Косуля, которую Виндия зазвала условным свистом, постукивала копытцами, не отставая ни на шаг от вайделотки, распихивающей по щелям стен лучины. Виндия наклонилась к ней, погладила длинную шею и быстро, одним движением, затянула петлю веревки на ее передних ногах. Потом, перекинув конец через крюк в потолке, подтянула косулю вверх. Та задергалась в воздухе, взбрыкивая задними ногами, но не находя опоры, вскоре провисла кулем, тонко блея и поводя выпуклыми мокрыми глазами.
От брошенной в очаг смеси трех порошков - белого, красного и черного - клубился искрящийся зелеными звездочками и полосами дым. Лучины в нем потрескивали. Виндия разделась донага, сдернула на пол шкуры с Торопа и, сделав разрез на груди косули длинным ножом, вытащила ее сердце. Оно пульсировало в руке вайделотки и истекало частыми темными каплями, когда Виндия шла с ним к лежанке.
Начертав в воздухе сердцем несколько знаков и сильно забрызгав при этом и себя, и воина, вайделотка полоснула ножом сначала его плечо, а потом свое. Две струйки одновременно стекли в корыто и смешались там с водой. Ненужное теперь сердце полетело в сторону. Откатившись к двери, оно еще продолжало биться.
Виндия стащила Торопа в корыто. Его раскаленное тело, коснувшись холодной воды, вздрогнуло и сжалось. Несколько раз она окунула его с головой и подняла на лежанку.
Вода была ледяной, но Виндия привыкла к этому - купалась в море весь год. Она полежала, прислушиваясь, как вдаль, вместе со злобно оскалившимся Пиколом, уходит все напряжение дня, потом тщательно обмылась и обтерла себя и воина.
Снаружи ветер гудел в кронах, обрывая листья с дубов и мелкие ветви сосен. Близилась пора ураганов. Внутри дома потрескивали, догорая, лучины, и мерно капала кровь с подвешенной к потолку косули. Искрился зеленым дымом воздух.
Виндия поцеловала рутена в губы. Она делала это и раньше, но не так. Теперь его жар передался ей, прошел через нее и отозвался внизу живота непривычным чувством сладкой тяжести. Что-то спружинило там, внизу, отразилось и ударило Виндии хмельной волной в голову. Она стала целовать Торопа с жадностью, какой никогда не знала за собой, в грудь, в живот… Она мяла, трясла бездвижное тело, впивалась в горячую кожу. Слияние с ним из необходимости выросло в дикое животное желание. И Виндия перешла последнюю черту, отделявшую ее от людей. Она сама захотела этого, сама втолкнула юношу в себя, и ночь Черного берега треснула и распалась от протяжного томного крика, а в самую высокую дюну ударила молния.
Глава 8
Карвейт Великий, вождь куров, к вечеру опять напился так, что жены сообща затащили его под навес к лошадям, да там, на сене, и оставили.
Вайделоту, напротив, не спалось. Он тоже немного выпил с усталости.
Ему редко приходилось ездить верхом. Прогулка по пескам косы сильно отозвалась на его пояснице. Но уснуть не получалось. Не выходило из головы странное поведение Карвейта. В том, что здесь была замешана посторонняя сила - скорее всего старуха Лаума, - он не сомневался. Но уличить вождя не удалось.
К полуночи вайделот, досадуя на бессонницу, встал, раздул в очаге огонь и начал вырезать на липовой плашке зигзаги рун - послание Криве.
Над косой бушевал шторм. Атримп с ревом кидался грудью на авандюну, Окопирн сыпал частым дождем, а Перкун пучками метал длинные молнии в полоску суши, зажатую волнами моря и залива.
Вайделот прислушался к богам и подумал о том, что если к утру они не уймутся, то придется вадить, задабривая их жертвами. Иначе, рассвирепев, боги станут валить деревья на хижины и разбрасывать по заливу рыбачьи лодки.
За шумом урагана и собственными мыслями он не сразу услышал шорох за спиной. Повернулся - и от испуга выронил дощечку с посланием. Она упала на пол, подпрыгнула и угодила в очаг.
На расстоянии локтя от его лица мерцали льдистые прозрачные глаза гигантской гадюки. Ее плоский череп был размером с голову собаки, а туловище кривым бревном терялось в темноте. Вайделот оцепенел. Будь он воином, вспомнил бы о ноже в своей руке, но он был жрецом и стал бормотать заклинания, сам не сознавая, что в страхе путает слова.
Движения змеи почти не видны глазу человека, и вайделот не заметил, как, выгнувшись дугой, она выбила хвостом нож из его руки, и не успел уклониться, когда, разинув пасть, бросилась ему в лицо. Два длинных, острых, как ритуальные кинжалы, зуба проникли сквозь височную кость жреца и наполнили его мозг ядом. Он упал на очаг.
Жилище вайделота, как и положено, стояло поодаль от деревни, и огонь не перекинулся на другие хижины, а дождь не дал загореться стоявшим рядом деревьям. Куры сделали вывод, что жрец по собственной воле отправился на небеса. Смерть в огне считалась освященной богами.
Глава 9
Виндия проснулась рано, как всегда. Коснулась губами лба Этскиуна. Он был прохладным. Потом сходила к морю и искупалась. Пляж и волны были пустынны. Ночной шторм распугал зверье. Поплескавшись, Виндия вернулась в дом и убралась. Вынесла корыто, подмела, расставила по местам горшки со снадобьями и стала разделывать косулю, в нетерпении поглядывая на Этскиуна. Она знала, что победила Пикола, но вернулся ли к рутену разум и насколько, ей было еще неизвестно.
Время от времени напоминали о себе ощущения, испытанные ночью. Тогда она застывала над тушей косули, поджималась, чувствуя, как желание вновь кружит ей голову и, сглотнув слюну, стискивала зубы, чтобы не броситься на лежанку, под шкуры…
Пробуждение Этскиуна Виндия пропустила: выносила потроха. Вернувшись, увидела, что он стоит посреди хижины, сдвинув брови, будто пробует что-то вспомнить. Вид его обнаженного тела сейчас смутил Виндию, и она, тайком любуясь им, протянула одежды. Он стал разглядывать их.
- Витинг, - позвала Виндия, вглядываясь ему в глаза. - Хорошо ли тебе спалось со мной? - спросила она, не желая еще верить закравшимся подозрениям.
Взгляд его был пытлив и чист, как у младенца.
- Кавкс!.. - прошептала Виндия. - Да ты прозрачен, как воздух! Что же мне теперь делать с тобой?!
Но тут же ее огорчение сменилось радостью, даже восторгом. Она ведь может наполнить этот красивый кувшин тем, что сама сочтет нужным. Он будет принадлежать ей без остатка, потому что полон будет только ею!
Он замерз и попытался закутаться в то, что дала ему Виндия. С радостной готовностью она бросилась помогать ему. Потом отвела к ручью и умыла. Причесала русые кудри своим гребнем.
- Мьилс… - сказала она, разглаживая ему волосы.
Он сделал губами движение, будто пробовал воспроизвести звук, который услышал. Виндия заметила это и повторять не стала.
"Не хватало еще, чтобы он принял это за свое имя", - усмехнулась про себя.
Отливая ему часть своей силы, помогая вернуться к жизни, Виндия была готова на все. Уйдет ли он, останется ли - ей было все равно. Важно было не отдать его Пиколу. Она это сделала. Под утро, глядя на него спящего, Виндия уже подумала, что, сливаясь с человеком, потеряла гораздо больше, чем это стоило ей. Сожалеть о содеянном было поздно, и она только грустно перебирала в мыслях те из привилегий, которых лишилась.
Но когда поняла, что Этскиун весь в ее власти, расценила это как нежданную награду за свою самоотверженность и компенсацию за многие годы одиночества и страданий.
Такого счастья не выпадало еще ни одной женщине на земле. Она будет ему и матерью, и женой! - думала Виндия. Она научит его всему с самого начала. Она станет для него всем, и ничего другого, кроме нее, у него не будет.
Сидя на лежанке, он следил за каждым ее движением и часто морщил лоб в надежде что-то вспомнить. Потом лицо разглаживалось, становилось беспомощным, и он снова наблюдал за Виндией.
- Йидис, - сказала Виндия, указывая на похлебку.
Он смотрел непонимающе.
- Йидис, - повторила она.
- Йидис? - спросил он, постучав пальцем по миске.
- Нет, - улыбнулась Виндия. - Это вогон. Вот это йидис, - показала она на то, что в миске.
- Йидис… - удивленно прислушиваясь к звукам собственного голоса, сказал Этскиун. - Вогон…
Виндия изобразила движение ложки ко рту:
- Йист. Йист.
- Йист, - кивнул он, и стал есть, продолжая следить за Виндией глазами.
- Алу, - показала она на пиво. - Алу.
- Алу… - повторил Этскиун. Странная, мимолетная мысль вдруг посетила его. Показалось, что этот язык вовсе не родной ему, хоть и очень похож на него. Но мысль мелькнула и угасла, так и не успев оформиться, - ей было не во что облечь себя. В голове, где она возникла, не было слов.
- Менса, - сказала Виндия, сталкивая с вертела на обеденную доску дымящийся кусок. - Менса!
- Менса, - послушно вторил Этскиун.
Присев у стены на корточки, она смотрела, как он ест, неуклюже ворочая ножом так, будто никогда не держал его в руках. Было забавно видеть воина, который не умеет управляться с ножом. И тут Виндия вспомнила о кольчуге, висевшей в углу на видном месте. Тонкой работы, плотно вязаная мелкими кольцами, с наплечниками и бляхами, прикрывавшими грудь, она отличалась от тех, что носили прусские витинги. Виндия подумала, что эта красивая вещь может разбудить у Этскиуна воспоминания.
Кольчуга висела за его спиной. Он мог заметить ее, когда входил в дом, но, видно, не заметил. Больше такую возможность Виндия не собиралась ему давать.
- Алу, - сказала она, подливая в кружку пиво. - Алу.
И вышла.
Лайлик - маленький курносый барстук в линялой зеленой шапочке явился мгновенно.
- Что ты опять жуешь? - поморщившись, спросила Виндия.
- Сушеную землянику, - простодушно сказал он.
С тех пор как Вилун, староста барстуков косы, приставил к Виндии этого карлика для мелких поручений, она никогда не видела того с пустым ртом. Иногда она раздражалась и набрасывалась на барстука с бранью, но ни разу это не помогло. Лайлик быстро глотал то, что было у него во рту, а при следующей встрече снова жевал. Сейчас ругаться с ним Виндии было некогда.
- У меня в доме гость, - начала она.
- Знаю, госпожа, - сказал барстук.
Виндия разозлилась:
- Если ты еще раз посмеешь перебить меня, я превращу тебя в лягушку и раздавлю!
Желтые глаза барстука стали круглее, а вздернутый нос побледнел. Все-таки он боялся Виндии. Как, впрочем, и все их карликовое племя.
- В доме, в углу, висит кольчуга. Нужно вынести ее так, чтобы витинг ничего не заметил. И побыстрее.
- Я сделаю это, госпожа. Больше ничего не прикажешь?
- Возьми с собой кого-нибудь. Один ты эту кольчугу не вынесешь, она тяжелая.
Лайлик, мелькнув зеленью шапочки, нырнул в сухую траву. Виндия хотела идти в дом, но передумала. Дождалась барстука.
- Спрятали? - спросила она, когда карлик появился вновь.
- Да, госпожа. У Аусы.
Ауса была невестой Лайлика. Он ухаживал за ней больше десятка лет, но все не мог жениться. Обязательным условием для женитьбы барстука было наличие у него справного хозяйства. У Лайлика же не держались даже козы. Сбегали.
- Твоя невеста умеет шить? - спросила Виндия.
- Ауса умеет все, - обиделся барстук. - Она лучшая рукодельница в Ульмигании.
- Нужна теплая вилна. Скоро зима, а у витинга нет подходящей одежды.
- А мерки? Как мы его измерим?
- Вилна не штаны. Можно сшить на глаз. Кроме того, у вас есть его кольчуга.
- Хорошо, - важно сказал барстук. - Я скажу Аусе, если она не особенно занята…
- Что? - перебила его Виндия. - Ты что там плетешь, лягушонок?
- Я это к тому, что тебе ведь нужно побыстрее! - торопливо проговорил Лайлик.
Несмотря на то, что этот бестолковый барстук был хитрым и нахальным, Виндии никогда не удавалось рассердиться на него всерьез.
- Убирайся, - незло сказала она.
Лайлик топтался.
- Позволь спросить?..
- Ну, чего тебе еще?
- Наши говорят, что чужеземец слеп…
- Ты же видел его, - сказала Виндия. - Разве он похож на слепого?
- Нет, не похож, - сказал Лайлик. - Я потому и спросил. Он немного странен, но не слеп.
- А с чего ты взял, что он чужеземец, барстук?
- Наши большие братья не носят таких кольчуг.
- Он не простой витинг, оттого у него и кольчуга не простая. Так и передай вашим.
- Понятно.
Виндия собралась уходить, но барстук остановил ее, сказав как бы между прочим:
- К нам едет король.
Виндия повернулась:
- Это не слухи?
- Мне сказал брат.
Брат Лайлика прислуживал старосте Вилуну и всегда все знал первым. Вторым важнейшие новости подбирал Лайлик и тут же передавал их Виндии. Это было удобно. Частенько случалось, что о каких-то событиях в барстучьем мире Виндии доносили раньше, чем Вилуну.
- Что это вашего короля потянуло в такую глушь?
- Точно никому не известно. Но к тебе-то он наверняка заглянет.
- Наверное.
- Клабун уважает тебя, - не унимался барстук.
- Ты это к чему? Хочешь, чтобы я уговорила его насчет твоей женитьбы на Аусе?
- Хочу.
Виндия подумала.
- Приведи ко мне сначала Аусу, - сказала она. - Я поговорю с ней.
- Когда? Сегодня? Я приведу ее сегодня, - оживился Лайлик.
- Нет, сегодня мне не до вас. Завтра. Я сама тебя позову.
- А почему не сегодня?
- Сегодня мне не до ваших карликовых забот. И не вздумай сказать ей, что я тебе что-то обещала! Я еще ничего не решила. Может, я вообще отговорю ее выходить за тебя замуж. Все, уходи. Ты мне надоел.
Лайлик, кивнув головой в знак поклона, торопливо засеменил прочь.
"Вот подлец! - подумала Виндия. - Наверняка побежал обрадовать невесту".
Глава 10
В те дни жители прибрежных поселков северного берега Страны Воинов были удивлены рассказами очевидцев о большом количестве барстуков, якобы встреченных ими в лесу. Особенно изумляли клятвы свидетелей процессии в том, будто большинство карликов были вооружены маленькими копьями. В это не верилось потому, что события напоминали военный поход, а всем было известно отвращение барстуков к ратному делу. Их кузнецы ладили лучшее оружие, какое только можно было найти в Ульмигании, однако сами барстуки им не пользовались, продавали людям.
И это действительно не было военным походом. Просто старый Клабун, король барстуков, в сопровождении карликов-охотников Самбии шествовал на косу куров.
На душе у него было неспокойно. Старейшины ждали ответов на свои вопросы, а он не знал, что им сказать. Его умудренный десятилетиями правления ум бездействовал.
Он чувствовал, что на Ульмиганию надвигается катастрофа, знал, что она неотвратима - пророчества белых великанов всегда сбывались, - и ему нужно успокоить свой народ, не позволить впасть в смуту, чтобы с достоинством встретить любые удары судьбы. Но король не представлял, как это сделать. Вот и сейчас, вместо того чтобы искать выход из создавшейся ситуации, Клабун разглядывал охотников Самбии, размышляя над тем, как тверды и незыблемы законы мироздания. Хмурые, немногословные, сосредоточенные на своей работе охранников короля, самбийские барстуки очень походили на витингов этой земли. Даже внешне - они почти на голову превосходили своих южных и восточных собратьев. Точно так же барстуки Надровии, как и сами надры, отличались простодушием и склонностью к земледелию. Галинды считались неряшливым и беспечным народом, этим же грешили и карлики Галиндии, выше всякой работы почитавшие кружку пива. Несмешливость вармов, вздорный и вспыльчивый характер их соседей - помезан, угрюмая недоверчивость бартов - все это в точности повторялось в карликах, населявших те земли. Характер, привычки и даже внешнее сходство были очевидны. Значит, мир устроен так, что кто бы то ни был, если довелось родиться в Самбии, быть тебе высокого роста и руки твои сами собой потянутся к оружию. А если дом твой стоит на тучных почвах восточных лесов, то так и выйдет, что придется тебе обрабатывать эти земли и в том искать свою судьбу.
В таких вот, чуть ли не праздных размышлениях и проводил время король барстуков, трясясь в крытой повозке, запряженной парой белых алне, на лесной тропе, ведшей в сторону залива Руса, к косе куров.
Он сам не понимал, отчего его вдруг потянуло к Виндии? Может, надеялся с ее помощью преодолеть свалившиеся на барстуков напасти. А может, им двигало скрытое желание получить совет от кого-то, кто гораздо сильнее, с тем чтобы потом в неудаче развести руками: дескать, если уж она оказалась не права…
Хорошо обученные, редкие в природе белые королевские алне несли повозку аккуратно. Охотники-разведчики работали слаженно, не допуская встреч экипажа с людьми. Понемногу, несмотря на неудобства лесной дороги, Клабун стал дремать. Приближалась зима, и на короля все чаще нападала вялость, предвестница зимней спячки.
Королевская процессия подъехала к небольшой речушке и встала. Охотники принялись валить росшую в изобилии по берегу ручья молодую ольху для переправы. Стук топоров потревожил короля, но ненадолго. Он приоткрыл глаза, с удовольствием отметил, как быстро и ловко орудуют самбийские карлики, и снова уснул. Он был уже в возрасте, когда сон становится одним из немногих удовольствий жизни.
Внезапно долгий и жуткий крик ворвался в дрему. Король сморщился и замотал головой, прогоняя его. Ему показалось, что этот звук из сна, только начавшего складываться из разрозненных образов. Звук пропал, но потом раздался вновь еще более громкий и близкий. И тогда Клабун понял, что это наяву. Он привстал, выглянул из-за высоких бортов повозки и обомлел. По ручью, высоко поднимая кривые и толстые, как бревна, ноги, шел в его сторону поросший бурой шерстью маркопет. Это был огромный самец с убеленными сединой плечами и грудью. Барстук, которого он держал в руках поперек живота, продолжал кричать, отчаянно суча руками и ногами. Маркопет, как мухе, оторвал ему голову и отбросил в сторону.
Стало тихо. Клабун опять подумал, что все происходящее ему снится. В тишине журчал ручей, почти беззвучно метались охотники, швыряя дротики в похожего на копну перепрелого сена человекозверя. А тот молчаливо двигался к королевской повозке и не обращал внимания на вонзившиеся в него копья.
Маркопет был уже так близко, что Клабун отчетливо видел выпученные красные светящиеся глаза и чувствовал резкий запах, заполнивший мирный воздух.