Когда я оглядываюсь, он уже убрал свой мобильник. Он молча смотрит мне вслед. По-детски растерянно: мол, куда же ты? Игра не закончилась!.. Он ловит мой взгляд и энергично машет рукой, подзывая меня обратно за столик, - и я почему-то иду. Как будто он тянет меня за невидимые тонкие нити.
- Извини, - говорит он. - Эта Мадина, с ней никак не закончишь разговор быстро…
- Так она твоя девушка?
- Кто, Мадина?! - Он смотрит на меня изумленно. - Эта глупая турецкая кукла? Ja, Zuckerschnecke, hast du bisschen Zeit für mich?… - Он сам себя передразнивает, кривляется, причмокивая и тараща глаза. Я смеюсь вместе с ним. Я чувствую странное облегчение: как будто долго шла, балансируя, по краю канавы - а теперь скатилась вниз, и мне уже ничего не грозит…
Потом, в одну секунду, он становится вдруг серьезен.
- В чем-то она очень несчастна, эта Мадина. Забыла родной язык, порвала со своей семьей, со своим народом, проколола себе все, что можно и что нельзя… А немкой так и не стала. Мне жаль ее. - Жалости в его голосе не слышно, скорее, презрение. - …Но она не в моем вкусе. - Он снова нагло смотрит на меня сквозь футболку. - Если хочешь, давай пойдем вместе. Мадина расстроится, бедняжка - но мне простит.
Он даже не ждет, пока я отвечу "да". Он просто поднимается из-за стола - и только тогда я понимаю, что вот уже пару минут стою перед ним, как провинившаяся школьница перед учителем.
Он идет к выходу - не оборачиваясь, не останавливаясь. Он выходит на улицу - уверенный, что я пойду следом за ним.
- Не садись, грязно. - Эрвин указывает глазами на бархатистые сиденья у-бана.
На вид они вроде чистые. На противоположных сиденьях, трех сразу, спит негр, довольно лиловый. Манто при нем нет, зато есть широкополая шляпа… Через проход шумно воспитывают пятерых невменяемых отпрысков две толстые тетки в черных платках. Старик в мешковатых джинсах и лоснящемся пиджаке читает газету на русском… В полупустом вагоне едва ощутимо пахнет то ли мочой, то ли жженой пластмассой. Эрвин всю дорогу молчит. Бывает, с человеком комфортно молчать, но это совсем не тот случай. В его молчание проваливаешься, как в сон, который назавтра не вспомнишь…
Мы выходим на станции Нойкёльн, минуем велосипедные стойла. Человек на велосипеде и с сумкой через плечо всегда ассоциировался у меня с работником почты. Берлин - город свихнувшихся почтальонов: велосипеды везде. На них едут люди всех возрастов, полов и конфессий, с сумками, с рюкзаками, с пакетами, с детьми, с собаками, с комнатными растениями. Слишком много велосипедов, точно город захлебнулся в международных посылках и письмах…
Эрвин сворачивает с проспекта в одну из узких улочек справа. Турецкие лавки. Турецкие вывески. Турецкая эстрада гремит из пластиковых турецких шалманов. Турецкий рынок на Рихард-платц - ковры, арбузы, полотенца, дыни и персики… У входа в рынок худой морщинистый турок с достоинством излагает что-то молчаливой группе собратьев. Я не понимаю его язык, но чувствую, что он врет. Собратья кивают, верят, расходятся. Чуть в стороне, на газоне, лежат в обнимку две хорошо одетые женщины лет под сорок. Морщинистый смотрит на них долгим лакричным взглядом, потом сплевывает себе под ноги тягучий комок слюны…
Мы сворачиваем на Бёмише штрассе, и в центре города, в центре турецкой мовиды обнаруживаются вдруг деревенского вида коттеджи с аккуратными ухоженными участками. Сидя на тротуаре, привалившись спиной к ограде одного из коттеджей, краснолицый абориген с ирокезом кормит лохматую собаку таблетками. Собака уныло и виновато воротит морду.
- Жри, жри, заменит тебе завтрак, обед и ужин! - напористо хрипит краснолицый. - Ну, давай, жри, ты же охотничья, а это же Риттер Ягд!..
Собака вдруг напрягается, скалит желтые зубы. Краснолицый с досадой съедает таблетки сам. Я останавливаюсь и смотрю туда же, куда смотрит собака. Лиса.
Рыжая лиса на трех лапах быстро перебегает дорогу. Четвертая лапа волочится по асфальту, оставляя за собой бурый след.
- Это Берлин, цукершнеке, - говорит равнодушно Эрвин.
…Дверь открывает зашпаклеванная белой пудрой Мадина с окровавленным ртом.
5
ХРАНИТЬ ВЕЧНО
"Агенту N Документ № 1 Дело № 36875
Надежда Олеговна Русланова 1928 г р., г. Мурманск
Родители - Олег и Мария Руслановы, цирковые гимнасты, заслуженные артисты СССР, с 1940 г. - враги народа.
С 1931 г. - ребенок состоит на учете в детском отделении городского психиатрического диспансера. Выписка из истории болезни: "жалобы на головные боли, нервозность, спутанность сознания; расстройство цнс по эпилепсическому типу; психомоторные расстройства; явления слуховых и визуальных галлюцинаций". Асоциальное поведение.
С 1933 г. наблюдается "устойчивая ремиссия", однако ребенок остается асоциальным, не проявляет интереса к общению со сверстниками, болезненно реагирует на любые попытки коррекции поведения.
1937 г. - переезд в г. Москву.
С 1937 г. - выступает в московском цирке вместе с родителями.
1940 г. - Олег и Мария Руслановы отправляются на гастроли в Германию, откуда не возвращаются. По некоторым сведениям из компетентных источников, остаются за рубежом с целью сотрудничества с иностранными спецслужбами. Официально объявляются врагами народа.
1940 г. - двенадцатилетняя Надежда Русланова поступает в детское исправительное учреждение № 17 (Московская область) для детей врагов народа.
В том же году за отличное поведение переводится в экспериментальный учебно-исправительный интернат им. Сванидзе (Минская область) при Специальном отделе ВЧК-ОГПУ-НКВД (директор интерната - генерал Белов H.A., настоящее имя, по некоторым данным, Белюстин В.В. - подробнее см. протокол допроса Белова H.A. от 24 мая 1944 г.).
Март 1941 - Надежда Русланова становится действительным членом военно-разведывательного Пионерского отряда № 1.
Помимо Руслановой в отряд входят еще 4 воспитанника интерната им. Сванидзе:
- Леонид Голышев (1926 г р., Псковская область, из семьи раскулаченных, с 6-месячного возраста - сирота; состоит на учете в пси- хо-неврологическом диспансере) - подробнее см. дело № 36876
- Марат Козлов (1926 г р., БССР, деревня Стуньково; отец арестован за "вредительство", мать арестована по обвинению в троцкизме; состоит на учете в психо-неврологическом диспансере) - подробнее см. дело № 36877
- Валентин Котин (1928 г р., Киевская область, родители неизвестны; состоит на учете в психо-неврологическом диспансере) - подробнее см. дело № 36878
- Зинаида Ткачева (1926 г р., Ленинградская область, дочь врагов народа; состоит на учете в психо-неврологическом диспансере) - подробнее см. дело № 36879
22 июня 1941 г. - Надежда Русланова остается единственным членом Отряда № Остальные, по ее свидетельству, обезглавлены и сожжены на ритуальном костре карательным отрядом "Аненербе".
1941–1944 гг. - в качестве агента Специального отдела УВР СССР Надежда Русланова участвует в ряде важнейших военно- разведывательных операций. Награждена орденом отечественной войны 1 степени, медалью "Партизану Отечественной войны" 2 степени.
С мая 1944 года, после ареста ее непосредственного руководителя генерала Белова H.A. (приговорен к расстрелу военным трибуналом за шпионаж и пособничество фашистским захватчикам), Надежда Русланова категорически".."
НИКА
- Перечитываешь свой проект?
Я дергаюсь, оборачиваюсь. Эрвин улыбается пластмассовыми клыками. Он держит в руках поднос. Как давно он уже стоит у меня за спиной на балконе? В любом случае, он не мог не заметить, что в руках у меня - вовсе не описание проекта для университета в Берлине. Даже если он совсем не вглядывался в текст протокола, кириллицу от латиницы он отличит.
Я не отвечаю ему, чтобы не врать лишний раз.
Он понимает, что я понимаю, что он понимает.
Он прячет клыки и старательно смотрит в сторону, на глиняные кадки с цветами, помидорами, базиликом и анашой, пока я убираю бумаги с пластикового столика в свой рюкзак.
- Такие проекты лучше не перечитывать в людных местах. - Эрвин переставляет с подноса на столик граненый стакан, на две трети наполненный ядовито-зеленой жидкостью. - Ты ведь знаешь, как это бывает… Вонгемайншафт, здесь кто только не околачивается - могут запросто украсть идею.
Он аккуратно выкладывает на салфетку коктейльную трубочку, коробок спичек, столовый прибор неизвестного назначения - что-то вроде металлической лопаточки с дырками в форме крестов - и несколько кусков сахара.
Стакан ледяной, прокрытый мутной испариной.
- Это что? - Я осторожно нюхаю зеленую жидкость.
- "Зеленая фея", - говорит Эрвин. - Интересный напиток. На любителя - но тебе стоит попробовать.
Зеленая жидкость остро пахнет полынью, анисом и еще чем-то тошнотворно-микстурным, из детства.
- Не хочу.
- А ты считай, что это лекарство. Снотворное для твоего духа…
Эрвин чиркает над жидкостью спичкой - и "зеленая фея" вздымается из стакана синим клином огня.
Он кладет два куска сахара на металлическую лопатку и держит ее над пламенем. Жженый сахар капает через крестообразные дырки в стакан, оседает на дне коричневыми кособокими крестиками. Когда сахар стекает весь, Эрвин протягивает мне трубочку для коктейлей.
- Пить нужно залпом, - говорит он. - В три больших глотка.
Я смотрю на "зеленую фею". На коричневые крестики сахара и на синий огонь.
- Ты хочешь, чтобы я это пила?
- А ты хочешь, чтобы тебе не было больно? Хочешь освободиться хотя бы раз, ненадолго?
- …Шайсэ! - Кто-то грубо пинает стеклянную дверь. К нам на балкон вместе с музыкой, дымом и запахом марихуаны вваливается Мадина.
У нее злое лицо. Пудра осыпалась на черное с блестками платье. Два темно-красных пятнышка, следы "укуса", нарисованные на ее шее, размазались и стали похожи на раздавленного комара. Она облизывает перепачканные красной помадой клыки чуть белесым, проколотым в двух местах языком.
- Что это вы тут сидите, а, голубки? - Она говорит так сварливо подвизгивая, что ее безупречный немецкий кажется вдруг языком тюркской группы. - Не по правилам. У нас тематическая вечеринка! Дракула-party. А у нее даже костюма нет! - Длинный разрисованный ноготь свирепо тычет в меня. - Пусть пойдет и наденет клыки или маску, я всем раздавала!
Эрвин кротко и законопослушно обнажает в улыбке клыки.
- Ну не злись, не злись, детка, - обнимает он ее за плечи, ненавязчиво оттирая обратно в комнату.
- Все должны быть в костюмах, - упрямо повторяет Мадина, - и отыгрывать эти… ролевые модели…
- Мы отыгрываем, отыгрываем, - ласково шепчет ей Эрвин. - Пересмотри "Дракулу Брэма Стокера". Я как раз приготовил даме абсент… А клыки появляются ведь не сразу.
- Вайнона Райдер хренова! - Мадина смотрит на меня маслянистыми ненавидящими оливками. - Амна койим.
Она шумно выходит. Мы остаемся одни.
Он задувает пламя и говорит:
- Пей.
Он говорит:
- Не бойся. Это действительно всего лишь абсент.
Он говорит:
- Трубочку опусти на самое дно…
Первый глоток обжигает холодом горло. Горький и ледяной, какой же он ледяной, не могу вздохнуть… Второй глоток точно сдирает мерзлую кожу. Уносит ее внутрь меня терпкой теплой волной… По-настоящему обжигает третий глоток. Невыносимо горячий. И сладкий. Приторно сладкий…
- …А знаешь, ты и правда немного похожа на Вайнону Райдер…
ХРАНИТЬ ВЕЧНО
"…C мая 1944 года, после ареста ее непосредственного руководителя генерала Белова H.A. (приговорен к расстрелу военным трибуналом за шпионаж и пособничество фашистским захватчикам), Надежда Русланова категорически отказывается продолжать сотрудничество со Специальным отделом.
14 сентября 1946 года - Надежда Русланова выступает на Нюрнбергском процессе в качестве свидетеля. Из доклада присутствовавшего на слушании представителя СССР, генерального прокурора Руденко P.A.: "…показания Руслановой Н.О. являлись отвратительным лжесвидетельством, порочащим честь и достоинство советской армии и перечеркивающим все совершенные Руслановой подвиги - если таковые когда-либо действительно имели место. Слова, сказанные ею на процессе, можно интерпретировать лишь одним способом: пособничество фашистским захватчикам и попытка обелить их в глазах мировой общественности. Прискорбно и горько сознавать, что предвзятое отношение Запада к Советскому Союзу, стране-победителю и стране- освободителю, заставило судей всерьез прислушаться к ее словам, демонстративно проигнорировать показания других свидетелей и освободить от ответственности виновных в тяжких преступлениях против человечности…".
Мнение товарища Руденко Р. А. было принято к сведению сотрудниками Спецотдела, однако они не сочли нужным прибегать к каким бы то ни было карательным мерам в адрес Руслановой Н.О. или подвергать сомнению ее военные заслуги.
С 1946 г. и по настоящее время Русланова Н.О. проживает в Нюрнберге в рамках Программы Содействия жертвам фашизма. Замужем. Детей не имеет.
Апрель 1990 г. - с Надеждой Руслановой проводит беседу специально командированный в Нюрнберг представитель Специального отдела Харитонов С.Д.В ходе беседы Русланова Н.О. производит на него крайне неблагоприятное впечатление: "настроена враждебно, к сотрудничеству не готова…".
6
НИКА
…Я в невесомости. Я ничего не вижу, не слышу, не обоняю. Я исчезаю, я не чувствую своего тела. Она исчезает, она не чувствует своего тела.
- О чем ты поешь?
- Я пою о войне, Амиго.
- О чем ты танцуешь?
- Я танцую о гневе убитых.
Он больше ее не спрашивает. Он молчит в своем черном мире. На этот раз в его мире совсем нет света. Нет запаха рыбы, запаха моря и ветра; на этот раз его мир пахнет травой и цветами. Полынью и фенхелем, ромашкой и зверобоем, анисом и мятой, подорожником и влажной землей.
- Хочу уходить, - говорит, наконец, Амиго. Его черный мир пульсирует красно-бурым. - Мне не нравится твоя песня. И твой танец. И этот запах полыни. И тот, кто рядом с тобой. Так что я хочу уходить. Хочу попрощаться. Ты так и не принесла красный мяч.
Шершавый клюв афалины касается ее лба - и черный мир исчезает. Остаются лишь красные сполохи. Она остается одна, она танцует в красных сполохах света…
…Heirate mich! Хайль! Хайль! Хайль! Heirate mich!..
…А я, оказывается, танцую босиком на деревянном полу, в красном свете бумажной икеевской лампы, или даже не танцую, нет, извиваюсь, без всякого ритма, из колонок несется "Heirate mich!", а я прыгаю, лягая ногами воздух, я дергаю руками и головой, и капли пота летят с волос во все стороны. Никто не танцует рядом со мной: все эти упыри, окровавленные клыкастые твари, и среди них Эрвин, нет, даже два Эрвина, - они все боятся меня, они жмутся к стенам, они смотрят на меня, смотрят, как я прыгаю и пою, перекрикивая Rammstein, пою какую-то невыносимую песню на языке, которого нет, и хрипло смеюсь, и чувствую смятенье, и радость, и усталость, и ярость, и чью-то чужую тоску, как будто это не я, а кто-то во мне смеется, и дергается, и поет, и мечется, и тоскует, скулит все тише и тише, и пьяно бормочет слова, борясь с неподвижностью, борясь с подступающим сном, но все же сдается. И падает. И засыпает.
А я не падаю. Я стою в центре комнаты. Я, может быть, и шатаюсь, но больше не дергаюсь, не пою и не представляю угрозы, и упыри равнодушно разбредаются по квартире, а Эрвин, который больше не двоится в глазах, высокий златоволосый Эрвин вытаскивает из музыкального центра один диск и вставляет другой, подходит ко мне и говорит:
- Потанцуем?
…Schlecht seh ich aus? Na gut, wenn du meinst…
У него холодные руки, чувствуется даже через ткань майки, но мне жарко, и этот холод у меня на спине, это так приятно… Пронзительно.
- …Du bist dafuer schöner denn je, - мурлычет Эрвин мне в ухо, подпевая динамикам. - Тебе нравится Element of Crime?
- Очень, - шепчу я в ответ.
- … Alles ist besser… ohne dich. - От него пахнет коньяком и, кажется, шоколадом. - Element of Crime - моя любимая группа. Но и Rammstein ничего, верно? Ты здорово под него танцевала.
- Перестань! Я вела себя как сумасшедшая. Извини. Не понимаю, как это вышло…
- Зеленая фея, - шепчет мне в ухо Эрвин. - Она иногда ведет себя так. Все дело в туйоне, который содержится в масле полыни… Туйон противодействует тормозному эффекту гамма- аминомасляной кислоты…
Я хихикаю - его шепот щекочет мне ухо. Я не понимаю ни слова, но мне нравится эта щекотка.
- …Таким образом, выключаются механизмы торможения центральной нервной системы… Человек теряет контроль… Помнишь, как ты десять минут назад хотела сжечь свой проект-бешрайбунг? Тот, что ты носишь в конверте? Пришлось отнять у тебя спички. - Эрвин смеется и теснее прижимает меня к себе. - А ты все говорила что-то про мертвецов и священников…