Седло оказалось удобнее, чем она предполагала. Верхом ей ездить приходилось тоже совсем не часто, однако сейчас у нее было настроение вспомнить молодость, а заодно доказать всем своим поведением и местом единственного всадника, что здесь приказы отдает она. Мужчины с готовностью слушались ее и без этого, однако она хотела быть главной, во всяком случае, в собственных глазах. Ей вспомнилось, как в юности она белой завистью завидовала Кармите, чье слово становилось законом для любой гардианы. Именно эта зависть заставляла ее заниматься больше и упорнее подруг и в итоге сделала лучшей. Во всяком случае, самой ей так казалось. Вероятно, Кармита почувствовала ее тайное желание, потому что в один прекрасный день Т’амане указали на дверь. Не грубо и не впрямую, а очень вежливо и под общепринятым приличным предлогом: служба Обители требует от лучших сестер самопожертвования, что в ее случае сводится к оказанному ей доверию - ее отправляют в Вайла’тун и требуют стать обычной женщиной, то есть на самом деле глазами, ушами и руками всех трех Матерей - Белой, Синей и Черной. Зеленая, Лодэма, не в счет… Ее дела и заботы повернуты внутрь обительской жизни, тогда как благополучие и процветание остальных во многом зависит от внешнего мира.
С тех пор она бывала в Обители лишь изредка и всегда - под каким-нибудь благовидным предлогом, как сегодня. Пользуясь случаями, она с грустью убеждалась, что жизнь там ничуть не меняется, все течет своим чередом, Кармита по-прежнему у власти и не собирается выпускать ее из рук, а Корлис, с которой Т’амана сошлась довольно близко еще до своего "выселения", прекрасно с ней ладит и никогда не станет помогать Т’амане, если выражаться открыто, занять ее место. Кармите было немало зим, хотя она прекрасно выглядела и много чего еще умела и могла, однако Т’амана считала многие ее решения недальновидными и даже вредными для гардиан. Скажем, хотя Т’амана никогда не присутствовала на советах Матерей и могла лишь догадываться о принятых решениях по следовавшим за ними распоряжениям, она чувствовала, что Кармита прекрасно чувствует себя в раз и навсегда взятой на себя роли послушной исполнительницы, верной когда-то данному слову стоять на службе Обители и ее интересов. Т’амана тоже произносила эту клятву, однако она отчетливо видела, что постепенно гардианы начинают восприниматься чуть ли не как их белые сестры, фриясы, красивые, умелые и… безропотные. Это было, мягко говоря, недостойно гардиан. Вероятно, виной всему затянувшееся затишье, когда все обучение, все мастерство женщин-воительниц заканчивается службой либо скучающими без дела сторожами в той же Обители, либо, в лучшем случае, охранницами какой-нибудь более или менее важной персоны. Причем эта персона зачастую воспринимает их как свою собственность и может позволить себе раскатать губу и распустить руки. Кармите об этом неоднократно доносили, она все прекрасно знала и тем не менее никак не реагировала, кроме никчемных увещеваний и переводов девушек на другую службу, а точнее, их простой замены на более покладистых. Разве к этому должны сводиться обязанности настоящей Гормдор’айтен?
Она заметила, что машинально подгоняет коня и уже достаточно далеко оторвалась от саней и тем более от телеги, не слишком облегчившейся после пересадки. Покружила на месте, погладила варежкой мягкую гриву, потерлась о нее щекой и вспомнила последний разговор с Гвиданом. А может, и вправду к тэвилу все эти переживания? Парень молод и неплох собой, явно горит искренним желанием, ничего лучшего она пока не видела; некогда казавшийся привлекательным Ротрам увлекся другой, ей до жути наскучило засыпать и просыпаться одной, а там, глядишь, еще и дети пойдут, она станет действительно обычной женщиной, и тогда пропади пропадом Кармита, Корлис и те, на ком сейчас, получается, для нее сошелся весь белый свет. Вот именно, что белый. Цвет невинности и насквозь лживых фрияс. Оказавшись, как и она, за стенами Обители, они неплохо устраиваются, становятся женами всяких важных эделей, умело вертят мужьями, как им велит Дония, живут в достатке и любви и заботятся лишь о том, чтобы всем нравиться. Смогла бы и она так? Вряд ли. Все-таки она, можно сказать, родилась с оружием в руках и не мыслит себя просто нежной и домовитой женой. Вероятно, поэтому она в душе согласна уж если связывать с кем-нибудь свою жизнь, то желательно с тем, кто сам связан с оружием, железом, ударами и силой. Атмар женат, на него она даже при желании не имеет права претендовать, зато его старший сын смело рвется в бой, отец об этом догадывается, так что ей осталось только подыграть, чтобы со стороны это выглядело не более чем ее уступкой. Надо будет еще подумать на досуге.
- Ты не слышишь, что ли, как я тебя звал? - возмутился наконец нагнавший ее Исли. - Нужно подождать твоего друга Каура. Он единственный знает правильную дорогу.
- Я что, куда-то не туда вас завела? По-моему, тут даже свернуть некуда. - Она кивнула на сугробы по обеим сторонам.
- Почему ты не хочешь по-прежнему держаться вместе? Раньше у нас это неплохо получалось.
- Я? Почему не хочу? Мы вместе. Или тебе страшно, приятель?
- Мы без тебя скучаем, - заметил из саней Ниеракт. - Особенно твой пленник.
- Он наш пленник, - поправила она. - И если он скучает, развлеки его. У тебя ведь наверняка при себе какая-нибудь глиняная свистулька.
- Правильно, - подхватил Исли. - Вставь ее ему в зад, может, прок какой выйдет. Раньше он хоть выл, а теперь совсем замолчал.
Подкатил Каур.
- Первым делом, когда вернемся, прилажу к телеге полозья. Сплошное мучение. Радэлла только спасибо скажет.
- Так это ее телега?
- А чья же? Будь она моей, я бы давно управился. Ладно, поехали пока прямо. Здесь уже не так далеко осталось.
Т’амана сама удивлялась тому, что дорога в этих краях настолько приличная и наезженная, что конские копыта не вязнут в снегу. Впечатление было такое, будто местные жители после очередного снегопада вооружаются лопатами и выходят чистить ее от одного торпа до другого. Или у всех сани, и они по многу раз на дню катаются друг к другу в гости. Что было бы непозволительной роскошью даже в Малом Вайла’туне.
- Как вы такого добиваетесь? - полюбопытствовала она, пропуская сани Исли вперед и подлаживая бег коня под неспешную езду телеги.
- Чего именно? - покосился на нее Каур.
- Насколько я могу судить, тут живет не так уж много людей, телеги и кони есть далеко не у всех, а дорога все равно что в черте Стреляных стен, не только хорошо заметна, но и почти не проваливается.
- Земля сама ее такой делает.
- В каком смысле?
- Тепло, - пояснил Каур. - От земли поднимается в этом месте тепло, снег постоянно проседает и становится плотным. По весне она тоже первой растает. Правда, грязь будет.
"Придурки, - думал, прислушиваясь к их разговору, Сима. - Земля теплая! А почему земля теплая? Потому что под ней пролегают коридоры с теплым воздухом. Вот и подтаивает снег. Но вам об этом никогда не узнать".
- А сам ты чем у себя там занимаешься? На кузнеца больно смахиваешь.
- Нет, - усмехнулся старик. - Я не по этой части. Хотя погнуть железки - это мы с ребятами моими зараз.
- Чего же делаете тогда?
- А все. Чего только не делаем. Себя кормим. Поле у нас имеется. Вот и пашем. Иногда на охоту ходим. Иногда соседям, с чем попросят, помогаем. Сама скоро увидишь, нас там не так уж и много обитает.
- Чего-нибудь на продажу делаете?
- Какую такую продажу? Я как со сверами завязал, зарекся в Вайла’тун нос совать. Нечего там нормальному человеку делать. Сейчас вон впервые зим за пятнадцать в тамошних местах оказался. Нет, нам за ненадобностью.
- Без денег, значит?
- Они нужны, когда ничего делать не умеешь. А мы все, что нужно, умеем. Сосед у нас есть, Вайн, охотник заядлый, тот да, все лишнее на рынок свозит и всякое барахло потом домой тащит. Ну, ему простительно, у него хошь не хошь, а две жены имеются. Радэлла вон тоже время от времени телегу эту свою туда гоняет. Так у нее внучка-молодуха. А нам, мужикам, чего? Мы сами по себе неплохо живем.
- А косичка давно у тебя? - осторожно спросила Т’амана.
Каур выждал, пока передние сани отъедут подальше, покосился за спину, на покойников, не слышит ли кто, потом смерил собеседницу недоверчивым взглядом, помолчал и в конце концов ответил со вздохом:
- Со сверов еще.
- Ясно.
- А кроме тебя многие про меня знают? - В голосе старика звучала неподдельная тревога.
- Кто со мной, все знают.
- Тэвил…
- Я не имела права скрывать от них ту опасность, которой мы все подвергались. Сам понимать должен. Но они не простые попутчики. Языком зря не болтают. Если бы они сказали хотя бы половину того, о чем знают, нас бы всех давным-давно Квалу к себе прибрала. Проверенные.
- Все равно нехорошо, - угрюмо бубнил в бороду Каур. - Это я сплоховал. Нельзя было ему так легко уступать. Теперь молва разнесется.
- За меня и моих людей можешь не беспокоиться.
- Не могу не беспокоиться. Хотя и поздно уже, понимаю.
- А что парней своих не женишь? - попыталась Т’амана поменять тему разговора. - При себе держишь?
- Им пока за ненадобностью. Вон у Радэллы внучка еще чуток подрастет, глядишь, Бриана за нее сосватаю. А так чего, одни беды от вас, от баб.
- Так уж и от нас! По тебе так вообще ничего не надо, ни торговли на рынке, ни женщин в доме. Неужели всю жизнь бобылем так и прожил? Тогда мужики твои откуда взялись?
- Вестимо от такой же бабы, как ты. Может, и не покраше тебя была, но тоже своевольная и себе цену знала. Так ведь я на ней и не женился.
- Двоих родила, а не женился?
- Не-а, не стал.
- За ненадобностью? - улыбнулась Т’амана.
- Именно. Она свое дело сделала, я ее отблагодарил по-свойски, вот и сказочке конец.
- Убил, что ли?
- Скажешь тоже! - В глазах Каура появились хитрые искорки. - На все четыре стороны отпустил. Может, она даже где у вас там, в Обители, обосновалась. Про то неведомо. А ты сама кто такая будешь?
- Я-то? Т’аманой меня зовут. Какие еще вопросы?
- Драться умеешь, - похвалил старик. - Нога вон до сих пор болит, как ты меня саданула своей палкой. Не ожидал.
- Смотреть надо, куда прыгаешь.
- А остальные ваши кто?
- Атмар - кузнец с сыном. Тот, что на нас смотрит, гончар. Ниерактом звать.
- А толстяк?
- Из рыбаков будет. Раньше на заставе служил.
- Я так и понял, что он единственный, кто в ратном деле смыслит: даже не пошевельнулся, когда мы на вас напали. - Старик хохотнул.
- Зато если бы я разрешила ему по вам пострелять из арбалета, думаю, ты бы даже не успел удивиться его меткости.
- Т’амана! - снова окликнули ее спереди.
Сани остановились. Когда они подъехали, Ниеракт и Атмар уже поспрыгивали на дорогу и теперь что-то разглядывали впереди. Гвидан предусмотрительно остался с пленником.
- Наших рук дело, - буркнул Каур.
Т’амана сперва не поняла, что происходит, но потом увидела разбросанные по дороге трупы пяти мергов в полном вооружении и три туши коней. Вопросительно посмотрела на старика.
- Они нас прошлой ночью преследовали. Он велел отбиваться. Ну вот мы их и побили. Там дальше еще столько же должно быть. Моя коняга столько не свезет, - предупредительно добавил он.
- Что будем делать? - спросил Атмар, взвешивая в руке длинный меч и не глядя на Т’аману. - Оружие и доспехи я бы точно забрал. Могут хорошим людям понадобиться, а можно и продать недешево.
- Забираем, - согласилась Т’амана. - И трупы мы должны забрать с собой. Они ничем перед нами не виноваты. Напротив, похоже, они хотели доброе дело сделать, да не смогли.
- Не свезет, - напомнил Каур.
- Исли, помоги ему запрячь свободного коня. Две лошади должны справиться.
Толстяк, уставший от долгого сидения, с удовольствием соскочил на снег и потянулся. Осмотрел оглобли у телеги.
- Нет, не получится, - заключил он. - Два коня ни рядом, ни друг за другом не поместятся. У меня сани, пожалуй, пошире будут. Можно попробовать.
Он оказался прав. Пришлось всем меняться местами. Теперь сани превратились в труповоз с семью безжизненными телами, а пленник и все остальные переместились в телегу. Пока возились с оружием, доспехами и телами, лошади немного передохнули. Наконец двинулись дальше, но уже заметно медленнее, чем прежде, потому что впереди, следом за Т’аманой, теперь катила телега, а сани замыкали процессию, чтобы запах от начавших разлагаться тел не бил по ноздрям.
Довольно скоро, как и предупреждал Каур, они увидели посреди дороги еще четыре мерга. У одного была отрублена голова. Другой лежал в неестественной позе, как будто ему перекрутили нижнюю половину тела. Третий свешивался вниз головой с голых кустов, пронзенный в живот мечом, возможно, собственным. Четвертый лежал на животе, придавленный тушей мертвого коня.
- Далеко еще до вашего поселения? - на всякий случай уточнила Т’амана.
- До перекрестка, а оттуда примерно столько же, сколько отсюда до холма, где вы нас нагнали.
Т’амана распорядилась забрать и этих воинов. Исли морщился, но тоже помогал остальным. Вероятно, ему это напомнило, как до зимы он вот так же возил в своей телеге дохлую рыбу на рынок. Теперь от саней след оставался не менее глубокий, чем от колес.
- Ты уверен, что это последние? - окликнул толстяк Каура, забираясь на козлы.
- Я всех, кого когда-то был вынужден убить, помню. Больше нет.
Все теперь поглядывали на старика и его сыновей если не с уважением, то с некоторым удивлением и трепетом. Втроем расправиться с десятком мергов на их веку никому еще не удавалось. Стали понятны опасения Т’аманы и ее спасительная ловкость, когда им посчастливилось обезопасить старого вояку. Отрубленная голова мерга, которую удалось найти и уложить в сани, красноречиво намекала на то, что могло бы в случае оплошности произойти с каждым. Каур бы их просто запомнил, как и остальных.
На перекрестке свернули направо. Дорога пошла вдоль опушки леса, то поднимаясь на пологие холмы, то спускаясь в просторные долины. Никакого жилья поблизости видно не было.
Исли все подумывал о своем плане, заняться осуществлением которого он собирался с приходом тепла. Сколотить вместе несколько бревен и отплыть на них подальше от берега, предварительно привязав на прочную веревку или цепь, чтобы не унесло. Может, и улов совсем другой пойдет. У берега его друзья уже давно одну мелочь вытаскивают. С такими успехами скоро все будет уходить кошкам на прокорм. Вот бы еще узнать, удалось тем смельчакам добраться на таком сооружении до противоположной стороны Бехемы!
Гвидан с удовольствием посматривал на Т’аману, предвкушая, как останется с ней наедине и даст наконец волю чувствам. Он несколько раз замечал ее задумчивые взгляды и представлял, что она размышляет о том же. Отец, разумеется, покочевряжится для порядка, но не станет ему мешать. Да и что с того, если она его старше? Не старуха ведь. Наоборот, с таким подвижным и сильным телом любая молодуха ей позавидует. Отец разве что ему позавидует. Есть еще, правда, Ротрам, ее близкий приятель, который, если верить слухам, отдал ей для житья свой дом, понятно, не просто за красивые глаза, но сам он там редко появляется, да и тоже ведь не молод уже. Небось тоже женат. Такие, при деньгах да при деле, обычно порожняком не ходят. Нет, кто бы там что ни говорил, а надо ковать железо, как говорит отец…
Ниеракт вспоминал своего юного помощника Шилоха, который где-то умудрился простыть и которого он вынужден был сегодня оставить на попечение домашних. "Толковый малый. Башка хорошо варит. Постоянно какие-нибудь придумки подбрасывает. Подрастет - не хуже Хейзита будет. Эх, Хейзит, старина, угораздило же тебя вляпаться во все эти замковые заговоры. Пришел бы ко мне со своей простой до безобразия идеей - сейчас бы всех соседей глиняными камнями снабжали, бед не знали, деньги мешками гребли, да все бы еще и благодарили при случае. Надо же было ему этим выродкам довериться! Да и я сам хорош: промолчал, не уберег, не предостерег. Теперь прячется со всем семейством своим скудным неизвестно где, все потерял, ничего не приобрел - вот и цена его прирожденному таланту, от отца унаследованному. Не скоро, похоже, в родной дом вернуться сможет. Одна надежда на соседей, что приличия не попрут и не растащат таверну по бревнышкам на дрова. Не должны вроде. А там кто знает? Сейчас неизвестно, какая новость тебя завтра разбудит. Вчера Ракли спихнули. Сегодня преемник его пропал. Завтра, может, вообще замка на прежнем месте не окажется. Куда все катится?.."
Сима замерз и хлюпал носом. Приходилось кое-как дышать через рот, но он уже чувствовал, что завтра, а то и к вечеру будет болеть горло. Доездился. Простужался он обычно тяжело, надолго и вылечивался только в теплой постели с постоянным подношением всяких горячительных напитков. Теперь ему ничего подобного не видать. Того и гляди за ненадобностью в снег сбросят и дальше поедут. Нет, пока, конечно, не сбросят. Думают, будто он что-то знает. Довезут до избы, а там допрос с пристрастием учинят. А что ему отвечать прикажете? Что понятия не имеет, куда подевался раненый Демвер? По виду непохоже, чтобы они были его друзьями или даже знакомыми, так что рассказами о том, как он, Сима, выхаживал беднягу, один, глухой ночью, в заброшенном доме, едва ли их разжалобить. Если бы он так глупо и так крепко не заснул тогда! Может, те мерги, что теперь трясутся в телеге позади, добрались бы до него и помогли довезти раненого до замка. Тогда Симе была бы совсем другая цена. Как-никак поймал и доставил предателя. Надо же до такого додуматься: украсть драгоценные доспехи и передать их, как предположил в разговоре с Томлином Сима, дикарям. Им-то они на кой сдались? Томлин, кстати, от этой мысли аж подскочил. Промолчал, но что-то явно задумал. Скирлоху даже ничего не сказал. Во всяком случае, при Симе. Но и Скирлох заметно после этой вести повеселел. А так лица на нем не было. Чего-то они оба страшно боятся, хотя с виду все у них получается и все складывается им во благо. Если ему удастся выкрутиться и из этой передряги, надо будет обязательно выяснить, что творится. Еще не хватало, чтобы он свой момент упустил… "Ну а ты что на меня так уставился?"