2
Ойген аккуратно разложил на столе принадлежности для чистки пистолетов и закатал рукава рубашки.
- Я совершил ошибку, отпустив тебя на встречу с графиней Гирке одного, - признался он. - Я видел, что тебе приятно общество этой дамы, и предполагал, что вы станете гулять по парку и говорить о цветах и прочих приятных вещах. Я даже не исключал, что на прощание ты поцелуешь ей руку, однако вы против всякой логики отправились искать Проэмперадора и обсуждать с ним убийства. Это меня озадачивает.
- Ну не мог же я ей отказать! - огрызнулся Ариго. - Пойми, она не решалась довериться Савиньяку…
- Ей следовало довериться брату как главе фамилии и предоставить действовать ему.
- Валентин младше!
- Он способен решать, а это умение перестает зависеть от возраста еще до того, как нас отправляют в Лаик. Однако я не прав, выговаривая тебе за женщину, пока еще не ставшую твоей женой.
- Ойген… Что ты несешь?!
Сосредоточенно орудовавший ершиком бергер поднял взгляд на собеседника.
- Извини еще раз, но совершенно очевидно, что ты влюблен. Не столь очевидно, но более чем вероятно, что предмет твоей любви не испытывал к покойному мужу нежных чувств и уклонялся от полноценного исполнения супружеского долга, принимая настой алатской ветропляски, который выращивал в своем саду.
То, что графиня сделала поверенным своей тайны тебя, говорит о многом, тем более что она несомненно привязана к брату, а брат к тебе относится с удивительной для Приддов теплотой. Все вместе однозначно указывает на то, что по истечении разумного срока ты женишься на графине Гирке и получишь в управление Альт-Вельдер. Это очень хорошо, потому что ты сможешь жить на севере, который стал тебе родным, и в корне пресечешь претензии на эти земли со стороны сомнительных особ. Кроме того, браки по любви угодны небесам.
- Кому?!
- Я не расположен к богословским беседам, - Райнштайнер уже вернулся к своему занятию. - К тому же твои мысли поглощены другим.
- Ойген!!!
Ошалевший Жермон шарахнулся к окну, на котором обнаружил свою собственную шляпу, перчатки и кусок вчерашнего пирога с вареньем из ревеня. Генерал, сам не понимая зачем, потащил его в рот.
- Когда вы поженитесь, - припечатал бергер, - тебе придется класть свои вещи на место и есть исключительно с тарелки. Думаю, в конце концов ты к этому привыкнешь.
- Да! - заорал Ариго, жуя подсохшее тесто. - Я ее люблю… Леворукий знает, как это вышло! Ее загораживал Савиньяк, потом он отошел, Ирэна на меня посмотрела, и… всё!
- Я неоднократно слышал, что так бывает, - Райнштайнер отложил ершик и взялся за промасленную ветошь, - причем не только у людей несобранных. Собственно говоря, подобным образом женился генерал Вейзель, и брак оказался очень удачным. Вам не следует тянуть.
- Это ты ей скажи!
- Я уже сказал это главе фамилии.
- Ты уже… что?!
Остаток пирога тоже был поражен, так поражен, что крошки проскочили не в то горло. Ариго задыхался и кашлял, видя сквозь навернувшиеся слезы, как Райнштайнер откладывает пистолет и встает. Пушечный удар по спине выбил зловредные крошки, и генерал, вытирая глаза, уставился на побратима, успевшего налить воды из цветочной вазы в подвернувшийся стакан.
- Выпей, - велел Райнштайнер. - Рисковать собой, увлекая солдат в атаку, в некоторых случаях необходимо. Рисковать собой, перекусывая на ходу, глупо всегда. Если бы тут не оказалось меня, ты мог задохнуться и не дожить до такого важного события, как свадьба.
- Ты скха-скхазал Вален-тхину… - прокашлял Жермон. - Кто тебя просил?!
- Это мой долг перед тобой. - Ойген выглядел слегка удивленным. - Я обещал найти тебе невесту, ты ее нашел сам, но женщин часто теряют из-за нерешительности и неумения с ними обращаться. Валентин достаточно умен, чтобы объяснить сестре то, на что ты, находясь в помраченном состоянии, неспособен, однако я не собираюсь читать тебе мораль.
- Разрубленный Змей, а что ты делаешь?!
- Прошу твоей помощи. Я намерен довести одно из начатых дел до конца, а именно - понять, что же произошло в Васспарде, когда туда приехал Юстиниан.
- Так ясно же все! - Жермон поискал глазами, куда бы деть пустой стакан, но в пределах досягаемости повсюду валялись какие-то вещи, пришлось ставить на тот же подоконник.
- Что тебе ясно? - невозмутимо уточнил бергер, возвращаясь к пистолету.
- Что в семье нет сыноубийцы.
- Послушай, Герман, ты меня поражаешь. - Таким тоном обычно просят передать соус или горчицу. - Что убийца не принадлежит к семейству Приддов, а само убийство есть следствие разветвленного заговора, я говорил тебе еще зимой. Узнать истину нам помешали неприятные события и проистекающая из скрытности сестры убежденность Валентина в том, что виноват их с Юстинианом отец. Теперь мы узнали, что герцог Вальтер хотел порвать с мятежниками и посвятил в свои замыслы жену, зятя, дочь и брата. Сыновьям и двоюродным братьям ничего известно не было. Ты думал об этом?
- Нет.
- Иногда ты меня удручаешь. Попробуй объяснить, почему сыновья ничего не знали о намерении отца.
- Валентину только исполнилось пятнадцать.
- Допустим. А Юстиниан? Почему мать ему ничего не сказала? Почему не прервала безобразную сцену за столом?
- Вальтер хотел все объяснить наследнику лично.
- Несомненно, но почему?
- Из-за Габриэлы, наверное…
- Герман, я понимаю, ты сейчас не склонен к размышлениям, но неужели братья, узнай они правду, стали бы растравлять душевную болезнь сестры? Напротив, поняв, как обстоят дела на самом деле, Юстиниан воздержался бы от споров за столом в присутствии графини Борн.
- Хорошо, - сдался Ариго, - из меня и в обычное-то время отгадчик никакой, а сейчас и вовсе. По твоей милости, кстати говоря… Ну зачем было говорить Валентину…
- Я тебе уже объяснил, - бергер чуть повысил голос, - твою любовь нельзя предоставлять лишь тебе. Что до загадки, над которой ты не желаешь думать, то Вальтер Придд не мог не понимать, что уклонение от участия в мятежах вызовет у сообщников подозрение. С другой стороны, он, будучи супремом, знал, что Манрик и Колиньяр ищут доказательства причастности Приддов к заговору. Что это означает?
- Ойген!!!
- Это означает, что в Васспарде был или мог быть шпион. Ссора Юстиниана с Габриэлой при полном невмешательстве дяди и матери свидетельствовала, что глава семьи решения еще не принял, наследник же лоялен власти. Юстиниана убили. Почему?
- Закатные твари, спроси Савиньяка!
- Проэмперадор полагает, что это не является первоочередным, но до конца следует доводить любое дело. Хотя бы потому, что шпион мог уцелеть и теперь пойдет на все, чтобы его не разоблачили.
- А почему именно "теперь"? - не понял Жермон. - Что случилось-то?
- Кто бы ни был покровителем шпиона - Колиньяр, Манрик, кто-то из иноземных послов, он сейчас ему ничем не поможет. Изменилось, как ты понимаешь, и положение Приддов.
- Допустим, - пробормотал Жермон. - Значит, ты думаешь, что шпион все еще здесь и он опасен?
- Я отнюдь не уверен, что Гирке утонул по собственной неосторожности. В случайности смерти Габриэлы сомневаться не приходится - я выяснил, кто и где находился. Единственным возможным убийцей могла быть вдова Вейзель, что, согласись, абсурдно. С Гирке все не так просто, от подозрений свободна лишь жена. Она спустилась в цветник, когда граф еще был в своих комнатах, и оставалась там, пока ее не позвали к телу мужа.
3
То, что обещания надо выполнять, Юхану объяснил дед-боцман, от души выдравший будущего шкипера за почти уморенную соседкину герань, которую боцманский внук взялся поливать в отсутствие хозяйки. Герань оклемалась, а выдранный навеки усвоил нехитрое правило: не можешь, не хочешь - не берись, а взялся - делай. Через двадцать лет дедова наука обернулась таким прибытком, что Добряк окончательно уверовал в то, что держать слово нужно, сейчас же речь шла, ни много ни мало, о просьбе Фельсенбурга.
Правду сказать, шкипер с удовольствием променял бы визиты к Ледяному на собственноручную разгрузку бочек с ворванью, но деваться было некуда. Раз в четыре дня Добряк надевал выходную куртку и топал в дом Бешеного, где развлекал шкафы и стулья портовыми сплетнями. Шкафы и стулья молчали, Кальдмеер внимательно слушал, дергал щекой, задавал ровно два вопроса и угощал гостя можжевеловой. Выпивка знаменовала конец аудиенции, которую приходилось запивать отдельно, что Клюгкатер и проделывал в обществе окончательно выздоровевшего Лёффера, однако сегодня до компаньона не дошло. Пожелав подопечному доброго здоровья, Юхан привычно ринулся прочь, но на лестнице его перехватил хозяйский адъютант. Бешеный желал видеть шкипера, а от таких приглашений, господа селедки, лучше не увиливать. Если ты, само собой, не Бермессер.
Адмирал сидел на подоконнике распахнутого окна и дразнил Фельсенбургову трехцветку, норовящую цапнуть нахала за руку. Безуспешно.
- Прошу. - Фрошер кивком указал на кресло у стены. - Так и ходите?
Добряк пожал плечами.
- Хожу. Вроде как никто не против.
- Вам воздастся. Кэналлийским. Разрешение о закупке подписал глава дома Салина, отменить его может только соберано, но такое он не отменяет. Вы любите гордиться?
- Смотря чем…
- Вы единственный дрикс, получивший такое право. Джильди собрался домой, вы успеете проскочить до штормов.
- Вот спасибо, господин адмирал! - Бешеный тоже слово держит, даже самое ерундовое, потому-то ему и везет! - Точно впору нос до небес задрать. Когда его высочество уходит, не скажете?
- Послезавтра. - Вальдес изловчился и опрокинул кошку на спину. - Ветер будет попутным.
Тут-то Юхана и накрыло. Все складывалось одно к одному - и решение фельпца, и бумага от Салины, и погода. В том, что на юге ждет немалая прибыль, Добряк тоже не сомневался, но идти в Померанцевое море было невозможно, и отнюдь не из-за карауливших "Утенка" гадостей. Добряка схватила не осторожность, а нечто, не понятное ему самому и сильное, как дюжина китов.
- Не пойду я в Фельп, - отрезал Юхан. - Сейчас не пойду.
- Любопытно. - Вальдес присвистнул и спрыгнул с подоконника. - Вы же так стремились торговать кэналлийским! Подумайте, вдруг вы найдете новое вино и назовете его "Слезы Бе-Ме"?
- Да хочу я! - взвыл шкипер. - Как вы про бумагу сказали, чуть в пляс не пустился, и вдруг - бац, понял, что нельзя.
- Боитесь?
- Это я весной боялся. И прошлой осенью, когда в штормягу со всеми не полез… Торстен его разберет, что оно такое, но пусть уж его высочество другую лоханку прихватит, вон их сколько в порту киснет. Что брать, я прикинул, а дальше его дело.
Бешеный снял кольцо, подкинул, поймал, снова подкинул. Ну, тут хоть не пропадет, а вот в море такими изумрудами играть - дурь несусветная. Ага! А фельпский фрахт вместе с принцем коту под хвост посылать - не дурь?! Если то, что Джильди заплатит, сложить с тем, что на "Верной звезде" нашлось, и пустить на кэналлийское, можно не один кораблик прикупить, а пару. Старый Канмахер - готовый шкипер, а что ему теперь на берегу делать? Без внука-то… Лёффер - не моряк, конечно, зато грамотный и надежный, его в порту посадить самое то. Три лоханки уже склада требуют, и для кэналлийского, и для седоземельских мехов - не бросать же задумку, уж больно хороша!
- Ну что, шкипер, не передумали?
"Трехцветная кошка" и еще один, пока безымянный, кораблик, качнув парусами, отправились в Закат. Клюгкатер громко вздохнул и безнадежно махнул ручищей.
- А кошку Фельсенбургу отвезете? - внезапно предложил Вальдес. - Правда, придется посуху.
Такого фортеля Юхан не ожидал, только Бешеный, похоже, не шутил. Смотрел в упор, будто в тот вечерочек на палубе своей "Твари", и играл кольцом; вроде и не глядя играл, а оно, как и тогда, никак не падало. Рука Клюгкатера сама полезла за пазуху, где скрывались "цыпочки", и вытащила флягу. Спрашивать совета змеехвосток вслух при фрошерском адмирале Добряк все же не стал. Просто щелкнул лыбящуюся красотку по отполированному до блеска пузу и твердо сказал:
- Отвезу.
4
Отказать сразу и Ойгену, и Валентину Ариго не мог, хотя не представлял, какой от него прок. В Борне он в последний раз был лет тридцать назад, в Васспарде не бывал вовсе, а допрашивать умел разве что пленных. Генерал обреченно подкрутил усы и отправился в бывший кабинет Гирке, которого Райнштайнер во избежание путаницы предложил называть Альт-Вельдером. Комната Жермону внезапно не понравилась, оказалось, что он не переносит дубовых панелей и тяжелых бронзовых штуковин, годящихся для швыряния в опротивевших гостей, но не для украшения жизни. Вот вид из окна открывался чудесный; спускающийся к озеру парк немного портила лишь дальняя стена замка. Уходящие в воду скалы были бы куда красивее, но замок без внешних укреплений - просто усадьба. Такая, как Гайярэ, в которую рано или поздно придется ехать, чтобы вступить во владение всем, включая фамильный склеп.
- Ты чем-то недоволен? - как мог участливо спросил Ойген. - Если тебе настолько неприятно…
- Не "настолько"… - Верхний парк был пуст, то есть какие-то люди там возились, но лиловой женской фигуры среди них не наблюдалось. - Просто я из-за здешних убийств и выходцев подумал про своих… родителей. Тревожить мертвых скверно, но от того, что мать и отец рядом, мне не по себе. Почему он за ней не пришел? После всего…
- Возможно, она приняла какие-то меры, а возможно, он не захотел возвращаться или не понял, что убит. Или обознался, как Удо Борн.
Стук в дверь отправил родительские тени назад, в Гайярэ. Ойген молчал, пришлось крикнуть "Войдите!". Женщина средних лет, с обернутыми вокруг головы косами, сделала положенный в хорошем доме книксен и вопросительно уставилась на Жермона. Расположившегося в кресле у печи Ойгена она пока не заметила.
- Господин генерал, - обеспокоенной служанка не казалась, - меня к вам послали.
- Как тебя зовут? - спросил Ариго, испытывая сильнейшее желание дружески огреть затаившегося Райнштайнера кочергой.
- Эмилия, господин генерал.
- Ты ведь из Борна? - Проклятье, о чем с ней говорить?! - Давно оттуда?
- Двенадцатый год, господин.
- А твой муж родом из Васспарда?
- Из Васспарда.
Вдаваться в подробности Эмилия не собиралась, так и стояла, глядя на хозяйского гостя неглупыми голубыми глазами. От этого взгляда и молчания Райнштайнера становилось все неуютнее. Хоть бы научили, о чем спрашивать!
- И что? - наугад выстрелил Ариго. - В Борне колдовали?
- Нет! - Женщина решительно махнула головой. - Разве нам можно?
- А кому можно? - подал голос со своего кресла теребящий какой-то шнур Райнштайнер. - Единокровной сестре хозяина? Это она учила графиню Борн?
- Ну… - служанка замялась, - откуда ж нам знать такое?
- Ты принесла собачку герцогини Придд своей хозяйке. Ты знала, для чего?
- Нет!
- Не знала?
- Я левретку эту восьмой дорогой обходила… Уж больно злая была.
- Но госпожа велела ее поймать?
- Господин барон, ничего такого она мне не велела.
- Тебя видели.
- Неправда ваша, Создателем клянусь!
- Им часто клянутся.
- Господин генерал! - Зайцы порой шарахаются от собак к охотнику, Эмилия шарахнулась к Ариго. - Господин генерал! Не колдовала я и собачку не трогала, ошибка это! Я - честная эсператистка…
- То есть уже преступница, - продолжал загонять добычу Райнштайнер. - Агарисская ересь, даже не усугубленная колдовством и предательством, подлежит наказанию.
- Да что ж это такое! Мы с Эдуардом господам хорошо служили… Спросите… Госпожу спросите, как я с сестрицей ее маялась, а уж Эдуард… Он же их всех на лошадках катал, как маленькие были… Эрэа Габриэлу, эрэа Ирэну, эра Юстиниана… Вы эра Валентина спросите! Он нас знает!.. Предательство, скажете тоже…
- Да. - Райнштайнер с несвойственной ему яростью дернул несчастный шнур. - Предательство, приползшее из Борна. Герцог Валентин слишком молод, чтобы помнить, но улика есть, и мы ее найдем, а заодно и свидетельство колдовства, убившего графа Гирке и графиню Борн. Сейчас мы обыщем…
- Господин барон! - Раскрасневшаяся растрепанная Мелхен вбежала в кабинет, даже не постучав. - Господин генерал! Идемте со мной! Скорее!.. Это очень важно… Это важно, как дрожжи для хлеба, как масло для…
- Быстрей, Ариго!
Райнштайнер схватил остолбеневшего Жермона под руку и поволок вслед за метнувшейся прочь гоганни.
5
Что-то случилось со вдовой Вейзеля - умом Жермон это понимал, но ужас, которого генерал еще не испытывал, рычал про Ирэну. Утонувшую, свалившуюся с лестницы, угоревшую, застреленную бродящим по замку злодеем.
Они с Ойгеном молча бежали за Мелхен, которой Райнштайнер не дал и рта раскрыть; мелькали шпалеры и статуи, то и дело приходилось куда-то сворачивать. Когда девушка выскочила к знакомой лестнице, Ариго немного перевел дух - комнаты Ирэны были в другом крыле, значит, все-таки баронесса, но зачем ей аж два генерала?! А гоганни уже толкала тяжелую дверь… Гостиная, в которой Юлиана рассказывала гостям о муже, была пуста и чисто убрана. В вазах топорщились рыжие зимние цветы, от печи тянуло теплом, к ней уютно жались удобные кресла.
- Садись, - распорядился Райнштайнер, - будем ждать.
- Кого?! - Жермон оторопело уставился на бергера и приглаживавшую волосы Мелхен. - Где баронесса?.. Что, Леворукий побери, случилось?!
- Прости, Герман. - Райнштайнер уже уселся, вытянув длинные ноги. - Я слишком уныл, чтобы изображать тревогу. Ты - другое дело, видел бы ты свое лицо на Мельниковом лугу! Я не мог этим твоим свойством не воспользоваться.
- Ойген, какого…
- Подожди, я как раз объясняю. Мы загнали Эмилию в угол, пригрозили ей и ее мужу обыском, и тут нас неожиданно, это самое главное, вызвали к баронессе Вейзель. Ее, кстати, сейчас нет.
- А где она?
- Госпожа Ирэна по просьбе брата увела ее к себе.
- Так ты и Валентина в это втянул?!
- Если быть откровенным, а с друзьями я предпочитаю откровенность, то план предложил Придд, я всего лишь не поставил тебя в известность. Твое лицо ввело бы в заблуждение не только Эмилию, но и самого Штанцлера.
- Первородный Валентин просил меня войти по звонку и научил, что говорить, - объяснила гоганни.
- Вы не вошли… - простонал Ариго. - Вы ворвались! На вас лица не было, я Леворукий знает что вообразил…
- Я открыла дверцу печи и ждала, пока лицо мое станет горячим и красным. Я сняла ленту и растрепала волосы.
- Сударыня, все было очень к месту, - одобрил барон, и гоганни в ответ опустила глаза и улыбнулась. Злиться на них было невозможно, а то, что он вобьет в голову глупость про Ирэну, никто предвидеть не мог. Глупость на то и глупость, что умный человек ее не придумает.
- Ну и долго нам здесь сидеть? - фыркнул Ариго, по примеру Мелхен приглаживая шевелюру.
- Не думаю. Эмилия должна воспользоваться случаем и броситься либо уничтожать улики, либо к мужу, если он ее сообщник. Разумеется, за ней проследят.
- А с чего ты решил, что она виновна?