Ханна хочет быть обыкновенной девочкой, но она - необыкновенная. Она слышит зов моря и обнаруживает у себя на ногах тонкую сеточку чешуи. Среди бушующих волн ей легко и спокойно, а на суше - плохо. Она чувствует в себе иное начало, неподвластное человеческой природе, не понятное, но притягательное.
Содержание:
1 - ПОРТОВЫЙ ГОРОД 1
2 - ПРЕЛЕСТНОЕ ДИТЯ? 2
3 - "ОНИ ВСЕ ПРАВИЛЬНЫЕ" 4
4 - ДОМ НОМЕР ВОСЕМНАДЦАТЬ ПО ЛУИСБУРГ-СКВЕР 5
5 - ДВЕ ВАЗЫ 7
6 - КАМОРКА ПОД КРЫШЕЙ 8
7 - ХУДОЖНИК 9
8 - РЕКА 11
9 - КРОВЬ И МОЛОКО 11
10 - НЕВИДИМКА 12
11 - "СЛИВКИ" БОСТОНА 14
12 - МУЗЫКА! 16
13 - "МОИ СОБСТВЕННЫЕ НЕБЕСА" 16
14 - "ЗНАЙ СВОЁ МЕСТО, СУДОМОЙКА!" 16
15 - "ТРЕКЛЯТАЯ КОШКА" 19
16 - НИКАКИХ СЛОВ НЕ ХВАТИТ 21
17 - "НЕ ХОТИТЕ ИЛИ НЕ МОЖЕТЕ?" 23
18 - ДЕВУШКА В ТЕНИ 24
19 - "СЛУЧИЛАСЬ НОВОСТЬ" 25
20 - БОЛЬШОЙ ТЁМНЫЙ ГЛАЗ 26
21 - ПОРА, ХАННА! ПОРА! 27
22 - ХВОСТ СРЕДИ ВОЛН 28
23 - ЭТОТ НОВЫЙ МИР 29
24 - СЕКРЕТ ЭТТИ 30
25 - "СОВСЕМ НАСОВСЕМ?" 30
26 - "МОРСКАЯ ДУША" 31
27 - ШТОРМ 32
Примечания 33
Кэтрин Ласки
ХАННА
Отец твой спит на дне морском,
Он тиною затянут,
И станет плоть его песком,
Кораллом кости станут.
Он не исчезнет, будет он.
Лишь в дивной форме воплощён.
Чу! Слышен похоронный звон!
Уильям Шекспир, "Буря"
1
ПОРТОВЫЙ ГОРОД
Некоторым в море становится дурно. Когда неторопливые волны прокатываются под кораблём, их начинает мутить от качки. Но Ханна Альбери даже не могла себе представить, как это. Ей делалось дурно на земле. А однажды стало настолько плохо, что она едва не умерла.
Она ни за что не уехала бы прочь от моря, если бы не мисс Прингль из сиротского приюта - Бостонского Дома юных странниц. До чего же Ханна ненавидела эту женщину и её тонкий пронзительный голос, колющий как иголка!
Странная болезнь началась у Ханны в "день продвижения". Так в Доме юных странниц называли день, когда девочкам, достигшим четырнадцатилетнего возраста, сообщали, куда их отправят из приюта. Это было что-то среднее между торжественным окончанием учёбы и изгнанием. Считалось, что в четырнадцать лет девочки уже слишком взрослые, чтобы жить за счёт пожертвований, и должны сами зарабатывать себе на хлеб. Ханне и ещё двенадцати воспитанницам исполнилось четырнадцать ещё в прошлом году, но тогда из-за эпидемии скарлатины их не могли никуда отослать, и решение их участи отложили на год. Эпидемия прошла, и теперь настало время покинуть приют.
Пятнадцатилетние девочки ждали своей очереди вместе с теми, кому в этом году исполнилось четырнадцать. Мисс Прингль вызывала их по одной к себе в кабинет и сообщала, что их ждёт.
Воспитанницы сидели в ряд по алфавиту. Ханна была в очереди третья, перед ней - Люси Аббот и Тилли Адамс. Все девочки взволнованно перешёптывались, только Ханна сидела молча, она вообще очень часто молчала.
Вплоть до последнего дня в приюте воспитанницы предавались мечтам о том, как откроется их истинное происхождение и выяснится, что они стали сиротами лишь по вине роковой случайности или жестокой насмешки судьбы. В своих фантазиях каждая видела себя дочерью богатых родителей. А Сэди Кроуфорд, например, и вовсе считала, что она королевской крови. Сэди утверждала, что её родная мать была не то французской, не то русской княжной. А в "день продвижения" девочки начинали мечтать о том, как займут достойное их место.
- Вот увидишь, Бесси, - сказала Сэди, которая шла в списке сразу после Ханны. - Вот увидишь: если меня отправят в какой-нибудь благородный дом на Коммонуэлт-авеню, там все сразу заметят, что я необычайно утончённая. А если у хозяев будет сын, он наверняка в меня влюбится, и тогда я смогу отыскать мою настоящую мать, потому что у него хватит денег на то, чтобы помогать мне в поисках, и…
- Сэди, а помнишь Марту Гилмор? - перебила её Бесси, погружённая в собственные фантазии. - Так вот, Марту же взяли в шляпную мастерскую на Вашингтон-стрит, и в один прекрасный день - ей как раз исполнилось восемнадцать - туда пришёл джентльмен за шляпой для своей жены, и знаешь что?
- Что? - спросила Сэди.
- Влюбился в Марту с первого взгляда, развёлся с женой и женился на ней. Увидел, какая она красавица, какие у неё изящные манеры, и не устоял. Он сразу понял, что Марта не простая шляпница.
- Развёлся? - ахнула Сэди. - Ах, мне такого вовсе не нужно, ведь короли не разводятся. - Она повернулась к Ханне. - А ты как думаешь, Ханна?
Девочки на другом конце ряда захихикали.
- Почему ты спрашиваешь Ханну? - шепнул кто-то.
"В самом деле, почему?" - подумала Ханна. Она не участвовала в излюбленном развлечении воспитанниц. Это им фантазии о другой жизни давали силы и надежду на будущее. А Ханна была не склонна мечтать.
Тут из кабинета мисс Прингль вышла Люси Аббот. Она сияла от счастья.
Миниатюрная Корнелия Эллис вскочила со стула.
- Куда тебя отправляют?
- Для меня есть место судомойки в том модном ресторане для джентльменов на Винтер-стрит. Если буду хорошо справляться, меня могут перевести в гардероб. Ну, знаете, где гости сдают шляпы и пальто.
- Шляпы! Вот ответ! Шляпы! - воскликнула Бесси. - Что я вам рассказывала про Марту Гилмор?! Ах, Люси, вот и начало положено! Ты же всегда говорила: тебе кажется, что твой отец - настоящий бостонец!
- Да, да, и, наверное, знатный. Может быть, торговец шерстью, - кивнула Люси.
- А где ещё встретить такого джентльмена, как не в модном ресторане?
Ханна откинулась на спинку стула. Её никогда не занимали подобные мысли и мечты о родителях - знатных, незнатных, каких угодно. Девочке казалось невероятным, чтобы у неё обнаружились какие бы то ни было родственники. Ханна не представляла даже, на какое место может надеяться, и когда Тилли Адамс скрылась за дверью кабинета мисс Прингль, у неё чуть-чуть засосало под ложечкой от волнения. Она следующая. Но неужели так важно, куда попадёшь?
Однако меньше чем через десять минут ошеломлённая Ханна, стоя перед мисс Прингль, сама удивлялась: как только ей хватило глупости думать, будто это неважно?
- Правила есть правила. - Мисс Прингль сидела за столом очень прямо, будто аршин проглотила, и перебирала бумаги, очевидно касавшиеся Ханны. - Попечительский совет приюта имеет особое предписание относительно детей, которые по достижении четырнадцатилетнего возраста не оказались пригодны к работе по дому. А ты к ней, Ханна, без сомнений, непригодна. Отправить тебя служить в достойную бостонскую семью было бы так же неподобающе, - мисс Прингль выговаривала это слово так, будто сдабривала каждый слог толикой яда, - как обрядить корову в платье!
- А в лавку или…
- Не перебивай. К работе в лавке ты пригодна не более, чем к службе в доме.
- Почему? - выпалила Ханна.
Мисс Прингль поджала губы и смерила девочку взглядом, словно прикидывала, какую же из причин назвать первой?
- Я умею читать и писать лучше, чем многие другие воспитанницы, - сказала Ханна, сдерживая дрожь в голосе. У неё перед глазами всё поплыло.
- И поэтому ты, очевидно, надеешься на место стенографистки либо секретаря?
- Может быть, - тихо ответила девочка, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало не очень дерзко.
- Никаких "может быть". Это совершенно невозможно! Прежде всего, для такой работы ты слишком молода. Кроме того, хотя ты и знаешь грамоту, в остальном ты довольно неуклюжа. Это ведь неприемлемо, если ты в приличном бостонском доме будешь проливать на господ суп и разобьёшь им весь веджвуд. - Ханна не знала, что такое веджвуд, но подумала, что не так уж часто она роняет тарелки и проливает суп. - Поэтому больше никаких разговоров. Попечительский совет постановил, что воспитанницу, для которой не удалось найти место в Бостоне, следует отправить сиротским поездом.
- Но я думала, смысл "дня продвижения" как раз в том, что раз мне пятнадцать, то я теперь слишком взрослая, чтобы считаться сиротой. Поэтому мне и нельзя больше жить в приюте. Как же тогда меня могут отправить сиротским поездом? - Ханне этот логичный довод понравился. А мисс Прингль - нет.
Она пристально посмотрела на девочку.
- Вот видишь, Ханна, - резко ответила мисс Прингль, - в этом-то и всё дело. Ты постоянно споришь и возражаешь. Как же я могу рекомендовать такую девочку на работу в благородном доме или приличном магазине?
- Но ведь я теперь не сирота. Я слишком взрослая.
- Только не для Канзаса, - сухо сказала мисс Прингль и встала, давая девочке понять, что собеседование окончено. - Через неделю в Салину, штат Канзас, отправляется следующая партия.
- Партия? - слабым голосом переспросила Ханна.
- Да, партия сирот.
- А кто-нибудь ещё из нашего приюта поедет? Будут там другие воспитанницы?
- Нет. Мы для всех нашли подобающие места.
"Подобающие". Ну почему же для Ханны нет ничего подобающего? Она ненавидела это слово. Мисс Прингль употребляла его чаще всех, но его переняли и другие взрослые в приюте. Вот, к примеру, мисс Бейкер, учительница домоводства. Не далее как вчера Ханна захотела утешить девочку, которую только привезли в приют, и угостить её тёплой булкой с кухни. А мисс Бейкер сказала:
- Нельзя врываться в кухню и брать кушанья без спросу. Это неподобающее поведение, Ханна!
- Почему? Она же проголодалась, - возразила Ханна.
- Спорить со старшим тоже не подобает, - вставила медицинская сестра мисс Экинс, которая как раз проходила мимо.
Как ни хотелось Ханне сейчас высказать мисс Прингль всё, что она думает, девочка только глубоко вдохнула и задала ещё один вопрос:
- А Канзас… он у моря, мэм?
- Боже мой, ну разумеется, нет! Я полагала, что ты умнее, милочка! - Мисс Прингль бросила на неё строгий взгляд и язвительным тоном добавила: - Похоже, у тебя всё ушло в волосы!
Волосы у Ханны действительно были необыкновенные: они меняли оттенок в зависимости от освещения. Сейчас, в комнате, залитой солнечным светом, казалось, будто по плечам девочки ниспадает пламенный каскад. В пасмурную погоду, когда моросил дождь, её волосы были тусклыми, словно едва теплящийся огонёк свечи в тумане. В ясные зимние дни, когда лучи солнца отражались от снега и сосулек, локоны Ханны сверкали как рубины. А если она оказывалась у моря в сумерки или перед рассветом, то они становились зеленоватыми, будто старая медь.
Мисс Прингль в два быстрых шага подошла к книжному шкафу и взяла атлас. Раскрыв его на карте Соединённых Штатов, она ткнула пальцем, испачканным в чернилах, в самую середину и постучала по бумаге.
- Дальше от моря не бывает, - усмехнулась она.
В этот момент у Ханны впервые случился странный приступ дурноты.
2
ПРЕЛЕСТНОЕ ДИТЯ?
Неделю спустя Ханна села на поезд. Первое утро в дороге она наблюдала за своими попутчиками - сиротами из других приютов. Некоторые были одного с нею возраста или старше, но таких оказалось меньшинство. Большей части девочек и мальчиков не исполнилось ещё и десяти. Ханна подумала, не оказались ли её ровесницы такими же "неподобающими", как она. Несколько взрослых девочек сели на поезд в Нью-Йорке. Быть может, им тоже не удалось "продвижение", потому что их сочли недостойными служить в богатых домах этого города.
Здесь никто не рассказывал, как в Бостоне, фантастических историй о сиротах, волею рока разлучённых со своими знатными и состоятельными родными. Но Ханна не могла не заметить, что все полны радостного предвкушения. Одна из младших девочек, чрезвычайно неряшливая и такая бледная, словно никогда не видела солнца, оживлённо рассказывала о "широких просторах":
- Я слышала, там от любого дома до соседнего - по целой миле, а то и больше. Потому туда и везут детей - заселять пустые земли.
- И работать, - вставила другая девочка. - Там коров и кур больше, чем людей.
- Да работать не так уж тяжело, зато можно на дворе играть сколько хочешь. И пикники на лугу устраивать, - сказала пухлая девочка, у которой весь нос был усыпан веснушками.
- А ты корову доить умеешь? - спросила ещё одна.
- Нет, не умею. Но я быстро научусь - наверняка это не так уж тяжело.
- Может, мы все выйдем замуж за фермеров.
В ответ на эту фразу поднялся гомон.
- Эй, ты! - обратилась к Ханне голубоглазая девочка с курчавыми чёрными волосами, сидевшая через проход от неё. - Ты хочешь замуж за фермера?
- Хватит, Мейси! - захихикала её соседка.
- По-моему, мне ещё рано замуж. Хоть за фермера, хоть за кого, - тихо рассмеялась Ханна в ответ.
- Ой, фермеры рано женятся, - возразила Мейси. - Вот увидишь. И потом, мне кажется, что ты достаточно взрослая. Сколько тебе лет?
- Пятнадцать, - ответила Ханна.
- Одна девочка из нашего приюта сбежала с молочником в четырнадцать, - сказала Мейси. - А ты гораздо красивее, чем она.
- Спасибо, - улыбнулась Ханна.
- И наверняка гораздо умнее. Я видела, как ты читала газету, которую подобрала с пола. Так что, если выйдешь за фермера, сможешь вести его счета: записывать, какой урожай и почём продавать. Ты же знаешь арифметику?
- Да, даже немножко умею делить в столбик, - призналась Ханна.
- Ну вот! Самая настоящая фермерша! Я как тебя увидала - это когда села в Нью-Йорке, - сразу поняла, что ты не такая, как остальные. Я так и сказала Эми, моей лучшей подружке: "Гляди, правда, она совсем на других не похожа?"
Ханна не знала, что на это ответить. Мейси ведь, кажется, не смеялась над ней - тон у неё был добрый и искренний.
- А я, - начала веснушчатая Полли, - я бы больше хотела быть дочкой фермера, чем женой, потому что, когда у твоего папы большое ранчо, ты можешь найти себе жениха-ковбоя. А на Западе ранчо просто огромные и ковбои все сплошь красавцы.
Лицо Полли просияло, она мечтательно заулыбалась, и вскоре остальные девочки тоже притихли, придумывая себе сказки про Запад. Они фантазировали с таким же упоением, как воспитанницы Дома юных странниц в Бостоне, и им казалось, что поезд везёт их в счастливую новую жизнь. Но Ханна чувствовала, что с каждой милей рельсов удаляется от чего-то необыкновенно важного. Именно тут странная дурнота, которая не покидала её с того дня в кабинете мисс Прингль, обернулась болью.
Вечером, где-то между Пенсильванией и Огайо, Полли посмотрела на руки Ханны и удивлённо спросила:
- Что это?
Под манжетами запястья Ханны покрылись маленькими тёмно-красными пупырышками. К середине следующего дня они появились на руках и показались из-под воротника.
Одна из смотрительниц, надзиравших за девочками, отвела её в отдельное купе и велела раздеться. Сыпь распространилась по всему телу Ханны. Женщина испуганно ахнула:
- Говоришь, корью ты переболела?
- Да, мэм.
- Ну слава богу, хотя бы не принесёшь чуму в глубину страны.
Ханну затрясло от мысли о том, что она могла кого-то заразить чумой, и от звука страшных слов "глубина страны".
- А какие у тебя ещё симптомы?
- Симптомы? - неуверенно переспросила девочка.
- Ну, зуд, например.
Пока женщина не упомянула об этом, Ханна никакого зуда не испытывала, но теперь внезапно ощутила его. Хуже всего было под комбинацией - сшитыми вместе панталонами и сорочкой.
- Мне кажется, если снять комбинацию, станет легче, - призналась девочка.
- Ты собралась ходить без нижнего белья? - Смотрительница на несколько секунд лишилась дара речи и только глядела на Ханну, широко раскрыв глаза. - Нагишом? Дитя моё, неужели ты настолько испорчена?
- Нет, у меня просто всё чешется. И потом, ведь я не платье хочу снять - только то, что надеваю под него. Никто не узнает.
- Но… но… я же буду знать, - пробормотала женщина.
- Но вы ведь никому не скажете… Тогда получится, что это неважно, верно?
Тонкие губы смотрительницы, изрезанные вертикальными чёрточками, задрожали, потом приоткрылись, но она не издала ни звука - будто ощупывала ртом слова, которые не могла произнести.
- Я никому не скажу, - пообещала Ханна. - Ни единой душе.
Наконец женщина заговорила:
- Я этого не допущу. - Ханна почувствовала под грудью лёгкий холодок паники. - Ты останешься тут, в этом купе, до самого Канзаса.
- Но оно такое маленькое!
Смотрительница промолчала, строго посмотрев на девочку.
- А когда мне… ну, понадобится в уборную? - спросила Ханна.
- Я принесу тебе ночной горшок.
- Но я не понимаю! Мне же будет не с кем поговорить… За что вы меня наказываете? Лучше я буду ходить в комбинации и чесаться. Я не хочу сидеть тут одна!
- Ты больна!
"Нет, не больна!" - хотела закричать Ханна. Но она чувствовала, какой сухой стала её кожа, и вдруг поняла, насколько ей не хватает влажного воздуха туманного Бостона, где с моря почти всегда дует ветер.
- Молись, чтобы эта сыпь не перешла на лицо, - резко сказала смотрительница. - Иначе тебя никто не возьмёт! - С этими словами она вышла прочь и закрыла за собой дверь.
Окошко в купе было гораздо меньше, чем в общем пассажирском отделении, но Ханне это мало волновало. Она и так знала, что всё дальше и дальше уезжает от океана.
Смотрительница приносила ей еду в жестяной миске, но девочка почти не притрагивалась к пище. У неё пропал аппетит. Она перестала замечать, как идёт время. Зуд не проходил, но время от времени Ханне казалось, будто она покидает собственное тело, выскальзывает из мучительно горящей кожи и теряет связь с реальностью. Если как следует сосредоточиться, ей удавалось представить, как кожу ласкает приморский ветер.
Однажды поздно вечером поезд остановился на полустанке посреди голых равнин, и кондуктор объявил:
- Энтерпрайз! Следующая - Салина!
Ханна поняла, что пора одеваться, но от одной мысли о комбинации почувствовала невыносимый зуд. Она решила не надевать нижнее бельё. Потянувшись за платьем, девочка заметила, что пол возле койки и сама койка покрыты сверкающим белым порошком. Когда она нагнулась рассмотреть его поближе, то обнаружила, что на самом деле это мелкие кристаллы, напоминающие сахар. "Неужели это насыпалось с меня?" - удивилась Ханна.