но не может освободиться, а в левой руке пришедшего на помощь другого рыцаря мелькает - раз, два, три! - узкий нож, ловко пронзая более слабую металлическую чешую на открытом боку орка… И второй оруженосец закрыл щитом уже и самого Эйнора, и начавшего шевелиться оглушённого рыцаря…
…Гарав тяжело дышал. Эйнор смотрел на него спокойно, потом сказал:
- Утрись. У тебя лицо всё в поту.
Мальчишка медленно вытерся. Помолчал. Эйнор молчал тоже, но явно ждал, когда Гарав заговорит.
И тот заговорил.
- Страшно… Я не знаю. В общем, я ничего не знаю. Я даже прошлого своего не помню. Но как Туннаса тащил… помню. И людей на кольях я видел. Поэтому… если можно… я бы хотел…
- Тогда встань, - сказал Эйнор. И сам поднялся, обнажая меч. - И подумай ещё раз. После того как ты повторишь за мной всего несколько слов, путь назад будет лежать лишь через предательство, а путь вперёд может привести к смерти. Уже на днях! Подумай!
Голос юного нуменорца наполнился тяжёлой и жутковатой силой. Гарав даже пошатнулся. Но выпрямился и вскинул подбородок.
- Я готов.
- Я, Гарав… - начал Эйнор тут же. И мальчишка, притиснув к бёдрам сжатые до белизны кулаки, повторил:
- Я, Гарав…