Из дома выходили тихо, по одному. Первым – силониец. Его в городе никто не знал, ему ничего не грозило. Выскользнул, оглядел пустынную улицу, махнул рукой. Следом метнулась Лизхен с маленьким узелком – всего-то и разрешили ей взять что мешочек со сбережениями, любимую бронзовую статуэтку в виде кота и две серебряные ложки (свадебный подарок). Вместо привычного опрятного платья, кружевного передника с вышивкой и скромного вдовьего чепца на ней была напялена бесформенная старушечья кофта и широченная мятая юбка из гардероба свекрови-покойницы, нечесаные космы выбивались из-под рваного платка, и лицо было перемазано сажей – нищенка-побирушка, да и только! Скажи, что почтенная вдова цирюльника – не поверит никто. За ней вышел маг. Без вечной своей долгополой хламиды и шапочки, с остриженными наспех волосами он выглядел совсем другим человеком. Даже хорошие знакомые, пожалуй, не сразу узнали бы в этом молодом, представительном парне унылого бакалавра Легивара Черного – простая одежда превратила его в типичного обитателя ремесленных кварталов.
Последним уходил Йорген, аккуратно заперев за собой дверь. Он тоже принял участие в маскараде, хотя большого смысла в этом не было – лицо нифлунга, доставшееся ему от матери, никуда не спрячешь. Но оставаться в стороне, когда другие наряжаются, было обидно, лишиться такого развлечения он не желал. Тем более что в хозяйстве покойного брадобрея нашелся великолепный огненно-рыжий парик, белила и румяна, а Лизхен пожертвовала лучшим своим праздничным платьем на бретелях, со шнуровкой по бокам, и шелковой белой рубашкой с пышными рукавами – все равно пропадать добру. Платье ланцтрегер натянул прямо поверх штанов. Сидело оно безобразно из-за отсутствия бюста. Положение немного исправила широкая ифертская шаль, но все равно красавица получилась та еще!
– Йорген, не обижайся, но больше всего ты похож на гулящую девку! – вынес вердикт маг, потому что силониец сказать такое лучшему другу не посмел.
– Главное, что не на колдуна! – хихикнул тот, решительно не усматривая повода для обид.
В общем, компания собралась, прямо скажем, пестрая: благородный силониец, скромный ремесленник, очень нескромная и нескладная девица да нищенка средних лет. "Что связывает этих людей, столь не похожих меж собой?" – непременно должен был возникнуть вопрос. Поэтому сначала шли порознь, на расстоянии нескольких шагов друг от друга: вроде бы не вместе они, случайные прохожие, и только. Однако очень скоро стало ясно: никто на них внимания не обращает, улицы, по которым толпа с факелами уже пронеслась, были совершенно пусты. И как-то постепенно, незаметно для себя беглецы сбились в кучку – вместе было не так жутко.
Душный запах жареного мяса висел над городом. Они ожидали увидеть пожарища, но их не было, все строения стояли целые – в Реонне жил бережливый народ. Зачем портить добро? Еще самим пригодится. Но перед некоторыми из домов догорали огромные кострища, что-то бесформенное, обугленное лежало в них. И мелкие ночные твари, недобитые порождения отступившей Тьмы, копошились в этих горелых кучах, чавкали жадно и громко. В ту сторону лучше было не смотреть.
Только одно здание выгорело дотла, и от раскаленных камней его все еще шел нестерпимый жар – академия.
– Не представляю, как они ухитрились его запалить? – бормотал маг в смятении. – Такая защита стояла, такая защита! Она считалась совершенно неуязвимой…
– Угу. А воины Железного Легиона Смерти считались совершенно непобедимыми! – зло усмехнулся Кальпурций Тиилл, вспомнив что-то свое, личное.
– Что же стало со всеми? С ректором, с профессорами нашими, с лаборантами, с обслугой, кто при академии жил… – продолжал бакалавр убито.
– Ах, Легивар, друг мой! Прошу тебя, давай мы сейчас не станем об этом думать! – взмолился Йорген, и тот послушно умолк. Но про себя подумал все-таки: "Это были сильные, опытные маги. Наверняка кому-то из них удалось спастись. Ну конечно, кто-нибудь обязательно спасся!" Так ему было легче.
Восточный горизонт начинал светлеть, когда они добрались до Северных ворот. Полусонный стражник загромыхал железной калиткой. Отпирать ради четырех пешеходов большие створы он не собирался, больно много чести, даже если один из путников, судя по виду, важный господин. Ничего, калиточкой обойдется, чай, не застрянет. Вот как солнце взойдет, так и ворота можно отмыкать. А до той поры – не обязан.
– Куда подались в такую-то рань? – недовольно пробурчал привратник, обращаясь к высокой молодой девке: рыжая и размалеванная, подолом крутит – из гулящих, видать. – Чего по домам не сидится?
– Как же! – странным, пискливым голосом ответила та. – Ведь большой праздник сегодня! Полночи вашему храму кланялись, к вечерней хотим в Слюст поспеть. Паломники мы, ходим по святым местам, грехи замаливаем.
Стражник сипло хохотнул:
– Да уж! Тебе, девка, видать, есть что замаливать!.. А то, может, эта… заглянешь в каморку ко мне, согрешишь еще разок? А вечером заодно и замолишь. Соглашайся, девка, не обижу!
– Фу! Грех великий в праздник говорить такое, – фыркнула та драной кошкой.
– Грех, грех! Заладила, как хейлиг в рясе. Ладно, скажи тогда, что горело-то в городе ночью? От такущее зарево стояло, – он развел руками над головой, – до неба подымался огонь! А что – не видать было, холм застил.
– Это, дядька, колдовская академия сгорела за грехи. Вот будешь гадости измышлять – и твои ворота тоже сгорят! – выпалила девка, тряхнула юбкой и удрала.
– Девы Небесные, Йорген! – простонал силониец, когда они оказались от городской стены на расстоянии достаточном, чтобы голоса были не слышны. – Ну зачем ты, право, стал вступать в разговоры с этим человеком?! И пищал так ужасно! Это было очень неестественно и подозрительно, он мог нас разоблачить. У меня сердце в пятки ушло от тревоги! – Вообще-то в таком контексте обычно говорят "от страха", но не мог сын славного рода Тииллов позволить себе бояться. Тревожиться – самое большее!
Ланцтрегер хихикнул, он-то от собственного представления был в полном восторге.
– Разве я виноват, что он заговорил именно со мной? Если бы я в ответ промолчал, это было бы еще более подозрительно. И волновался ты напрасно, уж со стражниками-то я справился бы, попытайся они нас задержать… Только не знаю, наверное, неудобно было бы. Подол мешает, слишком длинный…
– Вот именно! – вскричал Легивар с жаром. – Подол! Зачем ты стал его дергать, скажи на милость?! Стоял бы смирно, целомудренно – никто бы на тебя внимания не обратил. А то про грехи рассуждает, а сам юбками крутит, будто блудница из красного квартала! И где только научился?
– У зегойнов видел, – пояснил Йорген с достоинством. – Их женщины всегда так делают. Вот и захотелось попробовать – вдруг тоже получится? И вообще, что вы на меня напали оба? – Он перешел из обороны в нападение. – Разве я виноват, что в образ вошел? Может, во мне внезапно пробудился лицедейский дар?
– Ох, не ко времени он в тебе пробудился, – вздохнул бакалавр. – И из образа можешь пока выходить. Здесь, похоже, все спокойно, никто даже не знает, что творится в Реонне. Да, кстати, что ты привязался к этому несчастному Слюсту? Других городов, что ли, в Эдельмарке нет? – На нервной почве Легивар впал в нездоровую раздражительность и усмотрел еще один повод для недовольства.
– Просто я не знаю других, только Слюст, – миролюбиво отвечал ланцтрегер. Ему не хотелось ссориться. Настроение стало бодрым, и тоска последних недель сошла на нет. Кончилось мирное время, жизнь стремительно входила в привычную с детства колею.
Глава 5,
в которой Легивар Черный соединяет мертвое с живым и демонстрирует отсутствие ложной скромности, а Йорген заводит странное знакомство
Бежит с намереньем жестоким
Ей нос и уши отрубить…А. С. Пушкин
Эдельмарк по праву считался самым густонаселенным королевством запада. Села, деревни и отдельно стоящие хутора встречались здесь буквально на каждом шагу, их разделяло не более двух-трех лиг. В деревнях и хуторах народ жил мирный и состоятельным путникам всегда был рад угодить: удалось очень дешево купить трех лошадей (с лихвой хватило бы и на четвертую, но Лизхен ездить верхом не умела, ее усаживал перед собой Легивар), разжиться запасом еды и кое-каких вещей, полезных в дальней дороге. Но в селах были свои маленькие храмы, и змеи-лестницы кое-где уже успели обвить их стены. В таких местах дорога была перегорожена телегами, и мужики с дрекольем требовали от каждого из путников, будь он пеший или конный, доказательств непричастности к колдовству – целое испытание нужно было пройти. К счастью, действовали они в меру собственных суеверных представлений, не имеющих под собой никакой реальной основы.
Одни воображали, будто колдун не способен переступить через окружность, начертанную рыбьей кровью. Другие были убеждены, что он обязательно обернется серым волком, если перекувыркнется через нож. Третьи желали, чтобы испытуемый три раза читал "Восславим Дев Небесных", а потом широко разевал рот, поскольку на третьем разе у предполагаемого колдуна должен был окаменеть язык. Четвертые хотели не молитв, а заклинаний. Видно, очень умными себя считали, вот и придумали: если колдовскую формулу произнесет человек простой – ровным счетом ничего не произойдет, но в устах чародея она обретет силу и колдовство свершится: вода в ведре покроется льдом (именно на такой эффект была рассчитана раздобытая ими формула). Что ж, Легивар от души веселился, нарочито медленно, по слогам, будто совершенно незнакомый текст, читая предложенное заклинание. Дураки! Разве в одних словах дело?
В общем, испытания были нелепыми до курьезного, друзья наши справлялись с ними легко, так что долго удавалось обходиться без кровопролития. Только у Йоргена однажды возникла заминка с кувырком через нож. Нет, в зверя он не обернулся, на такое способны вервольфы, но отнюдь не нифлунги, хотя и те и другие в равной мере принадлежат Тьме. Произошло превращение несколько иного рода – парик слетел с головы, а под длинным подолом, в котором он благополучно запутался, обнаружились штаны с сапогами. В общем, была девка, стал парень, да еще природы нечеловеческой – чистой воды колдовство! Мужики ощетинились вилами, топорами да дубинами: не пройдешь, нечестивец! На костер его!
Ну что ж? Десять кнехтов, одни вилы, четыре топора, пять дубин… Достал свой меч Йорген фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм, глава Ночной стражи Эренмаркского королевства, привычный выходить один, в темноте, против трех вервольфов, – и отлетела ближайшая рука с топором в дорожную пыль, выпустила топор, заскребла пальцами, не понимая еще, что конец ей пришел…
Все. Больше желающих творить божий суд не нашлось. Мужики с воем умчались за рощу, оставив и оружие свое, и раненого товарища прямо посреди дороги.
– И что нам теперь делать? – спросил Йорген озадаченно. – Ведь помрет. Кровью истечет!
– Туда ему и дорога! – не промедлил с ответом Легивар. – Он тебя сжечь хотел. Поехали отсюда, пока эти олухи не привели подмогу.
Ланцтрегер послушно вскочил на коня… и тут же спрыгнул.
– Нет, я так не могу! Все-таки живой человек… пока.
Ну не умел ланцтрегер Эрцхольм воевать с людьми, что тут поделаешь? Защищать их привык от ночных тварей, а не убивать.
– Надо его перевязать, что ли…
– Надо! – от души согласился благородный силониец и тоже спешился.
Вдвоем они кое-как перетянули обрубок жгутом из куска нижней юбки Лизхен, остановили кровь. Тогда пострадавший открыл дурные от боли и ужаса глаза и сказал: "А-а-а!" Потому что склонились над ним не добрые соседи, а заезжие колдуны.
Легивар Черный брезгливо, двумя пальцами, поднял с земли отрубленную кисть. Помотал перед носом раненого, спросил насмешливо:
– Твое добро?
– М…мое! – промычал тот в панике.
– А хочешь, приращу, пока свежая?
Несмотря на панику, соображал мужик на редкость быстро.
– Хочу, добрый господин! Сделайте милость! Богов стану за вас молить…
Легивар смотрел на несчастного с ухмылкой палача:
– Да ведь это будет самое настоящее колдовство! Ты об этом подумал, грешный? Что твои Девы Небесные скажут?
– Пускай! – истово закивал мужик. – Пускай колдовство! Колесник я, ваша милость! Куды ж мне без руки? По миру только идти! А у меня ртов восемь штук и баба снова на сносях! Помилосердствуйте! – Он пустил слезу и закатил глаза.
– А ты когда ночью вашу ведьму-знахарку старую на костер волок – где твое милосердие было? А ведь она, поди, всех твоих восьмерых принимала, да и тебя самого! – продолжал донимать страдальца маг.
Тот взвыл горько:
– Я ж не со зла! Как все, так и я! Хейлиг велел – мы и пошли… и по… – Тут силы его окончательно покинули.
– Ладно, – проворчал Легивар, опустился на колени и, соединив перерубленные края, принялся что-то бормотать на незнакомом и очень неприятном языке, состоящем едва ли не из одних шипящих, изредка перемежаемых гласной "ы".
У чувствительного к колдовству Йоргена от таких звуков по спине поползли мурашки и странно закружилась голова, пришлось уцепиться за край телеги. Остальным тоже стало не по себе при виде того, что дальше произошло.
Мертвая плоть обрубка вдруг стала выпускать из себя отвратительные выросты, похожие на корни растения, только черные. Они стремительно врастали в плоть живую, как бы сшивая оба края раны. Очень скоро от нее ни осталось даже следа, рука вновь представляла собой единое целое.
Перестав шипеть, Легивар устало вздохнул и похлопал бесчувственного колесника по белой небритой щеке:
– Эй! Принимай работу!
Тот рывком сел, поднес руку к глазам, несколько минут, еще не веря своему счастью, изучал, как шевелятся пальцы, а потом рассыпался в униженных благодарностях.
"Ему повезло, что не видел, как это происходило! – подумал Кальпурций Тиилл. – Безобразное зрелище омрачило бы его радость".
– Ну все, поехали отсюда! – скомандовал бакалавр и взгромоздился в седло.
– Потрясающе! – высказал общую мысль Йорген, когда опасное село осталось далеко позади и можно было сделать очередной привал, призванный дать отдых тем частям тела, что успели за год отвыкнуть от седла. – Не знал, что ты так умеешь. Ты не говорил.
– А я и не умел раньше, – хмыкнул маг. – Первый раз в жизни попробовал – получилось. Зря я, что ли, целый семестр ночей не спал, штудировал "Фийрский Некрономикон"?
Он был очень горд собой. Такую манипуляцию провернуть с его-то жалкой третьей ступенью мастерства! Знай наших! А то всё "теоретик, теоретик"… Жаль, не видел никто из коллег (студиозус-первогодок Йорген не в счет).
– О! Так ты увлекся некромантией? – неприятно поразился силониец. – Друг мой, но известно ли тебе, что это большой грех?!
– Известно, известно, – успокоил Легивар. – И некромантией я не увлекся, просто изучал старинный научный труд по поручению руководства, хотел писать диссертацию, через полгода получил бы степень магистра… А теперь ни диссертации, ни степени, ни руководства того… А! – Он с досадой махнул рукой. – Столько работы гифте под хвост! Хорошо, хоть какие-то практические навыки приобрел. Иначе было бы совсем обидно.
Кальпурций Тиилл с сомнением покачал головой:
– Да, это, конечно, хорошо. Но ты некромантией все-таки не злоупотребляй, не стоит. Она тебя не доведет до добра.
– Да я вообще ее употреблять не собираюсь. Ну, попробовал один раз, забавы ради, подумаешь! Больше не буду никогда. Хочешь, поклянусь? – На самом деле он больше чем кто-либо другой понимал, что с такими "забавами" шутки плохи.
– Хочу, – подтвердил Кальпурций.
Но тут вдруг раздался обиженный до слез голосок Лизхен:
– Ой! А как же я?!
– В смысле?! Что – ты?
Так уж устроена была бедная вдовушка, что не всегда умела с первого раза четко выразить мысль, требовались дополнительные вопросы.
Лизхен взглянула на своего кавалера с осуждением, типа такой ученый, а самых простых вещей не понимает.
– Милый, ну разве не ясно? Сам подумай: мало ли какая беда может случиться в дороге? Вот нападут вдруг злые разбойники с ножиками, чик – и отрубят мне пальчик, а то и всю руку целиком… – Она зажмурилась, представив этакий ужас. – И что же мне, век калекой ходить из-за того, что ты клятву дал? Чужому дядьке помог, а мне откажешь? Я ведь тоже без пальцев шить не смогу, что ж мне, по миру идти? – Вдовушка усвоила, чем можно разжалобить "милого".
– Ах ты, дурочка моя! – Печально вздохнув, маг чмокнул белошвейку в теплый затылок. – Ну не стану клясться, не стану. Не плачь.
– А я знаете, о чем думаю? – вымолвил Йорген, задумчиво теребя рыжий локон, крашенный вольтурнейской хной. – Как бы не вышла тому дядьке наша помощь боком, не спалили бы его соплеменники за то, что позволил свершить над собой колдовство.
Но начинающий некромант не собирался переживать из-за такой малости.
– Не бери в голову. Отговорится как-нибудь. Распознать факт колдовства способен только колдун, а их в селе явно не осталось.
– Да, но все видели, что рука у него была отрублена, а теперь на своем месте сидит. Как такое возможно без вмешательства тайных сил?.. Хотя… Я бы на его месте сослался на Дев Небесных. Дескать, молился усердно и страстно, и те снизошли, явили чудо. И пусть бы кто посмел возразить. Я бы сразу его на место поставил: "Ага! Не веруешь в целительную силу Небес? На костер тебя, грешник, в огонь!" Надеюсь, нашему болвану хватит ума так поступить.
Кальпурций Тиилл подавил вздох. Он был абсолютно убежден, что не хватит, и поспешил сменить тему, чтобы друга Йоргена не расстраивать:
– Скажи нам, Легивар, откуда же ты узнал, что жители села сожгли ведьму, что была она стара, что занималась знахарством и принимала роды? Неужели ты столь глубоко продвинулся в постижении тайных наук, что и в чужой разум научился заглядывать?
Маг на это руками развел:
– Увы! В отличие от супруги твоей и этого юного несносного субъекта, – он кивнул на растянувшегося на травке Йоргена, – я хитрого искусства мыслечтения пока не постиг даже в самой малой мере, чужой разум от меня полностью сокрыт…
Тут Легивар хихикнул. Маг давно заметил, что, пообщавшись какое-то время с уроженцем Силонии, большим любителем красивого слова, они и сами невольно начинают изъясняться излишне цветисто. Он обещал себе больше не попадаться на эту удочку и все-таки снова попался.
– Все много проще. Без своего колдуна и повитухи не может обойтись ни одно село, но те, что победнее, предпочитают нанять знахарку. Чтобы умела всего понемногу: и роды принять, и темную тварь отвадить, и порчу навести. Кое-как, зато дешево, только за стол. Их же, чародеев сельских, содержат всем селом – кормят по очереди, как пастухов. Разве молодая, образованная ведьма согласится на такие условия в наше трудное время? Старухи только, что всю жизнь в этом селе прожили и колдовству у собственных бабок учились… Так что никаких тайных способностей, друг мой Кальпурций, всего лишь знание жизни. Что село бедное, я заметил издали: нет ни одного каменного дома, все крыши крыты тростником – не черепицей, сараи покосились. Вот и сделал верный вывод, и прямо в точку попал! Эффектно вышло, да? – Легивар никогда не стеснялся самого себя похвалить, ложная скромность была ему чужда… и не только ложная, пожалуй.