III
День был таким замечательным, что сидеть в мрачной и темной хижине Мартина мог только самоубийца. Дверь, провисшая на кожаных петлях, впускала в помещение немного солнечного света. Через щель можно было увидеть траву и кусочек реки. Доносились сюда и звуки - молитвы монахов. Те, кто работал в огороде, молчали. По периметру горы, у ее подножия, были вырыты монашеские кельи. Запахи плодородной земли и зелени заглушал смрад. Святые люди пренебрегали мытьем. Проникавший в хижину свет освещал пыль, паутину, грибы, выросшие в углах грязного пола. Два треногих табурета да шкаф с книгами и документами были единственной мебелью.
Лицо епископа было бледным и морщинистым. Во рту, когда он улыбнулся, поблескивали несколько оставшихся зубов.
- Не притворяйся, что обладаешь достоинствами, которых у тебя нет, сын мой, - пошутил он. - Я предпочитаю простоту. Ты прекрасно знаешь, кто должен стать там лидером. Ты.
Корентин склонил голову.
- Отец, я не достоин.
Мартин посерьезнел. Подслеповатые глаза его всматривались в посетителя.
- Ни один человек, рожденный от женщины, не осмелится вообразить себя целителем душ. У некоторых, однако, есть призвание, и они обязаны делать то, что могут. Ты знаешь этих людей, и они тебя знают. Ты в хороших отношениях с их королем… с бывшим королем. Фактически, вы вдвоем уже внушительная команда. Более того, ты человек из народа. Ты знал и тяжкий труд, и невзгоды, тебе известны и радости, и горести простых людей. Ты знаешь и племена, что живут в окрестностях. Усилия объединить их угасли, как угасла сила Меция. Ты же сейчас в полной силе. Ничего, что волосы твои седы. Кому же, кроме тебя, взять на себя служение?
Некоторое время он сидел неподвижно, потом добавил:
- Это всего лишь мое суждение, как ты понимаешь. Господь указал на тебя. Ты один из тех, кто творит чудеса.
Длинная речь утомила его. Он сгорбился, зябко обхватив себя руками, хотя из дверей тянуло весенним теплом. Старался отдышаться. Курносое лицо выглядело изможденным. Глаза закрылись.
Когда они открылись снова, Корентин хрипло запротестовал:
- Нет, отец, каюсь. Милости Его я принижать не могу. Господь посылал мне в отшельничестве моем рыбу, чтобы мог я кормиться, подарил способность излечивать раны, спасаться от опасностей, дал редкий дар предвидения - все это милости недостойному грешнику.
Мартин выпрямился. В его манере пробудилось нечто позабытое, солдатское.
- Довольно. Приниженность не годится тебе, Корентин. Злоупотреблять ею, как и ложной скромностью, не что иное, как гордыня. Небеса отдали тебе приказ. Исполняй его.
Корентин проглотил подступивший к горлу комок.
- Прошу прощения. - Через минуту сказал дрожащим голосом: - Разрешите сознаться: я боюсь. Не знаю, как распорядиться своими способностями. К тому же они так малы, годятся лишь для домашнего употребления. Сейчас…
- Ты противостоишь самому сатане, - кивнул головой Мартин. - Я знаю это. Слишком хорошо это знаю.
Он наклонился вперед. Глаза неистово горели.
- Божественную волю часто трудно разгадать. Мы делаем ошибки, за которые расплачиваемся. А иногда… сатана сам творит чудеса. Мне приходилось даже видеть, как он принимал обличье самого Христа. - Он совершил крестное знамение.
- Но Господь всегда с нами, - продолжил он, - до конца света. Он поможет нам провидеть и одержать победу, если попросим Его об этом. Я припоминаю ошибку… - Еще раз ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание.
- Скажите мне, отец, - попросил Корентин.
Мартину словно бы полегчало. Он улыбнулся:
- Да нет. Ничего особенного. Неподалеку отсюда есть гробница, которую мой предшественник освятил как могилу мученика. Но я не мог найти подтверждающего источника о мученичестве усопшего. Даже имя его было мне неизвестно. Могла ли в таком случае моя паства поклоняться ему как святому? Я отправился к могиле и молил Господа о просветлении. Настала ночь. Передо мной явилась фигура, закутанная в черный саван, запачканный кровью. Голова его была отрезана, и он поддерживал ее рукой возле шеи. Я умолял его сказать правду, и он сознался, что при жизни был разбойником и что его обезглавили за его преступления. Я отпустил привидение и на следующий день оповестил паству о своем открытии. Сельские жители впоследствии чрезвычайно расстроились оттого, что поклонялись ложному святому. Вот и вся история.
- Вы так легко об этом рассказали, - заметил Корентин.
Мартин пожал плечами.
- Но то, что ходило в темноте вокруг Иса, - продолжил Корентин, - то, чего я боялся, до сих пор ходит вокруг руин. Оно…
Мартин опять стал очень серьезен.
- Мы можем столкнуться с ужасными вещами, - сказал он. - Поэтому все мы нуждаемся в сильном человеке.
- Я сделаю все, что в моих силах, отец, раз вы этого хотите.
- Этого хочет Бог. В Нем найдешь ты силу безграничную.
Затем очень практично, что было свойственно ему наряду с набожностью, Мартин добавил:
- Должности помощника епископа в Аквилоне недостаточно в связи с изменившимися обстоятельствами. Там нужен епископ. Повысить тебя в должности немедленно мы не можем. Дело это не такое простое. Мы с тобой должны еще и поговорить, и подумать, и помолиться вместе. Ты нуждаешься в советах. За годы, что ты провел в Исе, случилось очень многое, многое изменилось. Тебе нужно подготовиться к твоей миссии. И будет она трудной, сын мой и, возможно, смертельно опасной.
IV
Спустившись с горы, Грациллоний направился к дому Апулея в Аквилоне. Разговор с Руфинием принес ему значительное облегчение. Боль и гнев не ушли из его души, но подтаяли, в центре пока оставался ледяной стержень, но придет день - чувствовал он, - когда стержень этот растает и затопит Ниалла. Ему же до той поры необходимо продолжать работу.
Сейчас он собирался обсудить организацию защиты. Строительство фортификаций шло так успешно, что колония скоро покажется недругам заманчивой целью. Имперский закон внес ограничение на вооружение крестьянских резервистов, и "лесные братья" Руфиния оказались на нелегальном положении, Очень может быть, что власти скоро перестанут смотреть на это сквозь пальцы, как делали они раньше, пока Ис являлся их щитом…
Саломон скатился по ступенькам ему навстречу.
- О сэр, мы пойдем? - воскликнул он.
Грациллоний остановился:
- Ты о чем?
- Как, вы же обещали, сэр. Как только пройдет дождь, вы возьмете меня в город и объясните, как он охраняется. И учитель мой меня отпустил. А я вас все это время ждал и… и… - мальчишеский голос задрожал. Всклокоченная голова горестно поникла. - Вы не можете?
Грациллоний окинул его взглядом. В одиннадцать лет сын Апулея сравнялся ростом с отцом. Правда, весь он состоял из ног и глаз. Голубые, как у матери, они в этот момент затуманились. Он старался изо всех сил, чтобы губы не задрожали.
- Я понимаю, сэр, что вы заняты, - с трудом сказал он.
Грациллоний вспомнил. Обещание есть обещание. К тому же это был хороший мальчик, а у него в этот момент не было срочного дела.
- Отчего же, я не забыл, - солгал он. - Раньше я и в самом деле был занят. Но сейчас я с делами покончил и могу взять тебя с собой. Ну что же, пойдем?
Радость так и брызнула.
- Благодарю вас, сэр. Немедленно.
"Если бы у меня был сын, - подумал Грациллоний, и на мгновение к нему вернулась старая боль. - Но королевы Иса могли рожать только дочерей. Колдовские чары действовали и на меня: я не мог иметь дело с другими женщинами".
А как сейчас?
С тех пор, как произошла трагедия, ему было ни до чего. Желания близости с женщиной не возникало. Ему, правда, снились эротические сны, но сны эти были об утраченном, и, просыпаясь, он торопился забыть о них.
Он обернулся. Мелькнуло белое платье. Это вышла во двор Верания.
- Вы уже сейчас уходите? - тихо спросила она.
- А почему бы и нет? - возмутился ее брат.
- Мне хотелось, чтобы вы закусили перед дорогой… если у вас есть время, сэр.
Грациллоний призадумался. Было бы несправедливо заставлять ждать Саломона.
- Благодарю тебя, потом, когда вернемся, - неловко пробормотал он. - Хотя… если ты сейчас незанята, может, и ты к нам присоединишься?
Радость ее была столь велика, что затмила неудовольствие брата. Она спрыгнула со ступеньки с грациозностью, напомнившей ему Дахилис и Дахут ("нет, лучше не думать!"). Волосы ее (тоже светло-каштанового цвета) были распущены. Непослушные кудряшки весело подкидывал ветер. Глаза были в отца - большие и карие. Вздернутый носик украшала мельчайшая россыпь веснушек. Черты лица ее опять напомнили Грациллонию дочь Бодилис, Уну, хотя между Веранией и теми, что лежали сейчас на морском дне, не было никакого родства. Взгляд его заставил ее покраснеть. Такая светлая кожа скрыть смущения никак не могла. Он отвел взгляд, и они двинулись в путь.
Обойдя док с его суетой, они прошли через восточные ворота и отправились вдоль левого берега Одиты, вверх по течению. Для того, чтобы попасть на участок, заключенный в речные объятия, им потребовалось перейти по деревянному мосту, перекинутому как раз над слиянием рек.
- Мы собираемся построить еще мост через Стегир, - сказал Грациллоний. - Это сэкономит время возчикам, да и всем остальным. Они пойдут в наш город с запада.
- Не будет ли это опасно, сэр? - спросил Саломон. - Ведь вы говорили, что две реки составляют две стороны нашей обороны.
- Хороший вопрос, - похвалил Грациллоний. В мальчике чувствовался будущий лидер. До книг он был не большой охотник, не то что сестра, да и учиться не слишком-то хотел, но тупицей явно не был. Зато к военной науке проявлял недюжинные способности. Оружием он тоже владел блестяще, когда удавалось усмирить свойственную его возрасту импульсивность. - Мост здесь будет подъемный.
- А что, ваш город будет таким же большим, как Ис?
Верания почувствовала, что вопрос этот Грациллонию был неприятен.
- Такому прекрасному городу больше не бывать, правда? - вмешалась она. - Зато то, что вы делаете сейчас, будет ваше.
Грациллоний заставил себя засмеяться:
- Архитекторы смогут сказать об этом больше, чем старый солдат. Если, конечно, когда-либо сможем позволить себе архитекторов. При моей жизни Конфлюэнт не станет ни Римом, ни Афинами. Буду рад, если удастся построить что-нибудь лучше тех деревянных лачуг, которые мы сейчас возводим.
Верания покачала головой:
- Конфлюэнт. Может быть, можно было найти более красивое имя?
- Оно красивое, - ответил Саломон. - Означает то, чем и является, - место слияния рек.
- Во всяком случае, пригодное. Нужно, чтобы и весь город стал таким, - подвел черту Грациллоний. Никаких официальных дискуссий о присвоении имени городу не было.
Название это получилось само собой. Так его называли солдаты и рабочие.
Путь из Аквилона оказался коротким. Перейдя через мост, увидели перед собой участок, одна сторона которого примерно равнялась миле. С юга и востока пространство это обрамляли реки. Большая часть территории представляла собой грязь, взбаламученную дождем, сапогами, колесами и копытами. На бревенчатых настилах не стихало движение. Стучали молотки, визжали пилы, вздымались к небесам рамы. Бывшие фермеры приютили у себя рабочих и их инструмент. К северо-западу, за крепостной стеной, стоял дом Апулея. Отсюда он казался совсем маленьким. Видны были белые стены, красная черепичная крыша, дворовые постройки, сад и огород. Дом казался одиноким стариком, грустно наблюдавшим за шумными незнакомцами.
- Давайте обойдем, - предложил Грациллоний. - Зачем пачкать ноги?
После сумятицы луг за рвом показался особенно мирным. За ним поднимался лес, окрашенный в два цвета - зеленый и белый. Грациллцний остановился и хотел было рассказать о том, как устроены укрепления, как вдруг увидел, что Верания смотрит куда-то вдаль. Губы ее шевелились. Он едва услышал: "Все плодоносит кругом, и поля, и деревья; одеты зеленью свежей леса - пора наилучшая года!"
Шевельнулось смутное воспоминание.
- Что это? - спросил он. Она посмотрела на него, как испуганная нимфа. - Что ты читаешь? Стихотворение?
Она покраснела и кивнула.
- Это строка из третьей эклоги Вергилия, сэр. Ем-му бы понравился этот пейзаж.
Он решил пошутить.
- Для Италии вроде бы мокровато и холодновато.
- О, но ведь цветет кизил. Вот ведь как надо было назвать ваш город, - воскликнула она. - Встреча Рек Там, Где Растет Кизил.
"Конфлюэнт Корнуалес", - перевел он мысленно. Неплохо. Он постарается использовать это название. Посмотрим, как оно будет воспринято. Вторая часть, во всяком случае, может пригодиться для того, чтобы назвать им целую страну. Кизил - это не только красота. Это отличное топливо, из него можно изготовлять вертелы, рукоятки, колесные спицы, древки копий… самое мужское дерево.
"Запомни! - сказал он себе. - Ты уже не житель страны. Ты всего лишь провинциал".
Глава шестая
I
Тот год был холодным, но ближе к середине лета опустившаяся на землю жара на какое-то время задержалась. В день свидания Эвириона и Ниметы было особенно жарко. Листья деревьев казались вырезанными из позеленевшей меди. Образовав шатер, они заслонили небо, но там, где стволы проткнули его твердую голубизну, солнечные лучи проделали дыры и образовали пятнистые тени. Ни дуновения ветерка, ни голоса птиц, ни шороха лесных зверей. Молчание натянулось, как кожа на барабане, ожидая бури. Уж она-то выбьет на нем громовую дробь.
Журчал ручей, наполняя пруд. Над его неподвижной темной поверхностью мельтешили насекомые. Камыш и ива заполонили бы берега, если бы их не сдерживали мшистые валуны. Тут же стоял гигантский бук. На стволе его и ветвях, склонившихся до земли, росли грибы и мох. Совсем недавно в него угодила молния, и огонь выжег в стволе дупло выше человеческого роста.
Под деревом стояла девушка. На фоне обгоревшего дерева не так бросалась в глаза ее изношенная одежда. На первый план выступали лицо и волосы - снег и пламя. В руке она зажала палку длиной в собственный рост. К навершию привязана была свернутая в клубок мумия змеи.
Хрустнули сухие ветки. Это Эвирион прокладывал себе дорогу. Увидев ее, он остановился и стер со лба пот. Туника его тоже пропотела и пропахла.
- Наконец-то! Я уж думал, не найду тебя. Чего ради выбрала такое место?
- Чтобы поблизости никого не оказалось, - ответила Нимета. - Сюда боятся ходить. Место это обладает магической силой.
Эвирион нахмурился. Рука непроизвольно дернулась к короткому мечу, висящему на ремне.
- Что ты имеешь в виду? Откуда ты знаешь?
Глаза ее сверкнули кошачьим огнем.
- Когда кельты пришли сюда впервые, - сказала она тихо, - они вокруг этого дерева сложили груду черепов убитых ими врагов в качестве пожертвования своим богам. Много лет спустя римляне поймали семерых беглых друидов, умертвили их и сняли с них скальпы. Таранис, как видишь, убил дерево. Но духи остались. Они перешептывались и даже прикасались ко мне.
Несмотря на богатырский рост и силу, молодой человек сделал усилие, чтобы овладеть собой.
- Мы могли бы встретиться наедине в любом другом месте, и добраться до него было бы не так трудно.
- Ты ведь сам просил встретиться для секретного разговора. Мне было нелегко, избежав расспросов, прийти сюда.
Он оглядел ее. В ней не было ничего от подростка-сорванца, спокойная, но сильно чувствующая, по большей части замкнутая, неразговорчивая, иногда яростная в бессильной злобе - такой ее знали в Аквилоне и Конфлюэнте.
- Да ты, оказывается, не такая простая, как я думал, - пробормотал он. - Правда, я сразу понял, что только ты можешь мне помочь. - Он оглянулся. Кто знает, что может скрываться в глубине этого леса. - Так ты и в самом деле можешь вызвать то, что ты называешь благословением или порчей? Да, Нимета?
- Скажи прямо, чего ты от меня хочешь.
- Ну, давай сядем, что ли? - предложил он. - Я принес вина. - Он указал на кожаную флягу, висевшую на ремне рядом с мечом, и опустил ее на землю. Упавшая ветка слабо хрустнула.
Она покачала головой.
- Мы не можем разбавить его из этого ручья. Он тоже когда-то был священным. - Тем не менее она, последовав его примеру, уселась на землю, хотя и на некотором от него расстоянии, словно приготовившись убежать в случае опасности.
Эвирион выпил вино, не разбавляя, провел рукой по чисто выбритому подбородку и улыбнулся. Его грубовато-красивое лицо оживилось.
- Ты удивительная девчонка. Тебе сейчас сколько, пятнадцать? Так значит, ты дочь Форсквилис, - он вдруг помрачнел, - это та, что считалась последней великой колдуньей в Исе.
- Мне никогда не узнать то, что знала она, - твердо сказала девушка. - Но все же кое-чему я от нее выучилась. И от других, например, от Теры. Если бы мне разрешили, я помогла бы найти небольшую часть того, что исчезло вместе с Исом. - Она вдруг покраснела и опустила большие глаза. - Это моя мечта.
Он тут же ухватился за ее слова.
- А какой шанс сделать это реальным? Кто ты сейчас такая - принцесса Иса или судомойка?
- Это… несправедливо. Сейчас все должны делать то, на что способны. Мой отец… мы с Юлией сейчас ведем домашнее хозяйство. Мы не слуги. У него сейчас больше нет жены…
- А его королевы ходили на рынок, готовили, стирали, ставили заплаты, ткали? Уходили, когда у него в гостях были мужчины? Хотели выйти замуж за деревенского парня и рожать ему каждый год? - насмехался Эвирион. - Нравится тебе такая жизнь, Нимета?
- Ну а ты? - парировала она.
- Что я? Я несчастен, - сказал он без обиняков. - И это я, суфтий, из семьи Балтизи. Я, бывший владелец корабля. Я ходил на нем, куда хотел. А теперь, после потопа, стал рабочим. Правда, квалифицированным. Работаю больше по дереву, а не ношу в корыте грязь. Зато приходится исполнять приказы. Мне выдают пайку, а ночью я сплю на глиняном полу в обмазанной мелом хибаре. - Гнев вырвался наружу. - Я даже был бит! Был бит, как простой взбунтовавшийся матрос.
- Я слышала об этом, - осторожно сказала Нимета, - но как-то урывками. Не поняла, в чем там было дело, а расспрашивать не стала.
- А, ну, ты ничем не лучше римлян и христиан. Они держат своих женщин в черном теле. Ну так слушай. Кэдок Химилко - ты его знаешь, - тот самый, который как щенок бегает, обнюхивает юбки твоей сестры…
- Он и Юлия… любят друг друга.
- Ну и пусть их любят. Они довольны, как я полагаю. Такая ханжеская пара легко уживется с новыми порядками. - Эвирион пытался умерить свой пыл. - Нам с ним дали одинаковое задание на строительстве. Он свою работу сделал плохо. Я его упрекнул. Он меня ударил. Естественно, я ему ответил, задал урок. После этого он три дня не мог работать. Так Граллон привязал меня и дал мне три удара плетью. За что, спрашивается? За то, что я себя защитил?
Нимета выпрямилась: