- Пока со всей определенностью сказать трудно, но командующего Кадельской армией пора менять, а замена генерала на маршала естественна и вопросов не вызывает. Маршалов в моем распоряжении двое. У Дорака больное сердце, глупая голова и загребущие руки, так что он исключается. Остаетесь вы. С солдатами и младшими офицерами вы справитесь, а старших в любом случае придется убирать. Письмо регенту ушло, а Кэналлийский Ворон, как вы знаете, решает быстро, так что готовьтесь… В чем дело, Волвье?
- Батюшка, Карои здесь.
- Отлично.
Хозяином был Робер, но принимал Балинта Валмон, Эпинэ разве что налил вина. Алат охотно взял бокал и улыбнулся.
- Есть лишь одно вино, стоящее вровень с лучшими кэналлийскими, - сообщил Бертрам. - Это мансай, но пить его лучше в Алате. Господин Карои, я вынужден просить вас еще об одной услуге, а именно о возвращении на родину. Нужно донести до вашего герцога некоторые мысли, касающиеся происходящего в Агарии. Насколько мне известно, ваш брат увел на север не более трети тяжелой конницы.
- Две трети готовы навестить агаров. - Витязь улыбнулся. - Это знает Альберт Мекчеи, но это знает и Алексис. Неужели он проявил неблагоразумие?
- Он - нет. Некоторые его подданные - да, но неблагоразумие это или безумие, пока не ясно. Агарис сожжен, однако бродящие вокруг руин мародеры и часть охотившихся за ними военных пришли, похоже, в то же состояние, что и барсинцы. Насколько мне известно, королевским войскам при помощи ордена Славы удалось эти довольно-таки многочисленные шайки частично истребить, а частично рассеять. Последнее вызывает серьезное беспокойство. Я, как Проэмперадор Юга, написал герцогу дружественного Алата, однако вы можете подкрепить письмо собственными наблюдениями.
- Могу, - коротко подтвердил Балинт. - Хочу верить, что Черной Алати ничего не грозит, только на равнинах тоже люди живут.
Оставалось поднять бокал и пожелать легкой дороги, но сделать это Робер не успел. Серж Волвье фазаном не был, но и до братца недотягивал; остановить Дювье он, по крайней мере, не смог.
- Монсеньор, - отчеканил сержант, будто больше в комнате никого не было, - вынужден доложить… Виконт Мевен преставился.
- Что? - не понял Робер. - Что?!
- Сейчас нашли… Не выходил больно долго, забеспокоились. Стучали, потом дверь сломали, а он - холодный… Ночью, видать. Мы не трогали ничего…
Минута, пять минут, полчаса ничего не меняли, однако Робера хватило лишь на то, чтобы не швырнуть бокал, а поставить на стол. Пронесшись словно бы выросшим в сотню раз коридором, Иноходец взлетел по боковой лестнице и ворвался в комнаты Иоганна. Тот лежал на кровати, отбросив одеяло, и оставалось лишь радоваться, что в спальню не набились дамы. Окно было закрыто, дверь, судя по выломанному засову, была заперта изнутри.
- Один он спал, - понял взгляд Робера Дювье. - Видать, жарко стало… При горной лихорадке бывает, говорят.
- Брата Анджело сюда!
- Послали уже. Как за вами, так и за ним.
Одеяло Робер с пола поднял сам. Прикрыл тело до пояса, заставил себя положить ладонь на показавшуюся ледяной грудь. Никаких подозрительных следов, на лице улыбка, усталая и счастливая, под глазами - круги. А ведь он был болен, и долго, но ни сам не догадался, ни другим в голову не пришло. Ну спит чуть не до обеда, ну ползает по утрам, как уж по холоду, и что? К вечеру оживает, ест за троих, шутит, смеется… Разве так болеют? Разве так умирают?!
- Пропустите, сын мой.
Брат Анджело спокоен и сосредоточен. Сколько смертей он повидал в последние месяцы, но тот, кого монаху надлежало хранить, умер вдали от своего врача. Леворукий умеет шутить, а этот год - его.
Серая спина заслонила счастливого мертвеца, и Робер обвел глазами спальню Мевена, бывшую спальню Арсена… Здесь тоже были лилии, немного, одна ветка, сиротливо лежавшая на чистейшем - ни пылинки, подоконнике. Чего удивляться, если цветы в саду сошли с ума вместе с Кэртианой и приняли Осенние Скалы за Летние?
- Я не нахожу видимой причины. - Монах отвернулся от Иоганна и вытер руки кем-то поданным полотенцем. - Никаких признаков сердечной болезни или отравления известными мне ядами. Об отравлении же пищей говорить просто непристойно.
- Горная лихорадка… - начал Робер, но врач лишь покачал головой.
- Нет, сын мой. Только не она…
- Ау-у-и!
Вой вознамерившейся рыдать служанки ни с чем не перепутаешь, а эта всегда была любопытна, пронырлива и громогласна. Жозина терпела, Робер не собирался.
- Вон, - коротко велел он непрошеной плакальщице.
Та осеклась, захлопала глазами, но унять ее так просто не получилось.
- Ой, - завела она, - ой, Монсеньор, день-то какой… дурной… Сперва - Мари, а теперь вот… И Этьен занемог, пластом лежит… Завтрак-то я готовила…
- Замолчи! Брат Анджело, вы слышали?
- Да, сын мой. Почему меня не позвали?
- Потому что ослы! Идемте…
- Нет, сын мой. К непонятной смерти врач входит один, хотя не думаю, что мне что-то грозит.
- Вы что-то понимаете?
- Возможно, но хотелось бы не понимать, а знать.
Шаги за выломанной дверью были тяжелы, будто приближался огромный, набитый под завязку гардероб. Казалось, чудище красного дерева с резными конями на дверцах, покинув свою обитель, медленно и торжественно взбирается по ступеням, чтобы увидеть смерть. Ощущение было жутким, и Робер, чувствуя себя трусливым дурнем, положил руку на эфес, но боя с мебелью, само собой, не случилось. Явился Проэмперадор Юга, возжелавший узреть происходящее лично; шагал он неспешно, с силой опираясь на трость, но шагал, производя впечатление пусть и медлительной, но неотвратимой мощи.
Брат Анджело чувствовал то же, что и Робер, иначе б не осенил себя знаком едва ли не в первый раз за время их знакомства.
- Сын мой… - шепот монаха был хриплым, будто у него пересохло в горле, - теперь я знаю что, но не могу понять как.
Глава 3
Талиг. Нойедорф.
Мариенбургский тракт
400 год К. С. 24-й день Осенних Скал - 1-й день Осенних Ветров
1
- Нас с Каном отпустили без выкупа, - заявил Арно, стягивая промокшую - фехтовали на совесть - рубашку. - Ли, если только он не последняя скотина, ответит тем же. Можешь мне поверить, я так ему и скажу!
- Проэмперадор не похож на человека, который станет слушать кого бы то ни было, - Фельсенбург отбросил полотенце и тоже взялся за рубашку. - И я отнюдь не уверен, что меня встретят так же, как тебя…
- Еще бы! - с воодушевлением согласился фрошер. - Ваш фельдмаршал на людей не бросается, особенно на вернувшихся из плена родичей.
- Мой, как ты выразился, фельдмаршал бросится на преступника, - не стал темнить Руппи. - Ты угодил в плен случайно и в придачу спас нашего заслуженного офицера, но перед Талигом ты чист. Нас захватил Вальдес, когда гонялся за нашей же сволочью, только дело не в Бешеном, а в том, что я к тому времени уже был вне закона. Маршал Савиньяк знает почему.
- Если ты думаешь, что он мне рассказал…
Подобной глупости Руппи, само собой, не думал. Победитель Фридриха если чем-то и делился, то всяко не из родственных чувств. О зелени и бесноватых дриксенский лейтенант узнал потому, что Савиньяк полагал столичную нелюдь общим врагом, а наследника Фельсенбургов - союзником. Услышанное Руппи переваривал целую ночь, а утром вызвался рвануть через Гаунау в Штарквинд - объяснять бабушке Элизе, что на самом деле творится в Эйнрехте. Савиньяк и Лауэншельд в целом согласились, но окончательное решение отложили до конца переговоров. Появление Арно это ожидание заметно скрасило.
- Знаешь, - Руппи положил руку на плечо еще не друга, но уже доброго приятеля, - я ведь сделал то же, что и ваш Придд. Отбил осужденного на казнь и попытался вывезти его из Дриксены. Мало того, я еще и написал об этом Бруно.
- Я бы тоже написал… - блеснул глазами виконт. - Ты ведь Кальдмеера отбил? У ваших об этом поговаривали, я так и подумал, что это ты.
- Мог быть и не я, Олафа любили.
Любили, а дальше? Кто-то списал адмирала из высших соображений, кто-то спрятался за унылое "ну что я могу?", у кого-то нашлись заботы поважнее. Да, после казни моряки по трактирам стали бы пить за упокой, а напившись, учинили бы несколько драк, может быть, прибили парочку Фридриховых болтунов. И всё.
- Слушай, - кипятился Арно, - но ведь Кальдмеера осудили несправедливо, это же всем ясно было! Чего Бруно к тебе цепляться? Фридриха этого вашего больше нет…
- В том-то и дело, что нет! - Кошки б разодрали эту политику, хотя тут никаким кошкам не справиться! - Какими бы Фридрих с… принцессой Гудрун ни были, их убили бунтовщики, а с ними Бруно не по пути. Значит, то, что наворотил регент, он не осудит и тем более не признает неправым вынесенный Морским судом приговор. Старикан просто обязан меня арестовать.
- Тьфу ты, кляча твоя несусветная! - посочувствовал фрошер. - Как же не вовремя!
- Не могу не согласиться.
Руппи почти спокойно принялся застегивать камзол. Из талигойской осени эйнрехтская авантюра казалась безумием, но ведь выгорело же! Неприятности начались позже, даже не с появления Бермессера, с Эсператии, в которой Олаф утопился после ухода "Звезды"…
- Господин фок Фельсенбург, вы мне нужны.
Проэмперадор Савиньяк поигрывал перчаткой у ограды деревенского тока, заменившего в это утро фехтовальный зал. За спиной маршала плечистый "фульгат" держал в поводу оседланных морисков - серого в яблоках, его Руппи уже видел, и вороного, в одиноком белом чулке.
- Сейчас-то я и скажу! - шепнул Арно. Маршал братца не звал, но его это не смутило. К забору фехтовальщики подошли вместе. - Господин маршал, прошу вас о приватном разговоре.
- Зайдите после вечернего доклада, - велел старший Савиньяк. - Но лишь в случае, если вы не собираетесь говорить о господине Фельсенбурге. Лейтенант, предлагаю вам конную прогулку, только имейте в виду, Коро - строгий и слабоуздый. Справитесь?
- Да. - Ответить по-другому было невозможно.
"Фульгат" извлек из кармана облепленный крошками кусок сахара, и Руппи с удовольствием протянул его коню. Тот взял - знакомство состоялось.
Деревню миновали шагом и молча, эскорт не спеша следовал сзади. За околицей Савиньяк повернул в мокрые луга. Коро с готовностью пристроился рядом, похоже, жеребцы питали друг к другу симпатию.
- Ваше послание к Бруно не попало, - спокойно сообщил маршал. - Офицеры, с которыми вы его передали, оказались довольно-таки осторожны. Когда в армии объявился брат Орест, они обратились к нему за советом. Адрианианец укрепил ваших посланцев в решении молчать и принял письмо на хранение. Фельдмаршал может догадываться о вашем участии в освобождении адмирала цур зее Кальдмеера, но доказательств у него нет, и вряд ли он станет их выискивать, а о суде над Бермессером ему знать неоткуда. Брат Орест полагает ваше присутствие в окружении Бруно весьма желательным. Присоединившись к фельдмаршальской кавалькаде в дороге, вы получите шанс переговорить с адрианианцем прежде, чем Бруно попытается вас выжать досуха.
- Хорошо, - не стал вдаваться в подробности Руппи, - я так и сделаю.
- Фельдмаршал выезжает завтра утром, и вам лучше последовать его примеру. Вас проводят люди полковника Лауэншельда и уже известный вам капитан Уилер.
Учить дриксенского лейтенанта, что врать и врать ли дриксенскому же фельдмаршалу, Савиньяк не собирался, для этого он был слишком умен, а значит, настоящий разговор пока не начался. Руппи погладил холодно принявшего ласку вороного и по примеру фрошера принялся смотреть вдаль, на пестрые рощи, к которым плыл птичий караван. Сколько-то дней назад эти стаи пролетели над елями Фельсенбурга. Руперт подавил совершенно излишнюю грусть. Двадцать третья осень выдавалась, мягко говоря, странной…
На мокрой отаве лежало журавлиное перо. Ничего особенного, но серый мориск резко принял в сторону. Савиньяк свесился с седла и зачем-то поднял упавший с неба сувенир. Левой рукой… Сочетание очень светлых волос с черными глазами у Арно казалось шуткой природы, но Проэмперадор в самом деле напоминал Врага… Папашу Симона это тревожило, Фельсенбург был не столь суеверен.
Руппи не слишком красиво завернул фыркнувшего Коро и осадил перед мордой серого.
- Господин Савиньяк, прошу меня простить, но что вы все-таки желаете мне сказать?
- Довольно много. - Рука в черной перчатке небрежно провела по конской гриве. - Буду откровенен. Встреться мы в Двадцатилетнюю, я бы вас убил. Таких врагов, как вы, возвращать к армии нельзя.
- Даже в обмен на таких, как ваш брат? - Руппи не ерничал, он в самом деле хотел понять.
- Таких, как мои братья - оба, - возвращать соотечественникам следует обязательно, - обрадовал Савиньяк. - Это банальная предусмотрительность на случай обычного поражения в обычной войне. К несчастью, милые традиционные войны сейчас - непозволительная роскошь, поэтому отпускать нужно подобных вам.
- Видимо… - Подобрать слова, которые не звучали бы глупо, было непросто. - Видимо, ваши выводы для меня лестны?
- Для вас - да, для Дриксены - нет. Интересуясь Фридрихом, я интересовался всей кесарией и не обнаружил никого, способного понять то, что понимает Хайнрих. Мало того, вы, то есть дриксы, находитесь в худшем положении, чем гаунау. Их ведет король, в Дриксене - пусто.
- Нужно собрать великих баронов. - А ведь и впрямь нужно, и чем скорее, тем лучше! - Только они вправе решить, может ли Ольгерд стать кесарем, конечно, если малыш еще жив…
- Ваш Ольгерд, даже если он не слабоумен, сейчас ничего не значит. Как и Карл Оллар. У лошади может быть любой плюмаж, лишь бы не подводили поводья.
- Я понимаю, что вы хотите сказать.
- Пока еще нет. Фельсенбург, вам следует смириться с тем, что впереди вас нет ничего, кроме препятствий. Они могут иметь любое обличье - закона, знамени, присяги, родни, старших по званию, по титулу, по возрасту, но это препятствия, и вам их нужно взять. Хотите вы этого или нет, значения не имеет, поскольку, повторяю, кроме вас - некому.
"Некому…" Некому спасать Олафа, некому спасать флот, некому спасать кесарию… Но Олафа вытащить удалось, а флот сейчас не главное. Ветер и звезды, неужели это он, Руперт фок Фельсенбург? Едет конь о конь со странным, куда твой Вальдес, фрошером и соглашается, что есть вещи поважнее, чем флот?!
Уснувший ночью ветер загодя набросал на мертвые травы мертвой листвы. Было тихо и до невозможности ясно, словно сказочный хозяин осени старался сделать безумный разговор проще.
- Почему я, а не Бруно? - спросил Руперт. Прозвучало фальшиво, ведь фельдмаршал однажды уже устранился. Как и бабушка Элиза. Они могли вмешаться, когда им противостоял всего-навсего Фридрих, они могли хотя бы протянуть руку, но Бруно, повязав крахмальную салфетку, ел и говорил о весенней кампании. Все, на что его хватило, - это выделить Олафу конвой и заняться войной, успешно заняться, только победой предательство не загородить…
- Почему не Бруно? - Савиньяк улыбнулся. Адъютант фельдмаршала счел бы эту улыбку оскорблением, но Руппи был наследником Фельсенбургов и будущим братом кесаря. Неизвестно какого. - Подумайте, лейтенант. Вы на это способны.
- Возможно. - Защищать честь дома Зильбершванфлоссе он не станет, это не его честь. - В Гаунау есть Хайнрих, а кто в Талиге? Вы?
- И я тоже. Не скрою, я допустил ряд серьезных ошибок, думая, что впереди меня кто-то есть. Оцени я в свое время происходящее более здраво, Талиг сейчас находился бы в несколько лучшем положении. Вы младше меня, а времени понять, что вы один, у вас нет, поэтому я с вами и говорю. Принц Бруно способен лишь на войну с себе подобными, ваши родные… "Штарквинды и Фельсенбурги" - это воля пожилой женщины, которая не учла слишком многого, чтобы впредь на нее полагаться. Ваша бабушка думала о том, как оттолкнуть Фридриха от трона, и не смотрела по сторонам.
- Дриксен - не только Зильбершванфлоссе, Штарквинды и Фельсенбурги.
- Верно. Я не исключаю, что со временем где-то поднимет голову какой-нибудь шаутбенахт или полковник, но пока слышно лишь "вождя всех варитов". Что стало с вашим адмиралом, вы знаете лучше меня. Он спасает собственную душу, а нужно спасать кесарию, так что заходите на барьер, граф. Если рядом кто-то поскачет, что ж, тем лучше для всех…
- "Дриксен верит своим морякам…" Я моряк, но все Фельсенбурги - неплохие наездники. - Почему он не удивлен, не раздавлен, не возмущен? Почему?! - Только, чтобы брать барьеры, нужен хороший конь…
- Кстати, о коне. Коро - ваш. Бруно вернул не только моего брата, что разумно, но и его мориска, а это благородно, особенно с учетом того, что ваши зильберы явно нуждаются в улучшении породы. Я не могу отплатить равной любезностью: таких, как Кан, - единицы. Таких, как Коро, - десятки, кстати он, подобно всем потомкам Роньяски, очень прыгуч.
- Я не могу принять подарок от талигойского маршала.
- Коро вам дарит виконт Сэ, а пистолеты в ольстрах - презент от адмирала Вальдеса. Пистолеты хорошие, так что лучше бы им дожить до вашей совместной экспедиции.
Не открыть ольстру было невежливо, не открыть ольстру было невозможно. Очень простой, с вороненым стволом, пистолет лег в руку так, словно Руппи знал его с детства.
- Стреляйте, - велел Савиньяк.
Лейтенант сорвал с головы шляпу, подбросил ее левой рукой, выстрелил и попал. Мастер Мартин был бы вне себя от зависти и… от восторга, а дядя Мартин не пожалел бы никаких денег за подобное диво, но такие пистолеты шады чужакам не продают. Значит, Вальдес отдал свои. Вернуть шпагу, подарить пистолеты, поделиться Бермессером и любовью ведьм…
Руппи поднял шляпу тем же способом, что Савиньяк - журавлиное перо. Пуля пробила тулью, но другой шляпы у наследника Фельсенбургов под рукой не имелось.
- Господин Савиньяк, вы не возражаете, если я испытаю еще и лошадь?
- Эномбрэдастрапэ!
- Так говорит Вальдес.
- Мне нравится, как это звучит.
- Мне тоже, - рассмеялся Руппи.
Впереди, у опушки, упавшее дерево повисло на примятых кустах, превратившись в отличный барьер. Мысль о том, что отава прячет кроличьи норы, в голову пришла, но была отброшена. Поваленный ветром ствол - не препятствие, с Бруно придется сложнее, но фельдмаршал, надо думать, еще наблюдает, как ординарцы пакуют салфетки и фруктовые ножи. Фельсенбург подмигнул дырявящему облака солнцу и послал мориска в галоп. Придет время, и он отдарится - оружием, седоземельскими мехами, кораблями, островами, чем-нибудь, чего не будет ни у Арно с братьями, ни у Вальдеса. Возможно, даже свободой. Когда-нибудь, ну а сейчас жаль, что старший Савиньяк слишком Проэмперадор, чтобы прыгать через поваленное дерево, чтобы мчаться наперегонки, ловя убегающее солнце…