ОБОРОТЕНЬ
Они блуждали во тьме - пока однажды один из них случайно не наткнулся на Истину.
Профессор Варченко - недостойный, непосвященный… Профессор Варченко - обычный человеко-объект.
Как получилось, что именно он причастился Истины?
Как он нащупал ее, такую хрупкую, неземную, незримую, своими сальными мясистыми пальцами?
Мы знаем, как. Он блуждал в темноте. И он наткнулся на Истину так же, как пьяный мясник, слепо бредущий по скользкому вонючему полу и готовый вот-вот угодить мордой в свиную тушу, пошатнувшись, налетает на дверь.
Иногда эта дверь бывает не заперта.
И тогда она открывается. Даже для самых никчемных.
Даже для тех, кто уверен, что истину помогут познать железные камеры, проволочные шлемы или магнитные стены. Даже для тех, кто носит колпак из фольги…
Еще в 1911 Варченко пытался зарегистрировать приборами М-лучи - "телепатические волны". Сложно представить себе нечто более нелепое, чем его опыты. Он брил двух людей наголо и надевал им на головы алюминиевые шлемы, соединенные проволокой. Один назначался "передающим", другой - "принимающим". Профессор надеялся, что они смогут улавливать мысли друг друга!
Еще в 1914 он начал писать фантастические рассказы и очерки: "Загадки жизни и смерти", "Передача мысли через пространство и время", "Мои опыты с мозговым излучением"…
В 1915 он пытался построить машину времени - из фанеры, ртути и ваты. С часовым механизмом внутри….
В 1917, как и все недоумки, он с надеждой и радостью принял советскую власть. Власть объектов. Власть демиурга.
В двадцатые он страшно гордился тем, что сотрудники органов госбезопасности посещают его безумные лекции. Тем, что сам академик Бехтерев взял его на полную ставку в Институт Мозга. Тем, что сам товарищ Бокий взял его в качестве секретного свободного консультанта в Специальный отдел.
Обоим своим хозяевам Варченко готов был лизать ноги.
Оба хозяина ценили своего верного пса.
В собственной лаборатории Института Мозга, на втором этаже, Варченко конструировал электрические регистраторы мыслей, учил обезьян читать и ковырялся в гипофизах сросшихся в области таза сиамских близнецов.
А для товарища Бокия он подыскивал знахарей, шаманов, медиумов и гипнотизеров - и приводил их в Фуркасовский переулок, в специально оборудованную "черную комнату", где проверялись их дарования. Испытуемые должны были дешифровать вражеские сообщения и читать мысли врагов посредством дара ясновидения, консультироваться по различным вопросам с усопшими политическими деятелями, проводя спиритические сеансы, вводить в транс врагов народа и заставлять их раскрывать все свои грязные секреты посредством гипноза.
…Сиамские близнецы умерли, не перенеся очередной операции.
…Гипнотизеры и медиумы попадались в основном неказистые - и все же иногда из этого мутного потока жуликов и безумцев удавалось вылавливать истинных мастеров своего дела. Как у многих человеко-зверей, у Варченко был хороший нюх, и он умел находить себе подобных с нюхом еще более развитым. Именно Варченко привел в спецотдел гипнотизера Орнальдо. Именно Варченко наладил отношения с телепатом Рудольфом Месиным. Именно Варченко нашел семейство Руслановых. И эту девочку. Эту чертову девку…
ХРАНИТЬ ВЕЧНО
(Фрагменты рукописи Варченко А.П.; другие части рукописи утрачены)
"…некой бестелесности, как будто наблюдал за происходящим не я, а кто-то посторонний. Еще раз прошу товарищей понять, что увиденное под землей я склонен был объяснять действием наркотических средств, безусловно подмешанных в мой напиток. Я счел все не более чем галлюцинацией, отвратительным смешением реальности и фантомов сознания… Поэтому описание этого "опыта" не было мной включено ни в отчет, предоставленный в Институт Мозга, ни в доклад, составленный для Спецотдела.
Как тогда, так и сейчас я по-прежнему полагаю, что в сентябре 1922 года в пещере близ Ловозера со мной случилась галлюцинация. Однако, коль скоро товарищи интересуются ее подробностями, я постараюсь восстановить их в памяти - хотя и не уверен, что мне это удастся в полной мере по прошествии пятнадцати лет.
Там было холодно - холоднее, чем снаружи, - и узкий подземный лаз был сплошь покрыт хрустящей корочкой льда. Я ждал увидеть внутри следы древней культуры, аналогичные тем, что уже встретились мне снаружи: каменные сооружения кубической формы, изображения человеческих фигур, свечеобразные колонны. Но ничего этого не было, мой фонарь выхватывал из темноты лишь бесформенные заледеневшие камни. Потом подземный коридор стал расширяться. Я смог выпрямиться и свободно идти, и я уже не видел рядом с собой каменных стен - вероятно, я оказался в чем-то вроде подземного грота. И вот тогда я услышал тот звук - дробный, стрекочущий звук, как будто по стеклянной поверхности рассыпали бисер…
Они явились из темноты - огромные насекомые, наподобие, может быть, комаров, но в сотни, в тысячи раз крупнее. Их было, кажется, пять, каждый размером с пони. Трое шли по земле, липкие присоски на лапах с чавканьем целовали лед, волосатые влажные хоботы раскачивались из стороны в сторону. Остальные двое пытались лететь, но тонкие и ломкие, точно из прозрачных больших льдинок, крылья не держали их вес. Их судорожные дрожащие взмахи… Именно они производили тот звук. Дробный, стрекочущий звук, как будто по стеклянной поверхности рассыпали бисер.
Они окружили меня и застыли, лишь черные волоски на хоботах слегка трепетали. Я не боялся - видимо, принятое мной наркотическое средство избавляло от страха, - я смотрел на них совершенно спокойно. Так мы стояли минуту или, может быть, две, потом они поползли по коридору вперед, и я понял, что должен идти вслед за ними…
Они вывели меня к развалинам крепости и полуразрушенному замку, по виду средневековому. Там было много таких, как они, они ползали или вяло летали, волоча по мерзлой земле свои мохнатые лапы. И еще там повсюду валялись черепа - множество черепов, в основном человеческих, но попадались иногда и звериные.
Стараясь не наступать на кости, я пошел вдоль остатков округлой крепостной стены. С той стороны доносились какие-то звуки.
Вход я нашел почти сразу.
За стеной были люди - или что-то вроде людей. Они строили какое-то новое сооружение на развалинах замка. В качестве материала они использовали камни, доски, ледышки, черепа, тела этих мертвых больших насекомых… Стена постройки, как ни удивительно, выходила достаточно ровной. Я подошел поближе к строителям. Поначалу они меня не заметили - или просто не проявили ко мне особого интереса.
Но мне хотелось вступить с ними в контакт, и я сказал им какую-то благоглупость. "Хорошо работаете, ребята" - или что-то вроде того.
От звука моего голоса они вздрогнули - и тут же окружили меня, точно любопытные лесные зверьки. У них были одинаковые восковые лица и белые, без зрачков и без радужных оболочек, глаза. Они заговорили все разом - очень быстро, каждый свое. Они торопились и захлебывались, будто боялись, что я их не дослушаю.
- …Мы работаем. Мы работаем от генератора…
- …Имеются богатые коллекции черепов всех рас и народов. Однако в распоряжении науки имеется так мало черепов евреев, что работа с ними не может дать достаточно надежных результатов…
- …От этих далёких времён не осталось ископаемых скелетов, потому что костей не было даже у зверо-человека, тем более у ангелов, и те и другие обладали полугазовой консистенцией…
- …Война на Востоке теперь дает нам возможность восполнить этот пробел. Получив черепа еврейско-большевистских комиссаров, которые представляют собой прототипы отвратительных, но типичных недочеловеков, мы сможем сделать ряд существенных научных выводов…
- …Мы работаем от генератора…
- …Мир переменится, Властители выйдут из-под земли…
- …Много входов, но совсем нету выходов…
- …Если у нас не будет с ними союза, если мы тоже не будем с Властителями, то окажемся в числе рабов, в навозе, который послужит удобрением для того, чтобы цвели новые города…
- …Мы работаем от центрального генератора…
Они бормотали и бормотали, они обступали меня все плотнее. Когда они подошли совсем близко, я вдруг заметил, что их лица стали меняться. Они словно бы обретали индивидуальность, разделялись на мужские и женские, молодые и старые, усталые, злые, грустные, сонные… Но глаза оставались белыми. Белыми, как у чуди из легенды нойда Данилова.
Лицо женщины, бубнившей мне прямо в ухо насчет черепов евреев, казалось смутно знакомым. Я вгляделся в ее черты… и они вдруг сложились так легко, так привычно, так точно, тем единственно возможным образом, каким я уже много лет безуспешно пытался сложить их в своей неподатливой памяти. Меня не было с ней, когда она уходила. Возможно, мое подсознание за это меня покарало - с тех пор, как ее не стало, мне никак не удавалось вспомнить в деталях ее лицо…
Я спросил:
- Ты узнаешь меня, мама?
Она перестала бубнить и сказала чужим монотонным голосом:
- Ты не дошел до Сумеречной долины. Не пересек границу. Твоя душа несвободна. Мы здесь работаем от центрального генератора. Мы имитации. Мы не умеем никого узнавать. Получив черепа еврейско-большевистских комиссаров, которые представляют собой прототипы отвратительных, но типичных недочеловеков, мы сможем сделать ряд существенных научных выводов…
Как вы можете убедиться, данная галлюцинация не представляет никакой научной или политической ценности сама по себе. Именно по этой, повторюсь, причине я не описывал ее ни в одном из своих отчетов. Однако же да, товарищи из Спецотдела совершенно правы в своих предположениях касательно того, что этот удивительный опыт оказался мне в некотором роде полезен в моей последующей научной деятельности, направил мою мысль в определенное русло и послужил своеобразным толчком к началу работы над интересующим Спецотдел изобретением.
Химическую формулу состава, необходимого для внутривенной инъекции "путешественнику", и способ приготовления инъекции я, как мне и было велено, написал от руки и передал товарищу Белову H.A. лично в запечатанном плотном конверте. Мой арест, последовавший в тот же день, представляется мне чудовищным недоразумением. Обвинения, выдвигаемые в мой адрес, - нелепыми и необоснованными. В частности, мне инкриминируется сокрытие информации государственной важности, якобы собранной мной во время экспедиции по пещерам Крыма в 1928 году. Так вот, я со всей ответственностью заявляю, что единственной целью экспедиции являлось изучение возможности наличия в этом регионе следов древнейших культур. Таковых следов обнаружено не было.
Вообще, совершенно очевидно: произошла какая-то ошибка. Чем еще, кроме нее, можно объяснить, что за мое многолетнее плодотворное сотрудничество со Спецотделом я "вознагражден" подобным образом?
Впрочем, к работе НКВД в целом и Спецотдела в частности я никаких претензий не имею и, когда данное недоразумение разрешится, не намерен задействовать свои связи и предъявлять сотрудникам НКВД какие бы то ни было претензии. Я понимаю, что время сейчас в стране сложное, наш враг не дремлет, предатели и враги народа раскинули по всей стране свои коварные сети. Оттого загруженность сотрудников государственных органов чрезвычайно высокая и иногда может случиться небольшая путаница - как, например, в моем случае. Это все нормальный рабочий процесс, и никаких претензий здесь быть не может.
Хотелось бы, впрочем, напомнить, что научная деятельность, которой я сейчас занимаюсь и от которой меня, увы, весьма отвлекает пребывание в этих гостеприимных стенах, представлялась и, смею надеяться, по-прежнему представляется весьма важной и даже приоритетной товарищу Белову H.A., который неоднократно говорил мне о ценности моего будущего изобретения для СССР.
Теперь же, когда основная часть работы закончена и "Аниматор-1" оказался, наконец, в нашем распоряжении, необходим длительный период его, так скажем, "обкатки" - и этот этап работы не менее важен, чем все предыдущие. Изобретение не может по-прежнему оставаться полностью засекреченным. С результатами моей деятельности необходимо ознакомить ряд лиц из руководства Института Мозга - с тем чтобы в ближайшие месяцы я мог приступить к проведению экспериментальных "путешествий" в лаборатории Института с участием комсомольских добровольцев.
В последний раз хочу подчеркнуть, что содержание под арестом очень тормозит финальный этап работы над изобретением - а это работа государственной важности.
К написанному выше добавить мне, пожалуй, нечего.
Разве что следующее: на все вопросы, касающиеся изобретения, я готов отвечать лишь в присутствии товарища Белова H.A.".
ОБОРОТЕНЬ
Обоим своим хозяевам Варченко готов был лизать ноги.
Оба хозяина ценили своего верного пса.
Оба хозяина отправили его искать Шамбалу. Искать Гиперборею. Искать Беловодье. Искать Сумеречную Долину. Ни он, ни его хозяева не в состоянии были понять, что все эти названия обозначают одно и то же. Полую Землю. Он должен был найти Полую Землю. Профессор Варченко - недостойный, непосвященный… Профессор Варченко - со своим звериным чутьем.
Он быстро взял след, хотя сам этого так и не понял. Он думал, что вход в Тибете, а в Тибет его не пустили. Он так и не понял, что входов может быть несколько. Он так и не понял, что сам нашел целых два.
Один в русской Лапландии, а другой в горах Крыма.
Он так и не понял, что видел Полую Землю.
За глупость или неведение, или за неспособность постигнуть, за чистый инстинкт или за пустоту на месте души, за что-то - мы не знаем за что, - но Полая Земля его пощадила.
Он не ослеп, не сошел с ума, не разучился управлять своим телом. Та же Земля, что погрузила во тьму Старуху, одну из лучших, - та же Земля дала этому ничтожеству свою благодать.
Профессор Варченко - недостойный, непосвященный… Профессор Варченко создал то, что не смогли создать мы. Он нашел способ открывать дверь в Полую Землю. Он сотворил чудо и назвал его чудовищным словом "Аниматор", позднее название заменили на не менее чудовищное "Некропортал".
Нам объясняли, что вожаки человеко-зверей не способны объединяться. Инстинкт заставляет их перегрызать глотки товарищам. Истреблять самых талантливых в своих рядах.
Профессор Варченко - недостойный, непосвященный - Полая Земля его пощадила, но братья по оружию - нет.
Они убили его в 38-м.
Перед тем как перегрызть ему глотку, они дали ему стопку бумаги и ручку. Они приказали ему написать исповедь. Он написал, он очень старался, ведь он считал себя еще и писателем… Им не хватило каких-то подробностей - так что Варченко пришлось исповедаться еще и устно.
Рукопись и стенограмму допроса они якобы уничтожили в сорок первом - когда наши воины подошли к Москве и они судорожно и трусливо сжигали свои архивные документы… Сжигали и разворовывали. И прятали в укромных местах.
Дело Варченко поделили между собой генерал Белов и его ассистентка Лиза Рауле.
Белов был занозой в заднице.
Его ассистентка работала на нас.
Лиза Рауле, юная белокурая латышка с нежным прибалтийским акцентом. На самом деле ее звали Эльза Раух, и в ее жилах текла кровь истинных ариев. Она была одной из лучших. Она и ее сестра.
8
НИКА
…Луна, огромная и червивая, как шляпа гигантского гриба. Она слишком близко, она притягивает всю кровь к голове, это из-за нее так болит голова, из-за этой луны, гнойно-желтой, заслоняющей небо… И лед - непрозрачный и желтоватый, это из-за него так тошнит, из-за этого льда, похожего на слипшийся сахар. И круг - пустой черный круг, который очерчен на льду… И шепот:
- У тебя на спине звездное небо…
Холодные пальцы вытягивают меня из моего сна. Холодные пальцы скользят по моей голой спине, и сквозь тошноту, сквозь наполняющую меня липкую муть, я слышу, как он говорит:
- У тебя здесь звезды.
Я голая. Совершенно голая. С ним.
Чужая постель, чужие белые стены.
Не помню.
- Вот это - большая медведица. - Он изучает родинки у меня на спине.
Их много, и при желании в них действительно можно разглядеть пару созвездий.
Он трогает меня рассеянно, по-хозяйски. Он водит холодным пальцем по моей коже. Кожа болит.
Не помню, откуда у него взялось право так делать.
Последнее, что я помню, - зеленая горькая дрянь с большим количеством льда. И совсем другая квартира.
Я морщусь и зажимаю руками рот, а он говорит мне:
- Вставай. Я спешу. Если тебя тошнит, ванная комната там.
Первый раз - он, говорят, самый важный. Решающий. Первый раз - это как инициация. Ритуал с кровью. Первый раз - он, говорят, запоминается на всю жизнь.
Хорошо, что я его вообще не запомнила.
Я смогу теперь воображать все, что угодно…
Я принимаю душ и вытираюсь одним из четырех полотенец. Полотенца все одинаковые, махровые, чистые, свернуты и аккуратно разложены в ряд на специальной железной решетке. Как в гостинице.
Ванна и раковина белоснежны. Пол блестит, коврик для ног не использовался явно ни разу.
Говорят, если твой первый мужчина был с тобой нежен и ласков, ты будешь счастлива в любви всю жизнь.
Я выхожу из душа и иду в комнату по пустому белому коридору.
Я понятия не имею, был ли он со мной нежен и ласков. Зато я вижу, что мой первый мужчина обитает в стерильном жилище… Это как минимум дает мне надежду на то, что он был осторожен.
Он сидит на идеально чистом полу, в позе лотоса, обнаженный. Он не двигается, не моргает, не дышит. Сфинкс. Используют ли сфинксы презерватив?
- Если у нас… насколько я поняла, что-то было… как это случилось?
Мой первый мужчина смотрит на меня так… Так смотрят из окна отъезжающего поезда на перрон: рассеянно и нетерпеливо ожидая смены надоевшей картинки.
- Все было отлично, - говорит он по-немецки и встает с пола. - Странно, что ты не запомнила, цукершнеке.
Я смотрю вниз. Смотрю на его голые ноги. Трогательные щиколотки. Изящные, как у цапли.
- Но ты… ты был осторожен?
- Я всегда осторожен. - Он натягивает штаны. - Но если ты имеешь в виду презерватив, то я им не пользовался.
- Ты что, псих? А если я залечу?
- Это решительно невозможно, - говорит он по-русски.
- Значит, ничего не было?
- Значит, я тебе ничего не отдал. Мой учитель йоги считает, что не нужно отдавать свои семечки.
- Семечки?!
- То есть я хотел сказать - семена.
Мне нравится его русский - идеальный, но с очаровательными ошибками слабоумного.
- Ты имеешь в виду, не нужно отдавать свое "семя"?
- Точно! Семя. Учитель говорит, это ослабляет мужчину. Лишает его энергии. На кухне есть апельсиновый сок…
Первый раз - самый важный, если ты, конечно, не выступаешь в роли подстилки для йоговских упражнений.
- …Ветчина и сыр в холодильнике. Я утром не ем, но ты можешь брать все, что захочешь.