Вместо старшей из камбрийских сестер - зять. Кейр ап Вэйлин, принцепс Сената и первый человек, проявивший к ушастому и глазастому существу хоть какое–то участие. Тогда, когда у сиды не было ни власти, ни родни, ни славы, а пожитки, не считая прикопанных в лесу золота и оружия, умещались в заплечном мешке. Теперь взлетел высоко… а наверху холодно, и ветер зол, и воздуха не хватает.
Вот и получается - просит не о том, чего хочет на самом деле. Того, чего желать положено по мнению клана, семьи, жены. Почему сам? Не сошлась Немайн с самой старшей сестрой характером! Вот мужу и отдуваться… И сиде.
Невелика шутка - непременно явиться в Сенат, и о делах разговаривать только там… или на пирах у короля, но уж никак не в заезжем доме. То есть - поступайте, соседи, не так, как я делаю, а как говорю. В Кер–Сиди–то все наоборот! В трактирах и есть средоточие дел, да и к сиде в башню последнее время вызывают "к завтраку" - как в ином мире и времени "на ковер". Даже шутка ходит: "За обедом и ужином Немайн людей не ест…" Иные иноземцы понимают буквально, им страх, горожанам веселье.
Обычай завести пришлось. Человек, которому с порога вручают чашку кофе, может быть спокоен: разнос не перерастет рамок, которые дозволяет обычай по отношению к человеку, принявшему из рук хозяйки хлеб и питье. Не съедят, не заколдуют, не бросят в подземелье. Вот если чашку не предложат… тогда плохо. Но такое случалось редко, и наказанные были рады–радешеньки, что отделались штрафом или смещением с должности.
И что теперь отвечать? Кейр уловил заминку, бормочет:
- Если нельзя… Я понимаю… Жена же…
Этот парень в Рождественском сражении командовал лучниками. Хорошо командовал. Потом - хорошо резался врукопашную. На войне выстоял. А дома?
- Я обязательно загляну в Сенат, - сказала сида, - внесу вопрос, и дождусь решения…
Зато какой вопрос задать, подскажут в пиршественной зале "Головы Грифона", у огонька. Принятие решения и его официальное оформление - вещи разные, но нужны обе. Не всегда хорошо, когда они совпадают. Не в Камбрии, которая разом неприступная для варваров крепость и уютный дом! Наружу должно сквозить имперской помпой, внутрь пусть идет домашнее тепло и вкусные запахи. Только…
- А еще жена очень просит тебя показаться… как базилисса! Во всей славе. Мы с Туллой до сих пор не понимаем, как вышло, что ты оказалась девочкой с картины. Мы–то знаем, ты до фанфар не жадная. Я вот думаю: может, ты так желала, чтобы девочки спаслись с острова, что прошлое подстроилось? Но, как бы ни было, это очень нам поможет!
Вот не сидела бы на пятках - со стула бы свалилась. Есть достоинства в обычаях времен, когда для бритта сохранить лицо важней, чем сохранить жизнь. Весь день ждала вопросов - никаких! Ни при встрече, ни за ужином. Оказывается - все решили за нее.
- В Сенат, я, конечно, оденусь как римлянка.
Вышитого шелка привезла достаточно, чтобы наспех с иголками не возиться. Драгоценная ткань ляжет старинными складками, соединив традиции Республики и Империи… Вот только на голове не будет ни платка, ни шапки: не столько ради местного обычая, сколько для того, чтобы всякий видел - на лбу сиды нет венца! Хорошо бы в приветственной речи Сенату напомнить легендарное происхождение бриттов. Хорошая шутка: "В стране потомков Брута нет места Цезарю!" Жаль, главный титул так называемого короля Артура звучит не иначе чем Imperator Britannia, да и Настю не хочется подставлять.
Кейр то ли понял, что большего не выжать, то ли решил, что жене хватит, а самому не особо и надо. Торопливо распрощался. Дверь даже не скрипнула, так аккуратно притворил. Немайн взялась за пергамент, перо ловко выводит кружки и закорючки. Проблема волков и овец куда сложней задачи про волка, козу и капусту. Чем больше сторон, желающих разного, тем проще все сделать по–своему и никого всерьез не обидеть. Куда сложней решить, чего желаешь именно ты…
Когда дверь обиженно крикнула, сида посадила кляксу - не на разрисованный лист, на платье Сиан. Самой младшей из старших сестер!
- Застала врасплох! Ух ты! Вот тебе проигрыш: уши давай.
Когда уши мнут и гладят, это неприятно. Как Немайн надеялась, что эту чашу до дна осушат фенеки… Увы, сестре сестру мучить слаще. Сначала мучить. Потом - радовать. Когда за ушами чешут - совсем другое дело! Умом можно понимать, что сладкое место за ушком досталась в наследство от четвероногой когтистой твари, которой самой толком его от блох не вычесать. А толку? Разомлела, веревки можно вить. Сестренка тоже сияет. Наверное, часть радости ей передается. Хорошая она, хоть и маленькая пока. Беречь надо!
Сиан пытается что–то сказать, но у сиды не то настроение, чтобы слушать. Из ларя появляются подарки, что ждали позднего времени. Сюрприза не выйдет? Выйдет, сейчас. А предвкушение - тоже радость!
- Секретом поделюсь. Вот, смотри! Это тебе, к королевской свадьбе. Не с моего плеча обносок - новенькое, по твоей мерке, но кроено как мое серое… Сейчас примеришь… а вот перед подругами похвастать не дам, не то запачкаешь до срока. А вот и серое! Тоже тебе… Это хоть каждый день носи.
Приходится зажечь свет, чтобы сестра рассмотрела подарки. Она рада, очень рада. Вздыхает и ахает, с зеркальцами крутится, пытается поймать одним картинку из другого, чтобы хоть представить, как вся красота смотрится сзади. Немайн суетится вокруг, споро застегивает ряды крохотных пуговок, что таинственно перемигиваются со свечами.
- Ну?
В ответ - восторженный выдох:
- Как взрослая…
А раз взрослая - Сиан вздыхает и переходит к делу. Да, и она туда же!
- У меня к тебе просьба, Майни. Очень серьезная. И не заглядывай мне в глаза снизу вверх! Тебя в городе опять… ну, не то что боятся, но как относиться - не знают. Ты уже была просто холмовой сидой, потом оказалась сидой древней, потом ригдамной, потом сразу хранительницей. Теперь ты еще и августа… Все сестры до хрипоты спорят, кем тебе быть правильнее - по их хотению! Так вот, Майни, кто бы ты ни была… ты мне сестра?
- Да.
Тихое. Обреченное. Но дети таких глупостей не замечают!
- А раз - да, так вот тебе маленькая просьба: не мельтеши. Стань какой–нибудь одной тобой, не всеми вместе. Ненадолго: лет на семьдесят. Мне почти наверняка хватит.
Немайн дернула ушами. По очереди их провернула: вперед–назад, вверх–вниз. Левое, правое.
- Видишь? - спросила. - Помнишь, как мне их трудно все время прижатыми держать? Боюсь, и с "мельтешением" так же выйдет…
Сиан встряхивает головой. Ответ не принят.
- Майни, не увиливай. Реши. Выбери - кем тебе быть удобней. И будь ею! А я тебя какую угодно любить буду…
Сида снова одна, снова на коленях распяленный на писчей доске пергамент, в руках перо. Замерло! Все силы, что сошлись вокруг в несогласованном хоре, учтены, расписаны, взвешены. Можно вычислить равнодействующую - и воздействие, которое приведет ее в желаемую сторону. Осталось провести одну черту.
Кончик пера тихо стучит о донышко чернильницы. Вот на пергаменте появился значок - пара ушей–треугольников. Но вместо решающей стрелки–воздействия уверенная рука Немайн выводит… знак вопроса?
Триада вторая
1
Заявиться к королю запросто, с пустыми руками, могут разве подданные. С соседей иной спрос: без подарка приходить неловко. Вручать дар следует сразу же, чтобы у хозяина было время точно подобрать ответный - в ту же цену, да еще и со смыслом. Ошибиться в цене нельзя: кто подарил меньше, тот считается младше. Потому гость не должен дарить слишком много, могут понять как намек - если не как оскорбление. В Камбрии немало королей, чья честь куда как превосходит состояние.
Королевство Дивед - одно из немногих исключений: на плодородные долины, богатые рыбные угодья, изобильные зверем леса опирается один из немногих римских городов, чьи стены за последние два с половиной столетия не одолел ни один враг, кроме чумы. И все–таки заставлять короля ломать голову - нехорошо. Способ улучшить отношения действительно ценным подношением еще представится: королевская свадьба. Даже две!
Тогда можно будет дарить от души, сколько угодно, а в первое утро по приезде изволь представить нечто небольшое, недорогое, но почетное. Как решат привычную задачку сида и гречанка, многие судачили заранее, но тем горожанам, кому довелось оказаться возле ворот, ведущих в западное предместье, гадать не приходится.
День задался славный с самого утра, теплый южный ветерок разогнал туман. Город блестит свежими красками - зелень травы, желтизна присыпанных песком дорожек, ненавязчивое тепло деревянных мостовых. Всем хорошо, одна сида щурится на слишком яркий свет, бурчит, что туман красивее… что с нее взять, с холмовой? У нее глаза другие!
Рядом с Немайн шагает черноволосая девица, о которой горожане много слышали, кое–кто и рассмотреть успел - мельком. Кто не успел, может убедиться - то же лицо, только человеческое. И глаза у нее серые… и даже большие! Волосы не спрятаны под покрывалом, прихвачены пурпурной лентой. Диадема! У Немайн лоб открыт, зато в руках ивовая палка с крестообразным навершием. Регалия, а выглядит - будто дрючок прихватила, от королевских собак отбиваться.
У Анастасии руки пусты. Обе одеты по старине, только не местной, а римской: белая шерсть, под ней - выбеленный лен. Шелк на обеих есть, только вовсе снизу, но женщины и это примечают - по тому, как лежат верхние одежды, как и то, что рубах, какими бы тонкими ни были, не больше трех. Меньше нельзя, а больше - жарко. Май, как–никак.
Рыцари, почетная охрана, торжественны и сосредоточены. Подарки тащат оруженосцы. Один вышагивает гордо и важно, задрал подбородок так, что под ноги приходится коситься. На вытянутых руках обшитый шелком футляр. Не приходится гадать, что внутри - форма выдает. Лук! Не ополченский, буковый - клееный, рыцарский. И размеры выдают, да и простой лук - не королевский подарок.
Второй оруженосец вовсе не так почтительно тащит корзину, неплотно укрытую наброшенным поверх полотном. Вот в щелку показался черный нос… выскочило здоровенное, почти как у сиды, ухо. Только у фенеков уши в шерсти, а у Немайн - голые, почти прозрачные. Осталось угадать, какой подарок вручат от хранительницы, а какой от императрицы!
Перед королевским подворьем - встреча. Сида пришла вечером, по реке. Зато ночью, по римской дороге, явились мерсийцы. Вот незадача! Люди смотрят, спорят: кого Гулидиен МакДесси примет первым?
Короля Пенду обижать никак нельзя! Сильнейший союзник, в ближайшем будущем родственник.
Попросить подождать двух римских императриц? В стране, жители которой до сих пор считают себя римлянами? Проще объявить им войну. В конце концов, мятеж - дело обычное…
Граф Окта Роксетерский с наслаждением ловит настороженные, едва не испуганные взгляды. Сегодня мерсийцы выглядят вовсе не так, как в Кер–Сиди. Сегодня прибывает великое посольство и свадебный поезд разом. Сегодня день старых традиций, потому соседи–диведцы с настороженностью и недоумением видят вместо привычных союзников - сущих варваров… которыми, увы, многие англы и являются до сих пор. Да, король читает Цезаря в подлиннике, ремесленники и земледельцы перенимают бриттскую сноровку… вот и с сидой договорились насчет учебы. Англы - жадные варвары, но сегодня они жадны до знаний и цивилизации. Сегодня они предлагают дружбу и совражество, и смешение крови - на брачных ложах и бранных полях.
Увы, слишком цивилизованные камбрийцы не умеют читать знаки. Для них мерсийцы сегодня выглядят чужаками. Никто здесь не оценит беличий плащ на плечах короля, как и старинную фибулу в виде кабаньей головы. Вот разве ушастая! Эта должна знать. Помнить беличью мантию Аттилы, волчьи одежки готов, медвежьи накидки норманнов… Белка и вепрь - звери Тора. Знаки чести и власти отца богов. Сегодня король Пенда показывает - он ни перед кем не склонит головы, но будет прям и честен, как Тор, которому кладет жертвы.
Когда–то вожди–иклинги предпочитали родство с медведем. Книжникам великий зверь нередко кажется неуклюжим недалеким увальнем… сильней не ошибиться! Хитер, непредсказуем, любознателен. Таков его бог - Вотан, таковы поэты и вожди грабительских походов, таковы дружины саксов и норманнов. Они придут, снесут все до основания и перепоют мир наново, под себя.
Перепоют… уже доводилось слышать, как Тора называют сыном Вотана, что вепря отдали Фрейру, словно домашнюю свинью!
Снесут - если не встать у них на пути. Человек трудящийся равно презренен для разбойника и поэта. Они любят повторять, что пот льет лишь тот, кто слишком труслив, чтобы взять чужое, а потому будет принужден отдать все, что пожелают храбрецы. Не понимают, насколько доставшееся тяжко дороже доставшегося легко, оттого так удивляются, когда клыки вепря вспарывают им брюхо. Мало кто из зверей может посмотреть в глаза медведю и сказать: "Ты не пройдешь к моим детям… в крайнем случае мы умрем вместе. Понял? Теперь посмотрим, не тонка ли твоя кишка!" Яростный вепрь, да. Но и росомаха, у которой голова никогда не идет кругом, тоже. А в этом краю одна есть - легка на помине!
Немайн не нуждается в шкуре на плечах, чтобы разглядеть ее зверя - с белого лба отброшена темно–медная ость, треугольные уши приподняты кверху. Она христианка, а потому рядится в шерсть, выбеленную Солнцем, как оголенные кости. Росомаха в овечьей шкуре… ей нравятся такие шутки.
- Привет, - говорит, будто расстались час назад, - мы с сестрой к королю идем. Вместе - уместно?
Что решит король? Выход неплохой, никому не обидный, но тоже значащий. Если явиться не просто одновременно, а вместе, как одно - выйдет, что Камбрия и Мерсия уже перемешались: город сиды, как ни крути, часть Камбрии. Но если Немайн придет вместе с англами, получится, что мерсийцев от бриттов она не отличает… Это мысли посла. Что думает король?
- Друг рядом уместен всегда, - говорит Пенда.
Вот так. Просто, без рассуждений о богах и королевствах…
И пусть у встречающих голова болит о том, как и сколько раз дуть в фанфары, тем более, их тоже - двое. Рядом с Гулидиеном его будущий тесть, король Риваллон, отец храброй и своевольной Кейндрих. Грузно развалился в кресле, на плечах - радуга, как положено местным королям: в одежде не меньше семи цветов. Встанет ли навстречу? Последние годы ноги плохо служат королю, хотя править ему это не мешает. Седина и морщины оправдывают носилки, и неправду Риваллон высматривает прямо с мягкого кресла. На пирах его под руки не водят, да когда пенятся полные пивом чаши всегда можно сказать, что в ноги ударил хмель. В ноги - не в голову!
Теперь дело иное. Каждый шаг определяет будущее королевства. Пошатнешься - все королевство закачается. Обопрешься на посох - порадуешь дружину, но обидишь ополчение. Позволишь вести себя под руки - покажешь, что уже не с тобой и говорить… Проще - сидеть, а гости - пусть обижаются, если посмеют. Сами пришли! Иные из прежних королей так и умирали - выпрямившись на троне, с мечом, привязанным к руке.
Но Риваллон - встал. Тяжело навалился на плечо дочери. И так, с отстраненным лицом человека, терпящего острую боль на каждом шаге, идет навстречу гостям. И в этом нет слабости.
Есть - завещание.
Пусть дальняя родня видит: без толку бунтовать королевство, кричать, что мужчина справится лучше. Кейндрих уже правит. Она водила армию в победоносный поход, и даже если где–то ошиблась по свойственной молодости горячности - не важно. Главное, земли приросли, верные награждены, соседи дружественны. Что дочь сама справится с правлением, без помощи мужа–диведца. Теперь этого хватит, а на то, чтобы смириться с грядущим объединением, понадобятся годы. На худой конец, Дивед и Брихейниог вновь разойдутся, поделенные между отпрысками единого королевского рода МакДесси. Теперь - единого.
Немайн пожалела, что решила идти вместе с англами. Могла бы и подождать! Одна - заявилась бы простецки, по старой дружбе. Позволила бы себя за уши потягать, устроила бы сеанс одновременного рева с Кейндрих. Глядишь, лесная ревнивица и решила бы, что с ушастым ужасом можно ужиться - пока живет в другом городе, а заглядывает только мать проведать да подарки передать. Увы, королевская дружина выстроена, словно для смотра, слух терзают фанфары. Под ногами пружинит покрытая холстами трава. Рвет глотку глашатай. Первой, по чину, должны поименовать Анастасию, но звучат два имени, и уши, как ни держи, сами прижимаются к голове.
- Немайн и Анастасия, Святые и Вечные, верные Христу Господу, Самодержицы, Августы и Великие императрицы римлян!
Известие о взаимном признании август до Кер–Мирддина добралось всего за несколько дней до корабля. Гулидиен МакДесси тогда едва успел поприветствовать невесту… и наблюдал, как любимая из голубки обращается соколицей: яростной и мало соображающей. Сразу брякнула:
- Заколдовала ушастая римлянку! Берегись ее, любимый мой! Она же до тебя добирается!
Никакие резоны не доходили. Да, и римлянку заколдовала, и в соборе Кер–Сиди у всех был морок… даже у патриарха, в алтаре!
- Ты ирландка, - напомнил Гулидиен, - ну, вспомни, чему тебя в детстве учили. В "Разрушении дома Да Дерга" было что? Немайн, когда ее попросили имя назвать, соврать не смогла. Спрятала настоящее среди трех десятков поэтических. Зато со временем они забавляться умеют… И любят.
Достаточно немного подумать - и станет ясно, как трехтысячелетняя сида, не умеющая лгать, превратилась в девятнадцатилетнюю римскую августу. Если она может сделать так, что человек попросту не родился… не могла ли и подкинуть себя саму? Скажем, вместо мертворожденного младенчика. Это в Камбрии любой умеет опознать подкидыша! А тут и уши прятать не пришлось…
Римляне не приняли слишком странную, решили заточить. Выбралась. Вернулась. Нашла новую семью. Тут ее догнало измененное прошлое. Может, и отыграла бы назад, но то ли не получается пока, то ли Анастасию не желает бросать одну. Ее–то ведь тоже вытащила! Как? Спросить легко, понять ответ - трудно.
Но как же ей не нравится титул! На каждом слове уши сердито прижимаются, потом падают к плечам. Недовольна, но молчит! Дает возможность исправить ошибку… Что не так? Глашатай неделю старался, зубрил императорский титул. Ни в словечке не ошибся… Что ж не так? Стоп! Точно, летая в небесах, забыли про кочку под ногами. Единственную землю, на которой рыжая и ушастая властвует не на словах. Родителей - приемных и родных в Камбрии не различают. Старинное правило - не могут быть королями да королевами те, кому за ними положено присматривать! И что делать принимающей стороне? Разве что - самому исправить:
- Немайн, хранительница правды Республики Глентуи.