- Я ушел к воротам.
- Меери! Зачем?
Он удивленно приподнял брови.
- Что зачем?
- Ответь мне, зачем ты идешь к воротам? Ради чего?
- Ради Китти.
- Ты погибнешь. Он не станет жить без тебя. Ради чего ты идешь к воротам, Меери?
- Койя, ты дура, но на редкость упорная. Точнее, и. И на редкость упорная дура. Тебя это не украшает.
- Ради чего ты идешь к воротам, Меери?
- Койюшка, оставь меня. Я уже не иду ни к каким воротам. Поздно уже к воротам идти. Я снимаю орад и, дрожа от холода и смятения, лечу вниз драться с твоим братом Хетти. Убить я его не убью, скорее он меня, но отвлечь этого гениального главнокомандующего надо. Хотя бы часть наших людей успеет отойти в горы. И тебя прихватят, не беспокойся.
- Меери! Ты мне надоел. Я сама тебе расскажу, зачем ты летишь вниз бессмысленно тратить время моего брата Хетти. Ради Аккалабата. Ради будущего людей, которых ты любишь. Только ты неправильно понимаешь, что должен сделать для этого будущего. Но тебе повезло - я тебе сейчас объясню. Полетишь ты сейчас не вниз, а в горы, вместе с моим мужем Хару. Командовать уже, как видишь, незачем, да и почти некем. Я тут сама, как смогу, разберусь, а вы с Китти родите там девочку с крыльями. Договорились?
- Не-а. Неинтересно. Знаешь, Койя, я ведь никогда не фехтовал с твоим братом. Передай Китти,
что я его люблю. Очень.
* * *
Надо же, как мы красиво проигрываем! Не ожидала. Жаль, что не будет времени сказать брату Хетти спасибо за доставленное удовольствие.
- Леди Койя, меня прислали за Вами!
- Очень хорошо. Бери меня под мышку и полетели.
И хорошо, что меч у тебя тяжелый, двуручный. Мне такие всегда нравились. А теперь, милый мальчик, когда ты прочувствовал кинжал у своей шеи, быстро и осторожно, чтобы тебя не зарубили на подлете к земле, опускаемся вон туда - видишь? - в гущу сражения, где мой брат Хетти мастерски убивает мою будущую любимую сноху.
Умник. Дай мне теперь, пожалуйста, вот это… да-да, не надо делать круглые глаза… и убирайся к демону Чахи, а то я тебе отрублю голову, хоть ты и из Умбрена!
Внутреннее время Халемов. оно вырывается из-под замка, как срывается с горных круч кипящий водопад Эль-Зимбера. Чистый, сверкающий, сметающий все на своем пути поток. пенящийся кровавыми пузырями, затягивающий в свою неотвратимую глубину, поглощающий мелкие ручейки и речушки. Внутреннее время Дар-Кауда течет широкой рекой, и временной поток Дар- Халемов захлестывает ее не сразу. Но захлестывает. Меери успевает повернуться только для того, чтобы встретить удар в лицо, а не в спину. Древние роды Аккалабата умеют сражаться и умирать.
Койя возникает из ниоткуда, с тяжелым двуручным мечом, на рукояти которого добела сжаты костяшки тонких пальцев.
- Меери! Обещание!
- Койя, вдвоем мы сможем.
- Уходи! Это мой брат! Мы не будем нападать на него вдвоем!
Я знал, что у тебя есть внутреннее время, сестрица, но и предполагать не мог, что ты можешь раскрутить его до такой скорости. По-моему, и сама ты удивлена. И Меери уходит, уходит спокойно, потому что в другом месте, там, где наши итано уже карабкаются на крепостную стену, он нужнее, и потому что он верит - искренне или не очень - что не оставил слабейшую с сильнейшим, что не оставил тебя умирать. Всплеснули над головой его пятнистые крылья… и мы с тобою вдвоем, сестра, одни среди кипящего яростью поля боя. Сбив. поворот. выпад.
Я знал, что у тебя есть внутреннее время, Койя, и предполагал, что хватит его не надолго. Занимательно смотреть, как иссякает наш водопад, как внутренний поток Дар-Халемов превращается в маленькую речушку. Хорошо, что, кроме меня, этого никто никогда не увидит. Выпад. сбив. поворот. прямой удар с короткой руки. Все.
Я дышу тебя прямо в завитушку над левым ухом. И держу тебя крепко-крепко. Так, что непонятно, какое сердце бьется сильнее - твое или мое.
Прежде чем довести прием до конца, выкрутить меч и отбросить его в одну сторону, а Койю - в другую, Хетти успевает еще разглядеть вены на запястьях сестры, натянувшиеся как струны, легкий переход от загорелой на кистях кожи к чуть менее смуглой там, где у благородных деле начинаются кружевные манжеты.
- Хетти, да бей же ты! Бей! Все смотрят.
Никто не смотрит, но лорд Дар-Халем, верховный маршал Аккалабата, знает, что надо ударить. Потому что никто не смотрит, но некоторые увидят. И никакие воспоминания, мелькающие у него в голове, никакие радужные картины далекого детства в которых он, Хетти, и Ко, его старший брат, всегда вдвоем, всегда вместе, не могут заставить его сдержать удар. И не потому, что кто-то заметит, и не потому, что Кимназ и Виридис и короне Аккалабата не на кого рассчитывать. А потому, что карие глаза напротив - это не вечно смеющиеся глаза Ко и даже не глаза прежней злой и насмешливой Койи (Нууу, Хетти, ну зачем ты прилетел? Сегодня здесь должен быть мой гадкий лорд-канцлер. Кто же остался охранять ведьму на троне?) В этих глазах безумие отчаяния, как у самки дикого зверя, пытающейся грудью закрыть, защитить свое потомство, увести охотников от норы или берлоги. Зная, что без нее детеныши все равно погибнут, но повинуясь слепому, всепобеждающему инстинкту материнства.
Все эти мысли Хетти не думает. Они у него просто есть - все одновременно, в ту единственную секунду, когда еще можно опустить меч.
11 ноября 1504 года со дня пришествия королевы Лулуллы
Какие же они непокойные, мои брат и сестра! Мало им Солы, которая сама же себя и свела в могилу, которая так и напрашивалась!
На что напрашивалась Сола, леди Элла не стала додумывать. С некоторых пор она заметила, что если не додумывать, то и плакать получается реже. А плакать она устала, очень устала. И Рейвен устал. Только в последний год, вопреки сгущавшимся на границах Аккалабата и над головами семейства Халемов (бывшего семейства Халемов) тучам, жизнь в главной крепости богатейшего дариата Империи стала налаживаться, и верховный дар Кауды снова пришел в то состояние духа, которое, как смутно помнилось Элле, следовало полагать для него основным. Естественным и нормальным. Выразилось это в частности в том, что он перестал считать каждую слезинку своей возлюбленной супруги драгоценностью, нуждавшейся в оправе из сочувственных вздохов и охов.
- Я тебя умоляю, - желчно сказал в один прекрасный день лорд Рейвен, заметив, что Элла, по своему обыкновению, собирается приступить к водным утренним процедурам. - Если ты будешь рыдать по каждому ничтожному поводу, то замок обрастет мхом, не успеем мы состариться. А ты знаешь, во сколько обходится ремонт этих ветхих сооружений?
Из всех крепостных сооружений Аккалабата, относящихся к эпохе королевы Лулуллы, замок Дар- Кауда в самую последнюю очередь можно было назвать ветхим. Так что Элла неожиданно успокоилась. Смущенно пробормотав: "Действительно", - она без всякого перехода обратилась к мужу с вопросом практическим:
- Ты будешь сегодня тренировать Некко? - и, получив утвердительный ответ, окончательно успокоилась.
Находиться в состоянии довольства и умиротворенности сначала было леди Элле в новинку. Но постепенно она распробовала и стала находить все больше причин для того, чтобы прекратить или вовсе не начинать плакать. Вечером первого дня, обошедшегося без слез, Рейвен подарил жене ожерелье, служившее живым воплощением непревзойденного мастерства ювелиров Дар-Кауда (то есть такое, равного которому не было бы даже у королевы, если бы не удивительные вещицы из дворцовой сокровищницы, называемые в обиходе "наследством святой Лулуллы"). Когда, всласть покрасовавшись перед зеркалом, леди Элла занялась пристраиванием ожерелья на почетное место в одной из своих шкатулок (каждая из них была размером с походный сундук, с какими сопровождают своих лордов на дальние расстояния оруженосцы-тейо), верховный дар подкрался сзади, запустил обе руки жене в лиф, довел ее быстренько до полного изнеможения и благорасположения, не жалея сил, расцеловал в обе щеки, давая волю не только губам и языку, но и зубам, и пообещал, уже окончательно избавив супругу от всякой одежды, что в случае повторения неслыханного успеха дополнит ожерелье приличествующими перстнями, браслетом и серьгами. Элла, улучив те несколько секунд, в которые муж стягивал с нее туфли, следовательно, она могла говорить, а не только сладострастно стонать, выклянчила еще брошку и пряжку для пояса и сочла, что игра стоит свеч.
Спустя всего две недели комплект драгоценностей был сформирован, а не плакать вошло в привычку.
И сейчас, удовлетворенно разглядывая в зеркале свои белые, пухлые, но не потерявшие аристократичности руки, лицо, не затуманенное ни тенью заботы, всю свою статную фигуру с подчеркнутой хорошо продуманным покроем платья талией, не позволявшей даже заподозрить, что эта деле была матерью двоих детей и ожидала третьего, леди Элла Дар-Кауда ничего, кроме благодушия и полной уверенности в том, что сегодняшний день пройдет так же размеренно и спокойно, как предыдущий, не испытывала.
До тех пор пока не услышала взволнованный голос мужа, только что вернувшегося из столицы: хаяросская резиденция Дар-Кауда нуждалась в ремонте перед зимним бальным сезоном, и лорду Рейвену, несмотря на то, что нежелание вникать ни во что было благородным принципом его жизни, приходилось летать и вникать, что приводило его в еще более желчное и саркастическое настроение, чем обычно.
Но на этот раз Рейвен был не раздражен, он был взволнован. Леди Элла услышала это не только в голосе, но и в стуке его каблуков по ступеням парадной лестницы, по которой он не поднимался сейчас, а взбегал, как мальчишка-тейо, посланный с поручением.
- Элла, где дети? Где они, я тебя спрашиваю?
Почему вдруг встревожился всегда относившийся к детям со смесью отцовской гордости и безразличной холодности Рейвен, Элла догадываться не собиралась. Проще было, как и все в этом простом на удивление мире, спросить у мужа. Тем более, что вот он влетает в комнату - с выражением глаз, которое очень-очень Элле не нравится. Это даже хуже, чем было, когда Меери сдавался Китти.
- Дорогой, что с тобой? - ласково начинает она. - Все как обычно. Креч в саду. Некко гостит у тетушки Койи в Умбрене.
Рейвен как вкопаный останавливается посреди комнаты, и рука Эллы, протянутая к нему, застывает в воздухе.
- Значит, в Умбрене, - произносит он обреченно, будто ему только что после сорока лет тюремного заключения зачитали смертный приговор. - В Умбрене.
- В Умбрене, - растерянно повторяет Элла. - Он же еще при тебе улетел. Он всегда лета.
- В Умбрене, - голос и вид у мужа жалкие, даже хуже, чем после поединка Меери и Китти. - Элла, Эллочка, девочка ты моя.
Он шагает навстречу протянутой руке Эллы, которую та все никак не может опустить, натыкается на нее как слепой, находит своей огромной ладонью, сжимает пальцы. Элла не понимает уже совсем ничего, но доверчиво прижимается к мужу, тычется носом между ключицами, шепчет ласковое - этому большому, самому сильному и надежному человеку, который у нее один в мире, который один способен спасти, защитить, объяснить, что в конце концов происходит. Она ведь так плохо все понимает, она так плохо во всем разбирается, и, если он не будет ей объяснять и о ней заботиться, она погибнет. Только почему он так стискивает ее, так, что становится больно дышать, а на спине остаются, наверное, следы от бешено царапающих ее кожу сквозь платье пальцев? Он, что, сошел с ума, так набрасываться? Это больно, она совершенно не выносит, когда ей больно! И когда на спине трогают платье!
- Не надо! Нет! - яростно извиваясь, Элла отталкивает мужа. - Не подходи!
Зеркало - это непрочная, но преграда. Никогда Элла бы не подумала, что она способна сдвинуть тяжелую золоченую раму с места. Сейчас она падает на бок, между Эллой и мужем - эфемерная, кажущаяся защита от того зла, от той боли, которую он принес с собой, которую он хочет сейчас причинить ей, Элле. Звон разлетевшихся стеклышек, кажется, отрезвляет Рейвена. Он отступает на шаг, проводит рукой по лбу. Спрашивает спокойно и мрачно:
- Значит, Креч в саду?
Элла, всхлипывая, кивает. Рейвен, мгновенно утратив к ней всяческий интерес, поворачивается, тяжело ступая, идет к двери. В дверном проеме останавливается, и она замечает, как неловко висят у него за спиной крылья. Муж говорит безжизненным голосом:
- Хетти вернулся. Королева назначила его главнокомандующим и приказала уничтожить умбренский замок Хару. Заговор против короны. Пленных не брать. Только зачинщиков - для пыток в хаяросских подземельях. Армия выступила три дня назад. Меери примкнул к мятежникам - так их теперь велено называть. Они все там в замке - сам Хару, Койя, Китти. ходят слухи, что они захватили в заложники сына лорд-канцлера. У лорда Хетти, оказывается, к нему чувства, так что Койя предполагает шантажировать брата. И Некко - в Умбрене. гостит у тетушки Койи. Это единственное, что нас спасет, когда начнутся допросы: никто не поверит, что мы по доброй воле, зная о намечающемся мятеже, отдали Койе своего сына. Ну еще то, что ты дурочка.
Прежде чем выйти, Рейвен на мгновение оборачивается: на лице у него усмешка мертвеца, и Элле становится снова хорошо и спокойно от того, что она действительно дурочка. И ей ничего не будет.
20 декабря 1504 года со дня пришествия королевы Лулуллы Уе^^-и РА^-УАЛСМ
Хетти ударил, мысленно возблагодарив демона Чахи за то, что шум окружающей битвы не позволил различить короткий вскрик, похожий на всхлип, который вырвался из груди Койи. Выдернул меч. Смотрел, как тело сестры опадает на землю. Хотел поддержать, не смог заставить себя дотронуться.
- Все смотрят, - задумчиво повторил он. - Все смотрят. Что они видели, глупая, при нашем с тобой внутреннем времени?
- Лорд Дар-Халем! Лорд Дар-Халем! - встрепанный парень из клана Пассеров, весь раскрасневшийся в пылу битвы, с энтузиазмом взывал к Хетти. - Смотрите, они отступают! Они бегут!
- Не преследовать! - яростно выкрикнул Хетти. Голова кружилась - то ли от опьянения боем, то ли от горного воздуха.
- Это может быть ловушка, - объяснил он удивленному парню. - Лучше Дар-Умбра никто не знает загорье. Я туда без предварительной разведки не сунусь. И никому не советую.
- Но как же?.. - мальчишка выглядел обескураженным и подозрительным одновременно. "Наверное, вспомнил, что Койя - моя сестра", - подумал Хетти. Кивком головы указал на тело в бордовом бархате, на котором почти незаметно было темное пятно между лопаток.
- Если так тебе не стоится на месте, лорд. как тебя?
- Альт Дар-Пассер, к Вашим услугам.
- Лорд Альт Дар-Пассер. Назначаю тебя своим нарочным. Лети в Хаярос и будь первым, кто доложит Ее Величеству о падении замка Хару Дар-Умбра. И гибели главной зачинщицы мятежа. Глаза у парня округлились: он не мог оторвать их от бордово-алого пятна, выделяющегося на черно-белом фоне, который образовывали трупы умбренских мечников в крупитчатом взрытом снегу перед Хетти.
- Вы. Лорд Дар-Халем! Сами? Но как же так?!! - с неприкрытым отчаянием выкрикнул он. Хорошо воспитывают Дар-Пассеры своих мальчишек. Что-что, а родственные чувства у них сильнее некуда. Я только что вырос в его глазах до небес за военный успех и преданность королеве и тут же упал ниже башмака итано за то, что убил родную сестру. Во всяком случае разнесет он эту новость как полагается - быстро и не гнушаясь яркими красками.
- Ты меня слышал? - холодно осведомился маршал Дар-Халем.
Мальчишка наконец поднял взгляд от женского тела у своих ног, сглотнул судорожно. Краска с его щек сползла, уступив место смертельной бледности.
"Слишком эмоционален для Дар-Пассеров, - внутренне поморщился Хетти. - Интересно, кто он по материнской линии?"
- Так ты услышал меня, лорд Альт?
- Д-да, лорд Дар-Халем.
- Ну так исполняй. На вот, передай в качестве доказательства.
Хетти опустился на колени, отрезал кинжалом длинную прядь темных волос, завязал в узел, протянул не глядя, через плечо, ошеломленному Альти. - Лети уже. Охаде!
"Твоя карьера сделана, малыш, - пробормотал верховный главнокомандующий Аккалабата, поднимаясь с колен через полминуты. - То, что ты просто салютнул мечом и смылся, не задавая мне лишних вопросов, я оценил и не забуду. По крайней мере дал мне попрощаться. До встречи, Ко, до скорой встречи у трона святой Лулуллы."
Хетти энергично развернул крылья. Он терпеть не мог врать даже самому себе. Жить он собирался долго. У него хватало на это внутреннего времени.
- Пропустите, пропустите меня к главнокомандующему!
- Куда ты лезешь, мальчишка! Лорд Дар-Халем обдумывает стратегию преследования мятежников!
- Да пропустите же!
Хетти недовольно поморщился и выплюнул изо рта огрызок пера. Как всякий верховный дар, он предпочитал писать своими перьями и понятия не имел, почему они изнашивались быстрее, чем, скажем, Сидовы. Сидовы он таскал с умом, так, чтобы на черном ни одного лилового отблеска не шевельнулось даже в яркий солнечный день, чтобы никто не догадался, и хранил их для торжественных случаев. Теперь - для очень торжественных.
Вставать не хотелось, все тело ломило после вчерашнего: даже Дар-Халем не может махать мечом шесть дней кряду. Но если не встать, катавасия на входе сейчас переместится в палатку, а выгнать всегда труднее, чем не пускать. Верховный маршал Аккалабата резко отдернул полог.
Два часовых - младшие дары из рода Акила (после явления Сида в Виридисе Хетти не доверял охрану штабной палатки оруженосцам-тейо) - с трудом удерживали брыкающегося парня в разодранной безрукавке. Вид у охраны был удовлетворенный, ибо синяк под глазом нарушителю спокойствия они поставили знатный. И по крыльям, видать, причесали плашмя мечами. В общем, достойно выполнили свой долг. И воззрились на Хетти с немым упреком, когда он тихо сказал:
- Совсем с ума посходили. Это лорд Альт Дар-Пассер. Я посылал его с поручением. В СТОЛИЦУ!
Последнее слово Хетти проорал так, что дрогнуло пламя на ближайшем костре. Стражники, облегченно и покаянно расступившиеся еще на первых словах маршала, полностью потеряли дар речи. Ибо всегда спокойный и невозмутимый лорд Дар-Халем впился железной хваткой в плечи несчастного Альти и приподнял его над землей, буравя ненавидящим взглядом:
- Какого демона Чахи?!! Я посылал тебя в Хаярос ПОЗАВЧЕРА! Ты, что, никуда не летал? Ты, конская падаль, ослушался своего главнокомандующего?!!
Если в глазах обалдевшего от такого приема Альти стоял страх, то в сердце у Хетти бушевало отчаяние: "Пассеры! Всегда Дар-Пассеры! Никому ничего нельзя поручить. Этот ублюдок не мог обернуться менее чем за три дня туда и обратно. Он просто никуда не летал. Королева еще не знает, что мы взяли замок. Я не доложил. Она голову мне оторвет!"
- Пустите, - выдохнул наконец Альти и жалобно дернул крылом. - Вы мне голову сейчас оторвете. А она у меня единственная.
- У меня тоже, - рявкнул Хетти, все же собираясь с мыслями и опуская парня на землю. Теперь, когда лица их оказались наконец на одном уровне и отблески факелов подбежавших со всех сторон даров и тейо засветились в темных глазах мальчишки, Хетти вдруг осознал, что не узнает его. Только что, три минуты назад у входа в палатку, сразу сообразил, что перед ним молодой Дар- Пассер, которого он отправлял с поручением, а сейчас…