- Тьма египетская, - кивнула сида. - Ничего. Выучим. Не всех, всех не получится. Лучших. Достаточно, чтоб хоть самим не сталкиваться с "туманом". Значит, говоришь, недовольство будет?
- Ошиблась, - ученице можно, - не все знала. Будет, но только у наказанных. Остальным мастерам объясним. Скажем, что наказание и присмотр - за лень. За попытку свою ношу на чужой горб переложить. Ношу, кстати, оплаченную. Это все поймут. Что Славные Соседи лайдаков не терпят, в Камбрии еще помнят!
Славные Соседи - волшебный народец. Лучшие из него. Тилвит тег, озерные девы и правители холмов. Кто скажет - не бывает? Вот они: Луковка - озерная, хоть и выглядит почти человеком. Немайн - сида, холмовая, по ирландски - дини ши. Пришли к людям, живут как обычные люди. Нет. Как лучшие из людей!
Немайн поправила на плече ремень, пожелала счастливо оставаться - и на улицу, а по улице - чуть не вприпрыжку. Теперь бежать нужно всерьез - времени уже… Взгляд цепляется за вершину холма, вокруг которой раскинулся новорожденный город - ее город, второй ее сын! Там три башни, но всерьез вытянулись пока только две: Водонапорная и Жилая, она же донжон - самая неприступная, самая высокая. Пока поднято пять этажей из восьми, но вид с недостроенного донжона открывается - залюбуешься. Сида с месяц назад полюбовалась и решила: пусть каждый день в обеденное время работы встают на час, чтобы всякий желающий мог залезть, оценить красоту города и мощь Республики, потыкать пальцем в укрывшиеся туманом холмы:
- Это еще Глентуи? Или уже Дивед?
Закончится стройка - будет видно все побережье, и вся река, и вся граница.
Когда король Диведа передавал Немайн здешние земли - сказал, сколько миль вокруг холма, на котором растет город. Окружности не получилось, и виной тут не только река и морской берег: никто не будет вести границу по полям одного хозяина, одного рода, одной общины. Попала в назначенный круг крепость общины - значит, все земли отходят к Республике, и окружность выпускает щупальце, словно медуза. Не попала - на границе получается щербина. Крепости все на холмах - значит, с башни должны быть видны обратные склоны. Значит, высокая будет!
Сиде некогда попусту глазеть по сторонам. Она - часть своего холма. Пушатся первой зеленью леса, корабли снуют по реке, дымят кузни и гончарные печи, сида носится по городу. Вот так - правильно, привычно. Какой–то месяц прошел, как ушастая из похода вернулась, а жителям славного Кер–Сиди кажется, что и не уходила, и не денется никуда. Она же бессмертная!
На вершине Водонапорной башни, чуть пониже цистерны, медленно вращаются круги с цифрами. Осталось десять минут. Надо бежать!
Уши прижаты. Сапоги грохочут по камню. Пробежка утром - прекрасно, только на службу опаздывать никак нельзя. Но - успела, на самую на верхушку! Даже позволила себе сделать последние шаги чуть медленней обычного. Вот и присутствие, оно же дом, оно же крепость. Точней - главная башня, донжон. Внутри - все готово! За пологом ждет бочка с горячей водой и белый церемониальный наряд. Несколько минут плеска - и хранительница правды в республике Глентуи готова взяться за куда более скучную работу: бумажную. Только сперва к сыну заглянет… Не тому, что в дереве и камне встает в устье Туи - тому, что научился сидеть, ползать и даже раз–другой сказал "мама". Начинается новый день: двадцатое марта 1400 года от основания Рима. Или 646 года от Рождества Христова.
Во–первых и в главных - люди. Те, кого пригласила с вечера - и все, кого и приглашать не надо. На лице, после встречи с сыном - следы восторга и умиления, в душе мир. Оруженосец у двери зала совещаний вытягивается. Кулак взлетает к виску. Хорошее приветствие, заодно и напоминание склонному к усобицам народу: "Пока мы едины, как пальцы в стиснутом кулаке, мы непобедимы!"
- Привет, Нейрин.
Ответ - улыбка. Часовой не имеет права разговаривать ни с кем, кроме начальника караула - одного из рыцарей. Но что хранительница помнит имя - приятно. Она, конечно, помнит все - кроме того, что предпочитает забыть…
Говорят, королю Артуру хватало двенадцати рыцарей за круглым столом. Немайн мало трех полудюжин, но разом за столом окажется не больше четырех человек. Остальные? В отъезде. На срочных заданиях. Отсыпаются после ночного бдения… Зато четверо - уже на месте. Трое откинулись на резные спинки стульев. Один выбрал древнюю мебель: водрузился на широкий и низкий табурет, поверх прикрытый подушкой. Сэр Кей: молодой, гибкий. На пятках сидеть научился! Пробовали все, пример сиды заразителен. Увы, привыкнув с детства к стульям и скамьям, редкий человек будет чувствовать себя удобно, сидя на собственных ногах.
Из трех учениц - две занятия ведут. Третья - Эйра, сестра - здесь. Предпочла стул.
Немайн выбирает сиденье старинное. Поправляет наряд. Вот - выпрямилась, взгляд обегает стол по кругу. Все на месте.
- Доброе утро, родичи.
Семью и дружину в Камбрии не различают! А что до тех, кого пригласили в башню на раз, так еще неизвестно, доброе ли для них утро - или впереди одни неприятности. Половина получит на голову стрелы и громы - все, кто наломал дров, пока сиды в городе не было. Кто справился хорошо, ждет награды.
Завтра перед Круглым столом предстанут те, кого сегодня оторвали от работы. Еще не остановлена стройка нового ветряка, не стоят и пилы по валам и шестерням - а проблемой займутся уже сегодня. Сегодня… А сегодня, наоборот, раздача пудингов!
За запас саженцев - не все пустили почки, так еще есть время заменить - благодарность, грамота, несколько золотых. За новые якоря - хорошо держат, а сделаны из обычного железа - почетная приставка к имени, тугой кошель, грамота, утверждающая клеймо. Это не значит, что другие не имеют право делать якоря. Это значит, что изобретатель получил еще одну работу: смотреть, чтобы качество изготовленных было не хуже, чем того, что на испытаниях так и не сдвинулся, пока канат не порвался. Сможет удержать качество - родится новая гильдия.
Но вот чужих глаз и ушей больше нет. Можно поговорить всерьез. Выслушать, как прошла ночь… неплохо прошла. Ветер был. Вода в ремесленных цистернах поднялась до переливной отметки. Значит, у города есть двенадцать часов работы на критических участках - вне зависимости от капиризов ветра. Проблемы тоже есть: ночные смены хуже укомплектованы.
Сэр Ллойд - старший в дружине, докладывает о порядке в городе. Несколько драк. Один случай поножовщины. С виновных взыскана вира за кровь и увечье, трупов нет. Из интересного: в город на франкском корабле пришли иноземцы, каких прежде не видывали. Страже объявили себя, как благородные люди из народа уар, по торговому делу. Франки их называют аварами…
Авары… Слово знакомое! Немайн забралась в чужую память. Что вспомнилось? Могучий каганат на Дунае, битвы с византийцами, славянами, франками… Образ злых великанов в "Повести временных лет". Поговорка: "Погибоша, аки обре".
- Это обре, что ли? - переспросила сида.
Добрые сэры пожали плечами.
- С греками поговори, - посоветовала сестра, - наверное, знают…
Стали планировать дела. Немайн про себя решила - прежде любых бесед надо непременно на грозных и загадочных обров–авар–уар взглянуть самой. Греки могут быть пристрастны, это раз. Во–вторых, интересно! В Камбрии - едва ли не главный довод. В–третьих… Зимний поход высосал все деньги из казны, вместо золота и серебра по маленькой республике ходят долговые расписки сиды. Хранительница правды не королева, скорее, кто–то вроде епископа: не расплатишься с долгами на июльской ярмарке - сдавай знак власти, ивовый посох. Значит, нужно смотреть внимательно: вдруг от иноземных гостей хороший доход получится?
2
Ссылка на остров - обычное для Рима наказание женщине, проигравшей в борьбе за власть. А еще оно очень растяжимое. Когда остров маленький и бедный, это значит - перебивайся с воды на хлеб, живи редкими подачками из столицы, которые случатся, если о тебе среди державных забот вспомнит победитель. И если чиновники, от столичных до местных, забудут, побоятся или побрезгуют эту малость разворовать.
А что, если остров - Родос? Великий город, древний побратим Рима - настолько близкий друг, что его жители считались полноправными римскими гражданами еще во времена, когда этой чести не удостоились соседи–италийцы. Морское сердце империи - вот что такое Родос! Пусть колосс разрушен землетрясением - так и надо языческому идолу! - но город по–прежнему силен и славен, и порт заполнен кораблями, военными и торговыми. Так что означает ссылка в средоточие имперской мощи?
Уж, разумеется, не привольное житье среди имперских тайн… Башню оно означает. Высокую, с толстыми стенами. С решетками на бойницах, в которые не пролезет и кошка. А мелочи, вроде обстановки в камере, качества кормежки и возможности погулять по дворику форта зависят не столько от базилевса в столице, сколько от местного коменданта. А тот совершенно не настроен злить ту, к которой еще может снизойти милость Господня.
Комендант поступил просто - сунул узницам под нос полученные из столицы инструкции. Дочери императора - значит, грамотные. Пусть читают. И - не обижаются, а ценят человека, который сделает для них все, что не запрещено приказом святого и вечного базилевса!
Значит, пища с его, коменданта, стола. Значит, будет заглядывать, спрашивать, есть ли просьбы. Просто - разговаривать. Никому другому нельзя! Кроме него - только священник, и только для исповеди. Врача - не пускать. Друг с другом поговорить тоже нельзя. Сестра Августина еще спросила:
- А книги?
Услышав ответ - "Только Библия", вышипела:
- Переменит Господь счастье племянничка, оскоплю гадину…
Еще оглянулась, когда разводили по разным башням.
- Помни, сестра - у тебя есть я! Ты не одна!
Больше ее голоса услышать не пришлось. Видеться - виделись. Выпускали опальных базилисс морским воздухом подышать. Не во дворик, на крышу башни. Августину на свою, Анастасию - на свою. Докричаться можно, но тогда прогулки на разные часы разнесут. А так хоть рукой помахать можно. А еще можно у коменданта спросить, как сестра обретается.
- Очень скучает, - сообщал тот. - Спасается тем, что папирус вытребовала, перо да чернила. Пишет. В том числе - письма тебе. Передать не могу. Приказ.
- Тогда принеси папирус и мне. Я отвечать буду. Так, как если бы ты их мне передавал…
Прошли месяцы, прежде чем Анастасия поняла, что сестра спасла ее от безумия. Недоходящими до адресата письмами и тем, что каждый день с соседней башни махала рукой простоволосая фигурка… только волосы, как крыло феникса, по ветру! Неприлично? Так она специально, для племянника. Инструкции не допускают к "священным телам миропомазанных август" - тех самых, которые во всех прочих местах приказа значатся, как "богомерзкие кровосмесительные отродья" даже врача? Так пожалуйста - низложенную августу видит больше тысячи солдат - в таком виде, что непотребная девка застеснялась бы. А так… стоит на башне, чаек кормит. Такой в памяти и осталась - среди мелькающих крыльев и сварливых криков. Чайки любят подраться за кусок.
На втором году "ссылки" Августина перестала выходить наверх. Заглянул комендант, сказал, что следует молиться за сестру. Напомнил о милости Господней, молол разные слова - а рука дергалась к шитому золотом квадрату на алом военном плаще. Анастасия ждала кинжала, потому слов не расслышала - тихонько молилась. Но вот рука скрылась под жесткой тканью… вынырнула, неся не смерть - подарок! Единственную книгу, дозволенную узницам.
- Это - ее, - сказал комендант, - а она желает твою. Это нарушение приказа… но такое, которое невозможно заметить. Потому… Я христианин, и отказать умирающей не смог. Молчи об этом!
Анастасия метнулась к схваченной решеткой бойнице. Свою книгу - отдала. Дождалась, пока затихнут шаги милосердного цербера. Широкая бойница - стол из камня, что равно тепел днем и ночью. До решетки - и моря! - всего две сажени. Вот открыт тяжелый переплет… Смеяться нехорошо - в соседней башне умирает сестра. Единственным оправданием Анастасии служила гордость - за ту, что везде осталась собой. И тут умудрилась книгу заляпать! Весь титул покрыт коричнево–рыжим. Что это? Не кровь, точно. Что–то знакомое!
Вместо благочестивого чтения - воспоминания. В прежней счастливой жизни Августину было терпеть невозможно. Засунуть младшей сестре репей в волосы, пребольно пнуть под столом, где никто не видит, подсказать неверный ответ перед строгим наставником - это она. Правда, если на урок мать заглядывала или сам отец решал проверить успехи дочерей, подсказка всегда бывала верной. А перед торжественной службой в Софии ящерицу за ворот получила не сестренка, а Констант! За напыщенность. Ну да, сын и внук императоров, будет править! А вредных теток выдаст за кочевых варваров. Ради империи! Вот и получил. В момент, когда доставать ползающее по спине существо поздно - нужно стоять смирно, молитвы повторять и кланяться. Августину потом заперли в собственных покоях: с книгами! Хорошо провела пару дней. Еще тайное письмо прислала, пусть и понарошку. Нужно было папирус над свечой подержать - и на чистом листе проступили коричневые рисунки: улыбающаяся ящерка, птичка с веткой в клюве и сама Августина, уткнувшаяся в книгу.
Анастасия еще раз взглянула на залитую коричневым страницу. С ужасом и восторгом поняла - Книга испорчена нарочно. Сестра рискнула спасением души - ради того, чтобы настоящее письмо дошло до соседней башни! И была свеча, подогревающая края папирусных страниц - писать между строк Писания даже сестра не осмелилась. Прости ее, Господи! А над пламенем свечи проступали строки, дарящие злую, мирскую, радость.
"Здравствуй, сестра. Пишет тебе великая грешница Августина, что осмелилась замарать священное. Видно, и верно я - лопоухое кровосмесительное чудище… Прощения мне нет, но у меня остался долг, не исполнив который я не имею права уйти. Не умереть! Собственно, это я и должна - сообщить тебе, что я не больна и умирать не собираюсь. Все притворство! Скоро я буду свободна… Тебя вытащить не сумею: лазейка только на меня, и то придется тело и душу до крови оборвать. Скажут - умерла, не верь. Покажут тело - знай, подделка. Не печалься о разлуке, я тебя помню и люблю, и всегда буду. Как только наберу силы - вызволю. Как, пока не знаю. Может, выкраду, может, выменяю, а глядишь - и возьму Родос на меч! Тогда быть тебе моей соправительницей, а Константу–зверю… Грешна я, прости меня, Господи, и спаси сестру мою, Анастасию. Августина - пока еще узница".
Больше ничего.
Через неделю - известие: сестра умерла. Тело не показали: не сумели подделать. Значит… Анастасия молилась: богу - о сестре, сестре - о свободе. Ничего не происходило. С башни было видно, как суетятся в порту люди–муравьи, входят и выходят щепки–кораблики… Каждый раз, как показывался большой флот, вспыхивала надежда: сестра идет! Ничего.
Через год коменданта сменили. Наверное, не из–за книги…
Перо и чернила отобрали - пришлось сочинять письма сестре, не записывая. Еда стала хуже, но Анастасия оставляла немного хлеба для чаек. Неблагодарные птицы орут, дерутся, клюют кормящую руку. Ну и что? Они напоминали о сестре. Напоминали - ты не одна, Августина с тобой. На небе ли, на земле ли… После прогулки оставалось искать надежду в Евангелии. Спать. И молиться за сестру. Во здравие! Очень уж хотелось верить, что умная Августина что–то измыслила, ухитрилась сбежать - и вот–вот распахнет для сестры огромный мир, большой, как небо, и быстрый, как чаячий полет!
Полгода назад она смотрела, как из гавани уходит великий флот: звонят колокола, вьются флаги, вокруг длинных дромонов и пузатых купцов взлетают крылья из десятков весел… Куда - опальной августе не доложили. Наверное - на агарян. Или - кто знает, как все повернулось - на персов, на авар, на лангобардов, против славян. Сердце шептало: а вдруг навстречу римской силище идет другая, тоже римская? Может, вот оно - "возьму Родос на меч!" И не надо никакого соправительства. Тем более, по римскому закону императрица - лишь источник власти для мужа. Глядишь, передерутся! Главное - сестру обнять. Услышать полузабытый голос…
Четыре месяца назад флот вернулся. Корабли шли на половинных веслах - значит, людей убавилось. Церкви ударили не весельем благодарственной службы, печалью покаянной. На башне римская императрица не знала, что ей делать - то ли плакать, оттого, что царство христиан понесло поражение, то ли смеяться, ожидая радости. Еще месяц спустя ворота башни отворились. Трава под ногами показалась мягче ковров Большого Дворца. Новый комендант, что прежде и не заглянул, разговаривал просто и непочтительно.
- Твоя сестра умерла, так судил Бог. К сожалению, в одной из дальних провинций появилась самозванка, использующая свое уродство, чтобы опорочить потомство великого Ираклия, твоего отца. Потому, ради чести семьи, ты должна солгать. Тебя доставят в Константинополь. Ты достаточно похожа на Августину, чтобы толпа признала в тебе сестру. В обмен за заботу о семейной чести базилевс, святой и вечный, обещает тебе…
Да хоть полцарства! Когда–то уже обещал править совместно: с мамой, братьями, Августиной… Из рук матери, ему - бабки, корону получил. А что за ним иные люди стояли… Какая разница? И все–таки она согласилась. Предпочла удавку чуть позже удавке сейчас. И еще задумала каверзу. От тихой, застенчивой Анастасии император Констант не ждет злой шутки. А она пошутит разок… Как сестра. Та, которую довелось полюбить только в башне. Той, которая просто - не успела. Пусть ей будет легче!
Что осталось в памяти от морского перехода? Смрад с гребных палуб. Теснота, доносящая обрывки разговоров.
- Рыжая–ушастая. Григорий - Африка, Августина - Британия…
Британия? Провинция, которую давно бросили на произвол судьбы, еще стоит? Был древний век, в котором бритты, по ошибке записанные галлами, брали Рим. Был век - в составе мятежных легионов шли сажать своего императора. Словно запыленная фигура вдруг отыскалась, встала на доску. Шах! И Анастасия не станет пешкой, закрывающей короля!
Порт. Закрытые носилки. Многолюдный шум - страшный! Неужели выставят перед толпой? Тогда у нее и рот не откроется сказать, что задумано, от страха. Констант выиграет ход? Нет, дудки!
Полог задернут небрежно. На темном пурпуре - яркий надрез. Солнце Константинополя царапает глаза. Что можно увидеть? Людей - много. Стены. На стене - царапины, крупно. Успела разобрать: стишок. Простой, такой всякий накорябает:
"Царству на горе, сцепилась родня.
Сестры в раздоре, меж братьев резня…"
Нет, сестры не в раздоре! А если Констант еще и собственного брата удавил… как это чудовище терпят?
Дворец - Влахерна. Маленький, легче охранять. Новый разговор. Племянник личным визитом не почтил, говорил магистр оффиций. То же самое: "самозванка, честь семьи"… Обещания, которым нет смысла ни верить, ни не верить: сочтут выгодным, сдержат, не сочтут - отбросят. Поторговалась для вида - без толку, как о стены кулаками молотить.
- Монастырь? Нет. Конные прогулки? Нет. Переписка? Нет. Другой остров? Нет.
Церковь усиливать не хотим. Боимся, что сбежишь. Боимся, что найдешь сторонников. Боимся, что тебя украдут. Сулили: богатый стол, удобный дом внутри крепости, десяток прислужниц, книги, личного священника. Огороженный двор - ходить по траве. Собачку… И жизнь, конечно.
Согласилась.