Разбудил его шорох листьев. К нему подкрадывались двое троллей. Он вскочил, вооруженный лишь мечом, ибо надевать доспехи было некогда. Тролли напали. Клинок Скафлока раздробил щит первого и погрузился в его сердце; второй же тролль так спешил разделаться с чужаком, что с разбега напоролся на меч и умер, насаженный на острие, как кабан на вертел.
- Ребячья забава, - хмыкнул Скафлок. - Посмотрим, кто кого!
Около полудня он натолкнулся на пещеру, в которой спали несколько троллей. Он убил их и подкрепился их припасами. Его ничуть не тревожило, что он оставляет за собой гору трупов. Пускай преследуют!
На закате он достиг предгорий. Впереди возвышались во всей своей красе увенчанные снежными шапками пики. Шуршали в сумерках иголками сосны, далеко окрест разносилась песня водопадов. Как нелепо, мелькнула у него мысль, что это исполненное покоя и очарования место стало полем битвы. А разве менее нелепо, что он тут не с Фредой, а с погибельным клинком?
Что ж, так уж сложилось. А все-таки - как она там?
Копыта жеребца звонко застучали по леднику. Небо потемнело, на нем во множестве высыпали звезды. В свете почти полной луны очертания гор сделались какими-то размытыми, едва ли не призрачными. Вдруг Скафлок расслышал знакомый звук: где-то протрубил лур. Он немедля послал коня в галоп. Животное прыгало с утеса на утес, перелетало через мрачные пропасти, воздух свистел в ушах всадника, железные подковы высекали искры из камней.
Идет бой!
Хриплое пение тролльих рогов, крики воинов, лязг оружия… Кто-то выстрелил в Скафлока из лука, но промахнулся. Юноша припал к шее коня, проклиная затаившегося лучника.
Конь вынес его на гребень. Взору Скафлока открылось поле сражения. Люди не увидели бы на нем ничего примечательного: обыкновенная скала, на вершине которой кружатся снежные вихри. Но колдовским зрением Скафлок различил на горе высокие стены крепости, башни которой упирались в ночное небо. У подножия виднелись многочисленные шатры воинства троллей. Над самым большим из них развевался черный флаг, а над одной из башен крепости реяло знамя короля эльфов. Вожди сошлись в поединке.
Тролли штурмовали эльфийскую твердыню. Они копошились под стенами, лезли вверх по приставленным лестницам, били таранами в крепкие ворота, стреляли огненными шарами из баллист. Раздавались истошные вопли, рокотали барабаны, трубили рога; ледники покрывались сетью трещин и разламывались, с гор сходили сокрушительные лавины.
Эльфы пока отражали натиск - клинками, копьями, стрелами, кипящим маслом из котлов, но троллей, похоже, не смущали никакие потери. Они твердо вознамерились овладеть крепостью.
Скафлок обнажил меч. Тот зашипел по-змеиному; лунный свет посеребрил его лезвие.
- Хейя! - воскликнул юноша, пришпорил коня и помчался вниз по склону.
На краю широкой расщелины, что внезапно разверзлась перед ним, конь, - повинуясь посылу всадника, прыгнул - и взмыл в поднебесье, Скафлок с трудом удержался в седле.
Лагерь троллей был почти пуст. Скафлок натянул поводья, наклонился и выхватил из костра пылающую ветку. Шатры загорались один за другим, ветер раздувал грозное пламя. Скафлок поспешил к главным воротам крепости, облачась на скаку в доспехи.
Как и раньше, щит он взял в левую руку, меч - в правую, колени его сжимали бока коня. Тролли у ворот еще не успели опомниться, как он уже зарубил троих и столько же полегло под копытами жеребца.
Воины подступили к юноше. Его колдовской клинок сверкал, стонал и рычал, дробил шлемы, проникал сквозь кольчуги, погружался в холодную плоть. Скафлок косил троллей, словно спелую пшеницу.
Они мельтешили вокруг, бессильные против стали. Скафлок не чувствовал их ударов: такой силой напоил его меч.
Взмах - и покатилась с плеч голова, другой - и тролль повалился с лошади, хватаясь за распоротый живот. Пеший воин оцарапал Скафлоку руку копьем; привстав в стременах, юноша рассек его надвое. Ётунхеймский конь топтал тех, кто попадался ему на пути.
Потоки крови обагрили залитый лунным светом снег. Всюду, куда ни посмотри, лежали трупы. Всадник на черном жеребце вращал над головой смертоносным клинком.
Руби, меч, руби!
Тролли пришли в ужас. Скафлок закричал:
- Хей, Альвхейм! С нами вместе скачет Отец Побед! Сюда, эльфы, сюда!
Только сейчас тролли заметили, что лагерь их охвачен пламенем. Пожар в становище, конь из Ётунхейма, волшебный клинок, - да с кем же они бьются этой ночью?
По их рядам побежали испуганные шепотки.
- Один ополчился против нас… нет, у него два глаза, это Тор… это Локи, он вырвался из темницы, и конец мира близок… Это смертный, одержимый демоном… Это сама Смерть…
Протрубили луры, распахнулись крепостные ворота. Эльфы выехали на бой. Числом они уступали троллям, но в сердцах их возродилась надежда. Во главе отряда скакал на молочно-белом жеребце король. Поверх кольчуги на нем был темно-синий плащ, ветер развевал его седые волосы и бороду.
- Мы не чаяли увидеть тебя живым! - крикнул он Скафлоку.
- Так зрите же, - отозвался тот, в голосе его не было и следа былого благоговения. Ему ли трепетать? Ведь он говорил с мертвыми, плавал за край света и терять ему совсем нечего.
Глаза короля остановились на руническом клинке.
- Я знаю тебя, - пробормотал он, - но мне не ведомо, что ты сулишь Альвхейму.
Вздохнув, он воскликнул:
- Вперед, эльфы!
Его воины обрушились на троллей. Схватка была упорной и кровавой. Мечи и топоры вздымались и опускались, за стрелами и копьями не разглядеть было звезд, лошади топтали погибших и раненых.
- Хода, Тролльхейм! Ко мне, ко мне! - Иллреде выстроил своих бойцов клином. Королевский конь воинственно фыркал, топор Иллреде разил без промаха. Эльфы попятились. Лицо предводителя троллей искажено было гримасой ярости, косички бороды извиваюсь как живые, взгляд внушал суеверный страх.
Завидев его, Скафлок взвыл волком и поворотил жеребца. Размахивая мечом, он пробивался к Иллреде, круша троллей, как дровосек крушит молодые побеги.
- Ха! - взревел Иллреде. - Посторонитесь! Он мой!
Воины послушно расступились. Увидев рунический клинок, король вздрогнул и натянул поводья.
Скафлок рассмеялся.
- Ты угадал, судьба нашла тебя. Всех вас поглотит мрак, мерзкие твари!
- Не одни лишь тролли виновны в том, что в мире царит зло, - тихо возразил Иллреде. - Сдается мне, твое злодеяние не сравнить с моими. Ты выковал заново проклятый меч, на что не решился бы никто из троллей.
- Не посмел бы! - усмехнулся Скафлок.
Иллреде сражался мужественно. Его топор нанес рану етунхеймскому коню, тот поднялся на дыбы, Скафлок вцепился ему в гриву. И тут Иллреде ударил снова.
Человек подставил щит, но удар был столь силен, что тот разлетелся вдребезги. Скафлок покачнулся. Топор обрушился на шлем юноши, и у Скафлока все поплыло перед глазами.
Иллреде замахнулся для нового удара. Скафлок попытался шевельнуть рукой, которой сжимал меч. Послышался лязг металла, и топор развалился на куски. Скафлок помотал головой, чтобы она прояснилась, засмеялся и отрубил Иллреде левую руку.
Король троллей обмяк в седле. В следующий миг и правая его рука упала на землю.
- Не пристало воину мучить беспомощного врага, - прошептал Иллреде. - Ты повинуешься воле клинка.
Скафлок убил его.
Троллями овладел великий страх, и они бросились врассыпную. Эльфы устремились в погоню. Во главе их, как и прежде, скакал король, но недруги бежали не от него, а от Скафлока, оружие которого сеяло повсюду смерть.
Лишь немногим троллям удалось спастись.
Король эльфов оглядел поле битвы. У стен эльфийской твердыни громоздились горы трупов. Холодный предрассветный ветерок трепал седые волосы короля и гриву его коня. Усталый, мрачный, окровавленный, к королю подъехал Скафлок.
- Мы одержали славную победу, - проговорил старец, - но тролли покорили чуть ли не весь Альвхейм.
- Недолго им осталось торжествовать, - ответил юноша. - Под твои знамена соберутся все те, кто прячется нынче в холмах и лесах. Мой меч поможет нам. К тому же, - прибавил он, - вот этот штандарт вряд ли вдохновит троллей на битву.
Король увидел копье, на наконечник которого насажена была голова Иллреде. Губы мертвеца кривились в усмешке.
- Ты переменился, Скафлок, - сказал негромко владыка эльфов. - Сердце твое ожесточилось. Но да будет так, как ты желаешь.
Глава 24
На рассвете зимнего дня Фреда добрела до подворья Торкеля Эрлендссона.
Сам хозяин только-только проснулся и выглянул наружу - узнать, какая погода. Он не поверил собственным глазам, узрев плетущуюся по двору девушку в ярких доспехах и одежде чужеземного покроя.
Он потянулся было за копьем, что стояло у двери, но, присмотревшись, различил знакомые черты. Это же Фреда Ормсдотгер!
Торкель провел девушку в дом и поручил ее заботам своей жены Аасы.
- Как ты исхудала, бедняжка, - проговорила та. - Хорошо, что вернулась.
Фреда раскрыла было рот, но не смогла выдавить из себя ни слова.
- Бедняжка, - повторила Ааса, - совсем измучилась. Пойдем, я отведу тебя в постель.
Тут появился Аудун, второй по старшинству сын Торкеля после погибшего Эрленда.
- Ну и холодина! - воскликнул он и застыл, глядя на Фреду. - Кто это?
- Фреда Ормсдотгер, - ответил Торкель.
Аудун подошел к девушке.
- Я рад, что ты возвратилась, - сказал он, обнял ее за плечи и хотел поцеловать, но вдруг ощутил сердцем терзавшую ее тоску и отступил на шаг. - Что случилось?
- Ничего, - отозвалась Ааса. - Не приставай к ней! И вообще, ступайте отсюда, не мешайте мне.
Фреда послушно улеглась в постель, но сон к ней не шел. Ааса заставила девушку поесть, потом села рядом и принялась утешать ее, как мать утешает младенца. Фреда заплакала, горько и тихо. Ааса дала ей выплакаться. Вскоре девушка заснула.
Когда позднее Торкель предложил ей остаться и пожить какое-то время у них, она согласилась. Хотя оправилась она быстро, прежнего веселья в ней уже не было.
Торкель спросил ее как-то, что с ней стряслось. Она побелела лицом, и он торопливо прибавил:
- Если не хочешь говорить, не надо. Я тебя не принуждаю.
- Мне нечего скрывать, - прошептала она еле слышно. - Вальгард собирался подарить нас с Асгерд языческому королю на востоке, к которому он думал поступить на службу. Но только он высадился, на него напал… другой викинг… Асгерд убили, Вальгард бежал, а меня викинг забрал себе. Однако он отправился… туда, куда мне дороги нет… меня высадили на побережье, у кургана моего отца.
- У тебя диковинные доспехи.
- Их дат мне викинг. Он добыл их в одном из своих походов. Я часто сражалась рядом с ним. Для язычника он был хорошим человеком, - Фреда поглядела на горевший в очаге огонь. - Да, он был лучшим из мужчин, самым храбрым и самым добрым.
Губы ее скривились.
- А почему нет? Он происходил из славного рода.
Она поднялась со скамьи и вышла из горницы. Торкель задумчиво подергал себя за бороду.
- Не все она поведала, не все, - пробормотал он, - но остальное мы вряд ли услышим.
Даже священнику на исповеди Фреда рассказала ту же историю.
Выйдя из церкви, она взобралась на высокий холм.
День выдался ясным и не слишком холодным. Весна приближалась, но снежное покрывало еще укутывало землю. В голубом небе не было ни единого облачка.
- Я совершила смертный грех, утаив, с кем возлежала, - промолвила Фреда. - Я приняла этот крест и буду нести его до могилы. Отец Всемогущий, Ты знаешь все. Я прошу Тебя о милосердии. Покарай меня, но пощади его, - она покраснела. - Я ношу под сердцем то, что всегда угодно было Пресвятой Деве. Да не коснется его Божья кара! Отец, Матерь, Сын, накажите меня, но пощадите невинное дитя!
После разговора с Небесами ей стало легче. На щеках девушки заалел морозный румянец, волосы ее отливали золотым в солнечном свете, серые глаза ярко блестели. Она улыбалась, когда ей навстречу попался Аудун Торкельссон.
Высокий и крепкий, годами он был лишь немногим старше Фреды, пахал землю и умел обращаться с оружием. Светлые кудри обрамляли его пригожее лицо.
Он подбежал к девушке.
- Я… я искал тебя, Фреда…
- Зачем? Я кому-то нужна?
- Нет, просто… ну, я хотел поговорить с тобой…
Она молча ждала продолжения. Искоса поглядев на нее, Аудун спросил с запинкой:
- Что ты намерена делать?
Радость исчезла без следа. Фреда посмотрела на небо, потом огляделась по сторонам. Моря отсюда видно не было, но ветер доносил с берега зычный голос прибоя.
- Не знаю, - ответила она. - У меня никого нет…
- Есть! - пылко возразил он, но тут же смутился и до самого дома уже не размыкал уст.
Миновала зима, наступила весна, а Фреда по-прежнему жила у Торкеля. Никто не попрекал ее тем, что она вынашивает незаконного ребенка; и то сказать, разве удивительно, что она забеременела, после всего, что с ней случилось? Слабости по утрам одэ почти не испытывала, благодаря то ли природной крепости, то ли пребыванию среди эльфов, а потому трудилась наравне со всеми. Покончив с работой, она уходила гулять, и Аудун частенько бывал ее спутником в этих прогулках. Ааса была довольна: ей было теперь с кем поболтать. Впрочем, Фреда предпочитала отмалчиваться и сама никаких разговоров не заводила.
Поначалу она сильно страдала - не столько из-за совершенного греха или из-за гибели родных, сколько из-за Скафлока.
Ни знака, ни слова с тех пор, как они расстались у кургана Орма! Он покинул ее, отправился едва ли не в преисподнюю за тем, что погубит его. Где он сейчас? Жив ли он еще или воронье выклевало глаза, в которые она так любила глядеть? Рвется ли он к смерти, как рвался когда-то к Фреде? Или позабыл то, что должен был помнить, и нашел утешение в объятиях Лии? Нет, этого не может быть, никогда!
Жив ли он? Где он? Каково ему?
Порой он приходил к ней во сне, и тогда сердце ее отчаянно колотилось; он смеялся, шептал ей на ухо висы, клал руки на плечи. Она просыпалась и долго потом лежала с открытыми глазами.
Фреда изменилась. Жизнь людей казалась ей скучной после того, как она побывала при пышном дворе Имрика, после тех безумно счастливых дней, что они со Скафлоком провели в пещере у моря. Священника она видела редко, ибо Торкель вовсе не был ревностным христианином и крестился, лишь чтобы соседи не отвернулись от него. Господа она почитала, но церковь ей вскоре опостылела. Фреде было тесно в четырех стенах. Она стремилась на волю.
Иногда девушка не выдерживала, вставала среди ночи, брала из конюшни лошадь и мчалась на север. Колдовское зрение помогало ей различить то спешащего куда-то гнома, то сову, что на деле была отнюдь не совой, то проплывавшую у берега черную ладью. Но те, кого она осмеливалась окликать, бежали от нее, а потому ей никак не удавалось узнать, устоял ли Альвхейм или пал под натиском троллей.
Этот таинственный, призрачный мир был миром Скафлока, а когда-то, в незапамятном прошлом, - Скафлока и ее.
Она запрещала себе чересчур много размышлять. Ее молодое и крепкое тело тяжелело с каждым днем. Она испытывала чувства, схожие с теми, какие заставляют птиц возвращаться по весне в родные края. Увидев свое отражение в озерце, она поняла, что превратилась в женщину - стройную, полногрудую, крутобедрую. Она потихоньку становилась матерью.
Если бы только он… Нет, нет, нельзя… Но я люблю его, я так его люблю!
На землю пролились первые дожди, зазеленели луга и деревья, вернулись птицы. Однажды Фреда заметила двух аистов, что кружили над тем местом, где стояло подворье Орма. Она заплакала; слезы ее были тихими и светлыми, как дождик в конце весны.
Она ощущала, как растет в ее чреве дитя, и радовалась тому, что она снова может на что-то надеяться.
Зацвели яблони. Фреда вышла как-то под вечер из дома. В облаках и в ночных тенях, в рассвете и в закате - всюду ей виделся Скафлок. Ветер говорил его голосом, море смеялось его смехом. Рассеянно ловя лепестки яблоневого цвета, она думала о том, что, сколько бы ни ярилась зима, под сердцем у нее - вечное лето, которое всегда будет напоминать ей о Скафлоке.
Торкель готовился к походу на восток. Он собирался поторговать, а если подвернется случай, то и пограбить. Аудун, однако, день ото дня делался все печальнее, и наконец сказал отцу:
- Я не могу плыть с тобой.
- Что? - изумился Торкель. - Ты отказываешься? Или я ослышался?
- Я… Кому-то нужно остаться.
- А работники на что?
- У Орма работников тоже хватало, - пробормотал Аудун.
- Наше хозяйство Ормову и в подметки не годится. И потом, мы же договорились с соседями весь год выставлять дозорных. - Торкель пристально поглядел на сына: - Что гнетет тебя, паренек? Или ты боишься?
- Знаешь ведь, что нет! - вспыхнул Аудун. - Пускай мне не доводилось еще проливать крови, я убью того, кто назовет меня трусом! Я просто не хочу.
Торкель кивнул:
- Значит, из-за Фреды. Что ж, оно к тому шло. Но у нее нет родни.
- Ну и что? Ей принадлежат земли ее отца. А денег я добуду, следующим летом.
- Ты не забыл про ребенка, которого она вынашивает, от того бродяги, по ком она до сих пор вздыхает?
Аудун сердито уставился себе под ноги.
- Ну и что? - повторил он. - Она ни в чем не виновата. А ребенка я с радостью буду качать на колене. Ей надо помочь, иначе она изведется от тоски по тому, кто походя соблазнил ее. Только попадись он мне, ты увидишь, боюсь ли я обнажить меч!
- Ну, - Торкель пожал плечами. - Не буду тебя неволить. Оставайся, коли решил.
Помолчав, он прибавил:
- Ты прав, негоже бросаться такими землями. Из нее получится жена, она родит тебе много сыновей.
Он улыбнулся, хотя взгляд его выражал беспокойство:
- Ступай, добивайся ее руки. Надеюсь, тебе повезет больше, чем Эрленду.
Засеяв поля зерном, Торкель отправился в поход. Он взял с собой остальных своих сыновей и других молодцов. Они рассчитывали вернуться поздней осенью или даже в начале зимы, ибо хотели достичь дальнего берега Северного моря. Аудун с завистью проводил глазами корабли, но когда заметил, что рядом с ним стоит Фреда, то почувствовал себя вполне вознагражденным.
- Ты вправду остался, чтобы присмотреть за сбором урожая? - спросила девушка.
Он покраснел до ушей, но ответил:
- Сдается мне, ты знаешь почему.
Она отвернулась.
На смену весне пришло лето. Теплые ветры, грозы, песни птиц, серебристые рыбы в реках, цветы, светлые ночи… Все чаще шевелился во чреве Фреды ребенок, и все реже покидал девушку Аудун. Порой она прогоняла его, он подчинялся, но лицо его было таким грустным, что она всякий раз раскаивалась в своем поступке.
К словам его она едва прислушивалась, зато с наслаждением вдыхала аромат цветов, которые он собирал для нее, а он улыбался, робкий, словно щенок. Если они поженятся, он всегда будет глядеть ей в рот. Он не Скафлок, он только Аудун. Где же ты, любимый?!