- Никто не узнает, что мы у вас были, - добавила Нимета. - Просто еще два мокрых человека на улице. Привратник ваш ко мне не приглядывался, да он и не видел меня никогда.
Нимета пришла к ним в глубоко надвинутом капюшоне, прикрывшем лицо и заметные волосы.
- Кто догадается допросить его? Эвириона он, правда, немного знает, но с какой стати помнить, когда в последний раз он его видел?
- Кроме того, он нам предан, - сказала Верания. - Наша семья всегда обращалась со слугами как со своими братьями во Христе… так что же, вы теперь в лес?
Саломон поднял голову.
- Дайте время Грациллонию. Может, он сумеет выпросить для вас прощение. Во всяком случае, у вас будет убежище. Государство вас там никогда не найдет.
- Где это? - кашлянув, спросил Эвирион.
- В одном из наших братств. У бывших багаудов. Они с радостью вас примут.
- Почему ты так уверен?
- Я с ними часто встречаюсь. Грациллоний хочет, чтобы все меня знали и чтобы я знал их. Я провожу вас, как только стемнеет.
Глава двадцатая
I
- Вы знаете, почему я здесь, - сказал Грациллоний. - Так что давайте к делу.
- Ну конечно, - радушно откликнулся Бакка.
Они сидели в его библиотеке в Туроне. За окном бушевал ветер. Тучи отбрасывали тени на стекла.
- Моя дочь…
- И ее сообщник-убийца.
Грациллоний почувствовал резь в глазах.
- Этого не должно было случиться. Она никому не причинила вреда. Напротив, многим помогла. В стране полно маленьких добрых колдуний вроде нее.
Худая физиономия Бакки стала суровой.
- Ваш долг - прекратить это.
- Тогда любой римский начальник - нарушитель закона, - отпарировал Грациллоний. - В пяти милях отсюда я найду несколько колдуний, да и вы найдете, если захотите.
- У нас и без того много забот.
- У меня тоже. Я думал, вы хотите моего расположения.
- Хотели. Я и сейчас этого хочу. - Бакка вздохнул. - Позвольте ввести вас в курс дела. Нагон схитрил. Он выждал, пока меня не будет в городе, и обратился к губернатору. Глабрион никогда не доверял вам, больше того, ненавидел.
"Это верно", - думал Грациллоний. Вот поэтому и он отправился к прокуратору, а не к Глабриону. Бакка, разумеется, ему тоже не друг, но он, во всяком случае, трезво мыслит.
- Он ухватился за это с радостью, - продолжал прокуратор. - Ясно представляю, что ему пел Нагон. "Необходимо покончить с язычеством и колдовством в семье самого римского трибуна. Он не только попирает закон и религию, он и другим подает дурной пример. Необходимо дать ему суровое предостережение, унизить, выбить из-под него почву". Они мне об этом не рассказали. Глабрион объяснил это тем, что не хотел пустого спора: ведь он уже принял решение. Между нами, думаю, он просто боялся, что я их отговорю.
"Это тоже было похоже на правду, - размышлял Грациллоний. - Глабрион хотел дать выход злобе. Слабые люди часто бывают злыми".
- Если бы Нагон привез ее и публично осудил, было бы уже поздно, - закончил Бакка. - Пришлось бы начать процесс. Нагон поступил со мной дурно, а я его еще всегда защищал.
У Грациллония сильно застучало сердце.
- Ну, может, лучше исправить содеянное? Официально их помиловать. Епископ Корентин согласен освободить их от наказания.
Бакка сжал губы, прежде чем ответить.
- Невозможно. Этот человек убил двух солдат и государственного чиновника.
- Она была беззащитна. - И с трудом продолжил. - Объявите его вне закона. - Грациллонию было тошно, но надежды на оправдание Эвириона у него не было.
- Что-то вы не слишком старались его разыскать, - заметил Бакка.
- Да разве там, в лесу, найдешь?
- У вас есть люди, которые там живут.
Грациллоний покачал головой.
- Таких людей у меня нет, - заявил он со злорадством. - Мне это не разрешается, разве не помните? Нет у меня прав на эту территорию.
- Прекрасно! - засмеялся Бакка. - Почему вы тогда так уверены в том, что девушка хотя бы жива?
- Надеюсь на Божье милосердие и справедливость.
Взгляды их встретились. Грациллоний знал: Бакке известно, что у него налажена связь с лесом. Если бы прокуратор прямо заявил об этом, нарушил бы линию поведения, которой изо всех сил придерживался.
Бакка криво улыбнулся:
- Корентин не может примирить язычницу с Ним.
- Она может принять христианство.
- Не исключаю - в целях самозащиты. А позже… кто знает? - Милосердие могло бы ее тронуть. Но этого не будет. Ей надо будет появляться на людях. Иначе к чему все эти маневры? Если она появится, мы вынуждены будем ее арестовать. Это понятно. Люди в Арморике слишком склонны к бунту. А если помилуем, начнутся волнения. Нет, отмена приговора невозможна политически.
Грациллоний подался вперед. Голова опущена, руки сцеплены между колен.
- Я боялся этого, но все же должен был попытаться.
- Понимаю, - тихо сказал Бакка. - Наберитесь мужества. Возможно, через несколько лет, когда об этом позабудут… и обстановка станет менее опасной, возможно, тогда… - он не закончил фразу.
Грациллоний выпрямился.
- Сажаете меня на крючок?
- Возможно, и так, если уж до конца быть честным. Необходимо подождать и осмотреться. В настоящий момент могу лишь пообещать не давить на вас - с тем условием, что вы не дадите нам повода вновь усомниться в вашей лояльности.
- Не дам. - Грациллоний не смог все же проглотить оскорбление. - Это называется вымогательством.
Бакка, похоже, не обиделся.
- Это для Рима, - ответил он.
II
В срединную часть Арморики осень пришла рано. Сначала пожелтели березы, их листья срывал и подхватывал холодный ветер. Потом в красные, коричневые и желтые цвета оделись поросшие лесом горы. Улетели с озер утки. На ясное ночное небо высыпало множество звезд и созвездий. В начале ночи это был Лебедь, а ближе к рассвету - Орион.
Нимета поблагодарила Виндолена. Он поел и пошел отдохнуть в доме Катуалорига. До Конфлюэнта отсюда было более тридцати лиг, и то - если это расстояние одолела бы птица. Человеку же надо было идти по петляющим тропам или по бездорожью вдвое, а то и втрое больше. Старый суровый багауд смог одолеть это расстояние во второй раз. Он принес подарки и письмо. Виндолен приютил ее и Эвириона, когда они пришли сюда в сопровождении Саломона. В глазах Рима такие люди, как он, до сих пор считались преступниками. Расселились они на значительном расстоянии друг от друга, но все же поддерживали друг с другом связь.
Нимета вышла из дома, прихватив письмо. В тот день светило неяркое солнце, и дул колючий ветер. Листья шуршали на дерновой крыше. Рядом сгорбились два маленьких строения. В огороженном загоне, в пыли, копошились куры. Журчал ручей. Понурившись, дочь Катуалорига пошла туда стирать одежду. За домом стучал топор. Это мать ее колола дрова. Катуалориг с сыновьями работал в лесу. Лес окружил их жилище и крошечное поле плотным кольцом.
Нимета уселась на бревно, лежавшее на краю делянки, развязала дощечки и разложила их на коленях. Теперь она довольно ловко управлялась одной рукой. Грациллоний многословием не отличался, но письмо она прочитала несколько раз.
"Милая моя дочка, у нас все хорошо. Продуктов мало, но никто не голодает. Варвары все еще наступают, но нас пока не трогают. Есть и хорошая новость. В августе римляне наконец-то разгромили вторгшиеся в Италию войска. Стилихон собрал много рекрутов, пришли и союзники с Данувия - аланы и гунны. Ему удалось разорвать их ряды, а потом он громил их поодиночке, отряд за отрядом. Радагайя взяли в плен и обезглавили. Мы по тебе скучаем и надеемся, что у тебя все в порядке. Твой отец".
Затем следовало продолжение, написанное более изящным почерком. Там шли новости о людях, которых она знала, и о повседневной жизни. Заканчивалось письмо так: "Мы любим тебя. Молим Господа, чтобы поскорее вернул тебя домой. Передай от нас привет Эвириону. Верания".
Нимета поднялась и торопливо пошла к лесу. Лицо ее просветлело. Она даже замурлыкала песенку, которую, будучи ребенком, пела когда-то. На тропе увидела младшего сына хозяев, пасшего свиней, и радостно поприветствовала его, чем очень удивила мальчика.
Вскоре услышала глухой стук деревянного молотка. Перед ней открылась крошечная поляна. В этом месте были заросли кустарника. Их легко можно было выкорчевать. На поляне стоял недостроенный дом. Он был маленький, примитивной круглой формы, зато в нем имелось два слюдяных окошка со ставнями. Крышу Эвирион хотел сделать из дерна, с отверстием для вытяжной трубы. Сплести крышу из соломы он не умел. К тому же его крыша будет более безопасной в случае пожара. Он стоял на лестнице, прислоненной к стене, и приколачивал стропила к поперечной балке. На нем, так же как и на ней, было одеяние из грубой шерсти, служившее ему вместо килта. Рельефно выделялась мускулатура. Сильно отросли волосы и борода.
- Эвирион! - закричала она. - Письмо. Опять Виндолен. В этот раз он и теплую одежду принес, спускайся. Сам прочтешь. Замечательные новости.
- Погоди, - сказал он. Закончив работу, бросил вниз молоток и спустился на землю. - Ну-ну, значит, где-то жизнь еще продолжается. Иногда я в этом не уверен.
- Возьми, читай, - она сунула ему в руки дощечки.
Он быстро прочитал, положил их на землю и пробормотал:
- Италия спасена. Это, без сомнения, замечательно, но сейчас она, наверное, лежит в руинах.
- Ты, я смотрю, не радуешься, - сказала она опечаленно.
Он пожал плечами:
- А чему радуешься ты? Ведь мы по-прежнему в ссылке.
- Но мой отец…
- Ага, ты рада оттого, что известие это сделало его чуть счастливее. - Эвирион улыбнулся. - Это хорошо. Он хороший человек, лучший из тех, что я знаю. Не буду плакаться на свою судьбу.
В голосе ее зазвучали теплые нотки.
- Ты и не плачешься. Ты слишком сильный для этого.
- В некоторых отношениях. А в других… ладно, размышления на грустные темы ослабляют человека.
Она махнула рукой в сторону дома:
- Посмотри, что ты уже сделал. Он выдержит любую погоду.
- Ха! Пора бы мне уже и закончить. Вот-вот и зима придет.
- Да ты успеешь. Раз уж начал, сделаешь все мигом.
Работать ему было трудно. Может, в этот раз Виндолен принес инструменты, которые он просил у Грациллония. У Катуалорига инструментов было мало, и они самому были нужны. Он с сыновьями помогал ему иногда, но большей частью приходилось трудиться одному. Ведь хозяевам надо было готовиться к зиме.
- Да, в следующем месяце будет готов, если все сложится удачно, но вряд ли я сделаю его удобным.
- Со временем сделаешь. Мне не терпится переехать.
Жили они все вместе, с семьей и двумя коровами. Хозяева относились к ним дружелюбно, но в разговоры не пускались. Как только темнело, гасили свечи и отправлялись спать на шкуры, разложенные на можжевеловых ветвях. Угли, горящие в очаге, - вот и все освещение. Пахло дымом, потом и навозом. Когда Катуалориг совокуплялся с женой, никто не спал, хорошо, что процесс длился недолго. Дочь хихикала.
Нимета и Эвирион решили, что им нужно жить отдельно. Хорошо, что двор их был небольшим, и построить на этой территории еще один дом было невозможно. Иначе обидели бы людей, любивших Грациллония и расположенных к ним.
- Дому, конечно, далеко до того, что был у тебя в Исе, и даже до последнего твоего жилища, - покаялся Эвирион, - но, надеюсь, будет лучше, чем в пещере.
- Если бы я могла помочь! - Радость ее улетела вместе с ветром. - Так неприятно сознавать себя бесполезной.
- Это не так.
- С такой-то рукой? И колдовать не могу.
Здесь Нимета не осмеливалась творить свои маленькие чудеса. Несмотря на малочисленное население этих мест, слух о ней тут же распространился бы на далекое расстояние и дошел бы до римских чиновников. Она-то сможет убежать, но подставит под удар Грациллония: уничтожит и его, и все то, что он с таким трудом создал. Кроме песнопений, Нимета ничего другого предложить трем своим богам не могла. Местные жители приносили жертвоприношения духам леса и воды.
- Ты не бесполезна, - настаивал Эвирион. - Ты и с одной рукой делаешь многое. Помогаешь им. Им, к тому же, с тобой интересно: ты рассказываешь им разные истории и стихи. Приносишь мне сюда обед, разговариваешь со мной и поешь мне песни. Без тебя я возился бы куда дольше.
- Это самое большое, что я могу для тебя сделать, - грустно сказала она, - а ведь из-за меня ты все потерял.
- Это не так, - вспылил он. - Ты для меня все, и даже больше.
- Ох, Эвирион…
Он подошел, желая обнять ее. Объятие было бы целомудренным, но она увернулась. Руки его безвольно опустились.
- Извини, - сказал он глухо. - Я забыл. Виной всему то, что случилось в тот день у моря.
Она опустила голову и поковыряла босой ногой землю.
- Боги не излечили меня от этого, - прошептала она.
- Какие боги? - Он подавил презрение и постарался развеселиться. - Ну, ладно, во всяком случае, скоро у тебя будет собственный дом.
Она, встревожившись, подняла на него глаза:
- Наш дом.
Веселая маска слетела с его лица. В голосе послышалась боль.
- Я в это тоже верил. Потом подумал обо всем и вот что надумал. Жить в этом доме как брат и сестра будет свыше моих сил. Если мы останемся с тобой одни, это будет совершенно невозможно. Так что живи в нем одна.
- Но как же ты? - воскликнула она.
Он постарался улыбнуться:
- Наше теперешнее жилище может стать веселым местом.
Она молча смотрела на него.
- Эта молоденькая девочка, дочка Катуалорига, - сказал он, - не раз мне подмигивала, да и он намекнул, что в качестве зятя и отца его будущих внуков предпочтет меня местным парням.
- Что?
Он услышал да и увидел по ее лицу, что она была в ужасе. Поспешно добавил:
- Да я тебя дразню.
И не мог не прибавить:
- Возможно.
Нимета сжала левую руку в кулак, облизала пересохшие губы и с трудом сказала:
- Да я не имею права…
А потом взмолилась:
- Нет, ты слишком хорош для этой немытой девчонки!
- Не плачь, - попросил он. - Пожалуйста, я пошутил.
Она сморгнула слезы:
- П-правда?
- Ну, не совсем, - мрачно признался он. - Я же ведь живой человек, а она на все готова. Но было бы жестоко уехать и бросить ее.
- Уехать? Куда же ты можешь уехать?
- Да куда угодно, - он не мог сдержать горечи. - Ты зря сказала о себе, что бесполезна. Но кто такой я? Вот закончу эту работу и что буду делать? Я нарушитель закона, находящийся в розыске. Вряд ли я смогу пахать землю или что-то выращивать. Да это и не по мне. Разве это жизнь для моряка? Придет весна, и если мы все еще будем здесь, уеду.
На побелевшем лице видны были лишь огромные зеленые глаза.
- Что ты будешь делать?
- Поеду на юг, - голос его звучал все решительнее. - Кто меня узнает, когда я сменю имя? Матросом на судно я всегда устроюсь. Любой шкипер, что отважится сейчас выйти в море, на закон не обратит внимания. Заработаю на проезд в Британию. Думаю, это возможно.
Нимета протянула к нему руку.
- Нет, Эвирион, - умоляюще сказала она. - Не оставляй меня.
- Не бойся. Здесь ты будешь в полной безопасности. Катуалориг даст тебе продукты и топливо. Ему это не в тягость. Он хороший охотник, и зверья здесь полно, к тому же у него коровы.
- А разбойники, варвары…
- Да они сюда не придут. К тому же им здесь нечем поживиться. Здешние жители не посмеют и пальцем тебя тронуть. Грациллоний их тут же покарает. Более того, все они знают, что в случае необходимости ты сможешь наслать на них проклятие.
- Да ведь я боюсь за тебя! Ты идешь в самое пекло…
- Ничего со мной не случится. Ну если и умру, так врагу тоже не поздоровится. Во всяком случае, это лучше, чем… - он замолчал.
- Что? Говори.
Он решился:
- Пустота. И бесконечное желание…
Она долго молчала. Ветер шевелил ее волосы. Казалось, танцевало пламя. Наконец она вздохнула и сказала:
- Мы должны с этим покончить.
- Как?
Она посмотрела ему в глаза:
- Я тебя люблю, Эвирион.
У него не было слов.
- Я не смела сказать этого, - она говорила почти спокойно. - Сейчас должна. Я буду твоей. Почему ты меня не обнимешь?
Он придвинулся к ней и обнял ее дрожащими руками.
- Я никогда… сознательно… тебя не обижу, - срывающимся голосом сказал он.
- Я знаю, ты будешь добр. Думаю, если ты проявишь терпение, сможешь научить меня. Вернуть мне то, что я потеряла.
Губы ее были сначала робкими, потом неловкими и, наконец, страстными.
- Пойдем, - сказала она, смеясь и плача, и потянула его за руку. - Давай сейчас. Подстели свой килт. Уйдем с ветра, туда, в наши стены.