* * *
Едва только горы остались позади, потянулась скучная серая равнина. На ней росла трава, но такая неопределенная и бесцветная, что ее, почитай что, и не было вовсе. Во всяком случае, лошадь наотрез отказывалась ее щипать.
Кругом не было ничего. То есть вообще ничего. Ровное и пустое пространство. Прежде Авденаго никогда не подозревал о том, что, оказывается, способен страдать агорафобией. Собственно, он и сейчас не догадывался о том, что подобное явление существует и, более того, подробно описано в литературе. Он вообще не анализировал свое состояние. Он просто испытывал дикий, ничем не объяснимый ужас от того, что ползет, как насекомое по тарелке, по круглой равнине, и ни одна вертикаль не отделяет его, Авденаго, от смертоносного обрыва в Никуда, который отчетливо угадывается за линией горизонта.
"Вот когда до людей дошло, что земля-то на самом деле плоская, - думал Авденаго, пытаясь отвлечься от вполне конкретного страха абстрактными умопостроениями. - Когда увидели ЭТО. Рассуждая логически, с глобуса свалиться легче, чем с тарелки или там с блина, но увидеть глобус еще не удавалось никому, кроме космонавтов, которые и так с него уже свалились; а вот плоский блин - совсем другое дело".
Он сидел, скрестив ноги, на вытертой шкуре, расстеленной поверх кучи опилок. Каждый поворот колес заставлял телегу чуть-чуть подпрыгивать, а уж если она наезжала на какую-нибудь кочку, то Авденаго подскакивал - вместе с опилками - на высоту пары ладоней.
Все припасы и багаж были зарыты в опилках. Очень удобно, уверял Тахар. Старинное обыкновение троллей. Ни одна вещь наружу не торчит и не мешает сидеть или лежать, и в то же время все необходимое постоянно под рукой. Конечно, если закапывать с умом.
Конек шагал себе и шагал с равнодушным видом и даже ушами не двигал. Для него у Авденаго имелся при себе запас зерна: специальный кожаный мешок был прикопан вместе с другими припасами - водой в двух бурдюках, хлебными лепешками и связкой сушеных мясных полосок.
- Вот так обычно и путешествуют знатные тролли, - при окончательном прощании заверил Авденаго его гостеприимный хозяин. - В Комоти тебя встретят с почтением. Вот тогда ты и вспомнишь Тахара и его предусмотрительность!
Этиго, по приказанию Авденаго избавленный от цепей, но все в тех же лохмотьях (новой одежды для человека у троллей, разумеется, не нашлось), шагал рядом с коньком и иногда, когда уставал, хватался за жесткую сальную гриву животного, которое и ухом не вело - сохраняло похвальную невозмутимость.
В первый день Авденаго вообще не разговаривал со своим рабом. Того вполне устраивало это обстоятельство. Оба, и хозяин, и слуга, были чересчур переполнены впечатлениями, только Авденаго отдавался новым ощущениям простодушно, а Этиго затаил кое-какие мысли.
Вынужденный остановиться на ночлег на голой равнине, фактически посреди абсолютной пустоты, Авденаго долго не мог заснуть.
Сначала его худо-бедно отвлекали разные хозяйственные заботы: он покормил конька зерном, сунул Этиго кусок сушеного мяса на лепешке и позволил приложиться к бурдюку, после чего нарочито медленно поужинал сам.
Вот уж и все нехитрые вечерние дела переделаны… Пора оставаться один на один с равниной и небом. Странное ощущение. Как будто ты совершенно голый, а вокруг - сплошь враждебное окружение.
Конек, освобожденный от упряжи, отправился вольно бродить, но далеко от телеги не отходил - либо по-своему дорожил обществом других живых существ, либо попросту не видел смысла исследовать равнину, коль скоро съедобной травы на ней все равно не отыщешь.
- Я буду спать на телеге, а ты - под телегой, - обратился Авденаго к своему слуге.
Тот молча кивнул и полез под телегу.
Главная неприятность заключалась в том, что спать под телегой хотелось бы самому Авденаго. Чтобы имелась хоть какая-то крыша над головой. А вдруг, скажем, начнется дождь? Или, того хуже, - град?
Но было совершенно очевидно, что господину и практически троллю надлежит почивать со всеми возможными удобствами, в то время как человеку и практически рабу, напротив, следует валяться, подобно отбросам.
"И пусть еще кто-нибудь мне скажет, что быть хозяином предпочтительнее! - подумал Авденаго в большой досаде. - Обо всех заботься, за всех принимай решения, да еще не делай того, чего тебе хочется. Да, теперь я вполне понимаю Джурича Морана. Дурак я был, что пытался бунтовать. Радоваться надо было, что в рабстве уютно пригрелся, а не восстания планировать".
Он растянулся на телеге, заложил руки за голову, уставился в небо. Здесь оно казалось далеким и чужим - совершенно не похожим на то, что висело над городом. Количество звезд было просто устрашающим. Авденаго никогда не видел, чтобы их высыпало так много. Казалось бы, посреди подобного изобилия сияющих точек не должно оставаться места черноте; ан нет, абсолютная тьма ночного покрова выглядела такой же непререкаемой, как и рассыпчатый звездный свет.
"Никогда больше не буду накрывать жука стаканом, - подумал Авденаго. - Клянусь кишками Морана и левым глазом Черной Комоти!"
Ему показалось, что одна из звезд моргнула, словно бы там, наверху, услышали его мысленную клятву и приняли ее.
И тут из-за края горизонта медленно выползла луна. Она была гораздо больше той, которую давно забытый (и никому не интересный) школьник Миха Балашов видывал в стародавние времена, в далекой-далекой галактике. Помедлив, луна отцепила нижний край от горизонта и взмыла в небо.
И опять же, должно было бы поуменьшиться количество звезд, - ведь луна затмевает их своим ярким сиянием, - но звезд при ее появлении стало еще больше.
Авденаго смотрел на нее и думал о своем одиночестве.
Сон не шел. Одна горькая и бессвязная мысль сменяла другую в бедной голове Авденаго, и он даже не пытался упорядочить их. Он знал, что все эти раздумья абсолютно бессмысленны, но бороться с ними не имел никаких сил. И они как будто нарочно глумились над ним.
"Тебя скоро раскусят. И в переносном смысле - что ты не тролль, - и в прямом. То есть пополам. Как там зовут этого, с клыками, который имеет обыкновение хрустеть черепами врагов?"
"Моран - негодяй".
"Я не должен дурно думать о Моране. Звезды все слышат".
"Звезды бездушны".
"Тролли бездушны… Есть ли душа у троллей? Или только у людей? И куда попадают тролли после смерти? А куда я сам попаду после смерти? Уж явно не в этот рай, где все с арфами и в белом…"
"У меня высокие мысли. Николай Иванович говорил. Размышления о смерти возвышают, все дела".
"Я боюсь".
"Я завис в пустоте. Я и телега".
"Карета".
"Неважно. Я в пустоте".
Последнее было не столько мыслью, сколько ощущением, от которого то и дело ухало в животе.
Спустя некоторое время синеватые тени прошлись по светилам, и над горизонтом, левее того места, откуда выходила первая луна, показалась вторая. Она была синяя - и куда меньше по размерам.
"Точно. Две луны. Тахар упоминал, что здесь две луны. Но это не может быть другая планета… Другой мир - возможно. А Серая Граница - место перехода…"
Ночь вдруг сделалась особенно красивой. Синий свет придал ей интимности, уюта. И Авденаго, наконец-то успокоившись и расслабившись, заснул.
Он пробудился незадолго до рассвета и в первый миг не мог понять, что именно вырвало его из сладких объятий забвения. Какое-то незаметное движение, едва уловимая угроза, таившаяся в воздухе…
Авденаго открыл глаза и увидел нависающую над ним фигуру. Луны уже покинули небо, но и слабого предрассветного свечения хватило, чтобы разглядеть нож, занесенный над горлом лежащего. Авденаго перекатился на телеге и рухнул на землю. Нож вонзился в то самое место, где мгновение назад находился спящий. Резко ударившись спиной о твердую почву, Авденаго ощутил, как остатки сонливости покинули его. Теперь он бодрствовал вполне и совершенно.
Авденаго приподнялся на коленях и выглянул из-за края телеги.
Бородатый, всклокоченный, Этиго торопливо высвобождал нож, утонувший в опилках.
"Мятеж", - подумал Авденаго.
Он бросился на живот, прополз под телегой и впился зубами в босые ноги Этиго. Тот завопил и выронил оружие. Лезвие блеснуло в несуществующем свете еще не наступившего утра. Авденаго стремительно схватил упавший нож - и тотчас же увидел прямо перед своим лицом бешено выпученный глаз Этиго: раб наклонился, чтобы заглянуть под телегу.
Не раздумывая, Авденаго наугад махнул ножом и разрезал щеку напавшего.
Затем, извиваясь быстро и с неожиданной сноровкой, выбрался на волю и вскочил на ноги.
Его и Этиго разделяла телега. Серое небо без звезд слепо наблюдало за ними. Когда ночь закончилась, там, наверху, сделалось так же пустынно и скучно, как и здесь, внизу.
- Слушай, - сказал Авденаго своему рабу, - я ведь сейчас тебя убью, и мне за это ничего не будет.
Этиго не отвечал. Глаза его блуждали, дыхание шумно вырывалось из раскрытого рта, кровь сползала по щеке и пропитывала бороду.
Авденаго опустил руку с ножом.
- Ты хотел зарезать меня спящего, - проговорил он. Его затрясло, и он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы унять стук зубов. - Проклятье, Этиго! Ты хотел зарезать меня спящего!
Он посмотрел на нож, на свою руку и снова перевел взгляд на человека, стоявшего по другую сторону телеги.
Этиго наконец-то подал голос.
- Да, - хрипло ответил он.
- Почему?
- Чтобы тебя не было, - прозвучал искренний ответ. И Этиго пожал плечами.
Это равнодушие к судьбе Авденаго - подумать только, самого Авденаго! - просто сводило с ума.
- Да что с тобой! - закричал Авденаго. Безнадежность ситуации казалась ему мучительной. - Зачем тебе это - чтобы меня не было?
Этиго вдруг негромко рассмеялся и уселся на телегу, свесив ноги. Он сидел спиной к человеку с ножом, покачивал ногами и посмеивался, а кругом тихонько шевелился блеклый, обреченный на скорое исчезновение туман. Авденаго дико смотрел ему в затылок.
В первое мгновение Авденаго показалось, что вот сейчас-то и следует вонзить нож между торчащих лопаток врага и покончить со всей этой ерундой, а минуту спустя ему вдруг захотелось умереть самому, такая страшная тоска накатила. Несколько минут Авденаго сотрясали противоречивые намерения. Его даже в жар кинуло, хотя утро наступило довольно прохладное.
Наконец Авденаго просто забрался на телегу и устроился рядом с Этиго. Руку с ножом он держал на коленях и все время смотрел на лезвие, как будто хотел разглядеть там свое отражение.
- Ну так зачем ты хотел меня убить? - спросил он до странного спокойно.
Теперь пустота установилась не только в мире вокруг него, но и в самой душе Авденаго. Как будто все было кончено, и нечего было больше желать, нечего опасаться. Можно просто подвести итоги и раствориться в блаженном небытии.
Этиго даже не пошевелился. Ответил так же спокойно и просто:
- Ты - хозяин, а кругом сейчас никого нет. Если я от тебя избавлюсь, то возьму телегу с припасами и лошадь и за несколько дней доберусь до Серой Границы. А там, глядишь, и к своим вернусь.
- Кто они такие - эти твои "свои"? - удивился Авденаго.
Этиго покосился на него с усмешкой:
- По-твоему, у меня никого в целом мире нет?
Авденаго пожал плечами:
- Не знаю. Не задумывался. О чем угодно, наверное, уже задумывался, хотя бы по одному разу, но только не об этом. Не о том, что у тебя могут быть какие-то "свои"… У меня - так точно никого. Ни в этом мире, ни в каком-нибудь другом.
- Да, тяжело тебе, - согласился Этиго. - Не позавидуешь. А все-таки ты не спешишь расстаться с жизнью. Вот и сейчас - не захотел же ты, чтобы я избавил тебя от страданий.
И покосился на нож, который Авденаго до сих пор сжимал в пальцах.
- Предпочитаю страдать, - кратко ответил Авденаго.
- Почему? - Этиго не издевался. Просто поддерживал беседу. Старался - насколько позволяла ситуация - быть вежливым.
- Я - выкормыш Морана, - объяснил Авденаго. - Моран отлично воспитывает вкус к страданию.
- А что ты называешь страданием? Когда что-то болит? Или когда рядом нет близких людей?
- Вообще всю жизнь, целиком. - Авденаго вздохнул. - Страдание - нечто, что невозможно поставить под сомнение. Ты или страдаешь, или нет. Оно реально. - Авденаго пришел к этому выводу самостоятельно и втайне гордился им.
Этиго опять долго молчал. Потом сказал:
- Смотри: вот я - человек. Тролли сожгли нашу деревню. Кто был с оружием в руках - тех забрали, остальных убили. Наверное, кто-нибудь сумел спрятаться или убежать, не знаю. Я был с оружием, меня забрали.
- Более или менее понятно, - кивнул Авденаго. - Раз ты был с оружием, значит, у тебя есть сила и терпение. Поэтому ты годился для работы. Хватило на восемь лун. А если бы не я, то, возможно, и на больший срок.
- Точно. Хватило, - кивнул Этиго. - Но теперь я хочу вернуться. Назад, к людям. Понимаешь? Я не хочу больше оставаться с троллями. Я не хочу больше оставаться в рабстве. Ты меня понимаешь?
- Нет, - откликнулся Авденаго. - Я тебя вообще не понимаю. Одни вещи, которые ты говоришь, - понимаю, а другие - совершенно нет. Как будто ты все время переходишь со знакомого языка на какой-то японский. Ты же сам только что рассказывал, что вашу деревню сожгли. Куда же ты вернешься? К мертвецам? Нет, тебе некуда возвращаться!
- Я ведь могу прийти к людям, - ответил Этиго. - К любым людям. Просто к людям. Ты, должно быть, совсем забыл, каковы люди и каковы эльфы!
- Ну уж нет, каковы люди - такое при всем желании не забудешь, - проворчал Авденаго. - Подговорят тебя разгромить ларек у чурок, а сами - в кусты… Скрывайся, где хочешь, если не хочешь в тюрьме сидеть, и пусть Моран Джурич тобой помыкает.
- Тобой помыкал Моран, а теперь ты помыкаешь мной, - заметил Этиго.
- Ты, конечно, предпочел бы возить тачку и таскать на ногах осклизлые цепи, - поморщился Авденаго.
Этиго пожал плечами.
- Как вышло, так и вышло.
- Да уж, заметил, - буркнул Авденаго. - Отвратительно вышло, не находишь?
- Для кого как.
Авденаго покосился на сидящего рядом человека.
- Ты при каждой удобной возможности будешь пытаться меня зарезать?
- Не знаю, - честно признался Этиго. - Это уж как выйдет.
- Отвратительно может выйти.
- Для кого как.
- Послушай, Этиго, ты мне вообще не благодарен? - не выдержал Авденаго. - Ни чуточки?
- Благодарен? - Теперь Этиго выглядел по-настоящему удивленным. - За что?
- Все-таки я вытащил тебя из этого… жуткого места, - напомнил Авденаго.
- Ты? Я думал, это Тахар меня отпустил.
- Тахар отпустил тебя по моей просьбе.
- Это была случайность, - сказал Этиго. - Ты мог выбрать любого другого. Я просто подвернулся.
- Для тебя-то эта случайность все равно счастливая, - настаивал Авденаго.
- Не уверен. Невелико счастье - прислуживать троллиному прислужнику. Разве что мне все-таки удастся тебя зарезать.
- Ты похож на маньяка, - сказал Авденаго.
- На кого? - удивился Этиго.
"Ага, проняло", - подумал Авденаго и повторил:
- На такого сумасшедшего человека, у которого в голове только одна мысль: как бы кого-нибудь прибить.
- Не кого-нибудь, а тебя.
- Слушай, но за что?
- Ты - хозяин. Я не хочу, чтобы у меня был хозяин. Если я имеете с тобой приеду в Комоти, ты навсегда останешься моим хозяином.
- Но я не могу приехать в Комоти один, - едва ли не взмолился Авденаго. - Иначе никто не поверит в то, что я - важная персона.
- А ты - важная персона?
- Не важно, важная или нет. Главное - чтобы они поверили.
- Кто - "они"?
- Тролли.
- Ты разве не тролль?
- Понятия не имею, - сознался Авденаго.
- "Авденаго" - троллиное имя, - заметил Этиго. - А ты, вроде бы, все-таки не тролль.
- Диего, - Авденаго и сам не знал, почему он это произнес. II прибавил в виде пояснения: - Тоже заканчивается на "-го". Довольно людоедски звучит, не находишь?
- Диего? - забеспокоился Этиго. - Кто это?
- Понятия не имею… Какой-нибудь одинокий тролль.
- Так ты все-таки не тролль? - С крестьянской настойчивостью Этиго вернулся к прежней теме.
- Говорят же тебе, точных данных на сей счет не имеется… В любом случае, кем бы я ни был, для них я должен стать совершенно своим.
- Зачем тебе это? - в который раз уже удивился Этиго. - Если ты человек, давай вместе перейдем границу и отправимся к людям.
Авденаго решительно помотал головой.
- Исключено.
- Почему?
- Люди мне неприятны.
- А тролли тебе приятны?
- Тролли мне близки. А люди - нет. Не приятны и не близки. Но хуже всего - твоя борода.
Они больше не разговаривали. Сидели бок о бок на телеге, окруженные смутной, тревожной неопределенностью наступающего утра. В руке у Авденаго по-прежнему мерцал нож, но Этиго совершенно не боялся его. Авденаго же временами ощущал, как наплывает на него дикая печаль. С приближением солнечного света эта печаль становилась все слабее, а наскоки ее делались короче и в конце концов прекратились вовсе.
Солнце взошло.