В дверь моей комнаты кто-то постучал. Деликатные, в общем-то, удары отдавались в черепушке недавним барабанным громом, отчаянно захотелось послать утреннего (а скорее дневного) визитёра в Долину мук. Но памятуя о том, где я нахожусь и кто может явиться по мою душу, не рискнул. Вместо этого пробурчал нечто невразумительно приглашающее. Вошёл Алек в сопровождении виконта, вооружившегося целым кувшинов, от которого исходил знакомый запах, от которого сейчас у меня просто захватывало дух. Не знаю как, но я выпил его - клянусь! - залпом, после чего пришёл в себя ещё через несколько часов.
На сей раз я чувствовал себя в норме, даже несколько отдохнувшим. Смотреть в зеркало после стольких, не помню скольких, дней более чем обильных возлияний, это было небезопасно для психического здоровья. Переодевшись в свежую одежду, найденную на стуле около кровати, я вышел и недоумённо огляделся. Оказывается я отсыпался совершенно не в той комнате, которую занимал обычно раньше, более того я находился в совершенно незнакомой части дворца. Глубоко вздохнув, я зашагал наугад, про себя молясь поскорее выбраться куда-нибудь где я бывал раньше хоть раз. Так я и выбрел к небольшому кабинету, из-за открытой двери которого раздавались два знакомых голоса. Принадлежали они его величеству и Орвику. Не сказал бы, что это было совсем уж честно и соответствовало принципам благородной морали, но и подслушивание назвать это было нельзя. Я просто стоял и слушал, ни от кого не скрываясь. В конце концов, не моя вина, что они почти кричали на весь дворец.
- Адранда давно и упорно теснит Фиарию, - настаивал "Сажающий на троны". - Пора забыть о войне и поддержать Эжена в его споре с Рене Львом. Пора отбросить старую вражду с жабоедами.
- Чушь, Генри, - отмахивался от его слов его величество, - Рене умный и прагматичный политик и за ним стоит Билефельце, не забывай. Ведь именно билефельцы поддержали нас в войне с Елизаветой, а адрандцы приютили её в Эпинале.
- Это ничего не значит. Рене выделил своего лучшего военноначальника, графа Диомеля, разгромившего твоего отца у ворот Тор-Руана. Большая часть рыцарей в войске Елизаветы были вассалами Рене. Политика делается здесь и сейчас без скидки на прошлое.
- Согласен. И именно поэтому я хочу поддержать Рене в грядущей войне. Такой союзник пригодится нам в будущем.
- Не думаю, - возразил Орвик. - Рене поддержал Эжена в войне с нами, выступив единым фронтом против Ольгота и Фалстофа, а теперь готов ему глотку перегрызть из-за торговых путей в Билефельце. Льва интересует только львиная доля, стоит кому-то перейти ему дорогу и позабудет обо всех прошлых заслугах и былой вражде.
- По-моему, ты только что говорил нечто подобное. Политика делается здесь и сейчас, - процитировал он Орвика. - И вообще, не забывай, в Страндаре только один король и его имя Марлон Руан, а никак не Генрих Орвик. Это тоже один из твоих уроков. Так что, мы поддерживаем Рене, а не Эжена, ибо это моё, королевское, решение.
- Да будет так, - произнёс Орвик и вышел, естественно, наткнувшись на меня. - А тебе, Эрик, - зло бросил он мне, - не стоило бы злоупотреблять спиртным. - И толкнув меня плечом, зашагал прочь и даже спина его выражала крайнюю степень неодобрения.
- Отец и не заметил, что его сын вырос и стал принимать самостоятельные решения.
Я вздрогнул, услышав над ухом голос мистера Мортимера. По своему обыкновению он возник словно ниоткуда за плечом и теперь грустновато улыбался, глядя вслед Орвику.
- На месте короля я бы начал готовиться к войне, - добавил он. - Война львов ещё не окончена.
Глава 6
Время показало, что таинственные мистер Мортимер оказался прав. Всего через несколько дней после того памятного разговора Орвик исчез из Престона. Именно исчез, никто не знал, каким образом он уехал. Вместе с ним столицу, а скорее всего и Страндар, покинул и Корбен Фалстоф - сын опозоренного маршала Эдмунда Фалстофа, презираемый всем дворянством за одно свое происхождение. Его единственным другом был Орвик, плечом к плечу с которым они сражались с адрандцами.
Однако его величество этот факт не насторожил и он продолжал вести обычную жизнь, не смотря на настоятельные советы Алека. Он не желал прерывать её и тратить деньги на мобилизацию армии, предпочитая устраивать всё новые пиры и турниры, которые он любил не меньше чем раньше. Закономерно, что когда на южном побережье Орвикшира высадился десант из Адранды страна оказалась совершенно не готова к войне. Линии фронта организовать не удалось, крепости сдавались прославленному полководцу одна за одной. Дух защитников Страндара оказался окончательно подорван, когда к армии, идущей под стягами с белым львом и возглавляемой - пускай и чисто формально - юным наследником престола Уильямом Наглем, присоединился Филипп герцог Максвелл. Как говорили тогда в Престоне, со дня на день ждущем осады: "Золотой лев встал на колени перед белым".
Понимая, что война проиграна его величество не пожелал более попадать в плен своему бывшему другу и наставнику, предпочтя бежать к своему союзнику Рене Льву. На одном из последних кораблей мы отплыли к фиарийским берегам. Это был коибрийский линкор "Магеляэнш Несокрушимый", с которым опасались связываться даже изящные адрандские корветы. Им с пятью десятком пушек на эскадру практически нечего было противопоставить двадцатипятипушечному линейному кораблю с обшитыми стальными листами бортами, способному одним залпом смести до трёх самых современных адрандских корветов. Так мы оказались при дворе Рене Льва.
Тильон намного уступал Престону в размерах, зато превосходил в древности. Его история восходила ещё к ценнским временам, в то время как столица моей родины была возведена уже страннами после ухода энеанских легионов. Мощные стены герцогского дворца были сложены из громадных камней, скреплённых раствором, замешенном на куриных яйцах и, если верить легендам, человеческой крови. Мы въехали под его своды, совершенно непохожие на королевскую свиту, однако приняли нас воистину по-королевски. Герцог Рене Лев вполне соответствовал своему прозвищу. Он был высоким человеком могучего телосложения, более похожий на рыцаря или вождя варваров, громивших Феррару. Он обнял дорого кузэна (все монархи, континентальные или островные, так или иначе приходились друг другу дальними родственниками) и официально пригласил на пир по случаю нашего прибытия. Также он сообщил, что назавтра состоится большой турнир в нашу честь, в котором обязательно должны принять участие все рыцари, прибывшие с острова.
Турниры я не любил и участия в них не принимал. Однако в тот раз - первый и единственный в моей жизни - мне пришлось сделать это. На пиру я не злоупотреблял спиртным и поэтому наутро был вполне готов к бою. Или турниру. Это было красивое, но удивительно скучное зрелище. Трубили трубы, герольды объявляли одного рыцаря за другим, они мчались друг на друга, гремя доспехом - сшибались, один вылетал из седла, а если нет, то всё повторялось снова. И так раз за разом. А потом настала моя очередь.
- Сэр Эрик! - прокричал герольд.
Я забрался в седло милостиво предоставленного мне вороного жеребца, при помощи герцогского пажа, шедшего в комплекте с конём и доспехом, подтянул ремешки салентинки, взял у пажа копьё и направил коня к арене для конной схватки. Противником моим был рыцарь со смутно знакомым гербом на табарде. Однако припоминать чей он было некогда.
Мы одновременно, как предписывал кодекс, дали своим коням шпоры, устремившись друг на друга со всё возрастающей скоростью. Мой противник оказался не оригинален, он целил точно в середину щита. Я несколько расслабил левую руку, чтобы смягчить удар, и незаметно отвёл её в сторону. Копьё я держал несколько под углом, готовясь перед самой сшибкой ещё и сгорбиться, так чтобы наконечник приподнял фиарийца, выдернув его из седла. Ирония - очередная - судьбы, но этому приёму меня научил Орвик.
Притуплённый наконечник копья противника процарапал краску на моём щите, мой же, как я и рассчитывал, врезался под нагрудник фиарийцу. Он на мгновение повис в воздухе и с грохотом обрушился на землю. Плотно зашоренный конь даже не заметил потери седока и резвее побежал вперёд.
Потом был второй бой, третий, четвёртый. Всё одно и то же. Мои противники использовали свои финты и трюки, я - свои, везло в итоге, почему-то мне, хотя по сторону турнирного поля становились куда более опытные противники, прошедшие не одну войну. Столь же удачливым оказался и Алек. Судьба свела нас полуфинале турнира.
Мы не соревновались в конном бою со времён Гартанга, тогда неизменно побеждал Алек. Перед этим поединком я трижды проверил латы, подпругу, крепление щита и копьё. Ничто не должно было помешать мне. Выехав на турнирное поле, я сглотнул и взял копьё наизготовку. В этом бою я учёл практически всё, кроме колоссальной силы моего оппонента и некоторых особенностей его телосложения. Из-за этого при ударе моё копьё лишь скользнуло по его щиту, уйдя вверх, его же с такой силой врезалось в мой шлем, что ремешки, удерживавшие его полопались и он слетел с моей головы и, совершив несколько кульбитов, звякнул о землю.
Чистая победа!
Когда последний противник Алека выехал на ристалище, мне показалось, что у меня что-то с глазами. Дело в том, что на табарде его красовался тот смутно знакомый герб, что и у того, кого я сбил в первом же поединке. Приглядевшись, я понял, что это - родовой герб, а вот и личный - приютился в углу плаща, как и положено. На нём красовались преломлённый меч и алая полоса. Отсюда можно сделать вывод, что его предок, скорее всего, отец, погиб в бою у реки, чья вода для этого рыцаря навеки стала красной. Не понравился он мне тогда, совсем не понравился, но сказать об этом Алеку я не успел, они уже начали выезжать на поле.
Я наблюдал за тем, как могучие кони мчаться друг навстречу другу, из под копыт вылетают комья растоптанной за день грязи, копья медленно опускаются, оба готовят какой-то хитрый удар, понимая, что противник - опаснее любого из предыдущих. Удар! Кони продолжают свой бег, оба всадника удержались в сёдлах, оба копья разлетелись в щепу. Поменяв их, Алек и фиариец вновь устремились навстречу. Луч солнца сверкнул на гранях наконечника копья противника Алека, и мне показалось, что он заточен. Удар! Может мне и показалось, но Алек дёрнулся куда сильнее, чем должен бы, он едва не рухнул на землю. В третий раз противники ехали навстречу друг другу куда медленнее, кони обоих устали, да и всадники весь день не на перинах валялись. Удар! Произошло небывалое - Алек промахнулся, но и фиариец не сумел толком попасть в него. Копьё его лишь скользнуло по краю кирасы. Итак, турнир остался без чемпиона. Такое бывало, но редко. Интересно, какое решение примет герцог Фиарийский? Сейчас судьба турнира полностью в его руках.
Герцог поднялся и громким, хорошо поставленным голосом произнёс:
- Оба благородных сэра проявили себя в копейной схватке лучше всех и в завтрашней общей битве не ударят лицом в грязь. Если же кто в ней победит любого из них или же обоих сразу, или как иначе окажется победителем общей схватке, то он станет и чемпионом турнира.
Справедливое решение. Присуди герцог своим словом победу одному из противников, никто - а, главное, сами рыцари - не удовлетвориться таким исходом.
Я подошёл к Алеку, слезавшему с покрытого пеной коня, при этом он прижимал левую руку, уже освобождённую от щита, к правому плечу, по доспеху текла кровь. Я помог ему, подставив плечо. Алек навалился на меня всем весом и мне, вымотанному турниром, стоило определённых усилий довести его до палатки, где он должен был освободиться от доспеха. Передав его с рук на руки кому-то из королевской свиты, принявшихся снимать с него пластины. Тогда-то я и увидел как сильно повреждён правый наплечник моего друга - металл был вогнут и основательная дыра, зияла в нём, табард с двумя горами разной высоты - личным гербом Алека - основательно пропитался кровью. Так значит, копьё фиарийца, действительно, было заточено!
- Да, - подтвердил кивком мои мысли он, - оно было заточено и во второй раз я намерено промахнулся, чтобы не дать ему ударить меня.
- Мне сразу не понравился этот сэр, - буркнул я. - Родовой герб мне о чём-то напомнил.
- Он из рода Диомеля, - заметил кто-то из незаметных свитских, суетившихся вокруг Алека, - командира фиарийцев, погибшего в бою при Сауторке.
Теперь понятно, что это за кровавая река на личном гербе фиарийца, да и ненависть к Алеку, одному из победителей его отца. Но это, в конце концов, не повод прямо нарушать турнирные правила. Мы же не варвары, мог бы вызвать Алека на дуэль!
- Завтра, в общей схватке, он вновь попытается убить меня, - произнёс Алек.
- Ты можешь отказаться и признать чемпионом турнира этого фиарийца, - пожал плечами я, - ничего зазорного в этом не будет.
- Нет, Эрик, - раздражённо оборвал меня Алек, - сам ведь понимаешь, я здесь сражаюсь за честь всего Страндара.
- Понимаю, но королевству не станет лучше, если ты погибнешь на этом турнире, сражаясь за его честь.
- Выкрутимся, Эрик, - отмахнулся Алек и обратился к свитским: - О моей ране брату или кому другому - ни слова. Узнаю, что кто-то проболтался - найду.
Так он всегда выражался: "найду"; а уж что будет после этого с тем, кого он найдёт, оставалось на усмотрение воображения самого провинившегося перед ним.
Ночью в комнату Алека вошёл Делакруа. Он не признавал дверей и всегда следовал одному принципов геометрии, гласящему что кратчайшим расстоянием от одной точки до другой является прямая. Поглядев на мирно спящего герцога Итаи, которому в самом скором времени предстоит стать королём, он размышлял, зачем он всё ещё остаётся здесь, хотя ни единого капища Килтии в Страндаре нет, а следов Лосстарота и Хардина найти не удалось, как и сведений о приезде в Престон карайского княжича Бронибора. Ну да, ладно, времени у него предостаточно. А пока почему бы и не свести на нет усилия сына графа Диомеля. Месть, конечно, дело святое, но и способы надо выбирать, подлостей Делакруа не любил.
Он провёл рукой по ране, заставляя её затянуться, а лицо Алека сморщиться от боли. Лечение силой Килтии имеет свою цену - она ведь всё же была тёмной богиней смерти, лечение не её специализация.
Кивнув своим мыслям, Делакруа ушёл, как и явился - сквозь стену.
На следующее утро Алек был до странности бодр и свеж, словно и не было вчерашнего турнира и раны. Кто-то из свитских, несмотря на угрозу, всё же донёс и Марлон явился узнать с какой это стати его брат решил скрыть от него факт ранения и грубейшего нарушения турнирных правил. Однако Алек в ответ лишь недоумённо развёл руками и продемонстрировал всем собравшимся совершенно здоровое правое плечо со старым шрамом, которому было не меньше нескольких лет. Я присутствовал при этом и, когда растерявшийся король в сопровождении галдящей свиты покинул шатёр, где Алек облачался в турнирный доспех для общей схватки, прямо спросил у него, куда делась рана.
- Баал её знает, - честно ответил он. - Ночью дикая боль рванула плечо, а проснулся я уже без неё. И вообще, Эрик, тебе стоит поторопиться, общая схватка через двадцать минут. Или ты решил отказаться от участия?
Да, действительно, пора и мне заковываться в сталь, если я хочу успеть к началу завершения турнира. Прикрывать Алека в общей схватке - дело сложное, особенно если учесть, что у сына Диомеля будет незатупленное оружие, а может и не него одного.
Паж, помогавший мне облачаться в доспех, взял в руки мой шлем, на забрале которого были отчётливо видны следы давней и серьёзной починки. Это был тот самый салад, что разворотил ударом копья мой брат, я не менял его с тех пор.
- Сэр, - спросил меня паж, - почему стали чинить этот шлем? Проще и дешевле было купить новый. Тем более, что этот не такого уж и хорошего качества.
- Это личное, юноша, - бросил я в ответ. - Сентиментальное, можно сказать.
Знаток доспехов пожал плечами и надел салад мне на голову, приладил к бугиверу и, застегнув последние ремни, помог мне подняться на ноги. Привыкнув к тяжести турнирного доспеха, весившего несколько больше и сковывавшего движения несколько сильнее боевого, от которого я позволил себе оставить лишь салад, я двинулся к осёдланному коню и в седло уже смог запрыгнуть без посторонней помощи.
И вот пятеро наиболее отличившихся во вчерашний день рыцарей Страндара и Фиарийского герцогства выстроились друг напротив друга. Опустили копья в ожидании сигнала маршала. Я взглядом нашёл сына Диомеля, он занял позицию точно против Алека, так что если я атакую его, то ему придётся выбирать от кого отбиваться - от меня или Алека. Вот только сам я окажусь беззащитен. Ну да Господь с этим, будем молиться, что у "моего" фиарийца оружие турнирное.
Маршал взмахнул сигнальным флагом - и мы дали коням шпоры. Я перебросил через конскую голову древко копья и, подавшись корпусом вперёд, опередил сына Диомеля, сбив ему атаку. Наконечник его копья дёрнулся, пройдя мимо Алека, а вот его оружие врезалось точно в центр нагрудника фиарийца, заставив того откинуться в седле - удержала лишь высокая задняя лука седла.
Удар моего противника пришёлся очень неудачно для меня - под наплечник, разорвав кольчугу, но я согнул руку в локте, ломая древко. От резкой боли я выронил копьё и потянулся за шестопёром, пристёгнутым к поясу. Бум! Мой противник, у которого обе руки были здоровы, первым дотянулся до своего боевого топора и, побрезговав щитом, обрушил его на мой щит. Закрылся я рефлекторно, снова не слишком удачно и мне оставалось только гадать, что трещало - дерево щита или моя кость. Зато ответил я со всей яростью, попал в шлем не успевшего закрыться широким лезвием топора фиарийца, тот покачнулся в седле. Я же толкнул коня пятками и добавил всем корпусом, он рухнул практически под копыта жеребца сына Диомеля. Тот дёрнул поводья, заставляя коня отступить, чтобы растоптать товарища. Алек поступил также. Турнир временно прекратили, поверженному рыцарю помогли покинуть ристалище и по новой отмашке маршала мы вновь устремились друг на друга, но уже без копий, если, конечно, не сохранили их во время предыдущей сшибки.
Меня попытался достать сын Диомеля, действуя, как я в прошлый раз, на опережение. Он ударил меня длинным - почти двуручным, хотя держал он его одной рукой - мечом. Я закрылся скрещёнными шитом и шестопёром, но всё равно момент для атаки был упущен и я получил от ещё одного фиарийца топором в бок, к счастью, коротким. Я покачнулся, но удержался в седле и ответить ничем не сумел, пришлось как и в прошлый раз проезжать дальше вперёд, чтобы оказаться в тылу фиарийского строя. Атаковать сзади было против правил, но никто не был столь доверчив и рыцарь с топором развернул коня. Мы сшиблись так, что у меня в глазах потемнело, а в ушах зазвенело. Удары сыпались на меня градом, я отвечал, нанося практически беспорядочные удары шестопёром и про себя кляня тех, кто придумал турниры. Мало нам настоящих войн, надо ещё и эту глупость устраивать.