- Я хочу понять, свой ли вопрос вы задаете воде. Иначе я не получу ответа. Так почему вы ищете? - Он бросал слова, как камни в воду, больше занятый проклятым ожерельем, что дергалось все сильнее.
- Хочу поглядеть, чья во мне кровь. Чью жизнь я продолжаю… Мой отчим, он замечательный человек. Но своих детей не имел. Меня растил. Чужого ребенка. И я хочу знать, кто так легко на меня наплевал… Кто… погляжу, что за гусь.
Роману показалось, что она скорее изображает злость, чем испытывает ее на самом деле. Будто кто-то научил ее, что в таких случаях надо злиться.
- А потом, когда посмотрите?
- Потом не знаю. Но мне так долго лгали, что я обязательно должна найти того, настоящего.
- Так вы не знали, что вас воспитывает отчим? - Водная нить перестала дергаться наконец, Роман разжал пальцы и принял более естественную позу. Спина, однако, продолжала ныть.
- Не знала. И отчим не знал. Мамаша ему втюхала, что я его родная дочь, только родилась семимесячной. Три с половиной килограмма - семимесячная! - Лиза презрительно фыркнула, давая понять, что за наивный человек ее отчим. - Папа (приемный папа, разумеется) всю жизнь пахал - маму и меня обеспечивал. И мама ему больше не рожала детей, аборты делала. Десять абортов. А я одна живая. Дом - полная чаша, дача, машина. Я случайно про то, что отец неродной, узнала… Уже когда отчим умер. Разбирала документы и нашла свою медкарту. А там указано, что я родилась три с половиной килограмма. У меня у самой сын, я-то знаю, что семимесячные не бывают такого веса. Я мамашу приперла, она вертелась ужом, отнекивалась… А потом и сказала: что папа на самом деле не отец мне, что другой изобразил. А имени так и не сказала. Я с вопросами, а она молчать, зубы стиснула и молчит, глядит в сторону. Это она умеет, молчать. Она днями может молчать. Ходит и молчит… и молчит… - Гостья все больше распалялась. - Так вот, я хочу знать: кто я, откуда, почему меня бросили? Знать правду. Разве я не имею на это право? Разве каждый не должен знать, кто он и откуда, а?
Роман поднялся, снял с комода два серебряных подсвечника. Свечи были неимоверно высокие. Роман смочил пальцы в воде, прежде чем взяться за коробок спичек. Никогда еще он не занимался дедовым ремеслом. Но вот сподобился. Решился.
А вдруг вода не ответит?..
"Тогда дед вернется и все исправит", - обнадежил себя Роман.
Колдун зажег свечи и поставил их подле тарелки. Потом наполнил тарелку водой. Огоньки свечей потрескивали. Ожерелье вновь дернулось, и водная нить врезалась в кожу, как будто намеривалась задушить колдуна за его непомерную дерзость. Как он смел колдовать с разлаженной водной нитью? Какой рассчитывал получить ответ? Как отличит он ложь от правды? Но Роман не желал отступать.
Он взял Лизу за руку (тут же дрожь пробежала по его телу и передалась ей), опустил ладонь на поверхность воды. Ее пальцы подрагивали, и вода волновалась. Нехорошо. Но Роман не знал, как это исправить. И потому решил не замечать.
- Думайте о том, кого ищите. Не где, не как, просто думайте… Образ… отца… безликий… ни о ком конкретно… думайте: он существует… вот он… Мой отец.
Лиза приоткрыла рот. Кажется, она хотела спросить.
- Ничего не говорите. Ничего! - предупредил Роман спешно.
Комната деревенского дома вдруг исчезла. И женщина в норковой шапочке - тоже.
Роман очутился в городской квартире. Какая-то комната. Запущенная. Грязная. Старые шкафы, между ними ширма, тахта продавленная, стол без скатерти или клеенки. Вокруг стола трое. Лампочка на длинном шнуре с осколком абажура, от чего на потолке и стенах причудливые пятна света и тени. Какой-то мужик в клетчатой рубашке, которая ему и коротка, и узка, разливал по стаканам темную жидкость.
- Не портвешок это, Коль, правда, не портвешок, - уныло бубнил сидящий за столом человек с синей линялой футболке и поправлял очки на седловине огромного лилового носа. - Где ж ты эту гадость достал только.
- Ты что ж, пить не будешь? - угрожающе рыкнул мужчина в клетчатой майке.
- Это почему же не буду? Буду. Но только это не портвешок. И вообще, водку что ли нельзя было достать?
- У тебя талоны есть? - надвинулся на очкарика мужик в красной рубашке.
- Кончились уже.
- Вот и у меня кончились. Так что завянь.
- Марку не наливать, - хмыкнул третий, сидящий напротив очкарика коротышка с плоским лицом.
- Как это не наливать? Почему?.. - обиделся Марк.
- А потому что падла… Вот почему. На рожу твою поглядишь, и сразу поймешь, что падла. Точно падла. Я правильно говорю? Правильно. И вообще бы я тебя, сволочь стрельнул.
Марк поднялся и ударил сидящего напротив коротышку в челюсть. То есть сам бы он никогда и ни за что не осмелился. Разговор хоть и обидный, но уже привычный, слово в слово, изо дня в день. Но Роман не стерпел. Так ему захотелось коротышку ударом в челюсть угостить.
Тот опрокинулся со стула, головой сшиб древнюю этажерку, на пол посыпались какие-то пузырьки, картонные коробочки, старые газеты и книги.
- О..л, Марк? - искренне удивился мужик в красной рубахе. - Точняк, о…л. Да мы же тебя из милости в свою компанию зовем.
- Ах, из милости! Так и я тебе милость окажу!
Роман уже смотрел на типа в красной рубахе глазами Марка. И давнее желание угостить этого типа хорошим пинком в пах слилось с озорным колдовским:
- А ну-ка!..
Разливальщик в красной рубахе согнулся пополам.
- Ну как тебе милость? - захохотал Марк.
Но тут последовал удар в спину. Это коротышка очухался. Роман его не видел. Удар пришелся по почкам. Боль пронзила тело. Еще удар… Перед глазами поплыло. Мужик в красной рубахе поднялся. Марка сбили с ног, удары посыпались один за другим… И тут Роман (сейчас с Марком он был одно) ухватил ногу, что только что в очередной раз нанесла удар и мысленно ударил в ответ. Ударил не физически - колдовски. Изгнание воды из тела! Он (Роман, и Марк одновременно) ничего почти не видел: кровь из рассеченной брови заливала глаза. Но почувствовал, как судорога скрутила коротышку, и невольно отдернул руку, ощущая, как ударил из чужого тела теплый, почти горячий пар. Роман слышал, как коротышка вопил от ужаса. И мужик в красной рубашке тоже вопил… И кинулся к двери…
- Класс! Класс! - выкрикивал Роман, чувствуя, как внешняя сила разъединяет его и Марка.
* * *
- Ну же… Вода-царица! Зачем ты это сделал! Идиот! - Если дед Севастьян так ругается, то он очень зол. - Ну же! Возвращайся! Я кому говорю! Возвращайся! Разве можно пропускать видение через себя? Сдохнешь дурак, сдохнешь!
Роман открыл глаза. Он лежал на полу. Потолок заслонял от него дед.
- Я его нашел? Так ведь?..
- Кого?
- Ну… отца Елизаветы, она просила…
- Нашел, точно нашел, раз тебя так скрутило.
Лиза, как ни странно, никуда не ушла. Когда Роман поднялся, то увидел: она сидит за столом, попрежнему в пальто и шапке, только пальто расстегнула на груди. Кажется, ее даже не слишком даже напугало то, что творилось с Романом. Она смотрела на колдуна с любопытством и усмехалась. Демонстративно. "Зря, - говорили ее взгляд и усмешка, - зря ты устроил этот спектакль, я все равно не верю, что ты видел там на дне, в блюдце человека за десятки а может и сотни километров отсюда".
- Я нашел его. - Роман заметил перемену в Лизе, но не успел осознать. Он думал лишь о том, что ему удалось с первой попытки такое устроить, что и деду никогда не удавалось - вступить в прямой контакт! Хмельной восторг переполнял молодого колдуна. Где уж ему обращать внимание на чужие насмешки! - Теперь надо слить воду в бутылку и мы поедем его искать. И найдем…
- Так просто? И ты поедешь со мной? - уточнила Лиза. Она говорила ему "ты", как говорят работяге.
- Именно.
- И это вода приведет к моему отцу? - В ее голосе слышалась теперь уже нескрываемая издевка. Вот парадокс: явилась к колдуну за помощью, не веря в колдовство.
Роман постарался подавить раздражение и лишь сухо сказал:
- Да.
- И много я тебе должна за такую работу? А? Наверное, уйму денег. Ты ведь едва не скончался в муках прямо тут на полу.
Он в самом деле едва не умер.
- Не слишком много. - Роман назвал сумму. Получалось что-то около трех долларов.
- Ну ты и наглец!
Она поднялась, открыла сумочку, отсчитала купюры. Демонстративно. Давая понять, что платит лишь за спектакль. Да еще за свою нелепую веру. Роман не знал, как ее убедить.
- А разве вы не видели его… То есть отца?
- Где? Где я должна его была увидеть? Где? - Она демонстративно задрала скатерть на столе. - Там что ли?.. Папа выходи… ау…
- В тарелке. Вода отвердела на миг. И вы должны были видеть его.
- Как в телике, что ли? - Лиза ненатурально засмеялась. - И который из трех мой? - И тут же закусила губу, сообразив, что проговорилась. Трое… Там в комнате были трое.
Она рванулась к двери. Но дед успел загородить дверь.
- Погоди. Куда так торопиться? Мы же не все еще выяснили.
- Что вам нужно? - Лиза затравлено оглянулась. Вся ее дерзость мгновенно улетучилась.
- К примеру, милая, хотелось бы знать, как вашу матушку в девичестве звали, - сказал дед Севастьян.
- Вам-то зачем?
- Ну, может быть… мы встретим вашего отца?
- Не хочу я такого отца! Ясно?
Она оттолкнула Севастьяна в сторону, и тот не сопротивлялся, отступил, Лиза выскочила в сени. Покатилось там что-то, загрохотало, не иначе ведро с водой опрокинула гостья. Что, если она двумя ногами в лужу на полу встала? Где ее тогда искать?
- Ты воду в ведре не заговаривал? - спросил Роман. - А то она из нашего дома выскочит прямиком на берег Онежского озера. Впрочем, хорошо, если там. Может и на берегу Белого моря очутиться.
- Не успел заговорить, - признался дед. - Но все равно хорошо, что она ножкой в лужу вступила. Любой след, оставленный на воде, ценен.
И дед отправился в сени - собирать пролитую воду.
Роман опустился на шаткий венский стул, подпер голову руками. Обидно ей сделалось до чертиков, вот в чем дело! Наверняка эта Лиза думала: ну, пусть бросил, бежал… Но ведь наверняка принц… ну не принц конечно, а ученый с мировым именем или писатель известный. Или актер. Иного и быть не может. В другого мама влюбиться не могла. А тут алкаш непутевый. Какое унижение! Какая подлость!
"Не смейте мне говорить, что этот алкаш с сизым носом меня зачал!" - Роман почти слышал Лизин выкрик.
Дед вернулся, держа бутыль с мутноватой водой под мышкой.
- Ты вот что мне скажи… Ты сегодня же кинешься искать этого самого папашу или до утра погодишь? - поинтересовался дед.
- Могу и до утра подождать. Но лучше сегодня.
- Что, так не терпится проверить, прав ты оказался или нет?
- Ты со мной?
- Придется. Куда я тебя одного хворого отпущу? А?
У Романа запрыгали губы. Он хотел что-то сказать, но не мог - лишь молча обнял деда, попытался сжать руки изо всей силы. Но сил-то у него почти не было. Хворь проклятая все силы отняла.
* * *
Они выехали вечером. На автобусе до Темногорска. Потом на поезде. Вода, слитая из тарелки в бутыль, вела их к неизвестному человеку, в город, названия которого они не знали, к человеку, которого никогда не видели. Это походило на игру "тепло" и "холодно". В одиночку Роман бы сбился с пути. Но дед находил дорогу безошибочно. С собой у Севастьяна было несколько канистр с пустосвятовской водой. По мере того, как они удалялись от дома, запас воды таял, хотя дед расходовал припас экономно.
- Теперь все своих отцов ищут, прошлое собирают, прах держат в горсти, - ворчал Севастьян. - Слишком много потеряно. Так много, что сил никаких нет представить, сколько. Ощущение пустоты позади себя. Вот и пытаются восстановить хоть что-то. Но чаще придумывают. Потому что от многих ничего не осталось. Совершенно ничего. Еще долго Федоровской теорией будут бредить, и так ее выворачивать, и этак…
- Федоровская теория?
- Ну я ж тебе говорил. Философ такой. Незаконнорожденный сам. Все хотел отца своего воскресить. И все разрабатывал теорию, как отцов своих сыновья будут воскрешать.
- Зачем? - спросил Роман. - Что это даст?
- Не знаю. Может быть, чтобы спросить, как это они умудрились такую сволочную жизнь своим детям устроить?
Роман задумался.
- Для Лизы тоже вроде как воскрешение произошло. Человек, которого она считала отцом много лет, умер. И вдруг оказалось, что ее настоящий отец жив. А ты… расскажи про своего отца.
- Я же говорил не раз: ничего почти не помню. Знаю только, что он сказочно был богат. Вернее, матушка была богата. Отец за границу ездил, тысячи проигрывал, миллионы. Возвращался без копейки, а матушка кричала: "Можешь хоть миллион спустить! Все равно проиграться не сможешь!"
- Проигрывался? В карты?
- И в карты тоже. Но больше на рулетке. В Монте-Карло.
- А ты играл когда-нибудь на рулетке? - спросил Роман.
- Нет, конечно. Я эту рулетку только в кино и видел.
- Жаль.
- Это почему же?
- А вдруг ты бы выиграл?
* * *
Они отыскали этого человека в Питере на другой день после колдовского сеанса. Остановились перед дверью коммуналки. Четыре звонка. Подле каждого уродливая бирка. На нижней значилось "Ладушкин М."
Дед Севастьян надавил кнопку последнего звонка и прислушивался, как медленно приближаются шаги.
Дверь распахнулась. Мужик в синей футболке с огромнейшим фингалом под глазом и рассеченной бровью глядел на гостей не слишком дружелюбно:
- Чего надобно-то? - Очки сегодня у него были другие: старомодная оправа толстая оправа, одно стекло треснуло.
"Прежние, видимо, разбили", - догадался Роман.
- Поговорить, - отвечал Севастьян.
- А… - протянул Марк и потянул на себя дверь, пытаясь закрыть, но дед Севастьян оказался проворнее, успел протиснуться в щель и уперся плечом в косяк.
Тогда Марк кинулся бежать. Дед настиг его в углу, там, где коридор, ломаясь, делал поворот на девяносто градусов.
- Я же объяснял… Говорил… не знаю… так вышло… не знаю… - бормотал Марк, прикрывая голову руками и ожидая, что его будут бить. Очки сползли набок.
- Выпить хочешь? - спросил дед ласково.
- Что?.. - Марк изумленно глянул из-под руки.
- Пить, спрашиваю, будешь? - повторил вопрос дед. - Как раз на троих.
- А что у вас? Водка?
- Ага…
- "Столичная"? - спросил Марк с надеждой и поправил очки.
- Она, родимая.
- А не шутишь?
- Чего шутить-то. Стар я для шуток, парень. Отшутил свое. Разве внучок пошутит иногда.
Сообщение, что внучок может пошутить, Марка не успокоило: Роман явно не внушал ему доверия. Однако Севастьян улыбался доброжелательно.
- Да я вас не знаю… - Марк был в данный момент трезв, и потому относился к предложению незнакомых людей с подозрением. Однако, понять в чем подвох, не мог. - У вас, что, кроме меня, и выпить не с кем?
- Точно. Как в воду глядел! - поддакнул дед.
Марк поднялся, попытался принять вид самый что ни на есть независимый, одернул линялую футболку на дрожащем, как кисель, животе и повел гостей к себе.
Неведомо, как он выглядел тридцать лет назад, но сейчас перед колдунами был спившийся беззубый старик с губчатым носом и лиловыми обвисшими щеками. Комната была та самая, что видел Роман во время колдовского сеанса. Наяву конура выглядела еще более грязной и убогой.
- Родька-то в больнице лежит, - сообщил Марк. - Из-за той отравы, что мы пили, у него обезвоживание.
Роман хотел сказать, что обезвоживание у коротышки Родьки вовсе не из-за мерзкого портвейна, но придержал язык.
- Где тут у вас вода имеется? - делово спросил дед. - На запивку набрать?
- А это сейчас… это пожалуйста, - засуетился Марк. - Можно на кухне. Или в ванной.
Хозяин пошел показывать.
Роман огляделся. Обстановка все же выдавала человека с интересами: много книг, и технических, и по истории, расставленных повсюду: на полках, на буфете и прямо на полу не меньше сотни были свалены грудой. Имелась и пишущая машинка, вполне приличная, видимо, не нашелся пока покупатель. Черно-белый телевизор задвинут в угол, давно сломался и предназначался на выброс, теперь на нем грудой лежали журналы. Роман распознал издалека серо-голубые книжечки "Нового мира". При всем своем питейном настоящем Марк все же где-то выкроил денег, чтоб подписаться на журнал. Однако, судя по всему, новые времена его не окрылили.
Вскоре Севастьян вернулся с двумя литровыми бутылками. В одной и правда была вода, а в другой… Другую дед успел заговорить.
- Давай стаканы, - приказал Севастьян Марку.
Хозяин мгновенно выставил три стакана.
"Запойный тип, - решил Роман, - ему лечиться надо, а воли не хватает… Воли… той, что тебе приказывает и в спину толкает. Или той, что дает простор душе… окрыляет… Какой же ему воли не хватает?"
Дед наполнил тем временем стаканы до краев.
- Что это? - спросил Марк, принюхиваясь. - "Столичная"? А почему без этикетки?
- Пей, пей, неужто тебе этикетка для такого дела требуется? - подивился дед.
- С этикеткой, оно, конечно, лучше, - закапризничал Марк.
Однако стакан взял. Дед выставил закусь: рыба в масле (по тем дефицитным временам сорта рыбы уже не различались), да буханку хлеба вмиг искромсал на тончайшие, ажурные ломтики.
Марк опрокинул свой стакан залпом. На миг дыхание прервалось. Потом куснул хлеба с тощей рыбешкой. Крякнул.
- Хорошо взяло. А внучку-то пить можно? Парень молодой совсем. А руки вон как дрожат. Небось постоянно употребляет. - вздохнул Марк. - Что из него к моим годам будет?
- Это не от водки, - сказал Севастьян, по второй наполняя стаканы. - Это он из автомата стрельнул неудачно.
- Ранили его?
- Нет. Он сам стрелял. И чуть в тот миг с жизнью не распростился. Потому как автомат - стихия огненная, воде враждебная.
Марк не стал переспрашивать, решил, что дед от старости заговариваться начал.
- А от нашей водки ни у кого руки дрожать не могут. Потому как наша водка из воды, - продолжал наставлять Севастьян колдовским премудростям городского жителя.
- Из чего? - в этот раз Марк все же переспросил.
- Из воды. Под краном набрали только что.
Марк вновь оглядел гостей. Теперь они показались ему уже совершенно необычными. Вот старик примеру, у него рот полон белоснежных ровных зубов. И не похоже, что протезы. А внук, хоть и молодой, до какой-то смурной, будто с большого бодуна. И у парня на шее чудной амулет надет: вроде как плетенка из разноцветных косичек, а между косичками что-то поблескивает да посверкивает. И парень время от времени ожерелья своего касается и неслышное шепчет.
- Вы что, экстрасенсы? - спросил Марк, прикидывая, сможет ли он прорваться к двери. - Про экстрасенсов теперь много пишут. Не меньше, чем про репрессии. Так вы экстрасенсы. Точно?