- Мыр! - ободрила просочившаяся в коридор Гудрун. Встав на дыбки, утешительница готовилась запустить когти в штаны утешаемого. Это позволяло заняться ловлей кошки и счисткой шерсти, только лейтенант не поддался. Широко шагнув, он вынудил надоеду отцепиться и постучал, как стучал в каюту "Ноордкроне". Дождался приглашения. Вошел.
Олаф тоже каждое утро брился и тоже был застегнут на все пуговицы. Фельсенбург щелкнул каблуками.
- Мой адмирал, имею печальное известие из Эйнрехта. Его величество Готфрид скончался в ночь на семнадцатый день Летних Волн в своей резиденции.
Олаф Кальдмеер медленно поднялся. Сегодня они не виделись, так уж вышло. Они отдельно завтракают, отдельно смотрят на дождь, отдельно дышат.
- Капитан Джильди осведомил вас о подробностях?
- Никак нет! - Проклятье, неужели так будет всегда?! - Мне сообщил шкипер Клюгкатер. Разрешите доложить подробно…
- Чем раньше мы прекратим эту игру, Руперт, тем лучше. - Щека Олафа знакомо дернулась. - Я тебе больше не начальство, но если ты сядешь, нам будет проще говорить.
Руппи сел, в очередной раз не понимая, какого змея Кальдмеер отказался оставить при себе хотя бы Канмахера. Вальдес предлагал, Альмейда не возражал, только Олаф пожелал быть один. Совсем.
- Я слушаю, - ровным голосом сообщил адмирал, и Руппи захотелось перенестись в какое-нибудь уютное местечко. На Китенка там, или к Старым Бойням.
- "Хитрый селезень", как вы знаете, стои́т в Малой гавани вместе с галерами. - Нет, он не сбежит, он доложит! - Появляться в торговом порту экипажу не запрещено…
- Я помню.
- Клюгкатер не называл имен, но он, несомненно, встретил кого-то из прежних знакомых. Добряк - честный шкипер, однако в молодости, видимо, знался с контрабандистами.
- Это очевидно, для простого торговца Клюгкатер слишком хорошо знает побережье. Итак, о чем рассказали контрабандисты? Кроме как о пришедшем в гавань Ротфогеля корабле с повешенными.
- После возвращения "Верной Звезды" в городе начались волнения. - Юхан говорил о "буче", но отойти от казенщины Руппи отчего-то не мог. - Назначенный Фридрихом комендант сбежал. В Метхенберге пока спокойно, однако прибывшие в прошлом месяце столичные ревизоры раздражают и честных торговцев с моряками, и… не очень честных.
- Это тоже очевидно. О смерти его величества было объявлено?
- Да. Манифест регента зачитывали на портовой площади.
- Что следует из этого манифеста?
- Шкипер говорит, документ составлен так, будто Фридрих является законным наследником.
Перевод был очень вольным. На самом деле Добряк бурчал, что пластужий потрох расселся на троне да еще горшок под низ сунул, чтоб не отлучаться. "Ну и кто теперь у нас заправлять всем будет? - вопрошал своих "цыпочек" Добряк. - Если этот дружок Бермессеров, точно к фельпам шлепать пора…"
"Цыпочки" утешающе булькали, пока имелось чем, потом замолчали. Руппи тоже сказать было нечего, не объяснять же, что бабушка сложа руки сидеть не станет. Самозваному регенту короны не видать, а Дриксене не видать покоя. По крайней мере, пока великие бароны не положат к ногам дяди Иоганна Изумрудный венец, и лучше б они сделали это поскорее.
- Что говорят люди?
Рука Олафа легла на Эсператию, как прежде на эфес. Отца Луциана б сюда к нему или хотя бы брата Ореста.
- Мой адмирал, побережье Фридриха не примет.
- Побережье всего-навсего хочет, чтобы его не разоряли. - Щека Ледяного вновь дернулась. - Тебе это будет неприятно слышать, но регента отвергают потому, что проиграли мы. Эйнрехт отвечает за наши ошибки.
- Мы?!
- Да, Руперт. Гибель Западного флота - следствие моих приказов, а мятеж в Ротфогеле - прямое следствие выходки Вальдеса, но ее бы не было, если б не мое согласие на казнь офицеров "Звезды". Мало того, Бешеный караулил Бермессера, потому что ему взбрело в голову отомстить за меня. В итоге Западный флот лишился флагмана, каким бы тот ни был.
Мы все нанесли непоправимый вред Дриксен, только Вальдес - фрошер, а мы были офицерами кесарии. Боюсь, стронутая тобой лавина остановится не скоро, и только Враг знает, кто окажется под обломками.
- И поэтому, - очень тихо и медленно спросил Руперт, - вы читаете Эсператию?
- Да. Я хотел бы исповедаться, но идти к священнику с "Верной звезды" выше моих сил, а других здесь нет. В молодости я слышал танкредианскую проповедь, но ничего не понял. Теперь вспомнилось… Любой может оказаться орудием возмездия, посланным отошедшим от Создателя за их грехи, и наши благие намерения ничего не меняют. Как и наши желания.
Все свершается по воле Создателя, значит, Альмейде суждено было вернуться незамеченным, и шторм, тот шторм, разыгрался по Его воле. Ты трижды сохранил мне жизнь, потому что так было суждено. Я должен был отправить на рею дриксенских офицеров, а в Ротфогель должен был войти мертвый корабль. Выбор имелся лишь у горожан, им следовало вспомнить о своих грехах, но они восстали против власти, власть же, любая, даруется свыше. Мы заслужили Фридриха и не должны противиться его воле, если не хотим рушить все новые и новые камни на головы пока еще невинных.
Руперт слушал - схватившее за горло бешенство лишало возможности возражать, лейтенант мог разве что садануть дверью и выскочить в коридор, где стенала одинокая Гудрун. Он так и сделал бы, если б не родился Фельсенбургом, а Фельсенбурги отступают исключительно под барабанный бой и развернув знамена. Мысль Олафа была понятна и страшна, осмысленных возражений прямо сейчас не находилось, и при этом с каждым словом Ледяного в лейтенантской душе крепла уверенность: все не так! Не для того истекал кровью Лёффер и плясало солнце, чтобы жители Ротфогеля валились на колени перед лжерегентом. И Бермессер с гаденышем Троттеном получили свое. Трусам, клеветникам и подхалимам место в петле, а Создатель - что ж, пусть судит по-своему, по-вечному… Потом.
- Ты не согласен, - резко бросил Кальдмеер, - я вижу. И ты умеешь увлекать за собой и добиваться своего. Страшно подумать, скольких ты отправишь в Закат, защищая то, что считаешь истиной.
- Простите. Я не умею защищать то, что считаю ложью. Разрешите идти?
- Ты любишь решать сам, так решай.
В повисшей тишине можно было утонуть, как в трясине. Кальдмеер, видимо сказав все, замолчал, и теперь говорил накрывший Хексберг еще с ночи дождь. Капли настырно барабанили по подоконнику, напоминая, что лету скоро конец. Самое время болтать о безнадежном, болтать - не слушать.
Чтобы успокоиться, Руппи перечислил про себя все кости черепа и принялся подбирать слова, с которыми можно уйти, не оскорбив ни Зеппа, ни себя, ни адмирала цур зее, такого, каким тот был, когда флот втягивался в хексбергскую бухту. Прежнего Олафа наследник Фельсенбургов любил, нынешнего предпочел бы не знать. Становящееся безнадежным до глупости молчание прикончил Вальдес.
- Я не понимаю, - удивился он прямо с порога. - Ваши люди в моем доме поминают вашего же кесаря, а вы что делаете?
- Вы давно узнали? - Олаф отодвинул книгу, проповедовать Бешеному он не собирался.
- Немногим раньше вас. Милейшие контрабандисты делятся новостями не только со "своими". Ваш Готфрид уподобился нашему Фердинанду, бывает… Касеру сейчас принесут.
- Это излишне.
- Господин адмирал цур зее, - заверил Бешеный, подсаживаясь к столу, - я глубоко уважаю вашу контузию, но только не в данном случае. Монархов следует поминать. Тот, кто этого не делает, рискует в один премерзкий день проснуться в республике, и хорошо, если не дуксом. Дуксия Дриксен… Звучит омерзительно, а то, что звучит омерзительно, таковым и является, так что лучше до этого не доводить. Руперт, ты согласен?
- Да. Но "его высочество Фридрих, регент кесарии Дриксен" звучит не менее гадко.
- Пожалуй. Тогда святая обязанность его высочества догнать адмирала цур зее Бермессера, но когда это Фридрих исполнял святые обязанности успешно? Придется помогать…
- Мя-а-а-а!!!
Влетевший впереди ординарца с подносом пушистый шар заметался, как всегда, когда дорывался еще и до Вальдеса. Бывшая стражница Адрианклостер с первого взгляда воспылала к Бешеному греховной страстью, второй по счету, и теперь разрывалась между Дриксен и Талигом. Альмиранте ухватил Гудрун за шкирку и водрузил на здоровенный серый том.
- Покайся, тварь закатная, - велел он. - Или поспи. Пепе, ставь сюда и скажи внизу, что мы скоро будем.
- Без меня. - Олаф все-таки взял серебряную стопку. - Не думал, что вы это держите.
- Я не позволю себе поминать вашего кесаря кэналлийским, это гаунасская можжевеловая. Скрипун новостями не торгует, он дает их в придачу, в том числе и к касере. Господин адмирал цур зее, господин лейтенант…
Можжевеловая напомнила о многом, и больше всего - о "Ноордкроне". Кесарь Готфрид, Западный флот, обожаемый начальник, ясная цель, друг Зепп… Это было, этого больше не будет, но корабли еще вернутся в Метхенберг, и один из них получит имя "Ноордкроне".
- Господа, - Олаф поставил стопку на поднос, - примите мои извинения. Я хочу остаться один.
- Зря, - поморщился Вальдес. - Вам кажется, что вы молитесь, однако на самом деле вы спиваетесь, если уже не спились. Без вина и касеры, что самое печальное. Фельсенбург, нас ждут.
Их в самом деле ждали. Сперва прихваченные Вальдесом на "Утенке" гости и вставший по такому случаю Лёффер, потом… Потом земляки остались внизу у огня, а они с Вальдесом под затихающую "Найереллу" забрались на крышу. Назло дождю, ветру и лезущей в душу осени.
- Сквозь шторм и снег! - закричал Руппи, и в ответ что-то хрустально зазвенело, метнулись и опали знакомые крылья, а небо расцвело звездочками, будто гусиным луком.
- Ты… - выдохнул Руппи. - Ты вернулась?
- Это ты вернулся, - поправил Вальдес. - Поступай так и впредь. Возвращайся, чтобы уйти. Уходи, чтобы вернуться…
Утром Фельсенбург мог вспомнить немногое, но в том, что они с Бешеным собрались за Бирюзовые земли, лейтенант не сомневался.
Глава 2
Кагета. Гурпо.
Сагранна. Яги.
Кагета. Шаримло
400 год К. С. 9–14-й дни Летних Молний
1
Капрас глядел на сияющую Гирени и пытался осознать - у него будет ребенок, которого надо куда-то девать. Новость пришлась, мягко говоря, не ко времени, но глупышка была в полном восторге. Это трогало, только лучше бы девчонка пила какую-нибудь травку…
- Он будэт старший? - допытывалась Гирени. - Илы у нэго далэко есть браты? Много братов?
Маршал задумчиво почесал укушенную кем-то летучим руку. Того, что у него имеется потомство, Карло не исключал, причем старшим могло быть побольше лет, чем Гирени. Другое дело, что дамы и девки, с которыми он спал, ничего подобного не говорили.
- Твой - старший, - решительно объявил гайифец.
Гирени захлопала в ладоши и тут же свела не знавшие щипцов бровки.
- Пачэму? - спросила она. - Ты здоровый, ты красивый, ты старый. У тэба должно быть много детков.
- Так получилось, - коротко объяснил Карло и страшно обрадовался заскребшейся в дверь прислужнице. - Меня зовут. Береги себя.
- Зачэм "береги"? - Гирени ухватила руку маршала, поцеловала и положила себе на пока что никакой животишко. - Ты должен показывать детку, что я - твоя и ты главнее, тогда детка не заберет мою красоту. Я не хочу ставать страшной и тебя пугать.
- Мне и без тебя есть чего бояться.
- Ты храбрый.
- Я храбрый, старый и здоровый. Береги себя и детку.
Карло чмокнул малышку в нос и отправился служить империи.
- Прибыл гонец из Паоны, - доложил поджидавший на пороге запретных комнат адъютант. - Красная печать.
Красное - это срочнее срочного. Вот так, господа… Сперва месяц молчим, потом ляпаем красные блямбы, загоняем коней и вытаскиваем "посредственных военачальников" из женских постелей.
- Мой маршал, нас отзывают?
- Я не ясновидящий.
Вестей из Коллегии Капрас ждал, не находя себе места от тревоги и при этом злясь. Кипарские письма раскрыли глаза на многое, но главным все равно оставались прущие к Паоне мориски. Цену хваленым стратегам теперь знала вся Гайифа, только Карло это отнюдь не радовало. Маршал предпочел бы, чтоб урод Забардзакис выставил обнаглевших язычников хотя бы за пределы Паоники. Пусть давится титулами, орденами, императорскими премионами, лишь бы из бассейна Восьми Павлинов не поили чужих лошадей. Увы, Коллегия была непобедима разве что в паркетных баталиях; в ней, будто ил в пруду, оседали умельцы писать циркуляры и наживаться за счет тех, кто рискует головой. Расквась Забардзакис морду о морисков за морем или в той же Агарии, Карло был бы только рад, но пустить шадов за Полтук!.. Слишком дорогая цена даже для справедливости.
Дни командующего Северорожденным корпусом были забиты под завязку, но по ночам Капрас вспоминал подходы к Паоне, прикидывая, где и какими силами лучше дать бой. Дурная трата времени, если не иметь сведений о противнике, и сплошное расстройство, если знать о планах начальства на собственный счет.
- Разрешите доложить.
- Говорите, Ламброс.
- Сержант вправду из Паоны. Вымотан, гнал прямо от столицы сам, никакой эстафеты; хорошо хоть с лошадьми не слишком сложно было.
А невантец-то недоверчив, куда недоверчивей тебя! И правильно. От Хаммаила, верней, от его родни, впору ждать любых сюрпризов. Могут перехватить настоящего гонца, могут запустить фальшивого.
- Ну, и как в Паоне? - осведомился Капрас, помимо воли представляя Померанцевые ворота с их буревестниками и золочеными купеческими раковинками.
- Когда курьер отбывал, ждали морисков. К столице сбежалось много народу из разоренных провинций, рассказывают всякие ужасы… Люди вне себя, нашего курьера едва не побили - думали, дезертир.
- Значит, появились дезертиры?
- Бегут, сволочи! - почти прорычал Ламброс. - Мой маршал, нас должны отозвать!
- Увидим, - для порядка буркнул Капрас, думавший так же, как артиллерист. - Велят "срочно домой" - пойдем домой.
- "Срочно"… - с горечью повторил невантец. - Мы с востока, а эта саранча - с юга. Парадным маршем!
С южного направления беды не ждали, это северные подходы после визита белобрысого Эпинэ перекрыли крепостями и даже канал за какими-то кошками прорыли. Нет, морискам эта фортификация, без сомнения, пригодится. Если с талигойской границы наконец снимут войска.
- Хватит… пророчить! - прикрикнул больше на себя, чем на полковника, Карло. - Не астрологи. Собирайте офицеров, а я гляну на приказ, или чем там нас осчастливили.
Курьер, немолодой сержант-кавалерист, при виде начальства вскочил и неуклюже отдал честь. Он в самом деле валился с ног и знал лишь одно - пакет предназначен маршалу Капрасу в собственные руки. Язычников сержант не видел - после давнего ранения служил в Коллегии истопником. Почему послали именно его, не знает - послали, и всё… Вызвал господин субстратег, вручил опечатанный футляр - и вперед. Да, футляр тот самый, всю дорогу глаз не спускал. Что в Паоне? Боятся морисков, многие уходят, дома пустые стоят, а в предместьях от беженцев не продохнуть. Гвардия? А что ей сделается? Ходят, шитьем трясут… Шаркуны золоченые.
- Хорошо, - сказал Капрас, хотя хорошего ничего не было. - Где письмо?
- Вот оно, господин маршал, только… Распишитесь, что передал, ну и что в две недели успел…
- Премион обещали?
- Точно. Крышу перекрывать надо. Хотя какая крыша, если шадов пустят!
- "Паона никогда не падет", - напомнил Капрас. Курьер-истопник не казался доносчиком, но Забардзакис умеет спрашивать, а неверие и уныние - отличный повод отобрать у "труса" корпус, а самого выставить хоть в Кипару, хоть еще северней.
- Так точно, господин командующий! - Похоже, сержанта посетили сходные мысли. - Прошу простить! Паона нипочем не упадет. Хвала его величеству!
- Давай подорожную, - протянул руку Капрас. - Подпишу, и шагом марш в приемную. Скажешь ординарцам, чтоб накормили.
Красные тревожные печати маршал снял, лишь оставшись в одиночестве. Этого требовало предписание, и так в самом деле было лучше. Во всяком случае, тирады, сопровождавшие чтение, слышали лишь кружащие по комнате мухи и Леворукий, наверняка получивший немалое удовольствие. В отличие от адресата.
Корпусу предписывалось в срочном порядке покинуть Кагету, письменно уведомив о том казара Хаммаила, и форсированным маршем двигаться к Ониде, где командующему вручат новые инструкции. Суть была предельно ясна, однако опытный глаз, повидавший немало казенных бумаг, сразу же отметил неладное, не по содержанию - по форме. Все печати и визы были на месте, как и "высочайшее одобрение", но от Коллегии приказ подписал не Забардзакис, а один из его субстратегов, человек не слишком заметный. И тон! Не обычный сухой слог, а чуть ли не вопль: "Приди и спаси!" - будто сейчас только от маршала Капраса судьба империи и зависит.
Еще раз порадовав Врага заковыристым проклятьем, Карло полез за кипарскими письмами. Рядом с паонским они выглядели просто бесподобно. "Маршал Капрас показал себя более чем посредственным военачальником, его присутствие на главном театре военных действий излишне…" - "Маршал Капрас, я не думал, что когда-нибудь напишу "на ваш корпус с надеждой смотрит вся империя", но мое перо выводит именно эти слова…". Поэт, истинный поэт, хоть и в нарукавниках! Трудно не поверить, не броситься спасать. Карло и поверил бы, и бросился… Если б не знал, что его ждет на самом деле. Его и корпус. Выходит, остаться в Гурпо? Гордо так остаться - дескать, разглядел я твою ловушку, старая ты сволочь. Сам влип, сам и вылипай, а я тут посижу. С войском, с казаронскими презентами, с брюхатой любовницей…
Командующий Малым Северорожденным экспедиционным корпусом аккуратно сложил все бумаги и запер в дальнем ящике, прошелся по кабинету, посмотрел на расписанный розовым виноградом и синими птичками потолок. Красные печати больше не мозолили глаз, но Карло в считаные минуты ухитрился выучить проклятое письмо чуть ли не наизусть. "Промедление может погубить Паону…"; "От вас зависит многое, если не все…"; "Маршал Капрас, вы наша последняя надежда…". Так в Коллегии еще никогда не писали.
Какой же надо быть гадиной, чтобы манить солдата его якобы нужностью! После Фельпа Капрас не думал, что сможет возненавидеть ведомство Забардзакиса еще сильней, оказалось - сумел. Если б волей Создателя - ведь Враг несомненно помогает язычникам - маршал оказался лицом к лицу с господином Доверенным стратегом, двуличной твари пришлось бы худо. Увы, схватить Забардзакиса за грудки и плюнуть в подлую рожу Капрас не мог. Зато он мог написать и написал отличнейший ответ. Дважды с удовольствием перечел, хмыкнул, приложил личную печать и… разорвал. В Кагете было безопасно и вкусно, а дома караулила подлость, ну да она всегда там гнездилась, из новенького были лишь мориски. "Маршал Капрас, вы наша последняя надежда…" К Леворукому их всех!.. К бириссцам, к бакранам, к козлам, к бешеному огурцу, пусть хоть он оплюет! Карло обмакнул перо и угрюмо вывел:
"Ваше Высокопревосходительство, Ваш приказ мною получен. Приложу все усилия, дабы его исполнить, однако отдельные выдвинутые на север батальоны вернутся в Гурпо не раньше чем через неделю…"