Откинувшись на спину, я замер, бездумно уставившись в потолок. Дышу как загнанная лошадь. Вроде и драки всего ничего было, а как вымотался. Нервы, будь они неладны, да и устал я… очень устал.
– Дан – как вы?
– Я в норме. А вы? Сильно он вас?
– Бок задел, но одежда выручила. Ох и умеет гад бить! Больно до слез, но мясо с костей не снял – ерунда. Вы сможете идти?
– Дайте минутку – дух переведу. Обыщите его пока что. Оружие, деньги, ключи – все, что есть забирайте.
– Ключи?! Да зачем в тюрьме замки – это не ведь не дворец королевский.
Эх Конфидус – да откуда мне знать, что замки на дверях в твоем мире только короли себе могут позволить? Но вслух сказал другое:
– Мало ли… все забирайте.
* * *
Долго прохлаждаться мне не дали. Так и не отдышавшись, поднялся, почуяв запах на удивление едкого дыма. Источник его обнаружился мгновенно: факел, оброненный тюремщиком. Солома на полу была свалявшейся, мокрой и очень грязной, но потихоньку начала заниматься.
Подняв факел, я не стал тратить время на ликвидацию потенциального очага возгорания. Да и не хотелось подобным заниматься босыми ногами – они и без того у меня пострадавшие. Ничего – эта сырятина не разгорится.
– Конфидус – вы там долго еще?
Епископ, вместо того, чтобы осматривать одежду тюремщика на предмет карманов с богатым содержимым, сокрушенно произнес:
– Я ему, кажется, голову проломил. Вроде бил не сильно, а… Как же так получилось… Ему помочь надо – может и выживет.
– Да пусть хоть трижды окочурится – уходить нам надо. Вы забыли? Нет у нас времени на благие дела. Да и вон он: в себя приходит – таращится. Все равно мозгов нет – трещина на макушке такому не навредит. Я уже почти не верю, что вы когда-то лихими наемниками командовали – ведете себя так, будто кроме кадила в руках ничего не держали, и ничего кроме алтаря в жизни не видели. Уходим.
Епископ, не обращая внимания на критику, подхватил хрипящего тюремщика за руки, выволок в коридор, пристроил у стеночки.
– Вот… пусть хотя бы здесь полежит, а не в соломе загаженной.
Спорно – солома, хоть и загажена, но помягче каменного пола. Но спорить некогда, да и неинтересно.
Кинулись вправо по коридору – где-то там, неподалеку, располагается выход на улицу. По обе стороны мелькали деревянные решетки других камер. Все пустые, лишь в одной у стены похрапывало несколько мужчин. Как ни примитивна местная пенецитарная система, но заключенных по сто штук в одну консервную банку не набивают – места хватает.
Или не сезон еще?
А вот и дверь. Массивная, небрежно сбитая, с окованным железом засовом. С немалым усилием отодвигаю его в сторону, тяну створку на себя, затем толкаю. Бесполезно.
– Конфидус – она снаружи заперта!
Епископ, не доверяя, дернул, навалился, лишь после этого согласился:
– Похоже вы правы.
В дверь заколотили чем-то увесистым, с улицы приглушенно донеслось:
– Чего шумите? И что за дым из караульной тянется? А?
Замерев, мы переглянулись; епископ, вернув засов на место, прошипел:
– Караульный еще и на улице есть! Вот ведь проклятье!
Да уж – попали. Тюрьмы, это специфические заведения – лишних выходов в большой мир там не любят. В идеале имеется лишь одна дверь. Если так, то совсем плохо – прорываться через нее будет непросто. Караульный сейчас насторожен, и, наверняка, вооружен не только плетью. Пара доходяг, один из которых закован по рукам, а второй по ногам, вряд ли справятся с таким противником.
Думай, Дан – думай! Итак: вдвоем у нас шансов мало, но если… Что там тюремщики меж собой обсуждали? Кто там в камерах у нас сидит?
В дверь опять заколотили, караульный заорал во все горло:
– Открывайте, или выломаем! Да что там у вас?!
– Он еще и не один, – выдохнул епископ.
– Конфидус – за мной! У меня хорошая идея есть!
Не тратя время на объяснения, неловко ковыляя, потащился назад. Смог бы бежать, бежал, но попробуйте побегать на таких болезненных деревяшках. Эх ноги мои ноги – вам отдых нужен… знаю. Ну потерпите немного – обязательно отдохнете… чуть позже.
В коридоре шумела разноголосица – народ, почуяв дым и суматоху, пробудился. Доковыляв до первой обитаемой камеры, обратился к облепившим решетку мужикам:
– За что сидите?
– Недоимщики, – коротко и малопонятно пояснил плюгавенький бородач типично крестьянской наружности. – А что это тут такое делается?!
Не удосужившись ответить, поднял засов:
– Все – вы свободны. К двери идите.
Дальше коридор заволокло дымом всерьез – сырая солома все же не погасла. Не иначе как от испражнений многих поколений зеков пропиталась селитрой. Чихая, переступил через слабо шевелящегося тюремщика – никак не уймется, гад. Из тьмы очередной камеры ко мне рванулась грязная тощая рука с когтеподобными ногтями. Испуганно отскочив, садистки стукнул по ней факелом, но даже боль от ожога не подействовала – лапа упрямо продолжала тянуться в направлении моей шеи. Меж деревянных прутьев серела перекошенная харя с выпученными безумными глазами.
– Не надо его выпускать! Это бесноватый! – выкрикнул Конфидус.
– У меня и в мыслях не было!… Ну и морда у него…
– Дан – что вы задумали? Недоимщики драться не станут – не тот народ, да и вины за ними великой нет.
– Потом объясню… все потом.
Очередная обитаемая камера. К решетке жмется целая орава – не меньше десятка сидельцев. Лица у них… Морды у них… В моем мире на портретах "Их разыскивает милиция" физиономии были в семнадцать раз добропорядочнее.
Не доверяя первому впечатлению, уточнил:
– За что посадили?
– Твою прабабушку обрюхатил, – ответ был мгновенный и непринужденный, высказан гнусаво-похабным голосом, лишенным даже намека на уважение к собеседнику.
Да – это явно те, кто мне нужен.
За спиной, вдали, послышались сильные удары чем-то массивным по дереву – охрана начала штурм.
– Господа разбойники – на днях вас повесят. За шею. Всех, кроме редких везунчиков – тех милостиво искалечат. Слышите удары? Это дверь вышибают охранники. Их на улице двое, а вас здесь больше десятка. Решать надо быстро.
– А чего решать – мы здесь ничего не забыли. Дверь открой, мил человек, и посмотрим, чья потом возьмет.
Разделавшись с засовом, потянул решетку:
– Вперед господа, пока на шум подмога не подошла.
Разбойники, возбужденно гомоня, кинулись в направлении двери. Конфидус было помчался следом, но я его грубо остановил, ухватив за воротник:
– Ваше святейшество – куда-то торопитесь?
– Так ведь вы сказали…
– Я разве с вами разговаривал. Я с разбойниками разговаривал.
– Дан – я вас не понимаю. Нам ведь бежать надо.
– И вы думаете, что дверь откроется и нас под звуки фанфар проводят к городским воротам? Конфидус: за дверью минимум парочка вооруженных солдат. А скорее больше: в этом мелком городке на такой шум наверняка стража отовсюду сбежится. И настроение у них будет плохое.
– Мелкий городок?! Да это же столица королевства! Дан – я так и не пойму, что вы замыслили!
– Дверь долго не продержится. Солдаты начнут драться с разбойниками, да и недоимщикам в суматохе достанется. Каково нам будет в цепях на таком веселье? Хотите под раздачу попасть? Так что давайте не будем терять время: уходим через канализацию. Пока до всех дойдет, что случилось, успеем далеко убраться.
– Минутку Дан!
Епископ, заскочив в каморку, где меня заковывали в кандалы, прихватил оттуда короткий молот, большие клещи и пару зубил. Предусмотрительный.
Инструменты пригодились почти в тот же миг – слив для нечистот оказался слишком маленьким. Благо пол здесь деревянный – против железа доска продержалась недолго. Расширив отверстие, епископ ловко скользнул во тьму, с шумом брякнулся в воду (надеюсь, что в воду), приглушенно доложил:
– Дан – прыгайте. И факел не бросайте – здесь очень темно.
Из отверстия дохнуло столь мощным смрадом, что у меня чуть колени не подогнулись. В тюрьме пахло, конечно, не розами, но теперь я так не считал – все познается в сравнении. Покосился на горящий факел. Боязно – будто в метановый резервуар прыгать собрался. Как бы не рвануло.
Позади, после особенно сильного удара по двери, зазвенели железными предметами, заорали в десятки глоток. Похоже, началась драка.
Мысленно пожелав разбойникам успехов, задержал дыхание, сиганул вниз. Посадка вышла мягкой – удержался на ногах, по пояс уйдя в нечистоты.
* * *
Взрыва не получилось, но не потому, что концентрация газов здесь была слишком низкой. Наоборот – они из подземелья вытеснили весь кислород: факел погас почти сразу. Чадящее тлел, не освещая ничего кроме себя. Как мы в этом смраде сразу не задохнулись, ума не приложу.
Уж лучше бы взрыв. Пусть все на воздух взлетит, вместе с городом. Весь город: с королем, тюремщиками, и, обязательно – с инквизиторами. Особенно это касается Цавуса.
Хорек…
Не будь Конфидуса, сдох бы. Еретик чувствовал себя здесь столь же уверенно, как в родном храме. Левой рукой придерживаясь за стану галереи, упрямо продвигался непонятно куда. Оставалось надеяться, что он понимает, как следует себя вести в подобных местах.
Время от времени мы падали, спотыкаясь или цепляясь цепями за различные препятствия. На дне часто встречались камни и неидентифицируемые предметы; на поверхности коряги, какие-то трухлявые доски, плавучие островки из веток и разного хлама. Один раз наткнулись на что-то, похожее на труп. Надеюсь, тело было звериным – освещения от факела недостаточно для уверенного определения.
Человек привыкает ко всему, вот и я быстро перестал обращать внимание на нестерпимую вонь. Но организм не обманешь: дышать становилось все труднее, а ноги подкашивались. Кислорода здесь и впрямь маловато: галерея глухая, без отдушин.
– Конфидус – если мы здесь надолго задержимся, то не выберемся. Дышать нечем. Задохнемся.
– Знаю, Дан, знаю. Иду по течению – куда-нибудь да выведет. Слабое оно, но есть. Может наверху выходы и пропускаем, да только ночь темная – не видно света нигде. Потерпите – обязательно выберемся.
Дыхание сперло так, что в ушах начало звенеть. Факел продолжал тлеть, но света его я уже не различал. Все – до крайности дохожу, а выхода все не видно. Эта канализация бесконечна. Зря я назвал столицу маленьким городом – в маленьком городе не наберется жителей, чтобы столь грандиозно нагадить.
Епископ вдруг остановился, почти без всплеска погрузился в вонючую жижу. У меня хватило сил догадаться, что он вырубился – на миг даже возгордился: я, измученный до последней стадии, все еще держусь на ногах, а он отрубился. Затем приступил к спасательной операции – бросил бесполезный факел, нащупал на дне тело спутника, поднял, потащил за собой.
Куда идти, непонятно, но зато понятно, что долго это не продолжится – сам на грани обморока, да и лишний груз не в помощь. Бросить епископа? Ну уж нет – помирать, так вместе.
В моей ситуации вроде бы положено направляться на юг под гимн беглых урок "По тундре, по железной дороге, где мчится курьерский "Воркута-Ленинград. Мы бежали с тобою, от проклятой погони…", но знать не знаю где в этой клоаке юг, да и слова песни наверняка перевру безбожно. И вообще не до песен, если откровенно…
Все, сейчас и сам упаду – сил больше нет…
Вот теперь точно спою…
Хриплю из отчаянного упрямства: пусть вокруг меня не наблюдается морских волн, но, раз уж деваться некуда, погибать надо подобно "Варягу". И пусть я не пустил ко дну ни одного "японца", пусть сгорят последние крохи кислорода в легких, но останусь под флагом:
…Мы теперь на свободе,
О которой мечтали,
О которой так много
В лагерях говорят.
Перед нами раскрыты
Необъятные дали …
На последней строке не удержался, упал в смрадную жижу, с трудом приподнялся, и встрепенулся, ощутив на мокром лице холодящий ветерок. Не сказать чтобы он принес ароматы цветущей сирени, но обнадежило дважды: во-первых – это явный признак связи с поверхностью; во-вторых – свидетельство бокового хода. Пока что галерея шла прямо, без ответвлений. Хотя в последнем не уверен – в этом мраке и смраде можно слона не заметить.
Идти дальше или свернуть? Сквозняк… ветерок… обнадеживает.
Свернул.
Новая галерея была узкой – я то и дело задевал правым боком за стену, а слева постоянно цеплялось тело епископа. Надеюсь, он еще жив. Почему сам на ногах до сих пор, старался не думать – бонусам в такой ситуации надо радоваться без анализа.
Очередное препятствие – споткнувшись, едва не упал. Нет – это не камень, и не коряга: похоже на начало лестницы. Шаг за шагом… вверх… через силу… через "не могу".
Призрачный свет впереди – звездное небо. Последние шаги – выбираюсь на поверхность. Какие-то тележки, бочки, стены вокруг. Похоже на хозяйственный двор. Людей нет, и это к лучшему – нам свидетели вообще ни к чему.
Осторожно уложив тело епископа на землю, обессилено присел, привалился к тележному колесу.
Отдых – долгожданный отдых.
Глава 4. "Я мстю, и мстя моя страшна"
Так бы и валялся до утра, бездумно таращась в стену, но благостное ничегонеделанье разрушили. Епископ, на свежем воздухе быстро пришел в себя, и не стал предаваться праздности – заворочался, приподнялся, внимательно изучил окрестности, и лишь затем тихо сообщил:
– Дан – мы в ограде золотарей выбрались. Большая удача: сюда и днем люди не очень любят заглядывать, а ночью даже за большие деньги никто не зайдет. Стена вон городская в двух шагах, а за ней кладбище старое, где еще до нашествия тьмы хоронить начали… нехорошее место, не говоря уже о том, что вонь несусветная от всего этого хозяйства.
– Кому вонь, а мне фиалками пахнет…
– Вы правы: в сравнении с тем, что мы пережили под землей, и впрямь аромат райских цветов.
– Конфидус – вы, я так понимаю, хорошо знаете город, раз даже с владениями золотарей знакомы?
– Да, доводилось здесь службу нести, юнцом. Все, что вблизи стен, знаю прекрасно – хоть глаза завязывай.
– Расскажите тогда подробнее: что здесь и где.
– Вон стена новая – за ней то самое кладбище. За кладбищем старые валы, и не живет там никто. Рва там вывод – грязное место. На стене дозорных много, а на валах только патрули редкие. Вон там, дальше, квартал кожевников: вдоль стены тянется, а в другую сторону, тоже у стены, сыроварня раньше была, а сейчас не знаю что. Наверное, все равно сыроварня – в этом квартале все, что есть в городе вонючее, собрали в одну кучу. Дальше, уже к центру, три здания поднимаются – видите, два из них чернеют? То, что левое самое, тюрьма, откуда мы только что сбежали. За ней чуть дальше, церковная канцелярия с темницами в подвале – там вас и держали. Но отсюда ее не разглядеть. Тот дом, что посредине, исправительный – там ночуют бедолаги вроде осужденных недоимщиков. Днем их на работы отпускают, а на ночь запирают. Ну а крайний справа, самый высокий, это обитель ордена карающих – логово Хорька. Интересно: почему они выбрали для себя самое вонючее место в городе? Думаете, чтобы к тюрьмам поближе быть? А я вот не думаю – неспроста это. Хорьки, они, знаете ли, пахнут вовсе не фиалками – привычка сработала. Дан: я потерял молот и зубила. И клещи. Это плохо – через стену и без цепей нелегко перебраться. Думаю, лучше всего опять спуститься в траншею и найти ход к выводу в ров. Он где-то дальше должен быть. В таких ходах решетки ставятся, на выходах, но вряд ли за ними следят серьезно – думаю, прогнили они, годами в нечистотах вымокая. Разломаем с божьей помощью. Главное не задохнуться в этом смраде. Дан? Куда вы так уставились?
– Конфидус – я мысленно прикинул, где проходит основная галерея, из которой вас сюда вытащил. Если не ошибаюсь, мы пропустили ответвление, что вело вправо: ведь в исправительном доме тоже должны быть уборные? А за ним обитель карающих – следующий ход по правой стороне должен вывести к ней.
– Дан! Да вы о чем вообще думаете! Мы в цепях и на ногах еле стоим! В тюрьме переполох – нас вот-вот начнут искать! А может уже начали – вон, шум оттуда доносится! А вы… Дан! Да ведь там пожар!
Без интереса покосился в сторону продолговатой громады тюремного здания. И впрямь блики огня в паре окон сверкают, и шумят там все сильнее.
– Похоже, из-за нас пожар – от того факела, что на пол камеры упал.
– Дан – за поджог обычно в кипятке варят, а то и похуже чего придумывают.
– А за побег из колодок что дают?
– Лучше ночью про такое не вспоминать. Дан – бежать надо! За город! Есть у меня на западном перекрестке человек верный. Нет, не иридианин – в моем отряде воевал, пока руку не потерял. Собрали мы ему тогда денег, и трактир он придорожный открыл. Добро помнит – хороший человек. Поможет. Лишь бы не умер – лет пять о нем ничего не слыхивал. Только бы добраться… Дан – да прекратите вы на нору Хорька таращиться! О деле думайте!
– Конфидус – идите к своему товарищу один.
– А вы?!
– Объясните, как его найти – я догоню. Наверное…
– Да что вы задумали?!
– Я кое-что обещал Цавусу, и слово свое я держу. И Зеленого надо найти – Хорек должен про него знать. Так что придется к нему заглянуть.
– Да вы спятили! Да…
– Я все знаю! – резко перебил еретика. – И про цепи помню, и про усталость, и про кипяток и про погоню. Хотя про погоню загнул – вряд ли кто-то рискнет повторить наш путь. Конфидус: на инквизитора я еще могу махнуть рукой, а на Зеленого нет. Кто знает, где он, и что с ним. Он меня выручал не раз, и я его не брошу. Привязался к нему… Скажите лучше: у карающих хорошая охрана?
– Да зачем она им нужна?! Кто рискнет к ним лезть?! Ох я и глупец! О чем говорю! Дан – да вы будто на десять лет постарели! Еле дышите! Куда вам в драку лезть?! Потом найдете свою птицу – о себе подумайте!
– Вот когда найду, тогда и подумаю. Расскажите, как разыскать вашего трактирщика.
– Вот что с вами поделаешь… Не расскажу! Не отпущу я вас одного – вместе пойдем.