Глубоко вздохнув, она откинулась на спинку стула. Теперь она смотрела прямо перед собой, сцепив руки и подняв их к подбородку.
- Начинается, начинается… наконец–то!
В её голосе прозвучало желание действовать, и действовать немедля. Словно она могла подчинить себе время и ваять его так же, как свои куклы.
Досыта накормленный, согретый приёмом если не родичей, то земляков, я улёгся спать. Нас ещё ожидала долгая дорога в Вапалу, но волнение, охватившее караван при мысли о предстоящих торжествах в столице, казалось, передалось и мне. Вапала столько лет была для меня каким–то легендарным местом, а теперь наконец–то представился долгожданный случай увидеть это богатейшее и знаменитейшее королевство.
Однако во сне мне явилась не Вапала и даже не лежащий перед нами путь. Я снова оказался в странной, не похожей ни на что комнате. Стены тянулись вверх, в темноту, так высоко, что потолка в этом сумраке и не разглядишь. И стены были далеко, очень далеко от того места, где я стоял. Меня окружали огромные ящики и сундуки, с меня ростом, а некоторые даже больше моей маленькой хижины на родном острове.
И я был здесь не один. Рядом со мной стоял Мурри, замерший, словно прислушивавшийся к неслышному шороху, готовый броситься на любой звук. А над собой я увидел два огромных шара, сиявших серебряным светом, а между ними…
Это же лицо! Такое огромное, что сразу и не поймёшь. Будто некий резчик превратил в статую целый каменный островок, только вырезал не кота–хранителя, а человеческую голову. Глаза задвигались, мигнули.
Стало очевидно, что предметом изучения был именно я. Я попытался сдвинуться с места - в этом взгляде я почувствовал тень неприязни. Увы, я оказался скованным по рукам и ногам, словно тоже представлял собой изваяние, а не живого человека из плоти и крови.
Я попробовал хотя бы окликнуть Мурри, но выяснилось, что я лишен ещё и дара речи. Мне остался только мой разум, моё сознание, замкнутое в неподвижной оболочке.
- Ты придёшь… - я предполагал, что любые слова из этого огромного рта прогремят не хуже грома, но никаких слов не раздалось. Это приказание само собой вспыхнуло в моём сознании. "Ты придёшь", - снова услышал я, а затем ещё: "Равинга ждёт…"
Лицо исчезло, поверхность, на которой я стоял, стены - всё растаяло, теперь моё зрение словно отделилось от тела, я смотрел с небес на землю и видел внизу очертания раскинувшегося подо мной города, по сравнению с которым хорошо знакомый мне Мелоа казался селением, во сто крат меньшим.
Я опускался ниже, и очертания становились всё яснее и яснее. Вскоре я уже различал стены, окружавшие город, широкие ворота. У ворот стояли стражники, их воинские парики были мраморно–белыми, а кожа - светлее, чем у нас. А входящие в город (я различал лишь их силуэты) останавливались перед воинами, словно показывая привратникам, что они пришли в город с добрыми намерениями.
От городских–то ворот и началось моё странное путешествие. Мой взгляд проскользил вдоль улицы, замер над приметным зданием, стоящим посреди большого двора, где на привязи ожидали хозяев множество ориксов - мне показалось, что это гостиница, - на секунду задержался там, а потом полетел дальше. Короткий переулок, ещё переулок, и ещё, подальше от главных улиц, по которым постоянно двигались фигурки людей, пока я не попал в тупик и не остановился (пока мой взгляд не остановился) перед домом, отмеченным печатью времени - а может быть, и не только времени, потому что верхний этаж нёс следы сильных разрушений.
Этот глухой переулок был очень узким, в него выходили ещё два здания, одно из них совсем разрушенное, крыша давно провалилась и лишь часть стен уцелела.
Здесь не было ни души. И только теперь я понял (или мне подсказали), что должен хорошенько запомнить это место, чтобы потом найти его.
После этого мой взгляд понесло обратно, теми же проходами, что и сюда, и оказалось, что я прекрасно помню все повороты и улочки по пути.
Я уже пролетал над гостиницей, когда раздался чрезвычайно громкий звук, потрясший, казалось, весь город, лежавший передо мной, как ветерок колеблет занавес.
А потом город исчез. Осталась только тьма…
- Вставай! - эти слова я услышал уже на самом деле. Я открыл глаза.
Надо мной наклонилась одна из тех, что я запомнил по прошлой ночи, - та, что стояла на карауле. Солнце уже почти зашло, и весь лагерь ожил.
Запряжённые в повозки яки терпеливо переминались с ноги на ногу, пока их навьючивали.
- Мы выступаем, - нетерпеливо сообщила караванщица, пробудившая меня от этого странного сна. - В котле осталось немного, но поторапливайся, если хочешь успеть.
Я ещё помнил свою скованность во сне и опасался, что не смогу сдвинуться с места. Но это был уже не сон, а действительность, пришлось подниматься. Я скатал одолженное мне одеяло и засунул его в свой мешок, постаравшись, чтобы подарок Кинрра, кифонг, был как следует защищен от любых случайностей.
У котла я оказался не последним - вместе со мной ели часовые, сменившиеся на закате. Мурри держался рядом и принял из моих рук вторую миску. Я побаивался, что появившись рядом с яками - и двумя или тремя ориксами, на которых ехали старшие каравана, - он перепугает животных, стоит только тем почуять запах своего исконного врага.
Но по–видимому они заключили между собой какое–то перемирие. Кот не подходил к скоту слишком близко, а они, хоть и косились на него с опаской, не брыкались. За что я им был весьма благодарен. Если бы мне пришлось выбирать между Мурри и караваном, нашим единственным шансом на спасение, боюсь, что выбор бы оказался очень непростым.
Мы заняли место в хвосте каравана. Солнце село, и сумерки приветствовали двинувшихся в путь. Где–то в растянувшейся линии всадников, навьюченных яков и повозок затянули песню, которую сразу подхватили, и размеренный ритм песни понёс нас вперёд.
Время от времени мы делали маленькие остановки, чтобы дать отдохнуть животным. С повозки с провиантом нам передали по пригоршне сушёных фруктов. Такое угощение могли позволить себе только самые богатые караваны, потому что фрукты входили в ряд очень дорогих лакомств. В моей родной стране фрукты появлялись только на праздничных пирах. Оказалось, что эти вязкие, упругие кусочки можно долго–долго жевать, они прекрасно утоляли и жажду, и голод. Даже плотоядный хищник Мурри с удовольствием поедал эти сладости.
Попутчики много говорили о будущем, рассуждали о выборах Императора. На испытаниях каждое королевство должен представлять один претендент, прошедший предварительные испытания в своей земле.
Покойный Император правил долго, очень долго. Так долго, что сверстники моего отца были ещё детьми или юношами, когда он победил в испытаниях. И с самого начала он показал свою силу. Это он прекратил обычай поединков между Домами. Соотечественники–вапалане недолюбливали его за это - они считали, что он покусился на столь дорогое их сердцу понятие "чести".
Открытые стычки, конечно, прекратились, но старая вражда и закулисная борьба между Домами остались. Впрочем, против чужаков и выскочек, желающих пробиться наверх, они зачастую объединялись. В разговоре мои спутники не раз повторяли, что пора уже взять власть человеку родом не из Вапалы, и что человек со стороны, из других земель, принесёт с собой долгожданные перемены, к немалой пользе остальных королевств. Вапаланам же с их пресловутой надменностью и высокомерием перемены к новому, кажется, придутся явно не по вкусу.
Поскольку почти все караванщики происходили родом из Каулаве, заходила речь и о том, что на трон может взойти и один из наших соотечественников. Но ни одно имя возможного претендента не упоминалось больше, чем дважды.
- Если Шанк–дзи продолжит гнуть своё, - заметила Лара Муза, одна из часовых, шагавшая рядом со мной, - то на троне снова окажется вапаланин. Говорят, что он могущественный человек. И если он победит, то Многое может перемениться не в лучшую сторону. Никогда у нас не случалось такого, чтобы правление переходило от отца к сыну. Если такое случится, тогда один Дом и одно королевство возьмут в руки власть над остальными. Может быть, в Вапале такую перемену обычаев примут с радостью, но в наших краях этому отнюдь не обрадуются. Только благодаря испытаниям, испытаниям Духом каждой из земель, на Трон Леопарда поднимается человек, стоящий выше верности своему Дому, свободный от всяких связей и относящийся ко всем одинаково.
- А сколько времени осталось до испытаний? - спросил я. Множество людей изо всех королевств соберётся в столицу, чтобы попасть на торжество, какое случается лишь раз в жизни. Я был уверен, что среди них окажутся и мои родичи.
- Сначала должен быть погребён старый император, _- ответила она, - Верховный Канцлер и Голоса Духов растянут это надолго. Они должны дождаться, пока не соберутся Королевы. И перед погребением ещё состоится смотр тех, кто решился подвергнуться испытаниям.
Она кивнула на тянущиеся впереди повозки.
- У нас хороший товар, и в столице, где полно гостей, мы продадим его с прибылью. Цены поднимутся, - она довольно покачала головой. - К тому же, - добавила она, немного помолчав, - мы придём заранее, и у нашей хозяйки будет возможность занять на рынке место побойчее.
Если в Вапалу съедется столько народу изо всех королевств, подумал я, мне наверняка удастся найти какую–то работу, пусть даже временную, и заработать на жизнь. Я поправил мешок, чтобы плечи не так уставали. А потом, у меня ещё был кифонг. Я, конечно, не настоящий бард, но и место собирался искать не в благородном Доме. Пусть придётся петь в какой–нибудь гостиниц© или даже на рынке, на жизнь нам с Мурри хватит и этого. А там, глядишь, подвернётся и лучшая возможность.
Глава восемнадцатая
Караван шёл очень быстро, между привалами мы держали хорошую скорость, и на второй день пути на горизонте замаячило что–то вроде полоски облаков - так мне поначалу показалось. Полоска выросла и превратилась в очертания огромного плоскогорья, высоко поднимающегося над песками. Алмазное Королевство. Сколько раз я слышал о нём, но никакие слова не могут описать тех огромных склонов, над которыми лежит Вапала.
Наши каменные острова бывают разных форм и размеров, попадаются и очень большие, но то, что открылось перед нами, разительно отличалось от всего, что я видел раньше. Теперь каменные островки моей родины казались мне просто камешками, небрежно разбросанными чьей–то рукой по песчаным волнам Каулаве.
Чем ближе мы подходили (а здесь можно было двигаться и днём), тем величественнее возвышались над нами эти горы. Вскоре мы расслышали и хрустальный перезвон мобилей, поющих свои неумолкающие песни там наверху, на плоскогорье.
И ещё, впервые в своей жизни, я увидел живую зелень. Жизнь Вапалы не зависит от озёр водорослей. Там растут настоящие растения и даже легендарные деревья. Эта страна богата такими чудесами, о которых и не слышали во внешних землях.
У дороги, извивавшейся как лента, поднимаясь вверх по склону, стоял пост стражников. Уже само существование дороги производило ошеломляющее впечатление. Сколько же времени понадобилось этим решительным людям с гор, чтобы вырубить в скалах такой путь? Наверное, несколько поколений сменилось, пока она строилась.
Эта дорога служила единственным путём в Вапалу, превращая Алмазное Королевство из просто страны в хорошо защищенную крепость. Воины играючи смогут оборонять этот путь. Хватит нескольких лучников наверху, чтобы смести с дороги целую армию захватчиков.
Пост с часовыми был ещё далеко, когда к нам подъехала предводительница каравана.
- Этого зверя, - она указала плетью на Мурри, - здесь не примут с распростёртыми объятиями. Тебе лучше отпустить его.
- Отпустить? - перебил я. - Мурри такой же свободный, как и я - это мой товарищ, а не домашняя скотина. Вам приходит на ум отпускать котти? Их ведь немало в вашем караване? Или вы держите их на привязи?
Женщина оценивающе посмотрела на Мурри, тот ответил ей таким же прямым взглядом.
- Для вапалан кот - желанная добыча. Благородные вапалане охотятся на них из любви к охоте, а те, кто пасут скот, видят в них бич своих стад. Не успеет он показаться стражникам, как в него полетят стрелы.
Караванщица была права. Но я понимал и другое. Нас двоих, меня и Мурри, связывало уже очень многое, и от этого нельзя было просто так отвернуться. Я заговорил с ним на языке Пушистого Народа, и он кивнул в ответ.
- Правда, - проворчал он, - и неправда. Нет гладкокожий командовать Свободный Народ. Скажи ей, что она хочет услышать. А там увидишь.
- Впереди стража и город. Безопасно только для таких, как я. На тебя набросятся, не успеешь ты показаться.
Он мигнул.
- Показаться - может быть. Если я покажусь. Я сам справлюсь, брат по клыку.
Мне ничего не оставалось сделать, как ответить:
- Я сделаю так, как ты просишь, но будь очень осторожен.
А Эльвен я ответил:
- Мы поняли твоё предупреждение.
Она кивнула в ответ и поскакала на своё место в голове каравана, готовая ответить на окрик стражи. Мурри проводил её взглядом и затрусил к последней повозке, той, на которой везли съестное и которая сейчас ехала налегке, потому что припасы уже почти кончились. На повозке путешествовала пара котти, со своим обычным любопытством выглядывавшая наружу из–под полога.
Их взгляды остановились на Мурри, а затем парочка раздвинулась в стороны, освободив между собой место. Песчаный кот, в несколько раз больше, чем они, одним прыжком вскочил в повозку и исчез. Котти снова сдвинулись вместе, одарив меня безразличным взглядом. Мурри пропал, словно его и не было.
Но ведь стража, наверное, будет проверять все повозки до одной. Я странствовал с Мурри столько времени, что уже не обращал внимания на запах его шкуры, слегка отдающий мускусом. Хватит ли присутствия этих двух котти, чтобы замаскировать их куда более рослого сородича? По счастью, Мурри был ещё подростком, не то его вообще не удалось бы спрятать.
Я пристроился рядом с этой неторопливо ползущей повозкой, не представляя себе, что буду делать, если его обнаружат. Оставалось только надеяться, что я смогу отвлечь стражу на себя, пока проворный песчаный кот будет удирать в дюны.
Караван остановился. Кое–кто впереди даже уселся, словно собираясь долго ждать. Очевидно, при въезде строго соблюдались какие–то правила. Сверху доносился чистый перезвон колеблемых ветром мобилей. Мобили составляют гордость Алмазного народа. А величайший из мобилей - символ этой земли. Он звенит только во время величайших бедствий, и хотя сейчас он молчал, он звенел и когда умер Хабан–дзи.
Его звон был музыкой, но его звон нёс и смерть, неумолимую, жестокую смерть. Тех, кто преступил закон, совершив особо тяжкое преступление, бросали в самый центр мобиля, между острых, украшенных алмазами пластин, и раскачивавшиеся пластины рассекали преступников на части, когда стражники начинали вращать висящий на цепях мобиль.
А ещё - это было последнее испытание для того, кто желал стать императором. Он должен был пройти между свободно качавшихся пластин невредимым и завладеть короной, ожидавшей претендента в центре мобиля. Я дивился умению и отваге тех, кто решался на такое. Чтобы пройти такой путь, требовалось обладать гибкостью многоопытного фехтовальщика или отличного танцора. Мимолётное колебание, неверный расчёт - и человек умирает мучительной смертью, разрубленный на куски, словно чучело, на котором учатся рубке неопытные воины.
Впереди ударил барабан - сигнал двигаться дальше. Интересно, мрачно подумал я, каким определят наказание за попытку провести в Вапалу песчаного кота? Уж не обрекут ли этого несчастного на танец в мобиле? Но повозка уже катилась вперёд, и мне ничего не оставалось, как идти следом.
Чем ближе мы приближались к выстроившимся у крутой дороги, ведущей вверх, стражникам, тем труднее мне было сделать следующий шаг. Это оказалось испытанием ничуть не легче того, когда я вытаскивал Мурри из песчаной западни.
Я повёл глазами по сторонам, оценивая великолепие стражников. Блестящее снаряжение, наручи, кирасы, пояса, украшенные самоцветами… у нас даже глава Дома одевается не так богато.
Волосы были упрятаны под большими париками серебристо–белого цвета, не иначе посыпанные алмазной пылью, так они сверкали под солнцем. Каждый был вооружён копьём, а за спиной висел ненатянутый лук; умение, с которым стражи владели и тем и другим, было хорошо известно во всех королевствах.
Отряд был разбит на две группы - по обе стороны въезда, а справа от меня стоял офицер с навощенной дощечкой в руке. Судя по всему, он пересчитывал проходившие мимо него повозки и людей. Когда я подошёл поближе, он посмотрел прямо на меня и щёлкнул пальцами. Так подзывают не очень радивых слуг. Я прикусил губу. Всё пропало? Моим единственным оружием был посох и, может быть, нож, но они и сравниться не могли со стальным клинком в руках умелого воина.
- Ты - как звать? - он говорил, странно обрубая слова, и уж, конечно, не так, как обращался бы к равному.
- Клаверель–ва–Хинкксль, о Владыка Мечей.
- Караванщица сказала, что ты возвращался из своего соло.
- Это так.
- Что нужно здесь, иноземец?
- Увидеть Вапалу, о красоте которой наслышаны все королевства, - ответил я.
Я уже встречал прежде этот пренебрежительный тон - друзья моего брата, старые соратники отца… А смог бы офицер выдержать то, сквозь что пришлось пройти мне? Со всей его алмазной пылью, воинским искусством и высокой должностью привратника у дороги в Вапалу? В первый раз я не почувствовал обычного виноватого смущения. Пусть я не ношу саблю, но я выжил, и в этом мы с ним наравне. Мои пальцы коснулись рубца, зажившего следа клыка на запястье. Нет, мы с ним даже не наравне, я выше!
Он мог охотиться за песчаными котами, а я участвовал в их совете, я плясал вместе с ними под звёздным светом, я был их кровным братом. Никто в Вапале не может похвастать тем же!
Уже вечерело, когда весь караван взошёл, наконец, на плоскогорье. Дорога оказалась нелёгкой, по такой ночью не пройдёшь. Опоздавшим придётся ночевать внизу, вместе с часовыми, дожидаясь следующего утра. К моему облегчению, стражники не стали обыскивать последнюю повозку. Парочка котти так и сидела там, невозмутимо глядя вокруг и закрывая проход, который они освободили для Мурри. Как же, интересно, они смогли общаться с этим своим дальним родственником, подумал я.
Говорили, что врагами народа Мурри являются дикие леопарды, не примкнувшие ни к Императорской страже, ни к королевским гвардиям. Правда, я ни разу не слышал, чтобы они нападали друг на друга. Леопарды и мой народ всегда жили в союзе, хотя, наверное, и не столь тесном и дружественном, как между котти и человеком.