- Андвар. - Зорко посмотрел на сегвана, уже привычно бродившего по лавке, рассматривая новинки. - Он сказал мне, что у тебя настоящий жемчуг. - Поняв позволение взять шар как общее разрешение трогать любые предметы, Зорко подхватил одну из самых крупных жемчужин. - Что можно делать из него?
- Из жемчуга? - Пирос улыбнулся и, правой рукой вежливо отбирая у венна жемчужину и возвращая ее на место, левой вытащил из-за пазухи жемчужное ожерелье, где белый жемчуг был помещен в сетку из золотых нитей. - Вот это, во-первых. А во-вторых…
Аррант хлопнул в ладоши. За занавесом послышался легкий шорох, и оттуда появилась девушка, облаченная в платье из тонкой и очень мягкой - даже не касаясь ее, можно было это понять - серо-стального цвета шерсти, по кайме же вился вязаный узор…
- Вот и во-вторых! - провозгласил Пирос.
Только это заставило Зорко взглянуть на жемчужные нити, коими были увиты шея, плечи и руки девушки. Сама она была невысокая, стройная, с длинными вьющимися волосами цвета меди, но ни лицом, ни обликом не походила на уроженку Аррантиады. Белая кожа, мягкие черты лица, синие глаза - все это говорило скорее о полуночном ее происхождении.
Но внимание Зорко сейчас привлекла вовсе не тонкая шерсть и даже не та, на ком было надето платье из этой шерсти! Венн, как зачарованный, рассматривал вязаный узор на платье. Те же переплетенные листья, те же цветы, оленьи рога и - самое главное - буквицы! Такие же, как и на ошейнике, и еще другие, незнакомые.
Вспомнив тут же, что не приветствовал женщину, как это следует сделать венну, Зорко низко поклонился вошедшей и сказал:
- Привет тебе, дочь Аррантиады.
Девушка посмотрела недоуменно и боязливо на венна, попятилась немного, когда он склонился перед ней до земли, потом вопросительно взглянула на Пироса. Была она совсем молода, а с венном, как видно, повстречалась впервые и не разумела его речи.
- Она не понимает по-сольвеннски, - заметил аррант, подойдя к девушке и взяв ее под руку. Рядом с ее молодостью и свежестью купец показался гораздо старше, чем смотрелся доселе. - И она не из Аррантиады. Она вельхинка, зовут ее Дейра. Эта моя новая рабыня. Многие задаются тем же вопросом, что и ты: что можно сделать с золотом, бирюзой, жемчугом. Только они стесняются об этом спрашивать. Увидев Дейру, они будут покупать жемчуг охотнее. Они поймут, зачем он нужен.
- Ее платье тоже от вельхов? - спросил Зорко, не обращая внимания на рассуждения Пироса.
- Да. Вельхи умеют делать хорошую шерсть, - тут же кивнул аррант. - У меня есть и шерсть, в другом шатре…
- Благодарю тебя, - отвечал Зорко. - Мне не нужна сейчас шерсть. Хватит ли у меня денег на три жемчужины?
Венн на всякий случай нашел взглядом Андвара, по-сегвански невозмутимо осматривавшего дорогое оружие.
- Выбери сначала жемчуг, а я назову цену. - Аррант широким жестом предложил Зорко выбирать. - Ступай, Дейра, - сказал он на языке вельхов.
Зорко не успел даже попрощаться и поклониться, как девушка быстро и бесшумно скрылась за занавесом.
- Тебе не понравилась Дейра? - Купец встал рядом с Зорко, тщательно перебиравшим жемчуг, стараясь выбрать жемчужины поменьше и получше, чтобы денег хватило.
- Почему она испугалась, когда я поклонился ей? - спросил венн, не отрываясь от своего занятия. - Ни одна женщина из веннов, сольвеннов или сегванов не смущалась этим.
- Она рабыня и родилась рабыней, - объяснил Пирос, удивляясь теперь уже неосведомленности Зорко. - Она привыкла, что кланяться должна она.
- Это плохой обычай, - только и ответил Зорко. Узнав, откуда происходит запавший в душу узор, венн мигом утратил всякий интерес к диковинам Пироса. - Вот эти.
На ладони Зорко лежали три отборные, почти безупречно круглые, но довольно мелкие жемчужины.
- Пятнадцать мельсинских шади, - назвал цену аррант, мельком взглянув на покупку.
Андвар тут же появился за спиной у Зорко, будто и не уходил никуда.
- Это хорошая цена, - важно согласился он.
Зорко вытащил из-за пазухи мешочек, развязал его, стараясь не показывать содержимое Пиросу. Но опытный взгляд торговца мигом определил, какие монеты находятся внутри и сколько их.
- На эти деньги ты мог бы купить две таких, как Дейра, со всем жемчугом, что на ней, в придачу, - посмеялся Пирос. - Откуда у тебя столько, если это не тайна?
Зорко не видел причины врать и ответил честно:
- Вчера хоронили Хальфдира. Я украсил резьбой сани для погребального корабля. Кунс Ранкварт был щедр.
- Мы все скорбим о великом кунсе Хальфдире. Передай это кунсу Ранкварту. - Пирос сделал скорбное лицо. - Ранкварт действительно был щедр. Но он не привык выбрасывать деньги в море. Ты, должно быть, поистине искусный резчик. Если ты подаришь мне какую-нибудь свою работу, я отдам за нее этот жемчуг.
- Я согласен, - отвечал Зорко, не дожидаясь, пока обрадованный Андвар толкнет его легонько под локоть. Сегван, несмотря на любовь к резным украшениям, более все же ценил золото, серебро и жемчуг.
Венн запустил руку в карман и извлек оттуда частый гребень, вырезанный из ясеня. Гребень был сделан как плывущая лебедка, готовая взлететь с воды и уже начавшая первый взмах крылами. Каждое перо было отчетливо, а глаз птицы смотрелся не просто выцарапанным кружком, но, казалось, устремлял взгляд в небо, туда, где есть другие лебеди, простор и свобода. Волны, расходясь, превращались в зубья гребня, и лебедь, если положить гребень на стол, представлялся вырывающимся из оков дерева в настоящую, живую жизнь.
Пирос, доселе плохо знавший веннское умение резать по дереву, на миг застыл, поглаживая ровно отшлифованную поверхность гребня.
- Ты заслужил пять таких жемчужин, а не три, - изрек он наконец. - А на пятнадцать шади можешь выбирать любую мелкую вещь, сделанную из дерева - Аррант картинно простер руку, обводя царственным жестом шатер.
- Благодарю тебя, Пирос, сын Никоса. - Зорко вновь поклонился. - Мне больше ничего не нужно сейчас. Если позволишь, я приду еще: я видел здесь холсты.
- Ты бережлив, - усмехнулся аррант. - Благодарю и тебя за оказанную честь, Зорко, сын Зори. Не каждый день сюда приходит мастер. Да пребудет с тобой благосклонность Прекраснейшей. Приходи завтра. Если ты желаешь видеть холсты, я прикажу принести их побольше.
- Пусть твои боги сделают так, чтобы море не гневалось на твои корабли, - пожелал венн в ответ. - Я приду. А сейчас нам нужно спешить.
Андвар, не понявший, что это венн вдруг так заторопился - в запасе у них было больше чем полдня, - тем не менее не подал вида и, раскланявшись и распрощавшись вежливо с хозяином, нехотя покинул чудесный шатер.
- Куда так спешить? - полюбопытствовал парень.
- Проводи меня к вельхам, Андвар, - попросил Зорко. - Мне нужно узнать там кое-что.
- Пошли, - пожал плечами сегван. - Их лавки рядом.
- Нет, - покачал головой венн. - Не к торговцам. К мастерам. Это ведь за Светынью?
- За Светынью, - подтвердил Андвар. Ему хотелось побродить по шумному и пестрому торжищу, но обещание надо было держать.
Обогнув шатры Пироса - у богатого арранта их было семь, и только в шатре с диковинами было тихо, в остальных бойко и шумно торговали и торговались, - Андвар и Зорко вновь направились к площади перед мостом. Шум толпы быстро приближался, и вот они вновь окунулись в людской водоворот.
Протолкавшись сквозь бесчисленных торговцев-разносчиков, покупателей и зевак, они прошли уже полпути к мосту, как вдруг Зорко почувствовал, как чьи-то тонкие ловкие пальцы, чуть не забравшись ему за ворот, уцепились за веревку, которой была завязана горловина мешочка с золотыми шади. Не дожидаясь, пока веревку срежут, Зорко, стараясь не останавливаться и не подавать вида, молниеносно, будто стрелу налаживал, увидев внезапно взлетевшего тетерева, метнулся правой рукой к вороту, хватая вора. Хорошо, что Андвар предупредил о бесчестных людях, коих по торгу много шныряет!
Пальцы у венна были крепкими, держать умели цепко: не вдруг вырвешься! Зорко мгновенно развернулся и перед собой увидел бронзовокожего сухощавого человека средних лет, в странном головном уборе, напоминающем больше женский платок, широких полотняных штанах и таком же то ли халате, то ли плаще из довольно дорогой белой и зеленой материи. Нос у человека был длинный, крючковатый с сильной горбинкой, глаза черные, жаркие, губы тонкие и злые, щеки впалые, но не дряблые. Черные длинные усы и такая же черная борода делали внешность его скрытной, будто он прятался от кого-то, этой самой бородой заслонясь. Сам человек был вершка на два выше Зорко, загорелый и жилистый. Видно, испытания дорогами были ему не в новинку. На пальце, за который поймал его венн, горел красный перстень в золотой оправе.
- Отпусти, - прошипел человек, будто рассерженный змей, выплевывая неродные сольвеннские слова, и сделал попытку вырваться, но венн держал крепко, и незнакомец скривил губы от боли в пальце.
- Почто воровством промышляешь? - глухо спросил венн.
На них пока никто не обращал внимания: такие споры и мелкие ссоры здесь не были редкостью, и люди проходили и проталкивались мимо безо всякого любопытства.
- Сын змеи! - прошипел опять вор, и левая его рука вдруг выпросталась из складок одежды, а в ней блеснул тонкий длинный нож. Не сознавая толком, что сейчас может произойти, Зорко заломил палец лиходея так, что тот и про нож забыл и вынужден был вывернуться, чтобы спасти палец. Зорко воспользовался моментом и ударил обидчика коротко в спину, зане места и времени для размаха не было. Тот грохнулся на колени, но почти тотчас же вскочил, вновь угрожая венну ножом.
Тут-то толпа мгновенно раздалась в стороны: всем стало любопытно, что же здесь происходит, но никто и попытки не делал, чтобы помешать человеку с ножом против безоружного. Женщины подняли визг, мужчины тут же стали спорить, из-за чего произошла ссора и кто теперь одержит верх. Зорко, чтобы не в меру горячий иноземец не приколол его тут же своим кинжалом, отпрыгнул от него на сажень. Но тот, понимая свое превосходство в росте и длине рук, тут же принялся, поигрывая ножом, выискивать момент, чтобы броситься на строптивого венна и тем решить дело, а потом скрыться в толпе, пока не пожаловали люди кнеса.
Зорко пока плохо понимал опасность положения. Он доселе никогда не воевал с человеком, только с диким зверем и действовал как охотник, а не как убийца. Поэтому и боевая ярость не застила ему глаза. Оружия у венна был всего только короткий охотничий нож для снимания шкур, и он никак не мог соперничать с длинным кинжалом супротивника. Зорко действовал так, как будто перед ним был волк, медведь или вепрь. Ни с одним из этих зверей не сладил бы он так запросто, как с человеком: там, где не доставали руки, охотники брали лук или пращу. Лука у Зорко при себе не имелось, пращи тоже, но тяжелый груз на веревке нашелся. Качаясь, словно куст под ветром, пытаясь обмануть врага, так же как и тот пытался подловить Зорко, венн снял с шеи веревку, к которой крепился мешочек с монетами. Он был довольно увесистый, и если попасть им в лоб или в темя… Тот, в белом и зеленом, несмотря что лаял венна сыном змеи, сам был похож на змею, да и шипел, когда произносил слова. Зорко умел предупредить бросок рассерженной гадюки, но пущим умением считалось зачаровать змею плавными обманными движениями и уйти от нее, чтобы не рисковать зря и не убивать безвинную тварь, но эту змею надо было лишить зуба.
Тот, в плаще, догадался, конечно, что затеял Зорко, но то ли посчитал его неумехой, то ли решил, что венн схватил первое, что под руку попалось, от отчаяния, позволил венну раскрутить свое оружие как следует. А позволив это, не сумел упредить удар. Зорко мог, конечно, дождаться первого выпада и мог пытаться выбить кинжал грузом, но венн предпочел охоту: он ударил первым. Увесистый мешочек со свистом рассек воздух и сверху наискось, вытянув веревку чуть ни на всю длину, ударил вора в темя. Удар пришелся сверху, и тот не сумел понять, как поднять руку, чтобы отвести угрозу, зане не видел направления ее прихода.
Сразить таким способом зверя было бы занятием безнадежным: шерсть и толстая лобная кость были супротив такого хлипкого оружия все равно что броня. И человек, будь он в зимней меховой шапке, не пострадал бы, разве только потерял бы равновесие. Впрочем, Зорко хватило бы и этого, но он добился большего. Кровь мгновенно хлынула из рассеченного темени, залила вору глаза, и он уже не мог точно направить бесполезный удар. Зорко увернулся, перехватил руку врага и вырвал кинжал. А смуглый человек в бело-зеленом, к коим цветам прибавился теперь кровавый, с размаха упал на дощатую мостовую. И некоторое время лежал, весь трясясь от злобы. Зорко смотал веревку, поскорее спрятал злополучный мешочек за пазуху и только потом оглянулся.
Площадь вокруг замолкла. Даже женщины притихли. Как и всякая площадная драка, эта была до первой крови. Там, где оканчивалось простыми синяками и шишками, дерущихся подзадоривали бы, кричали бы обидные и ободрительные словечки, потом разнимали бы и потом еще обсуждали подробности. Вид крови останавливал все веселье в один миг, и хмель драчливой удали будто ветром уносило. Зорко стоял в немом кругу недоверчиво и с опаской взирающих на него чужих людей над ринутым наземь противником, которого более не полагалось бить, и не знал, как ему поступить. Ни единого взгляда, который располагал бы к себе, здесь не было. Даже Андвар растерялся, но с него спрос был невелик: известное дело, мальчишка еще!
- Связать бы его, - робко молвил мужик в затертой синетной рубахе и грубых черных штанах, по виду из сольвеннов, из ближних деревень.
- Вот ты и вяжи, коли такой смелый, - передразнил его другой мужик, горожанин-мастеровой, в кожаной куртке-безрукавке, с русой растрепанной бороденкой.
- Кнесовых людей позвать бы, - заметил дюжий, даже толстоватый дядька в кафтане, румяный, усатый и чернобородый, должно быть приказчик, но не главный, а тот, что долго ходит в подчинении у старшего.
- Идут, идут! - послышалось в ответ. - Эко диво! Быстро добрались!
Поняв, что слишком промедлил, обидчик Зорко сделал попытку вскочить и броситься наутек, но не тут-то было. Здоровенный парень-кожемяка в рабочем переднике, кудрявый и рыжий, с широким открытым лицом, усеянным веснушками, запросто поймал иноземца за шиворот и остановил его, но тут же отдернул руки, будто сам не поверил, что может оттолкнуть вора обратно в круг.
- Куда… - только и пробасил парень растерянно.
Тут толпа заколыхалась, и, рассекая ее, словно ладья воду, в круг вышли трое ратных людей в кольчужных бронях, с мечами, но без щитов и шлемов. Первый, уже седой и наверняка старший, на всякий случай вынул клинок из ножен, другие же двое держали руки в кольчужных перчатках на рукоятях своего нешуточного оружия. Это была охрана, кою кнес обязан был выставлять на торге для соблюдения благочиния. Охранников, конечно, было маловато для такого скопления народа, и поспевали они не всегда, что и служило поводом для метких прибауток о расторопности охраны. Но Зорко повезло: охранники - они же состояли в дружине кнеса - оказались недалече. Они прохаживались по главной площади торжища, щелкая орехи и перебрасываясь лениво бездельными замечаниями. Сегодня день выдался тихий: сегваны готовились к тризне по Хальфдиру, и главная причина потасовок на рынке - стычки меж сольвеннами и сегванами - дружинников не волновала. Однако и без сегванов нашлись ухари, нарушившие покой мирян. Именно с намерением научить пьяниц-гуляк уму-разуму и шли сюда эти трое. Но вышло иначе.
Иноземец, после того как кожемяка оттолкнул его, сидел теперь прямо на досках, упираясь руками. Кровь из раны стекала по его лицу и уже изрядно запачкала его одежды. Зорко же стоял как вкопанный и в руках держал тонкий и длинный боевой кинжал.
- Добром отдай, не то хуже будет, - тут же пригрозил венну старший. Ростом он мало превосходил Зорко, но был куда шире в плечах и кряжистей. Лицо его было лицом воина-служаки, за всю жизнь так и не выбившегося в кмети, но приобретшего должный опыт владения оружием, чтобы без страха встречать любую неожиданность.
Зорко молча протянул сольвенну кинжал.
- Почто человека ранил? - сурово вопросил охранник у венна.
- За воровство, - угрюмо отвечал Зорко. Меньше всего ему хотелось сейчас терять время на беседу с людьми кнеса: путь на вельхский конец был не ближний, а еще надо было успеть воротиться к тризне.
- Не он… Не он ножом пырял… - раздались голоса из толпы. - Тот, зеленый.
- Смотрите за венном, - кивнул старший своим спутникам: оба были ребята молодые, лет двадцати двух, высокие, широкоплечие, русые, волосы стригли по-сольвеннски, в кружок. От таких не убежишь. Да Зорко и не пытался, досадовал только. Андвар был тут же, но слово боялся молвить: оробел, не ощущая рядом присутствия старого Охтара. - Как зовут? - спросил он, оборачиваясь обратно, зане уже повернулся было к обидчику.
- Зорко зовут, сын Зори, - глухо проговорил венн.
- Постой пока, - бросил седой. - Коли правду молвил, долго с нами не промаешься.
- Ты кто таков? - подступил он к смугляку.
Тот медленно оторвал от настила левую руку, стянул с головы свой вымокший в крови платок, свисавший на шею и плечи, словно бармица у шлема. Стрижен он был почти наголо, только на самой макушке остался клок темных волос. Только сейчас Зорко толком рассмотрел вора и нашел, что лицо того даже красиво и отличается от мужественных, но грубоватых лиц сольвеннов и сегванов тонкими чертами, более резкими, чем у аррантов. Темно-карий глаз, горящий огнем злобы, уставился на дружинника.
- Намеди, - прошипел-просвистал иноземец.
- Как? Намедни? - переспросил седой.
В толпе тут же захохотали, посыпались насмешки.
- А ну цыц! - прикрикнул один из молодых воинов. - Без вас гомону полная площадь!
- Намеди, - повторил меж тем поверженный, делая ударение на последний слог и собираясь привстать.
- С Вахишты будешь? - презрительно-понимающе кивнул седой, не задавая вопроса, но утверждая. - Из манов?
- Аша-Вахишта, - кивнул вор.
- Сиди! - прикрикнул на него старший. - Сейчас поглядим, что там у тебя за пазухой. - Калман, а ну проверь!
Парень-дружинник, тот, что посветлее, встал за спиной у вора, потом сказал негромко:
- Вставай теперь.
Человек в плаще поднялся. Кровь уже не лила у него из раны, но еще сочилась. Он зажимал ее скомканным в руке головным своим платком.
- Тряпицу чистую дайте, не то весь в крови испачкается, - попросил у толпы парень, умело ощупывая и оглаживая сквозь одежу торс, бедра, руки и ноги мана. - Потом будет говорить, что били, дескать, - проворчал страж негромко, но его услышали, зашептались, памятуя об окрике, но явно одобрительно. Тряпицу, однако, подали.
- Стой, сам обвяжу, - приказал он человеку, по имени Намеди.
И тут же принялся перевязывать рану, да так сноровисто, будто всю жизнь этим занимался.
Из складок одежды Калман извлек еще два ножа: длинный кинжал для боя, почти такой же, как и первый, и небольшой, метательный.
- Не успел еще наворовать. Как дело было, Зорко, сын Зори? Правду молви. Я - Кокора, кнесов кметь. Могу суд вершить. Врать, запираться станешь - пеняй на себя.