После этих слов я, к своему стыду, все же присмотрелась к извлеченным тетушкой бутылкам. Конечно, отсутствие этикеток и залитые сургучом пробки еще ни о чем не говорили, да и сама мысль хранить компот именно в винных бутылках не казалась абсурдной. Видимо, много пропутешествовавшая тетушка изобрела довольно экстравагантный способ оставаться трезвой. Ведь действительно, таким образом можно полностью соблюсти приличия и без всяческой опаски потягивать бокал, наполненный "вином". Пока я предавалась вот таким рассуждениям относительно столь удобного изобретения гномки, Хильда не только успела расстелить небольшую дорожную скатерть и разложить сладости, но и извлечь откуда-то из саквояжа пару великолепных хрустальных бокалов. А в данный момент вкручивала в тугую пробку механизированный пружинный штопор. Конструкция, между прочим, очень знакомая – у нас дома есть парочка подобных, только не чисто пружинных, а более старых рычажных моделей.
Немного посопротивлявшись, пробка все же соизволила с легким хлопком вылезти из горлышка бутылки, просыпав немного сургуча на специально подстеленную салфетку. После того как пробка покинула свою тугую норку и позволила содержимому бутылки соприкоснуться с воздухом, по комнате распространился изумительный запах камнеломки. От этого запаха, наполненного небольшой кислинкой и одновременно горечью, у меня даже немного закружилась голова и рот наполнился внезапно появившейся слюной. Не ожидала, совсем не ожидала. Ничего себе ягодный компотик! Нет, конечно, камнеломка – это ягода, но вот то, что плети этой ягоды встречаются только в горах на высоте не менее чем пары тысяч ярдов, а часто и вообще на самой границе ледника, делает эти небольшие угольно-черные шарики с твердой и терпкой кожурой редкостью. Очень дорогой редкостью, стоящей примерно полтора своего веса в серебре.
Видя мое ошарашенное состояние, тетушка протянула бокал, до половины наполненный бархатным мраком компота из камнеломки, и буквально втиснула мне его в руку.
– Ну, за начало путешествия!
Я кивнула и выпила. Ффу-у-у… и за это платить такие деньги? Отвратительная кислая жидкость с каким-то маслянистым привкусом была немедленно проглочена. Пожалуй, единственным плюсиком данного напитка было то, что он как-то странно пощипывал нёбо, и воздух, ворвавшийся в открытый рот, показался на редкость вкусным и холодным. Да еще от живота пошла теплая волна, необычная, но приятная.
– Да, это нужно распробовать, – согласилась Хильда, глядя на меня и нарезая непонятно откуда извлеченным ножиком пастилу. – Зато потом, как привыкнешь, за уши не оттащишь. Будешь?
Какая вкусная сладость! Интересно, где моя компаньонка-телохранитель ее достала? Наверняка в столице, у нас в городке таких вкусностей точно не делают, я бы знала.
– Хорошо идем, – посмотрела гномка за окно, где стремительно мелькали уже не дома города, а деревья леса, окружающего его со всех сторон. – Ходко. Скажи, Клер, а это правда, что Грем умудрился получить патент на какую-то деталь для паровоза?
– Угу, – кивнула я. – Правда, дивидендов он, считай, никаких не приносит. Ну что такое пятнадцать золотых в год?
– Не скажи, – покачала головой наемница. – Знала я тех, кому такие деньги показались бы несметным богатством… Эх, выпьем за то, чтобы для нас они всегда оставались мелочью.
Отказываться было неудобно, и пришлось проглотить второй бокал компота из камнеломки. Кажется, теплая волна в этот раз была сильнее, а вкус показался менее противным. Может, и вправду к ней привыкнуть надо? Потом Хильда под предлогом исполнения своих профессиональных обязанностей наставника-берсерк принялась расспрашивать, чему и как я училась в плане драки и кто был моим наставником. Известие о том, что азы искусства битья чужих морд своими руками я получала от эльфа, повергло ее в состояние, близкое к шоковому.
– Да ты что! – Пожалуй, так глядели бы в гильдии инженеров на студента, принесшего модель с квадратными колесами. – С ума сошла?! Эти былинки остроухие только пыль в глаза пускать горазды, а если до дела доходит, то любого их самого прославленного мастера первый же деревенский дурачок напрочь уделает! "Лист на ветру", "Тростник под косой", "Чертополох под седлом" – это же только звучит красиво, а в реальности ты их связки видела?! Это не бой, это балет, в котором один раз споткнешься или замешкаешься – и все, на погост! Причем для того чтобы подобная пародия на боевые искусства вообще была доступна, всем, кроме эльфов, требуется тренировать растяжки так, что по сравнению с ними отдых в пыточном подвале развлечением покажется!
– Угу, – кивнула я и мысленно пожелала своему наставнику провалиться сквозь землю, потому как он был садистом и просто брать деньги за обычный комплекс гимнастических пожеланий не желал. Остроухий гад полностью дал мне азы своего искусства. Как я орала, когда первый раз садилась на шпагат… – Я знаю. Пробовала потом, когда с мальчишками дралась, применить все эти па и стойки. Побили. Долго ревела потом.
– Да, Грем вовсе не так умен, как я думала, – вздохнула Хильда и глотнула компота.
Странно, но у меня в руке тоже откуда-то взялся бокал. Пришлось выпить. Вместе с воздухом, волной свежести ворвавшимся в рот, пришли воспоминания, что в тот раз, который я вспомнила, их было шестеро. И все старше на год-полтора. К тому же папе потом пришлось долго извиняться перед их родителями за три вывиха и один закрытый перелом.
Мы еще о чем-то беседовали – о чем, помню плохо, но было весело, – а затем Хильда предложила побороться. Сфокусировав глаза куда-то за тетушку, я, соглашаясь, кивнула. Сорвавшись с плеч, моя непутевая голова весело покатилась в ближайший угол, подскакивая и подпрыгивая в такт перестукиванию колесных пар на стыках рельс. Моргнув и обнаружив перед самым своим носиком медленно приближающийся кулачок гномки, по какой-то странной причине решившей испортить мне макияж, я неожиданно даже для себя рассмеялась, рассыпая вокруг звонкие колокольчики переливчатого смеха. Веселье, жаркой волной захлестнувшее меня, требовало скорейшего выхода, и поэтому, пробежав кончиками незаметно появившихся коготков по проносящейся мимо руке Хильды, я, запрокинув кружащуюся, наполненную сладким тягучим туманом голову, неожиданно даже для себя зашипела…
Вспышки окружающей действительности, проносившиеся сквозь наполняющий мой взор туман, шипение выдыхаемого сквозь наполненное жидким огнем горло… Жидким огнем, в который превратился воздух. Воздух, ставший таким тугим и тягучим… Идеальные завитки стружки, сорванной легчайшим прикосновением с поверхности столика… зависшая в невесомости сверкающая радуга взорванной неловким движением бутылки и водопад наполненных тьмой капелек, ласкающих мое разгоряченное лицо, буквально пылающее в танце – танце не с медленной как улитка Хильдой… Нет – танце со своей тенью, с ветром и переполняющим меня огнем…
Приход в себя был ужасен. Тело болело. Нет, не так. Оно БОЛЕЛО! Ныло все, начиная от ногтей на ногах и заканчивая кончиками волос. Никогда не думала, что во мне столько мышц, которые как будто плачут и требуют себе чего-то… требует… Жажда?!
Я подскочила вверх прямо из положения лежа и, неожиданно приземлившись уже на ноги, с ужасом осмотрела обстановку, ожидая увидеть… да все, что угодно, но обязательно с потеками недопитой крови и осушенными трупами жертв. Реальность, к счастью, чудовищному видению, промелькнувшему перед моим взором, не соответствовала. Купе, конечно, было разгромлено, но Хильда жива и даже, кажется, не доставала свои топоры, не говоря уж об огнестреле.
– Да-а-а, – протянула гномка, вынув изо рта дымящую не хуже паровозного котла трубку. Я сделала вздох облегчения и чуть не закашлялась. Несмотря на открытое окно, дышать в комнате всем, кроме подгорного народа, привыкшего в своих подземельях и не к такой духоте, было нечем. – Учитель тебе явно нужен, деточка. Всякого я ожидала, но такого… Во имя всех духов всех камней, ты так хохотала и так двигалась… Знаешь, я решила, что ты чистокровный демон, а не потомок порождений зла в бездна знает каком поколении. Хорошо, что их призывать разучились. Очень хорошо… Да, тебе нужен учитель, девочка. Но я за это дело не возьмусь… Нет, точно не возьмусь. И следующего, кто попробует тебя напоить, пристрелю. Из сострадания.
– Ой, да ладно тебе, – смутилась я и осторожно присела обратно на кровать, с которой вскочила так, словно овладела заклятием левитации. А может быть, и овладела. Некоторые вампиры имели природную склонность к полетам. Про дампиров, правда, отцу такого известно не было, но, в самом деле, почему бы и нет? Жертв нет – уже хорошо. Была ли очередная инициация – не знаю… До пятой, когда покраснеют глаза, это можно определить только магическим сканированием да собственными обострившимися способностями, но пока ничего нового не чувствуется. – Я… это… долго без сознания была?
– Часов пять, – сказала гномка и, вытряхнув трубку, снова начала ее набивать. Белки ее глаз были покрыты толстой сеткой красных прожилок. Хорошо, что дампиры обращать других не умеют, а то бы меня сейчас начали мучить страшные подозрения.
– Ты как-то странно выглядишь, – заметила я, рассматривая Хильду.
– Я испугалась…
– Чего? – Чтобы такое признание дала опытная наемница, причем без малейшего принуждения?!
– Вот, – на стол лег немного неровный металлический стилет, – узнаешь?
– Нет, – покачала головой я, рассматривая вещь. Какая-то она была странная. Металл местами выглядел как мягкая проволока, которую перекрутили, а потом распрямили. – А что это?
– В недавнем прошлом штопор… Мой… Из оружейной стали…
Глава 5
Старинная тисовая аллея, плавно огибающая укутанные плющом корпуса академии, – это мое любимое место. Тут очень мало людей с их постоянной суетой, так раздражающей меня в последнее время. И именно поэтому практически каждую перемену между лекциями я провожу в уединении среди этих вековых деревьев, переговаривающихся между собой шелестом листвы и птичьим щебетом. Это очень успокаивает – особенно после двух пар богословия подряд. Нет, конечно, понимаю, что позиции церкви до сих пор очень сильны в нашем обществе, но зачем будущим ученым богословие, я просто не в состоянии постичь. Какая польза будет от изучения этой… даже сложно назвать наукой, этой занудности, для механика или мага? Неужели полное знание жития святых отцов и основных положений крайне запутанной религиозной картины мира поможет в проектировании новых механизмов или изготовлении строительных либо штурмовых големов?
Впрочем, все бы ничего, но преподаватель… Отец Амфитиск, видимо, невзлюбил окружающий мир в первое же мгновение своего рождения – иначе как этим нельзя объяснить его просто-таки патологическую ненависть к окружающим, в особенности к студентам и студенткам академии. Больше к студенткам. Лекции этого заплывшего салом борова были худшим из всех возможных наказаний, которые в состоянии придумать извращенный человеческий, да и нечеловеческий разум. Пронзительный визгливый голосок, буквально ввинчивающийся под своды черепа, и резкие выкрики, переходящие в многословные молитвы или цитаты из жизнеописания какого-нибудь замшелого святого, полностью исключали возможность просто поспать на лекции. Тем более что святой отец имел вредную привычку долго песочить отвлекшихся и потерявших нить его рассуждений (как будто она там когда-то была?). Ну и вдобавок его нудные рассуждения о греховности женского начала, после которых некоторых особенно впечатлительных барышень приходилось откачивать нюхательной солью.
Не знаю как, но я держалась, скрипя зубами и до крови прикусывая губы клыками, появляющимися от захлестывающей меня волны ярости. Поэтому каждая лекция богословия стоила мне кучи нервных клеток и нескольких испачканных кровью платочков, которыми, как оказалось, крайне удобно маскировать изменение прикуса, самопроизвольно появляющееся при первых же словах святого отца. А уж изображать из себя анемичную барышню, периодически подносящую к лицу надушенный платочек, у меня получалось просто великолепно.
– Привет, Клер. – С этими словами ко мне подошла неразлучная парочка из двух гномов, приходящихся друг другу братьями, Торката и Гроткара. Обычно эти двое ходят еще в компании с обманчиво хрупкой на вид городской эльфийкой Лаэлой, но сегодня ее что-то не было видно… ах да, она же вместе с остальными друидами на выездных занятиях. – Слушай, ты ведь в дальнейшем собираешься на конструировании големов специализироваться, ведь так?
– Ну да. – Именно это как бы полностью нейтральное от любых стихий и сил направление магии мне неожиданно приглянулось по той простой причине, что с преподавателями по чарам тьмы и крови в нашей стране некоторая напряженка. Они, конечно, есть, но им, положа руку на сердце, самим бы у кого-нибудь поучиться, а в свой разум я больше никого пускать не собираюсь, благо защититься от почти любого сканирования смогу, уж на это-то полученных способностей хватит. Сведения о том, что я являюсь дампиром, лежат в моей прелестной головке, пожалуй, на самом видном месте, и потому общаться с теми, кто читает мысли как книги, категорически не хотелось. А то дефицит априори несветлых магов живо сменится на их изобилие, ибо на такую диковинку приедет посмотреть каждый уважающий себя чародей. А я музейным экспонатом становиться не хочу. Не в последнюю очередь еще и потому, что биологические препараты обычно выставляют в разрезе.
– Тогда, может, составим рабочую связку? – продолжал Торкат. – Я кузнец рун не из последних, а ты, не в обиду будет сказано, и молот-то не удержишь.
– Пожалуй, все-таки удержу, – задумчиво произнесла я, обдумывая со всех сторон предложение гнома. Големов можно делать почти из чего угодно: глина, камень, железо, лед, даже чужая плоть. Вот только обычные, не зачарованные материалы были, как правило, недолговечны и пожирали вложенную магию со страшной силой. Для того же, чтобы создать магическую куклу, обладающую изрядным запасом прочности, требовались очень редкие материалы с уникальными характеристиками и почти не встречающиеся в природе. Ну или нужно было использовать руны, а лучше гномов их никто не знал. Подгорные жители считались признанными мастерами зачаровывания, вот только это была единственная школа волшебства, в которой они могли добиться успеха из-за врожденных особенностей строения ауры. И потому каждый кузнец рун, желавший создавать не поделки, а шедевры, скорее рано, чем поздно искал себе напарника-мага, с которым за годы совместной практики вырабатывал неподражаемую слаженность. Разрывались такие союзы тяжело: привыкать к новым партнерам – дело уж очень не быстрое. – Но вот выковать им ничего путного точно не сумею. Хм… Торкат, сам понимаешь, тут нужно подумать, взвесить все плюсы и минусы, все же не камни под гору катим…
– Угу, – важно кивнул гном.
– Эй, нелюди, чего это вы тут шушукаетесь, а? – вклинился в нашу беседу знакомый и уже, пожалуй, ненавистный голос, чей хозяин, кажется, был слегка пьян.
А вот и один из минусов. Не люблю расистов. Но объективная реальность такова, что они есть, их много, а становиться партнером их цели для издевательств номер один не хочется. Впрочем, я и сама где-то в списке их мишеней есть, но в конце. Папочка у меня богатый. И связываться с его наследницей дураков мало.
Но один нашелся. Арей Мист виконт Суагримский, блудный сыночек одного из самых серьезных магов-природников и, к сожалению, его полная противоположность. Нахал, повеса и мот. Именно такие нелестные характеристики о сем недоразумении человеческого рода можно услышать от практически любого столичного жителя. Мокрица, а не человек! В особенности если он – как, впрочем, и всегда – в окружении своры своих прихлебателей. Полный ноль в науках, и уж тем более в магии, и от этого еще больше ненавидит всех, кто хоть на пядь превосходит его интеллектом. Вдобавок к своему снобизму и нетерпимости, лишь подчеркивающим его крайне отвратительный характер, он считает себя неотразимым ловеласом и просто божественным любовником. Видимо, из-за этого с первого дня нашего знакомства он готов на все, что, как он думает, в состоянии взять мой бастион. Видите ли, страсть к экзотическим постельным игрушкам, в которые он имеет наглость пытаться заочно записать и меня, сочетается в этом куске гнилой крепи с просто-таки божественным самомнением. Извиняюсь за гномские ругательства, но, знаете, с моим папенькой человеческие мне было просто не от кого услышать.
– Виконт, покиньте наше общество. По-моему, я вас уже предупреждала…
Многозначительная пауза, во время которой я как бы невзначай положила ладонь, затянутую в тончайшую замшевую перчаточку, на рукоять "Амели".
– Ой, да ладно, мисс Неприступность, – фыркнул он, подходя ко мне на расстояние всего одного шага. Смелость ему придавал маячащий невдалеке, но, однако не в зоне прямой слышимости, преподаватель, маг-воздушник. Быстро убить человека и спрятать его труп на глазах опытного чародея невозможно, а полумер этот наглец явно не боялся. – Я же знаю, что вам хочется залезть со мной под одеяло. Гномская кровь как-никак. Скажите, безбородые, а правда, что ваши женщины настолько горячи, что бросаются на все, что шевелится, и потому-то их из-под гор не выпускают? И где та остроухая стервочка, что все время трется рядом с вами? Мне бы хотелось с ней поразвлечься…
– Когда я окончу академию, – посулил Гроткар, судорожно сжимая пальцы и, видимо, мечтая, чтобы в них оказался топор, – пусть духи гор помогают тебе жить.
Вторую часть старинной клятвы обидчику: "А смерть твою буду нести я, причем медленно" – он не произнес, таким образом не дав повода для обвинения в угрозе убийства. Впрочем, сомнительно, что эта мокрица знает древний фольклор сородичей моего отца.
– Так чего же вы тут собрались? – упорно не желал отправиться по более подобающим ему делам, например дегустации канализационных вод, Мист. – Заговоры плетете, как это принято у вашего нелюдского племени, да? Житья от вас уже в столице нет, все заполонили, вот даже в нашу академию пролезли.
Против тебя, гадость моя, согласна вступить в союз даже с гоблином и дроу. Вот только испытываю некоторую опаску, что представители этих бесчестных народов подобным куском… не скажу чего, могут и побрезговать.
– Или вас, леди Клер, – мое имя и титул он произнес с такой насмешкой, будто они подразумевали как минимум урожденную служительницу борделя, – потянуло к родным корням, причем сразу к двум?
"Если я его пристрелю, меня выгонят из академии. Если я его пристрелю, меня выгонят из академии. Если я его пристрелю, меня выгонят из академии". – Кажется, в восточных странах подобное мысленное напутствие самому себе зовут мантрой, и тамошним монахам и святым оно сильно помогает бороться с разнообразными искусами. Будем надеяться на…
– Впрочем, откуда у этих недомерков возьмется в штанах что-то стоящее? – философски спросила непонятно кого эта пародия на цивилизованного человека. – Сказала бы лучше мне, неужели я бы отказал такой прекрасной полукровке? Да и приятеля бы привел. Или двух.
Тут я неожиданно вспомнила об одном из напутствий отца. И озверела. Вернее, впала в боевое безумие. Холодное, жестокое и полностью контролируемое, как учила тетушка Хильда.
– Ты оскорбил меня! – Странно, но гномы, которые в силу расовой специфики такое чувство, как страх, знают больше по чужим описаниям, отшатнулись. И урод тоже, причем даже на два шага. – И эти слова я смою кровью! Твоей!!!