- Хорошая избенка, - заметил Тангай, когда они вошли внутрь двора и остановились в некоторой нерешительности, вероятно все еще ожидая, что хозяева вот-вот появятся. - От души сколочена. Люблю такие - простые и надежные. И оконца, гляньте, какие маленькие. Нынче так уже не режут. Мне тут как-то вообще чуть не в полстены попались неподалеку от замка. Зачем только двери тогда нужны, непонятно? Сразу видно, где о врагах да о тепле думают, а где дармовые дрова палят да в ус не дуют.
Никто их не окликнул, никто не вышел навстречу. Решив, что правила приличий соблюдены, Хейзит направился к хлеву. Зашел внутрь, вскоре вышел, развел руками. Гверна приблизилась к избе и громко постучала в дверь.
- Следов крови и борьбы нигде не видно, - снова подал голос Тангай. - Значит, сами ушли, по доброй воле. В тун какой-нибудь ближайший подались. На их месте я бы так же сделал. Вместе оно завсегда спокойнее.
Видя, что Гверна не решается открыть чужую дверь, Гийс подошел и повернул деревянный крюк. Дверь тревожно скрипнула и сама подалась наружу.
- Погодите все-то заходить, - предупредительно окликнул женщин Тангай. - Пусть он первым проверит, мало ли что. Обождите пока тут.
Гийс кивнул и скрылся в доме. Было слышно, как он ходит. Приглушенные удары рукой по дереву - и в стене открылось одно оконце, закрывавшееся изнутри деревянным щитком по принципу задвижки.
- Заходите, - бросил из оконца Гийс. - Никого. И есть нечего.
Сима напряженно думал, как быть. Уж больно не хотелось оставаться с этими опасными людьми в четырех стенах. Особенно если придется раздеваться и выяснится, что он неплохо вооружен для бедного страдальца. Тангай подтолкнул его в спину. Пришлось подчиниться. В нос ударил приторный запах гнилой травы, старых углей и влажного дерева. Всего того, что Сима терпеть не мог и что считал скотским уделом бедноты. Сколько ему теперь придется это терпеть? До ночи? Или плюнуть и уйти, сыграв радость по поводу избавления от гибельного подземелья? Пусть только попробуют не отпустить!
Решимость Симы подорвало зрелище, при котором женщины дружно потрошили дорожные мешки, вываливая на большой стол съестные припасы. Не сказать, конечно, чтоб ужас какие аппетитные, но сейчас сгодились бы и они. А есть он хотел уже некоторое время и отчетливо понимал, что даже бегом не успеет добраться отсюда до жилища Томлина прежде, чем умрет с голоду.
Хейзит колдовал у высокой печи с удобной лежанкой под самым потолком, раздувая пламя и осторожно подкладывая в него дрова из стоящей здесь же поленницы.
- Сейчас согреемся, - приговаривал он, пристально всматриваясь внутрь топки и улыбаясь доходившему до него оттуда теплу. - Как же я люблю огонь!
- Если хочешь быстрее согреться, закрыть окно надо, - посоветовал Тангай, подсаживаясь к столу и наблюдая за спорыми движениями женских рук.
- Не вздумайте! - не отрываясь от стряпни, крикнула Велла. - Мы тут совсем без воздуха останемся. Кстати, где-то ведь здесь есть колодец? Нужно воды принести.
Мужчины переглянулись. Хейзит подумал о колодце, но сразу понял, что раз в Вайла’туне в непосредственной близости от Бехемы они далеко не на каждом шагу, то уж здесь, в уединенном торпе, такой роскоши ожидать не приходится. Гийс наблюдал за Симой. Тангай, которому, в отличие от остальных, в торнах бывать приходилось неоднократно и который сам жил вдали от колодезных благ, знал, что жители подобных мест обычно запасаются достаточным количеством бочек и время от времени, когда вода заканчивается, возят их наполнять к ближайшим источникам. Дома Тангай никогда не пользовался колодцами, а нанимал телегу на пару с кем-нибудь из знакомых и отправлялся за водой прямо к реке. Ему не раз говорили, что набирать воду ниже по течению от замка не стоит, поскольку она успевает изгваздаться в тамошних помоях, а из колодцев, мол, она попадает наружу, напротив, очищенной, процеженной через землю. Тангай, однако, оставался верен и этой своей привычке, никого не слушал и лишь в крайних случаях наполнял колодезной водой любимую походную флягу.
- Если они и бочки с собой уволокли, нам придется туго, - честно предупредил он, еще раз оглядывая просторную избу и не находя ожидаемого. - Похоже, что уволокли. Пойду пройдусь по округе. Может, они где в другом месте водичку припрятали.
- Не утруждайся, - спокойно сказала Гверна. - Мы тут все равно надолго не задержимся. Перекусим, отдохнем и двинемся… - Она замялась. - Одним словом, я дорогу, пожалуй, знаю.
Навостривший было уши Сима чертыхнулся про себя. И тут же получил такой могучий удар по затылку, что не успел охнуть, как потерял сознание и завалился на бок. Снова в чувство его привела тошнотворная боль, причем во всей голове. Потолок оказался перед глазами, открытая дверь справа, как крыло, махала под порывами ветра вверх-вниз, спина, прижатая к деревянному полу, онемела от холода, пальцы окоченели, скрючились и не желали слушаться. Попытался подышать на них, отогреть. Боль резко ушла в макушку. Сима закатил глаза и с облегчением подумал, что сейчас умрет. Ничего, однако, не произошло. Только твердый пол и ледяной сквозняк напомнили ему о необходимости спасать свои бренные кости.
Сколько он тут провалялся в беспамятстве? Полдня? День? И кто его ударил? Кто теперь его должник? С кем он должен сквитаться? Потому что оставить все так, как есть, он не имеет права. С ним бывало всякое, но чтобы кто-то лупил его по голове и безнаказанно уходил, такого он не мог себе представить. И не будет представлять. Он найдет этих людей, этих ублюдков, и заставит их вдосталь расплатиться за оскорбление его неприкосновенного достоинства!
В больной голове мелькнула страшная догадка. Схватился за грудь. Так и есть - кинжал пропал. Его обобрали! Лишили единственного оружия! Обрекли на верную гибель: один, без кинжала, вдали от дома, он недолго сможет противостоять трудностям пути через весь Вайла’тун. Под землей еще куда ни шло, но на поверхности Сима чувствовал себя слепым кротом. Кроме того, ему казалось, что он не сможет скрыть свою неприязнь, если не сказать ненависть, к окружающим, и окружающие непременно отплатят ему взаимностью. Зачем он во все это ввязался? Шел бы тихо домой, сейчас уже был бы сыт и обогрет. Так нет же, любопытно ему стало! Разоблачать кого-то вздумал! За славой решил погнаться! Вот и погнался. Это чудо, что ему еще шею не свернули. Пожалели. Поняли, что сам окочурится. Ну что ж, посмотрим…
Сима тяжело перевернулся на бок, приподнялся на локте и наконец неловко встал на ноги. Он ошибся. Болела не только ушибленная голова. Болело и ныло все тело, окоченевшее и задубевшее от долгого лежания. Боясь перевести дух, чтобы не зайтись кашлем, он завалился грудью на стол и оставался в таком положении некоторое время, выжидая, что кровь отхлынет от головы и снова можно будет начать членораздельно думать.
Уходя, они не оставили ему ни еды, ни воды. Понадеялись, видать, что не очнется. И за то благодарствуем. Что же теперь все-таки делать? Пошатываясь, он доковылял до двери и, схватившись за косяк, высунул голову наружу. Мела метель. Ни неба, ни солнца не видно. Едва ли он смог бы выжить, если бы пролежал всю ночь. Значит, это еще все тот же день.
И все тот же торп…
И все тот же амбар где-то здесь…
Ну конечно! О чем он только думал? Ведь можно спастись тем же способом, которым попал сюда, - через подземелье! Добраться до амбара, спуститься по лестнице и разворошить дыру в стене. Нет ничего проще даже в таком незавидном состоянии, в котором он сейчас находится. И тогда слепой крот вновь прозреет!
Идя через двор навстречу промозглой метели, Сима представлял себя дома, в тепле, в толстых носках и с кружкой чего-нибудь горячительного и душистого. Не зря же он собирался по возвращении из Обители Матерей и доклада дяде в первую очередь созвать своих покорных служанок и на весь вечер и часть ночи закатить дружное купанье с перерывами на еду и смелые ласки. Теперь все это приходилось откладывать на неопределенное время. Кстати, дядя уже наверняка хватился его и отправил по следу доверенных людей. Те успели сбегать до Обители Матерей и вернуться несолоно хлебавши. Дядя осерчал. Заволновался. Забеспокоился. Хорошо еще, что Сима с молодых ногтей научился все услышанное держать в голове, никогда ничего не записывать и не передавать никому чужих писем. Хорош бы он был сейчас, если бы вместе с кинжалом Хейзит нашел у него в складках одежды какое-нибудь тайное послание. Сима сам себе состроил рожу и довольно хохотнул. Нет, так просто его не возьмешь.
Потом он подумал об обратной дороге через подземелье и остановился, не обращая больше внимания на снег. Ему предстояло найти обратный путь в замок, но он не был уверен, сможет ли это сделать. Сюда ведь его вел свет чужих факелов. И на дорогу он обращал непозволительно мало внимания. А по пути ему то и дело встречались боковые проходы и перекрестки, где-то он сворачивал, где-то шел прямо, одним словом, в обратном направлении он этот клубок точно сам не распутает.
Дойдя до амбара, по-прежнему гостеприимно распахнутого, Сима отрешенно заглянул внутрь. Никого. Лестница на месте. "Ну что, ты спускаешься?" - словно спрашивала она. Сима угрюмо мотнул головой. Сейчас он чувствовал себя не только безоружным, но и беззащитным. Если бы боги смилостивились над ним, он готов был пожертвовать ради скорейшего возвращения домой всеми своими служанками. Если он погибнет, зачем они ему? Одну или двух он бы, конечно, постарался оставить, но остальным бы сам перерезал нежные шейки. А что, если дать зарок поступить так, если боги, пусть даже сама Квалу, его спасут? Его жизнь за жизнь нескольких хорошеньких девиц. Очень даже справедливый обмен. "Ну, Квалу, или кто там еще, вы готовы вызволить меня из этой передряги?"
Боги равнодушно молчали.
За спиной Симы раздались голоса. Шумные, почти кричащие. Но совершенно непонятные. Забыв про холод и усталость, он машинально юркнул внутрь амбара и хотел было захлопнуть за собой створки, да вовремя спохватился: раз говорят громко, значит, его пока не видели, а закрывающиеся ворота, такие большие и наверняка скрипучие, заметят в два счета. По лестнице, однако, спускаться сразу не стал. Снова любопытство победило в нем страх. Сима залег в снег и с замирающим сердцем подполз на локтях к краю створки. Голоса не стихали, и по ним можно было более или менее точно судить о том, что говорившие сейчас находятся там, где он недавно был, - возле избы.
И в самом деле, высунувшись ровно настолько, чтобы видеть заснеженное пространство одним слезящимся глазом, он различил три фигуры, с головы до ног закутанные в мех и вооруженные короткими луками. У одного из троих за спиной болтался переброшенный через плечо меч. Зверье! Это они! Настоящее лесное зверье! В каких-то нескольких шагах от него. Только они могут так грубо орать, так неуклюже носить меч и так по-детски обрезать луки. Насчет последнего он прекрасно сознавал, что с короткими луками в Пограничье орудовать удобнее, но не мог побороть внутреннее отвращение. Так вот вы какие, извечные враги Вайла’туна! Дикари! Как вас там? Шеважа… Вот и свиделись! И где?! Не в лесу. На земле вабонов! Как сказали бы тупоголовые сверы, в пределах видимости замка. Да когда такое бывало?!
Между тем троица, нигде не задерживаясь и не останавливаясь, по-хозяйски, не стряхивая снега с шуб, прошла в избу. Словно прекрасно знала, что ее там не подстерегает никакая опасность.
Сима смотрел уже в оба глаза. Ждал продолжения. Не могло же все на этом закончиться. Он всегда представлял себе, что шеважа кочуют целыми табунами, или племенами, или ордами, кто их там разберет, но уж никак не троицами. Значит, жди новых шуб. Ишь как вырядились! Не всякий эдель зимой себе такое буйство меха может позволить. Да и каждый дикарь едва ли. Видать, непростые гости пожаловали. У них ведь там тоже, скорее всего, всякие начальники и вожди имеются. Тем, наверное, и уединяться по трое сподручно. Точно, так и есть! Три вождя пришли в заброшенный торн на свой хрю-хрю, на сходку звериную, думу думать в уюте чужой избы. Сима даже развеселился, размышляя над идиотизмом такого предположения.
А ему-то что теперь делать прикажете? Задом-задом обратно в норку? Или продолжения ждать? Или вон из амбара, через низенький забор - и в бега? Народ звать? Ага, еще чего! Пойдут они чужой торн отвоевывать с кольями да лопатами, конечно. Еще и ему достанется. За что-нибудь. Тэвил! Ну и влип, однако!
На самом деле Сима даже не догадывался, насколько влип. Если бы он смог почувствовать обращенные на него сейчас из-за заснеженных кустов враждебные взгляды, хотя бы только те, что хищно щурились поверх оттянутых к плечам упругих стрел с каменными жальцами наконечников, даже ему от отчаяния расхотелось бы жить. Но он не видел их и не чувствовал, а потому преспокойно лежал в шаге от спасительной ямы и вызывал среди затаившихся наблюдателей волну разногласий.
- Он царапает меня ножом, - прошипел Чим, сын одноглазого Зорка, ни к кому не обращаясь, но зная, что его слышат.
На языке кен’шо это означало "раздражать".
- И меня, - как всегда, поддакнул ему Итик.
Оба мальчугана следили за острием стрелы, зажатой в огромной пятерне Гури. Гури целился точно в человека, но тетиву пока не натягивал, в отличие от доброго десятка лежащих в снегу слева и справа от него стражей.
- Илюли убьет моего отца, - продолжал шипеть Чим, имея в виду одного из вошедших в Дом.
- Не бойся, - не оглядываясь, заверил его Гури. - Илюли сам боится.
- У него нет оружия, - понял, что имеет в виду старый воин, Итик. - Он не может убить.
- Тихо! - шикнули на говорунов с обеих сторон. - Тихо!
У них не было приказа никого убивать. Только защищать. На то они и стражи. Вот если бы на подступах к Дому или в Доме оказались те, кто отважился помешать Гелу, молодому, но уже испытанному вождю клана Тикали, сыну Немирда, и Зорку, вождю клана Фраки, брагу Немирда, сойтись на совет с третьим, никому не известным воином из никому не известного клана, вот тогда они не стали бы медлить ни мгновения и превратили любого в дохлого ежа.
Чим переживал за отца, потому что не верил Гелу. С тех пор как кланы Фраки и Тикали объединились, чтобы с помощью огня начать ответную войну против илюли, дела в Лесу стали развиваться в лучшую сторону. Конечно, наступление зимы не сделало жизнь легче, однако было достигнуто главное: враги перестали нападать первыми. Теперь воины могли надолго оставлять свои стойбища без присмотра и не беспокоиться о том, что в их отсутствие произойдет непоправимое. Они собирали большие отряды и обрушивались всем гуртом на Дома илюли. После того, первого Дома, который сгорел дотла, Чим участвовал еще в двух удачных нападениях, завершившихся гибелью всех защитников. За которую никто не мстил, как прежде.
Атаками на Дома илюли верховодил Зорк. Но выбор Дома и все связанные с этим передвижения обоих кланов определял Гел. Самолично. С наступлением зимы он даже перестал созывать советы старейшин. Зорку это не нравилось, многие тоже роптали, но ничего поделать не могли: Гел ни разу не ошибся в выборе направления и очередности действий. Поговаривали, что ему дают советы. Мелик, единственный из оставшихся в живых братьев Кепта, бывшего помощника Зорка, тоже ныне убитого, и занявший его место подле вождя, относился к Гелу недоверчиво и считал, что тому помогают. Причем не кто-нибудь, а сами илюли. Как такое могло бы случиться на самом деле, Чим не представлял, но был еще Гури, не раз выходивший в разведку из Леса и проникавший внутрь Домов илюли, и этот Гури утверждал, что илюли бывают разные. Означало ли это, что кто-то из них мог настолько испугаться вторжения жителей Леса, чтобы стать предателем? Чиму в это верилось с трудом. Зорк многозначительно поглаживал бороду, ни с кем из друзей не спорил, однако на Гела с некоторых пор посматривал с подозрением.
И вот сегодня на рассвете он сообщил, что берет их с собой на важную встречу и что кроме него и Гела на ней будет кто-то еще. Этот "кто-то еще" объявился, когда они уже подходили к опушке Леса. Он был один, и поначалу это обстоятельство успокоило Чима. Высокий, одет, как и они, в длинную шкуру, скрывающую голову и пол-лица. Вооружен обычным коротким луком. О цвете его волос нельзя было судить наверняка, поскольку у незнакомца отсутствовала борода. Чим знал, что только некоторые илюли удосуживаются скоблить себе подбородки, чтобы на время избавиться от растительности и походить на юношей или женщин. Значило ли это, что незнакомец и был илюли? Когда он заговорил, Чим вынужден был усомниться, потому что его кен’шо звучал безупречно. Незнакомец сказал, что они должны выйти из Леса и идти через поле к ближайшему Дому, в котором уже давно нет хозяев. И что именно там они будут разговаривать.
Чиму это предложение совсем не понравилось. С какой стати идти куда-то, если можно обо всем договориться прямо здесь? Он попытался вразумить отца, однако Зорк почему-то верил незнакомцу. Он сказал, что так надо и что все будет хорошо. Чим надеялся на здравомыслие Гури и Малика, но те не решились спорить с вождем. Всю дорогу через заснеженное поле до Дома Чим ждал засады, к счастью, не дождался и теперь с растущей тревогой всматривался в притаившегося у всех на виду илюли.
А Сима ни о чем этом не догадывался, терзался сомнениями и… оставался на месте. Несколько раз ему, правда, казалось, будто за ним наблюдают, однако вокруг все было тихо. Высовываться и проверять очень не хотелось. Он даже сумел побороть натужный кашель в груди и просто лежал боком в снегу, мечтая о чем-нибудь горячем и ожидая скорейшей развязки.
И все-таки появление двух фигур в меховых шубах снова стало для него неожиданностью. Дикари оставили за собой дверь избы распахнутой и, не останавливаясь, устремились через двор к забору. Один с луком, другой - с мечом за спиной и большим мешком в руке. Третьего видно не было. Эти двое уже не разговаривали. Тот, что был с мечом и мешком, первым перемахнул через забор и скрылся в кустах. Второй замешкался, махнул кому-то рукой. Симе показалось, что кусты прямо напротив амбара на мгновение ожили, но это ему, конечно, только показалось. Второй исчез следом за первым.
Сима перевел дух и громко закашлялся.
"Выходить или ждать дальше? Третий дикарь по-прежнему находится в избе. Едва ли он спит. Скорее всего, затаился и готов встретить непрошеных гостей острыми стрелами. Мне он не даст даже войти. Представляю, как там теперь воняет этим зверьем!"
Сима поднялся на колени, все еще не решив, что делать, когда на пороге избы наконец показалась третья фигура. Она напомнила ему его самого, когда он только опомнился после удара по голове и пытался сообразить, куда податься дальше. Дикарь одной рукой держался за косяк, а другой щупал свой живот. Вероятно, ему стало нехорошо, потому что ноги у него подкосились и он молча рухнул, осыпался, как опустевший мешок. "Ранен! - мелькнуло в голове у Симы. - Те двое за что-то расквитались с ним. Вот бы узнать за что!"
И тут он понял. При падении меховой капюшон съехал набок, и Сима с изумлением увидел голову незнакомца: волосы длинные, но совершенно не рыжие, а обыкновенные, светлые, как у большинства вабонов. Отсутствовала и борода, что указывало на его принадлежность к более благородным обитателям Малого Вайла’туна.