Оборотница спустилась по короткой лестнице и оказалась в достаточно большом, прохладном помещении, заставленном бочками, ящиками, и множеством каких-то других твердых предметов. Каких точно, Кицунэ не могла узнать по причине кромешной тьмы, царящей в подвале храма. Никакая острота зрения не поможет, если нет ни малейшего лучика света. Девчонке приходилось только надеяться, что мико не услышит шум от столкновений ворюги с различными препятствиями. С посохом, увешанным какими-то бренчалками. С корзиной, в которой стояли звякнувшие бутыли. Со стопкой металлической посуды, заскрежетавшей и едва не упавшей, когда Кицунэ, шарящая во тьме руками, случайно зацепила ее.
Когда зрение бессильно помочь, может выручить обоняние. Оборотница прекрасно помнила аромат напитка, которым мико угостила их с Такеджи по окончании завтрака. Кицунэ унюхала сладкий запах фруктов и разыскала целый ряд больших глиняных бутылей. Зачем столько? Запасы на год? Нет, наверное просто надо много, чтобы напоить целый торговый караван. А потом в подвал поступает новый запас дурмана.
- Будем надеяться, эта злыдня не сразу заметит, что одна из бутылей пропала. - Кицунэ ухватилась за глиняные ручки и попыталась приподнять добычу. - Ух, тяжелая…
Проблеск света.
Оставив бутыль, Кицунэ метнулась в угол и затаилась. Мико, освещая себе дорогу простым масляным фонарем, заглянула в погреб и начала медленно спускаться по ступеням. Услышала шум?
Оборотница замерла, боясь даже дышать. Посмотрит и уйдет… подумает, что тут бегают мыши!
Ящики, бочки, бутыли. Ритуальный инвентарь. Абсолютная тишина.
Мико осмотрелась по сторонам и повернулась, собираясь уходить.
- Показалось, наверное, - сказала она.
Не заметила.
У Кицунэ отлегло от души, и оборотница едва удержала глубокий вздох облегчения.
Наивная. Жрицу сюда привлек не шум, а сторожевые печати.
Хозяйка храма узнала о вторжении сразу, как только воришка коснулась двери. Бандитка знала, куда лазутчица направилась и где сейчас находится. Видимость неведения - обманка. Чтобы враг расслабился и подставился под удар!
- Ха! - мико резко обернулась и метнула исписанный силовыми знаками листок бумаги точно в угол, где укрывалась Кицунэ. Девчонка едва успела инстинктивно заслониться рукой, и печать, вместо того чтобы прилепиться к ее лбу, врезалась в ладонь оборотницы. Связующие импульсы Ци коснулись кожи, и бумага пристала к ладони не хуже чем клейкая лента.
Очищающая печать? Что за глупости? Кицунэ ведь на самом деле не демон! Наверное, мико ошиблась из-за…
Шелест воспламенения и гулкий грохот взрыва. Облако огня и дыма поглотило оборотницу.
- Умри! - мико взмахнула рукой, направляя пальцы на вскочившую из дымного облака воришку. Понимая, что выкрик был не зря, Кицунэ импульсом Ци швырнула себя в сторону. Незримая сила хлестнула по стене в том месте, где оборотница только что находилась, и, оставляя борозды на камне, рассекая ящики, метнулась за ринувшейся к выходу жертвой. - Не уйдешь!
Кицунэ почти удалось сбежать. Она уже вырвалась в коридор и совершила первый прыжок прочь от погреба, когда незримая сила ударила ее по ногам. Словно огненное кольцо обхватило сразу обе лодыжки. Ноги были бы срезаны, если бы не костяной доспех, закрывающий все тело оборотницы. Получив первый удар, боевая биоформа бросила все силы на самооборону, и по доспеху из костяных щитков, заранее выращенному под ее кожей, бурными потоками хлынула Ци. Сила мико не лишила Кицунэ ног, лишь оплела и швырнула на пол, затем вздернула вверх и впечатала в потолок. Удар. Удар. Еще удар.
Сила швыряла Кицунэ по коридору, лупила ею о стены, пол и потолок. Трещали доски, осыпалась штукатурка, камни смещались от силы столкновений. Сохранение целостности храма мико, судя по всему, не слишком волновало.
Сама похожая на демона из древних легенд, женщина в растрепанном бело-алом кимоно буквально вылетела из подвала и взмахом руки швырнула пойманную лазутчицу через весь коридор, с сокрушительной силой вбив ее в противоположную стену. Новые жгучие петли уже охватили все тело оборотницы. Ноги, руки, сразу три петли на шее. Еще две на лице.
Кицунэ, с трудом преодолевая давление, наклонила голову и поняла, что это была за сила. Шелковые нити! Самые обычные шелковые нити, пылающие синим огнем пропускаемой по ним энергии Ци.
- Ха! - мико, укрутив жертву нитями, тянущимися от катушек на запястьях воительницы, выхватила из рукава кимоно и метнула в противницу сразу три испещренные силовыми линиями бумажки, прилипшие к животу, груди в области сердца и ко лбу оборотницы. - Ну, шпионка-сан, как тебе очищение от злых мыслей моими первоклассными печатями? Один взрыв… - хозяйка храма глянула на культю, оставшуюся от разорванной в клочья правой руки лазутчицы, - …и вся агрессия в человеке куда-то чудесно исчезает! Я истинно великая мико, ты согласна?
Бесстыдно виляя бедрами при ходьбе и победно ухмыляясь, она подошла к опутанной нитями Кицунэ и, протянув руку, рывком сорвала взрыв-печать с лица жертвы.
- О, Нами-сан! А мы-то вас обыскались! Как мило, что вы заглянули в мой храм снова! Могли бы предупредить, что вернетесь, я не стала бы пинками гонять мальчиков по горам!
- Ты… - задыхаясь от боли и ярости, прошипела Кицунэ. - Ты, подлая, гнусная тварь! Как ты могла стать союзницей бандитов?! Позор для всех мико! Я… я…
Жрица замахнулась и ударила Кицунэ в лицо, заставив подавиться словами. Удар был подкреплен импульсом Ци, и выбитые зубы оборотницы вместе с кровью полетели в сторону.
- Не трепыхайся, милочка! - мико ухватила оборотницу за волосы и крепко сжала пальцы. - Как я могла стать союзницей бандитов? Что же, не будет вреда, если ты это узнаешь и кое-что поймешь о жизни перед смертью. Мальчики говорили, что у тебя слабость к гендзюцу. В таком случае… - глаза жрицы глянули в глаза давящегося кровью монстра. - …Я покажу тебе правду перед тем, как отправить прямиком в мир мертвых! Смотри и запоминай! Там, в стране теней, ты сделаешь сравнение и решишь, какой мир, тот или этот, страшнее для людей твоей породы! Смотри внимательно, сказочная принцесса! Это - истина нашего мира!
Глаза жрицы пылали темно-синим, ледяным огнем, которое начало распространяться и, окружая оборотницу со всех сторон, нахлынуло на закричавшую от боли жертву. Гендзюцу, мощное, способное пробить даже надежную оборону среднего самурая, захватило оборотницу, и перед ее взглядом поплыли картины прошлого.
Чужого прошлого.
Комнату легко было узнать.
Небогатая обстановка. Шкаф, сундук, зеркало, еще один шкаф, с книгами. На сундуке - фарфоровая кошка с поднятой передней лапкой. Личная комната мико, только вместо убранной постели стоит маленький обеденный столик. Такой, что есть за ним мог только один человек или максимум двое. Но второго никогда не было. Одна. Всегда одна. Почему? В тридцать пять лет ни мужа, ни детей. Почему так получилось? Может, была слишком скромна, чтобы заговорить с понравившимся мужчиной первой? Может, прослыла скучной из-за того, что не участвовала в шумных гулянках с подругами и слишком много времени уделяла учебе? А может, из-за того, что она принимала на себя много чужой работы, надеясь помочь подругам и заслужить их благодарность? Ведь вместо признательности она лишь понизила свой статус до "рабочей лошадки", на которую можно спихнуть заботы и уйти развлекаться. Кто подойдет к скучному человеку второго сорта, не способному возложить работу на кого-нибудь другого? Ведь есть другие девушки, веселые и не менее красивые. Те, что всегда свободны, готовы отозваться на знаки внимания мгновенно и не будут строить из себя недотрог.
Или всему виной опала со стороны главенства храмов, которая тотчас была бы перенесена и на семью? Любовника Мисаки могла бы себе найти, возможно, даже среднего социального статуса, но мужа… с мико-изгоем опасались связываться даже те, из-за кого она оказалась в таком положении.
Пора бы привыкнуть к тому, что она - неудачница. Не раз и не два ей настойчиво твердили, что она не умеет жить.
Мико поставила опустошенную глиняную плошку и положила палочки. Аппетита не было, еда казалось пресной и безвкусной. Неудивительно, при таком-то стрессе!
Руки жрицы мелко вздрагивали, женщина была бледна и даже тайком, словно рядом был кто-то, кто мог видеть ее слезы, всхлипывала и утирала глаза платком, который быстро прятала за отворотом кимоно. Ей даже самой себе было стыдно признаваться в своей слабости, но… но так хотелось выплакать горе, обиду и страхи!
Одна из лучших учениц главного храма Агемацу, она должна была бы стать известной и уважаемой мико, но, наивная и неопытная, совершила ряд действий, названных непростительными ошибками.
Жалея бедноту из нижних кварталов, она не настаивала на оплате медицинских услуг и никогда не отказывала в помощи тем, кто к ней обращался. Как отказать матери, жалующейся на то, что ее ребенок плачет из-за болей в животике? Или рабочему человеку, из-за раздробленной кисти потерявшему трудоспособность и напуганному перспективой увольнения с завода? Или хотя бы ребенку, принесшему раненого щенка?
Но, оказывается, как-то надо уметь отвернуться от них и изгнать из храма, если они не принесли с собой кошелек, полный монет. Всякий знает, что в нижних районах процветает пьянство и наркомания. Эти оборванцы желают получать медицинскую помощь бесплатно, а потом тратить деньги на всякую дрянь? А на что будут храмы обучать новых мико и проводить дорогостоящие ритуалы, если поступления денег иссякнут? Государство, увы, храмы не дотирует, так что зарабатывать золото приходится своими силами, и нарушать установленный порядок нельзя!
Несколько раз Мисаки делали намеки, и она заверяла, что все понимает, но снова и снова уступала слезам бедняков, что живо прознали о нетвердой характером мико и валом валили к ней, умоляя о помощи.
Терпение жрецов и жриц небезгранично. Решение было очень простым. Мисаки попросили покинуть город. Ей некуда было идти, но это мало кого волновало. Жители нижних районов получили угрозы полного лишения медицинской помощи в случае, если сами не изгонят слабую мико. Те, кому Мисаки помогала, затаились, а те, кто не был ей ничем обязан, ворвались в дом жрицы, побили женщину и, проклиная, вышвырнули за городские ворота.
Маленький заброшенный храм у селения близ торгового тракта стал для изгнанницы последним убежищем. Сначала ей казалось, что жизнь закончилась, но пришла весна, и расцвела старая сакура возле ожившего с приходом мико маленького храма. Жрица оглянулась вокруг себя и, вдохнув воздух, наполнившийся теплом приближающегося лета, поняла, что стала… свободна. С ее плеч рухнул тяжкий груз давления общества, всех этих любителей дармовщины, использующих человека и бросающих его в беде. Свобода от них и навязанной необходимости быть жестокой.
Постепенно, не за один день и даже не за месяц, мико привела в порядок храм. В коробке для пожертвований зазвенели монеты, но не они радовали жрицу, а то, что путники, заходившие молиться в ее обитель, уходили с улыбками на просветлевших лицах. Мисаки помогала жителям села, присматривала за детьми и лечила болезни. Простые теплые человеческие чувства, которых мико не нашла в городе, были дарованы ей здесь. Когда селяне кланялись ей с искренним дружелюбием, а не пытаясь подольститься, как к жрицам городских храмов, она чувствовала себя счастливой. Казалось, что теперь все будет хорошо, но…
Пришла зима. Лютая, морозная, переполненная смертью. Рухнула империя, и ее обломки залила грязь, которая долго копилась под глянцево-блестящей коркой мнимого порядка и благополучия. Воспитанные рвать деньги и власть, люди рвали. Не считаясь ни с чем, любыми способами и побольше. Мисаки впала в состояние шока, когда в ее храм прибежал залитый кровью человек. Путник, на которого напали… селяне. Он искал в храме спасения, но два десятка его преследователей, каждого из которых Мисаки знала по имени, не стали слушать увещевания и просьбы мико. Они оттолкнули ее в сторону и, вытащив кричащего путника за ворота храма, забили дубинками до смерти. А потом один из грабителей, льстиво ухмыляясь, подошел к Мисаки и протянул ей руку, порезанную ножом, и не попросил, а потребовал исцеления.
Вся их показная любезность и дружеское отношение исчезли в мгновение, стоило благодетельнице отказать.
- Не надо портить с нами отношений, мико-сама, - сказал ей управляющий селения. - Мы кормим вас и даем вам жилье. Вы будете жить здесь и продолжите лечить нас. Даже не пытайтесь бежать, это наилучшая для вас судьба.
На кого же она потратила свою жизнь? Кому и что пыталась доказать, всеми силами помогая просителям в час приходящей к ним нужды? Если бы она была как все, не обращала внимания на чернь и общалась с богачами, то купалась бы в роскоши, ела и пила только лучшее. Нашла бы себе богатого мужа из самураев или чиновников.
Пожертвовать остатком благ и с риском для жизни бежать из селения, стать нищей бродягой ради того, чтобы не помогать бандитам? А ведь можно прекрасно устроиться и здесь. Селяне будут рады делиться с ней награбленным.
Нервная дрожь бежала по спине Мисаки, когда генерал Хуоджин, потерявший после развала империи свои владения на юге и собравший вокруг себя группу головорезов, пришел к ней с деловым предложением.
Грабежом маленьких групп или одиночных путников особого богатства не добудешь, а нападение на торговый караван - очень опасное предприятие. Скоро через селение будет проходить один такой, и бандитам придется рисковать. Вот если бы кто-нибудь, к кому солдаты относятся с доверием и уважением, отравил охрану перед самым нападением бандитов…
Мико обещала подумать и спешно выпроводила из храма этого воняющего табаком, вином и гнилью жуткого человека.
Бандит ушел. После него приходил староста селения и говорил о том, что армия лорда Хуоджина каждый день увеличивается, что скоро он станет так силен, что сможет захватить власть в долине Желтой реки. Отказывать ему ни в чем нельзя.
Что же теперь будет?
Мисаки вошла в главный зал храма и села у переносного столика, установленного в самом центре пересечения силовых линий.
На столике ждала неоконченная работа. Десятка два маленьких деревянных фигурок в виде человечков и животных лежали, ожидая, когда мико нанесет на их силовые схемы и наполнит положительно заряженным излучением биополя. Предметы, наполненные любовью, назывались "теплыми". Если испытываешь страх или беспокойство, "теплый" предмет поможет обрести душевное равновесие. Влиянием положительных биополей поможет скорее зарастить рану. Поставленный у постели больного, он отведет кошмары и навеет вместо них целебный спокойный сон. Но не каждый предмет может стать "теплым".
Мисаки взяла в руку одну из фигурок. Дети селения вырезали эти смешные игрушки для нее, а мико готовила для детей сладости. Обычный растопленный на огне сахар, застывающий в виде полупрозрачных леденцов.
Наполненные детской жаждой жизни и веселья, с оттенками предвкушения получения конфет и любовью к доброй мико, эти деревянные фигурки уже могли бы стать талисманами. Мисаки лишь усиливала и закрепляла эффект своим влиянием.
Дети. Любовь детей и дружеские узы.
Успела ли мико привить им сочувствие к другим людям и наполнить их сердца добротой? Взрослые селения легко отвергли свою человечность ради того чтобы завладеть чужим имуществом, но сделает ли общение с мико для детей этот выбор хоть немного сложнее? Будут ли они помнить ее доброту? И во что превратится эта память, если мико согласится губить людей? Какое мнение возникнет у них о людях и окружающее мире? Кем они вырастут после подобного предательства?
Нужно уходить. Бежать, скорее и как можно дальше отсюда! Бросить храм, ставший за прошедший год родным домом, бросить прекрасную сакуру и детей, общение с которыми помогло изгнаннице снова почувствовать вкус жизни после тяжелых бед и лишений.
Другого выхода нет.
Мисаки поднялась и начала торопливо собирать деревянные фигурки. Это не бросовые вещи. Во времена бед они могут помочь многим. Нужно непременно забрать их с собой, ведь они - настоящее сокровище.
- Куда это вы засобирались, мико-сама? - ехидный голос прозвучал из пустоты, и тень пришла в движение, обретая облик женщины в серо-белом маскировочном костюме ниндзя. Гендзюцу скрывало шпионку от глаз мико, но теперь надобность в сокрытии отпала. - Вздумали сбежать? Нет-нет-нет! - куноичи подняла палец и покачала им из стороны в сторону в отрицающем жесте. - Это совершенно недопустимо. Мы ведь не хотим, чтобы вы рассказали кому-либо о нашей затее со жрицей-отравительницей? Правда?
- Я не стану губить людей, - стараясь, чтобы ее голос звучал твердо, сказала Мисаки. - Что бы вы ни сделали, я не соглашусь на такое!
- Именно это от вас и ожидалось, мико-сама, - сказала куноичи. - Поэтому я здесь. Но Хуоджин жалеет вас и до последнего колеблется. Предлагаю переселиться в лагерь и лечить раны наших солдат.
- Нет.
- Ну, тогда ты просто не оставляешь мне выбора, девочка, - глаза куноичи сверкнули угрозой, и она громко выкрикнула, призывая сообщников.
Вошедших было шестеро. Мисаки похолодела, видя их лица, искаженные звериным торжеством, и алчный огонь в глазах. Те, кому мико не раз помогала, избавляла от желудочных болезней, ран и следов застарелых травм. Вспомнят ли они об этом?
Жрица пятилась, называла окруживших ее мужчин по именам и умоляла их опомниться, но куноичи знала, что все будет бесполезно. Ничто так не выставляет напоказ истинную природу людей, как вседозволенность и уверенность в безнаказанности.
Кицунэ, бесплотный дух, дернулась, пытаясь прийти на помощь мико, когда бандиты повалили женщину на стол. Деревянные фигурки, созданные дарить радость, сметаемые в пылу борьбы, посыпались на пол.
Мир подернулся серой дымкой. Весь, кроме фигуры куноичи, которая сняла закрывающую ее голову тряпичную маску, открыв красивое молодое лицо и высвободив целые волны длинных, огненно-рыжих волос.
- Все еще не поняла? - сказала она, глядя на то, как ее подельники измываются над умоляющей о пощаде жрицей. - Ты или с нами, или… ну где же твое гордое - "я лучше умру"?
- Зачем ты все это показываешь мне? - выкрикнула Кицунэ. - Хочешь разозлить? Ты, подонок и убийца, хвастаешься тем, что совершила ты и твои дружки?
- Злость? Ярость? Гнев? - куноичи возникла перед Кицунэ и уставилась ей в глаза. - Нет. Мне нужно лишь понимание. А сейчас расслабься. Это еще не финал представления.
Хуоджин ждал, сидя на корточках под ветвями сакуры. Смятая сигарета в его зубах, желтых и обломанных, рождала медленно поднимающуюся вверх струйку дыма. Генерал бандитов был мрачен и задумчив, но он ухмыльнулся, когда увидел вышедшую из храма куноичи.
Кинджоу Хизако, разведчица, сбежавшая с поля боя при штурме Инакавы, направилась прямиком к генералу бандитов и, приблизившись к нему, повернулась на месте, позволив детально себя рассмотреть. Куноичи не получила в боях травм лица или тела, которые могли оставить шрамы или обезобразить ее. Она не была обделена красотой, и Хуоджин с искренним интересом полюбовался на свою подельницу, нарядившуюся в кимоно жрицы храма стихий.
- Что скажете, Хуоджин-сама? - игриво спросила куноичи. - Правда же, на мне этот наряд смотрится гораздо лучше, чем на той, побитой жизнью, дурехе?