* * *
Ильзар, белоснежный замок на вершине большого холма, разительно отличался от замка лорда Тедеску. Соразмерный и строгий в своём убранстве, он сверкал в лучах утреннего солнца, точёные башни вздымались в небо, реяли на ветру пёстрые флаги. Чисто, ни трещины в стенах, лужайки аккуратно выстрижены - как будто только вчера отстроили и подготовили к параду. Помпезно и богато, хотя красота его была сумеречная, холодная, как и всё в этом суровом северном крае. Было в нём своё очарование.
Микаш отстраненно думал, что отец невесты решил пустить пыль в глаза жениху. Йорден обзавидовался весь, аж позеленел. А уж когда во двор въехали, украшенный цветами, бархатными знамёнами, позолоченными вазонами и парадными доспехами, так тот и вовсе кисло скривился, не желая следовать этикету.
Впрочем, это Микаша волновало мало. Недавно с ним что-то приключилось. По жилам будто тёк жидкий огонь, а голова опустела, мысли витали в неизведанных далях, даже сосредоточиться на деле оказывалось трудно. Медальон Микаш так и не вернул. Надеялся, что и не попросят, а если попросят, то он заставит их забыть. По малолетству, когда он ещё пас лошадей на лугу, то обожал разглядывать мир вокруг, подмечая каждую деталь, любуясь каждой букашкой. Так и сейчас, когда удавалось побыть одному, Микаш раскрывал медальон и разглядывал чудесный портрет, проводил пальцем по ободку и представлял принцесску живую, осязаемую, вылеплял из глины собственного воображения и обнимал крепко, как не обнимал никого с тех пор, как погибли мать с сестрой. Такое странное, но сладкое и томное наваждение. Эх, почему все трофеи, слава и даже лучшие девушки всегда достаются другим?
Полдня им дали передохнуть с дороги - пир начинался ближе к вечеру. Микаш настолько умаялся следить за приготовлениями, что сам едва успел помыться и переодеться в парадный костюм для слуг: коричневые бриджи и ливрею с вышитым на спине родовым гербом Тедеску - оскаленной собачьей мордой. Когда явился пред светлыми очами Йордена, тому как раз заканчивали заплетать церемониальный пук на затылке.
- Где тебя демоны носили? А на голове что? Правильно отец тебя помойным псом называл! - забранился он, одарив коротким взглядом.
Микаш пригладил косматые волосы рукой, но толку от этого оказалось мало. Йорден безнадёжно махнул на него:
- Что взять с дворняги?
Вместе со свитой из своих наперсников и слуг Йорден прошествовал в парадный зал. Обстановка здесь была такая же помпезная, как и снаружи. С непривычки зарябило в глазах от количества зажжённых свечей и хрустальных бликов. Гостей собралось! Старые лорды со всех окрестных земель, их домочадцы и свита. Прислуга деловито сновала с подносами и без, украдкой любуясь на празднество.
Лорда Веломри с дочерью ещё не было. Микаш подошёл поздороваться с Олыком. Его лорд Тедеску тоже отправил с кортежем Йордена, чтобы смотрел за соблюдением этикета. Олык показал в толпе наследника рода Веломри, брата-близнеца невесты. Смазливый и темпераментный, он отпускал колкие шутки в адрес тех, кто попадался ему на глаза, а окружавшая его компания высокородных отпрысков то и дело заходилась дружным хохотом. Только ощущалось, будто что-то гноится у него внутри, а острословие лишь маска.
Олык дёрнул Микаша за рукав, напомнив, что неучтиво так пристально пялиться на высокородных. Он неплохой, Олык, добродушный и сдержанный, единственный, кого можно было назвать если не другом, то хотя бы хорошим знакомым, поговорить о мелочах, чтобы не забыть, как это - разговаривать с живыми людьми.
- Почему не идут?
- Выдерживают паузу, чтобы казаться значительней. Высокородные, - шепча, усмехнулся Олык.
Микаш плохо понимал их порядки.
- Почему молодой хозяин не любит свою невесту? - поинтересовался он осторожно.
- Да что ж ему любить, он чай её не знает. Говорят, бледная мышь, невзрачная и скучная.
- А на портрете красивая.
- Художники всегда льстят, чтобы побольше золота выручить. Да ты же знаешь, какие лица у высокородных. Надменность даже красивых портит.
Да, жаль, что красота существует только на картинах, но, может, так оно и лучше - мечтать о недостижимом идеале.
- Идут! Идут!
Возбуждённый шёпот стих. В зал торжественно прошествовал милорд Веломри под руку с дочерью. Они подошли близко. Микаш подался вперёд, так захотелось увидеть. Сердце заныло, затрепетало в груди, желая выскочить и пуститься в пляс. Принцесска оказалась ещё красивей, чем на портрете: тонкая, изящная, хрупкая. Талию можно в ладони поместить. Волосы дивного лунного цвета приподняты в высокую причёску, обнажая стройную шею. Глаза! В такие глаза можно глядеться, как в кристальные озёра этого сурового края. Смотрят только перед собой и ничего вокруг не замечают. Выделяющиеся алым на бледном лице губы, как нежные лепестки розы. Дрожат от волнения. Манят прикоснуться. А платье… дурацкое пышное платье не шло ей ни капли, наоборот, отвлекало безвкусными рюшами, забивало невероятную красоту этого запредельного создания.
- Какая… - вырвался тяжкий вздох.
- Да обычная, - пожал плечами Олык.
- Нет! Разуйте глаза, она прекрасней всех женщин в этом зале!
- Мальчик, ты, часом, не болен? - Олык приложил ладонь к его лбу, Микаш её смахнул.
- Я серьёзно. Во всём Мидгарде не сыщется никого, кто бы смог её затмить.
- Точно болен. Любовной лихорадкой, - Олык усмехнулся.
- Всё равно она даже не взглянет на меня.
- Почему это? Ты парень статный. Не думаю, что у неё много ухажёров сыщется при таком строгом отце. Видишь, как на молодого хозяина смотрит? Будто голову оторвать хочет, не меньше. Говорят, доченьку свою он куда больше любит, чем разгильдяя-сына.
- Спорим? Я подойду к ней так близко, что смогу прикоснуться, а она даже не заметит.
- Ну, спорим, - нерешительно пожал Олык подставленную руку.
Микаш подошёл к одному из слуг с подносом, забрал его и направился к столу на возвышении, где сидели невеста с женихом. Наглость, немного везения и капельку внушения. Телекинетиков здесь нет - вряд ли кто засечёт лёгкое вмешательство. Йорден с наперсниками так и вовсе никогда не понимают, что ими манипулируют.
Неловкость между Йорденом и принцесской Микаш ощущал прекрасно. Она спрашивала про дорогу, Йорден жаловался и клял её край последними словами. Она злилась, поджимала губы и комкала салфетку. Он сыпал комплиментами, а она просекала их неискренность и переводила разговор.
- А много вы их убили, ну демонов?
Йорден стушевался. Вот оно. Они увлеклись беседой и не заметят. Стоя за их спинами, Микаш протянул ладонь и аккуратно коснулся оголённой шеи принцесски, такой уязвимой и хрупкой. Кожа на ощупь оказалась гладкой и нежной, как самая дорогая шелковая ткань. Нет, лучше! Аромат волос - мята и ромашка - дурманил голову. Внутренности напряглись от клокочущей тёмной страсти, сумасшедшей, больной. Манило запретное желание. Хотелось больше, ещё больше: прильнуть губами, обнять, ощутить её всю целиком, как никого и никогда. Будто она была его половиной, недостающей частью, по которой он тосковал и в которой нуждался больше, чем в самой жизни.
- Около сотни, должно быть. Я не считал, - лепетал меж тем Йорден.
- Мне казалось, вы только-только испытание прошли, - в голосе принцесски сквозил сарказм.
- Да… в Доломитовых горах.
- По дороге туда вы повстречали сотню демонов?
Микаш едва сдержал смешок. Он бы прошёл для неё все дороги, одолел все невзгоды, убил всех демонов, достал звезду с неба, бросил весь мир к её ногам. Он бы смог… А если не смог, то вырвал бы своё пламенеющее сердце и преподнёс на серебряном блюде. Но нет, он не станет её тревожить. В его жилах не течёт древняя кровь высокородных. Он никогда не станет достоин.
Микаш незаметно срезал прядь её волос ножом и сжал в кулаке. Лорд Веломри уже оборачивался, рыская взглядом по углам. Нужно убираться.
Йорден с принцесской вышли в середину зала для танца, Микаш следом шмыгнул в толпу гостей.
Когда добрался до Олыка, показал ему срезанную прядь.
- Ну ты и пройдоха! - похлопал его по плечу старый камердинер. - Держи монету, честно заработал.
Микаш спрятал медьку в карман, а прядь положил в медальон с портретом.
- Почему он предпочитает ей служанок?
- У всех высокородных так. Верность для них пустой звук. Муж спит с камеристкой, жена со слугой. Всё путём! И ты счастья попытай, чего сохнешь зря? Может, понравишься ей.
- Нет, не хочу так.
Микаш хотел быть на месте Йордена, высокородного, сейчас, как никогда раньше. Танцевать с ней. И плевать, что не знает ни своих, ни этих чопорных высокородных танцев. Говорить с ней, держать в руках и не отпускать никогда. Никогда и ни с кем не делить.
- Ох, пострел уже побежал, гляди-ка.
Слова Олыка хлестнули плетью. Микаш распахнул глаза. Йорден уже спешил к выходу из зала. Микаш едва успел перехватить его за дверями в тёмном и безлюдном углу.
- Не уходите! Оставить невесту в день помолвки, чтобы барахтаться в простынях со служанкой - верх неучтивости!
Йорден вырвал у него своё запястье.
- Да что ты себе позволяешь?! Дражен позаботится об этой дурочке. А если я проведу с ней ещё хоть минуту, то просто сдохну. Она не только уродлива, но ещё и тупа как пробка! Вот уж наградили невестушкой.
- Перестаньте, - укорил его Микаш. Зверь царапался когтями куда неистовей, чем прежде. - Вы оскорбляете её только за то, что она поняла вашу ложь и не смогла это скрыть.
- Ох, защитничек нашёлся! Прям под стать этой овце. Ну так отдери её, если так хочется. Думаю, она будет счастлива, что хоть кто-то обратил на неё внимание.
Йорден зашагал прочь. Микаш сжимал кулаки, представляя, как хрустнут позвонки в его цыплячьей шее, если её сломать. Он вернулся в зал. Дражен кружил принцесску в быстром танце. Повсюду галдели гости, ели мясо так, что с подбородков капал жир, похабно шутили, щипали служанок, орали застольные песни, женщины жеманничали и сплетничали, мужчины напивались до беспамятства и скатывались под столы. От фиглярства и лицемерия захлестнула горечь, словно внутри прорвался перезревший гнойник презрения, и наружу хлынула едкая желчь:
"Расселись, свиньи из свиней! Тоже мне, избранные богами защитники. Обжираются тут, веселятся, а где-то селяне от очередного нашествия погибают. От голода, от испоганенных посевов. А ведь одного блюда с этого стола хватило бы, чтобы кормить большую семью неделю".
Стало плевать, что будет дальше. Просто хотелось, нестерпимо хотелось хоть на миг побыть на их месте, получить свою вожделенную награду. Она его по праву, хотя бы потому, что только он её оценил и только ему она нужна больше воздуха. Как ни деньги, ни слава, ни трофеи, ни даже рыцарство нужны не были. И пускай… пускай, уже всё равно!
"Каждый получает, что должно, - зазвучал в голове тихий мелодичный голос принцесски, как будто она слышала его мысли, как он слышал её усталость и неудобство. - Кто-то рождается селянином, чтобы работать на земле, кто-то ремесленником или купцом. А кто-то отмечен божественным даром и за свою неустанную борьбу с демонами получает награду: титулы, золото, земли. Сумеречники защищают людей, а люди платят им десятину. Такой порядок установили боги. Не нам их судить".
Зверь рванулся на волю. Легко прошёл сквозь толпу и нырнул в тело Дражена. Микаш усыпил его сознание, и теперь сам чувствовал и управлял всем. Принцесска прильнула ближе, прижалась щекой. Он гладил её волосы, гладил спину, вдыхал божественный аромат. Сумасшедшее пьяное счастье кружило голову.
"Моя! Моя! И пусть целый мир пойдёт прахом теперь. Все муки стоили этого. Как же ты хороша, принцессочка, просто чудо! - сквозь хмель прорезалась единственная здравая мысль: - Жаль, что уроду достанешься".
Принцесска посмотрела на него осмысленным взглядом, словно одна-единственная видела его настоящего даже сквозь оболочку чужого тела.
"Кто ты?"
Нет, не может быть! Так сильно не хотелось просыпаться от сладострастного сна.
"Клянусь, что отрекаюсь от всех женщин, кроме тебя, и не возьму в постель другую, пока ты жива и даже после смерти", - ответил он все той же безмолвной телепатией, доступной лишь им двоим, и впился в губы отчаянным поцелуем.
Темнота демонического зверя слетела с Микаша, проникла в неё, опалила. Будто нежные лепестки иссохли и опали в руку. А следом и она сама. Мёртвая, бездыханная.
Микаш мгновенно оборвал телепатическую связь и в несколько скачков оказался рядом. Как раз вовремя, чтобы подхватить принцесску прежде, чем она успела рухнуть на пол. Гости шумели, озирались, шептались. Дражен моргал, не в силах постичь происходящее.
Сосредоточиться было трудно. Голова гудела. Дрожащими пальцами Микаш попробовал ослабить шнуровку на корсете.
- Воздух, ей нужен воздух! - просил он наступавших со всех сторон гостей, но они будто не слышали.
- Унесите её отсюда, скорее! - позвал неровный старческий голос.
Микаш нашёл глазами говорившую - немолодую служанку лорда Веломри. Может, нянька его детей? Она звала за собой, и он пошёл, не зная, что ещё делать. Они поднялись на второй этаж и проследовали в небольшую комнату, уставленную сундуками с одеждой.
- Лучше бы на улицу, - запоздало пробормотал Микаш, но служанка не расслышала.
- Клади сюда, здесь никто не помешает.
Микаш уложил принцесску на кушетку и снова принялся бороться с корсетом дрожащими пальцами. Со злости хотелось разорвать шнуровку, но страшно было причинить вред принцесске.
"Пожалуйста, пожалуйста, только живи! Я не хотел!"
Служанка оттеснила его к двери и взялась за дело сама. Микаш отвернулся, чтобы не видеть обнажённого тела. Того, что никогда не будет его.
Дверь громко хлопнула, и в комнату ворвался лорд Веломри.
- Что происходит? - строго вопросил он.
Микаш бездумно разглядывал его, такого важного, пышущего гневливой силой и властностью. Он был невысокий и подтянутый, в коротких светлых волосах пробивалась ранняя седина, лоб хмурился глубокими продольными морщинами, кристально-голубые глаза опаляли холодным презрением.
- Что происходит?! Я тебе отвечу, душегуб проклятый, что происходит! - вызверилась служанка на хозяина - тот аж опешил. - Ты же чуть собственное дитя корсетом не удушил! И для чего? Чтобы гостей потешить? Да пропади они пропадом, твои гости и твой орден поганый вместе с ними!
- Помолчи, Эгле. Все с ней в порядке будет. Не сахарная - не растает, - ответил он и обернулся к Микашу. - А ты кто?
- Я слуга мастера Йордена. Ей сделалось плохо, и мне велели перенести её сюда.
- Где твой хозяин?
- Отлучился. Устал с дороги.
- Побрезговал моей дочерью?
- Что вы, как можно! Она такая красивая!
Голос подвёл, выдав слишком много эмоций. Лорд Веломри расхохотался. Он же тоже телепат. Догадался!
- Проваливай отсюда, голодранец! Не смей больше ни прикасаться, ни даже смотреть в её сторону, иначе я велю живодёрам тебя выпотрошить и выставлю твоё чучело в трофейном зале среди демонов.
Микаш покорно опустил глаза.
- Да, милорд. Простите, милорд.
- Ступай. И ни слова, слышишь, ни слова о том, что здесь было, - лорд Веломри швырнул ему увесистый кошель.
Последний короткий взгляд на бледное, без кровинки лицо принцесски, и Микаш вышел за дверь. Там прислушался. Она заговорила. Он облегчённо выдохнул. Всё будет в порядке. Несуразные, навеянные паникой мысли о том, что он и впрямь жуткая тварь, разрушающая все, к чему прикасается, уступили место осознанию: это дар, принцесска отразила его телепатию и направила против него. Это выжало из неё силы. Вон как её отец перепугался. Говорят же: дар жены - проклятье для мужа. Для такого, как Йорден, уж точно, хотя Микаш бы справился. Нет, её отец прав, нечего голодранцу с принцесской делать.
"Я больше тебя не потревожу. Ты никогда не узнаёшь, как сильно я люблю тебя".
Микаш ушёл на конюшню, чтобы зарыться в тёплую солому в пустом деннике. И, прислушиваясь к мирному сопению лошадей по соседству, задремал. Сон пришёл странный. Будто принцесска плакала в темноте и звала его, звала хоть кого-нибудь. Настолько жалко и больно за неё делалось, что он протягивал к ней руки, обнимал и шептал ласковые слова, нарушая недавнее обещание. "Мы вдвоём против всего мира. Мы выстоим". Ладонь к ладони, пальцы переплетены - не разрубить.
Глава 4. Недостойный жених
1526 г. от заселения Мидгарда, Белоземье, Веломовия
Я очнулась от того, что на лицо брызнули противной холодной водой. Корсет уже не давил - сверху укрывала лишь мягкая простынь. Рядом горемычно причитала нянюшка:
- Ты же чуть собственное дитя корсетом не удушил! И для чего? Чтобы гостей потешить? Да пропади они пропадом, твои гости и весь твой орден поганый вместе с ними!
- Помолчи, Эгле. Всё с ней в порядке будет. Не сахарная - не растает, - раздался громкий голос отца. - А ты кто?
Голова закружилась, и я куда-то уплыла. Когда снова очнулась, уловила лишь неразборчивый лепет:
- Да, милорд. Простите, милорд.
Что-то звякнуло, похоже, отец отсчитывал монеты из кошеля.
- Ступай. И ни слова - слышишь - ни слова о том, что тут было!
Прижимая к себе простынь, я приподнялась с кушетки, но увидела лишь, как закрылась дверь.
Нет, мне почудилось.
- Простолюдины совсем обнаглели. Никакого уважения к знати, - посетовал отец, но, увидев меня, обо всём забыл: - Ты как?
Я легла обратно, подтянув простынь до подбородка. Глаза резало от света. Сердце бешено колотилось, пуская по телу волны пульсаций. Голова гудела и кружилась, напоминая о недавнем обмороке. Всё-таки опозорилась. Надо было больше отдыхать.
Отец нахмурился и сунул мне под нос походную флягу, которую обычно наполнял восстанавливающим силы зельем. Но оно действовало только на рыцарей с даром. Я недоумённо потупилась.
- Выпей - полегчает, - отец влил мне в рот ядрёный, отдающий мятой и базиликом напиток.
Удушливый кашель согнул пополам. Отец отставил флягу и провёл вокруг меня руками, внимательно вглядываясь во что-то, доступное лишь ему.
- Скажи, дочь, ты ведь не была с мужчиной? - спросил он.
Я аж дёрнулась от возмущения. Как он мог такое подумать?! Нянюшка надавила на плечи, заставив лежать неподвижно, и ответила вместо меня:
- Совсем чокнулся?! Девочка чиста, как в день своего рождения. Это и без дара видно!
- Я не Вейас, - устало прохрипела я и отвернулась. Гадко даже думать! Я бы никогда не отдалась мужчине вне брака.
- Вижу, извини. Всё происходит слишком быстро: помолвка и церемония… - отец потрепал по волосам, поцеловал в висок и забормотал: - Это так некстати. Хотя следовало ожидать подобного, учитывая обстоятельства. - Приподнял мой подбородок кончиком пальца и заставил взглянуть в глаза: - Ты ничего не слышала перед обмороком?
- Все превратились в свиней, - измученно выдавила я.
Видение на пиру оживляло и кошмар о поглотившей мир тьме. Я уже почти забыла о нём, но теперь смятение и страх навалились с утроенной силой.
- Свиней?! - кустистые брови отца грозно сошлись над переносицей. - Интересные у кого-то фантазии. Найду - голову оторву!
Я отвернулась, кожей ощущая его негодование. От чужих эмоций становилось больно. Хотелось закрыться и ни о чём не думать.