От моста возвращался не спеша, вразвалочку. Теперь он мог только ждать и верить в успех. Сейчас его главная работа была здесь, куда к вечеру должны доставить доспехи и куда, если повезет, дойдут сведения о спасении Демвера. Если он вообще жив после удара дикарским мечом в живот, что само по себе будет чудом. В чудеса Ахим давно не верил. В настоящей жизни ему то и дело открывались такие глубины, что чудесному там просто не оставалось места. Поэтому он привык верить в самые несбыточные вещи, которые от этого происходили нисколько не реже, чем заурядные.
Он вытащил на крыльцо удобное плетеное кресло - подарок родни - и расположился в нем, положив арбалет на колени. Зимнее солнце приятно припекало. С крыши скатывались подтаявшие комки снега и шлепались в сугробы. Так бы и сидеть, не зная бед, до скончания века! Никаких волнений, тепло, ни ты никому, ни тебе никто не нужен. Вспомнил, что забыл позавтракать. Изображая старческую усталость, встал с кресла и сходил за еще не начавшей черстветь краюхой душистого хлеба и увесистым отрезом свиной колбасы. Чем не достойный завтрак бдительного сторожа! Свининку можно было бы и хренком сдобрить, да уж ладно, и так сойдет.
Он откинулся на широкую спинку кресла, прищурился в небо и увидел кружащую над головой стайку хохлатых соек.
Неужели наступит когда-нибудь время, когда он сможет вот так же беззаботно предаваться радостям жизни, а не думать постоянно о том, чтобы эту жизнь создать и защитить? Чтобы не ценить мгновения покоя, а жить ими с рассвета до заката, вершить добро и не противостоять злу. И пусть это не будет называться счастьем, потому что счастье отчего-то, как считается, должно быть скоротечным, по ради этого сегодня стоит пожертвовать покоем, а если придется, то и самой жизнью.
Сойки расселись на ветвях ближайшей сосны, боком к нему, и стали крутить головками, одним глазом разглядывая улыбающегося и почти нестрашного старика, а другим - следя, все ли спокойно в лесу. Им хватило вчерашней стычки с беркутом, который откуда ни возьмись врезался в их дружную стаю и с лету сбил всеобщую любимицу Синебрюшку, которую больше никто не видел, хотя они потом ее даже поискали и покликали. Беркут остался доволен охотой и позволил им спокойно порхать дальше. Вожаки посчитали, что Синебрюшке просто не повезло: беркуты редко подлетали так близко к человеческому жилью, даже когда голодали. А человеческое жилье здесь было повсюду. Теперь и зимой можно было не улетать подальше на север, к горам, а оставаться здесь и неплохо существовать, кормясь по дворам и ночуя под крышами теплых изб. Вот и сейчас, завидев их, старик начал весело насвистывать и бросать себе под ноги рассыпчатые хлебные крошки. Напрасно только хлеб переводит: они не настолько ему доверяют и не настолько изголодались, чтобы купиться на свист и покинуть надежное укрытие в ветвях. Придется ждать, пока он не уберется восвояси. Вот он, кстати, уже встает и ногой стряхивает крошки с крыльца на снег. Теперь не страшно! Теперь можно хоть обклеваться! Теперь можно наперегонки!
Стайка соек соскользнула с дерева и разбежалась по сверкающему снегу под крыльцом. Крошки закончились быстрее, чем они ожидали. Старик ушел в дом, так что продолжения не будет и больше здесь делать нечего. Пичуги для порядка вернулись на прежние ветки, посовещались и устремились друг за другом через заснеженные кроны туда, где утром они обнаружили куриный двор и целые горки лежалого, но вполне съедобного проса.
Каждая в отдельности, они едва ли отыскали бы нужное место среди множества похожих друг на друга двориков при дымящихся теплыми дымками избах, но вместе сойки каким-то образом безошибочно находили правильное направление и вскоре уже пикировали на заледеневший куст крыжовника, одиноко притулившийся у высокого забора. Отсюда хорошо просматривалось все пространство аж до калитки, сплошь заставленное покосившимися сарайчиками, из которых доносилось недовольное кудахтанье. Куры никогда не ценили того, что имели, просто потому, что умели нести яйца, которые нравились людям. Если бы сойкам давали столько же еды, они бы, наверное, тоже научились это делать. Но поскольку никто им просто так ничего не давал, они предпочитали откладывать потомство подальше от посторонних глаз. А однажды им даже пришлось увидеть, как курица сломя голову носится по двору… ну, почти сломя голову, поскольку как раз головы у нее в тот момент и не было. Но ведь не все же попадают под топор. К чему такое постоянное недовольство сытой жизнью?
- У нас опять гости, - заметила Мев, кивая на оживший куст. - Смотри, Шелга, привадишь, они тебе летом все посевы склюют.
- А я их и не приваживаю, - ответила кареглазая девушка, из-под наброшенного на голову платка которой выглядывали плохо уложенные соломенные пряди. - Просто я вчера вечером разносила корм и не заметила в темноте, что корзинка прохудилась. Неужели тебе жалко? Я хотела сказать, неужели тебе не жалко этих бедных пичуг?
Подруги стояли за дальним сараем и с улыбкой наблюдали из своего укрытия за действиями голодной стайки. Сойки недолго задержались на кусте и дружно спорхнули на снег, где принялись торопливо склевывать пшенные дорожки. От созерцания этой мирной сценки их отвлекли далеко не мирные крики с улицы. Переглянувшись, обе молодые женщины побежали к калитке смотреть, что происходит. Шелта успела подумать, не разбудит ли шум спавшего в доме ребенка.
Картина, которая открылась перед ними прямо за оградой, заставила обеих широко разинуть рты. Заварушки в их местах не были редкостью, но чтобы трое здоровенных мужиков среди бела дня нападали на беззащитную старушку с явным намерением ее укокошить, а она еще и оказывала им сопротивление - такого они припомнить не могли. А увидели они собственно вот что.
Посреди улицы стояла старая телега, запряженная здоровенным тягачом - мощным ухоженным конем, явно попавшим под эту истершуюся от времени оглоблю из другого, богатого мира. Коня держала под уздцы круглолицая старуха с нехорошим взглядом близко посаженных глаз. И не просто держала, а не пускала вперед, хриплым голосом изрыгая проклятия, обращаясь к четырем мужчинам в телеге, вскочившим от такой наглости на ноги. Беззубый рот старухи не закрылся даже тогда, когда трое из четверых спрыгнули на снег и попытались силой оттащить ее в сторону. Что именно она им говорила, потрясая над головой клюкой, подруги не могли разобрать, но звучали ее слова не столько как ругань, сколько как заклинания сумасшедшей. Чуть поодаль впереди выжидательно гарцевали еще два вооруженных всадника, вероятно сопровождавших телегу и теперь не знавших, стоит ли вмешиваться в столь необычное противостояние.
- Да прибей ты ее наконец, Каур! - крикнул четвертый мужчина, остававшийся все время в телеге.
Дальнейшее произошло в одно мгновение, хотя наблюдавшим за этим подругам оно показалось чуть ли не вечностью.
Самый широкоплечий из трех, седой и бородатый верзила, выхватил из-за пояса увесистый топор и замахнулся. Старуха каким-то чудом умудрилась вскинуть свою клюку как щит и приготовилась отразить удар. Великан почему-то медлил, но тут его опередил второй из нападавших, помоложе первого и вооруженный коротким мечом. Он напал на старуху с другого бока, и ей пришлось уворачиваться. При этом Шелте и Мев показалось, будто топор седобородого умышленно промахнулся мимо жертвы и почти отбил лезвие меча. Вероятно, так получилось случайно, однако старухе даже это не помогло: меч задел ее руку под шубой, и рукав обагрился хлынувшей из раны кровью. Старуха подняла истошный крик и повалилась спиной на сугроб, все еще пытаясь отогнать нападавших здоровой рукой, в которой сжимала клюку. Всадники закружились на месте, сдерживая возбудившихся коней. В этот самый момент откуда ни возьмись на дерущихся, словно тени, налетели еще две но виду женские фигуры, правда, повели себя при этом совершенно не по-женски. Обе оказались вооружены длинными палками, вероятно, железными, поскольку при ударах о лезвия двух мечей и топора издавали характерные звенящие звуки. Они с такой яростью и с таким проворством обрушились на троих громил, что те сразу же забыли про раненую старуху и стали, как могли, защищаться, что оказалось посложнее, чем нападать. Странные женщины били сильно, двигались с неуловимой быстротой и, похоже, совершенно не боялись противников. Шелта первой заметила, как четвертый мужчина, остававшийся все это время в телеге, выпрямился и попытался попасть в спины женщинам тонкими дротиками, которые стал метать проворно и довольно умело, как ножи. Шелта предостерегающе крикнула на всякий случай, хотя женщинам ее помощь вряд ли была нужна: ни один из брошенных дротиков так и не достиг целей, которые ни на миг не оставались на месте. Зато ее крик напомнил женщинам о четвертом противнике, и одна из дерзких воительниц, отбившись от наседавшего на нее великана, бросила подругу и устремилась к телеге. Почувствовав неминуемую опасность, мужчина заорал, дернул свободные поводья, и конь побежал мимо дерущихся пока неторопливой рысцой, но уверенно набирая ход. Женщина попыталась заскочить на телегу, получила неожиданно сильный удар в грудь ногой и отлетела на снег.
- Каур! - завизжал возница. - Ко мне! Бросай их тут! Сами подохнут! Едем!
Драка прекратилась так же внезапно, как началась.
Мужчины, беспрекословно подчиняясь надрывному визгу, на ходу повскакивали в телегу, то и дело оглядываясь, не гонятся ли за ними отважные женщины. Но те уже сами потеряли к ним всякий интерес и склонились над безжизненным телом старухи.
Шелта и Мев, не сговариваясь, бросились им на помощь. Из соседних изб тоже стали выходить люди, так что в конце концов вокруг женщин образовалась небольшая толпа зевак.
- Несите ее к нам, - распорядилась Шелта, обнаружив из-за плеча одной из женщин, что храбрая старушка еще дышит. - Вон наш дом. Тут рукой подать.
- Есть широкая доска или какие-нибудь носилки? - На Шелту из-под вязаного капюшона смотрела совсем еще юная девушка. - У нее рука почти не держится…
С носилками помог расторопный сосед, который на пару с женой сам занимался врачеванием на всю ближайшую округу. Он опрометью убежал домой и вернулся не только с носилками, но и с мешком всяких снадобий. Правда, откровенно признался, что больше мастак по всяким слабительным да жаропонижающим, нежели по ранам от меча или топора. Женщины ничего ему на это не сказали, осторожно переложили старушку на носилки и сами вдвоем подняли их, велев Шелте показывать дорогу.
- Да вот наша калитка. Тут и идти никуда не надо.
Толпа осталась на улице и теперь неспешно расходилась. Старуху никто здесь не знал, драку почти никто увидеть не успел, так что особо судачить было не о чем. Женщины настояли на том, чтобы даже сосед-врачеватель не утруждал себя понапрасну, мол, они сами прекрасно справятся. Старушку переложили на стол в горнице, носилки вернули, а вот мешок со снадобьями покамест придержали. Мев обещала сразу же занести его обратно, когда он им больше не понадобится.
Заплакал разбуженный ребенок, и Шелта пошла его утешать, оставив женщин и подругу заниматься раненой.
Светловолосый мальчуган был вылитой копией отца. Не Хида, мужа Шелты, что незадолго до зимы погиб на подожженной дикарями заставе, а того, кого она имела неосторожность полюбить за безрассудную храбрость и доброту. Точнее, за голубые глаза, которые передались и сыну. Она и назвала его в честь отца - Локлан…
Когда она снова вышла из комнаты с малышом, заснувшим прямо у нее на груди, самая необходимая помощь старушке была оказана. Слегка очумевшая от увиденного, Мев водила смущенным взглядом по забрызганной кровью горнице, но обе женщины, одна из которых привязывала посиневшую руку к телу раненой, а вторая наскоро смывала с себя пригоршнями снега следы операции, работали слаженно и деловито.
- Простите, что все вам тут перепачкали, - сказала одна из них. - Вы очень нам помогли. Ей помогли. Сейчас мы ее заберем.
- Кто вы? - нашлась с вопросом Шелта. - Это было… это было поразительно…
- Меня зовут Т’амана, - не отрываясь от перевязки, бросила через плечо та, что выглядела постарше. - Защищать свою честь нас когда-то научили в Айтен’гарде.
- Так вы из Обители Матерей? - поразилась Шелта. - Всегда мечтала там побывать.
- Тогда помоги-ка мне.
Они втроем подняли раздетое тело тяжело дышащей старухи, а вторая из женщин проворно подсунула под нее одну из частей разрезанной пополам шубы. Остальную одежду положили сверху и накрыли второй меховой половиной, чтобы раненой было тепло.
- Ее нужно отвезти домой, - сказала Т’амана, глядя на подругу.
- Зачем вы спешите? - стряхнула с себя оцепенение Мев. - Вы ее такую не довезете. Пусть полежит у нас. Она ваша знакомая? Как ее зовут?
- Радэлла. Она, насколько мы знаем, живет довольно далеко отсюда, почти на самой окраине, неподалеку от Пограничья. Путь туда действительно не короткий. Но я не уверена, будет ли она в безопасности здесь.
- Не смейтесь, Т’амана, - улыбнулась Шелта. - Мы тут живем тихо и мирно, к нам даже гости не заходят. Видели, как народ сбежался на ваше побоище? Здесь люди к таким вещам непривычны. Дальше семейных ссор дело обычно не заходит. И уж с Пограничьем это никак нельзя сравнить. Там недавно погиб мой муж, так что я точно знаю.
- Соболезную, - кивнула Т’амана. - Зато сынок получился прелестный. Если он у вас спокойный и не будет бояться, то, пожалуй, я бы воспользовалась вашим гостеприимством. Ты как считаешь? - Она снова посмотрела на юную подругу. - Вы тут вместе живете?
- Я тоже была женой ее мужа, - тихо пояснила Мев и потупилась. - Теперь на нас все хозяйство. Кстати, хотите есть? У нас и обед уже готов.
- В другой раз, - ответила Т’амана, подхватывая с пола шубу и делая подруге знак, чтобы та тоже собиралась. - Если бы вы позволили, чтобы она полежала у вас до вечера, мы были бы вам очень признательны. У нас сейчас еще осталось несколько неотложных дел, а к вечеру или даже раньше сюда прибудут еще сестры из Обители и заберут Радэллу. Хорошо?
- Конечно, если так нужно…
Для Шелты и Мев все происходило и менялось слишком быстро, чтобы они успевали что-либо понимать и задаваться своевременными вопросами. Оставалось только пожимать плечами, смущенно кивать и соглашаться.
- Тогда так и порешим. Раненой не разрешайте вставать, не давайте ничего, даже воды. У вашего соседа я нашла хорошее успокоительное, так что, думаю, она будет все это время просто спать. И пусть рука остается привязанной к телу. Я, как могла, ее пришила, но рана еще не скоро заживет. К счастью, кость не сильно пострадала. Так что надежда есть. Вы обе молодцы. Мы вам очень благодарны. Думаю, еще как-нибудь свидимся.
Она подхватила свою железную палку, стоявшую при входе, и, не оглядываясь, вышла на улицу. Подруга молча последовала за ней, только улыбнулась на прощание.
У калитки Т’амана остановилась. Убедившись, что никто их не слышит, торопливо заговорила:
- Нам повезло, что мы вышли сюда каждая своим путем. В одиночку я бы не справилась. Ты молодец.
- Меня послала Гормдор’айтен. Велела следить за нашей бравой старушкой, чтобы с той ничего плохого не случилось. Кто же ожидал…
- Ты не виновата. А я шла по следу за этой злосчастной телегой, чтобы не дать им совершить еще одно злодеяние. Похоже, я ее теперь упустила. Что ж, придется наверстывать.
- Т’амана, я могла бы тебе помочь…
- Ты и так достаточно помогла. Теперь от тебя зависит, сумеет ли Радэлла выкарабкаться. Поспеши в Обитель и первым делом расскажи о случившемся Корлис. Именно ей. Она в этом деле разбирается лучше, чем Кармита, поверь. Просто передай, что встретила меня, опиши, как все получилось, и попроси повозку получше да несколько сестер в помощь. И еще обязательно, чтобы приехала Куна. Без настоящего лекаря, боюсь, она долго не протянет. Заражения, надеюсь, нет, но она потеряла слишком много крови для своего преклонного возраста.
- Спасала внучку, как я слышала.
- Не лучший способ. Ну да теперь уже не нам судить. Ты все поняла, моя дорогая?
- Да, Т’амана.
- Удачи. Увидишь Ведану, передавай привет.
Она похлопала девушку по меховому плечу и побежала вдоль дороги, радуясь, что глубокие следы колес хорошо видны на утоптанном снегу. Колеса! Какому идиоту взбрело в голову ездить среди зимы на колесах, когда все нормальные люди, у кого есть телеги, ставят их на полозья? С другой стороны, сейчас ей это только на руку. Потому что следов от саней множество, и еще один просто затерялся бы. А этот ни с чем не спутаешь. Да и каким бы мощным ни был их конь, тащить на колесах четверых здоровых мужиков у него быстро никак не получится. Так что надежда нагнать их и выполнить поручение, которое доставил ей поутру гонец от Ахима, еще есть. Только никаких больше глупостей и неравных схваток. Просто чудо, что те двое всадников, что сопровождают телегу, не вмешались. Вероятно, побрезговали связываться с женщинами. Напрасно. Найдется и на них управа. Ведь не только к ней добежал гонец. Сейчас по окраинам Вайла’туна не меньше двух дюжин таких, как она, в поисках этой телеги рыщут. Вот бы послать им весточку! Гонец от Ахима за утро был вторым. Первый довольно точно указал, где искать пропавшего военачальника из замка, Демвера Железного. Торпов неподалеку от Пограничья не так уж много. При желании их можно за день все проверить. Чем сейчас большинство и занимается. Плохо только, если им второе послание не дошло. Вот бы сюда парочку гардиан из Обители: они бы все сами спокойно сделали. Троица в телеге сильная, могучая, даже можно сказать, да и тот, что все больше орал, видать, не лыком шит, но гардианы проходят такую школу, что ни один богатырь мужеского рода долго не устоит. У мужчин вообще больше уязвимых мест, чем у женщин, да и устают они быстрее.
Она на бегу переложила палку в левую руку и прибавила ходу.
Кто-то окликнул ее по имени.
Из проулка появились двое. Она сразу узнала кузнеца Атмара и его старшего сына и помощника Гвидана. Атмар придерживал у бедра меч в простых кожаных ножнах. У Гвидана сзади торчал из-за пояса обычный топор, а в левой руке он обратным хватом сжимал рукоятку кинжала, лезвие которого пряталось в рукаве. Судя по всему, они как раз получили вторую весточку от Ахима и были готовы драться. Это очень, очень хорошо!
Некоторое время они бежали рядом молча. Потом Т’амана почувствовала, что Атмар начинает задыхаться.
- Ты в доспехах? - поинтересовалась она, переходя на шаг.
- Иначе я не был бы кузнецом, - отмахнулся Атмар и несколько раз с силой выдохнул клубы пара. - Ты знаешь, куда мы так несемся?
- Вон прямо у тебя под ногой след от колес телеги. Нам нужно ее догнать. Проехала теперь уже довольно давно. В ней четверо. И еще двое на конях.
Атмар попытался снова побежать, однако его хватило ненадолго. Гвидан тоже особой прыти не проявлял. Кто к чему привыкает. Махать топором или молотом они могли бы с утра до ночи, а вот бегать кузнецам приходилось крайне редко. Но ведь не разделяться же им теперь. Т’амана сделала вид, что тоже запыхалась и предпочитает быструю ходьбу. Заодно так они меньше привлекали к себе внимание. Бегущий с оружием человек всегда подозрителен, особенно в здешних местах, все дальше отстоящих от замка и все ближе расположенных к враждебному Пограничью.