Конечно же, здесь не надо было весь год доить корову или прясть кудель. Никто про это и слыхом не слыхивал – детям всего лишь полагалось участвовать в веселой мистерии на праздник, которой руководили гувернантки и домашние учителя. У нас собирались все-все друзья и подруги Ивэнса и Ирэн, каждому из которых находилась какая-нибудь роль. Дом дяди Леонарда на праздники становился ярким театром, куда сходилось множество друзей и знакомых, чтобы посмотреть, как их отпрыски старательно разыгрывают новую сказку. Даже я втайне любила эти праздничные представления, хотя роли мне доставались самые гадкие – то колдунья, то старуха, то дерево.
В этом году мне досталось вполне достойное место в хоре, который исполнял целых три гимна и старательно репетировал их еще с середины осени.
Я шла по пустынной темной улице, кутаясь в тонкий плащ и думала, что это представление наверняка будет иметь сумасшедший успех, и никто даже не заметит, что в хоре стало на один голос меньше. Будет праздничный ужин, будут подарки, а мне не достанется ничего. Потому что у всех детей, которые придут на праздник, есть дом и семья, а у меня – нет. Я была никому не нужна в канун самых веселых праздников в году.
Как же ужасно я себя чувствовала!
Никогда я еще не бывала в городе ночью и до этого подумать не могла, что шумный веселый Изгард может быть таким страшным. Черные громады домов нависали надо мной, а с неба сыпался снег, невидимый в темноте, но ледяными прикосновениями оседающий на моем лице. Идти становилось все труднее – снегопад был сильный.
У меня очень сильно замерзли руки и ноги. Мороз был хоть и не трескучий, но все равно крепкий. А у меня не было при себе рукавиц, да и туфли мои не могли служить препятствием для ночной стужи. Ох, как бы пригодились сейчас зимние сапожки, которые мне должны были подарить на праздник!
Изгард я за три года немного изучила, но в темноте понять, где я сейчас нахожусь, не представлялось возможным. Фонарей здесь не было, людей тоже и приходилось просто брести вслепую. Я понимала, что если сейчас остановлюсь, то попросту замерзну насмерть, и завтра мое закоченевшее тело найдет какой-нибудь горожанин, который будет долго еще сокрушаться, что это печальное происшествие испортило ему весь праздник.
Потом я заметила впереди свет. Похоже, там пылал большой костер, около которого я бы смогла отогреться. Тепло, обжигающее тепло и трескучие головешки! Это было бы настоящим чудом, о котором так любят рассказывать на зимние праздники! Я приободрилась и поспешила туда, увязая в снежных заносах.
Свет становился все ярче и ярче, и вскоре я вышла к костру, естественно не обратив внимания, что домов вокруг стало куда меньше, да и улица плавно перешла в пустырь.
Вокруг огня грелось несколько человек, в которых даже мой неискушенный ум опознал висельников и злодеев. Я сделала слабую попытку отступления, но тут меня заметили.
-А кто это к нам зашел на огонек? – протянул противным голосом один из них.
-Надо же, кто ходит ночью по улицам! – фальшиво удивился второй.
Ну и конечно же, я принялась было бежать, но меня ухватили за шиворот, словно шкодливого котенка и отвесили пару подзатыльников, от которых я осела в снег, оставив всякие мысли о сопротивлении.
-Хорошим девочкам здесь делать нечего, – сообщил мне один из злодеев.
Я почувствовала, что у меня из носу пошла кровь, и запоздало согласилась с этим утверждением.
-А ну-ка, посмотрим, что эта мамзель носит при себе, – тем временем сказали над моей головой и мои пожитки покинули меня.
Я попыталась подняться, но хороший тычок заставил меня покатиться кубарем, отчего в глазах у меня потемнело. Что-то на мгновение впилось мне в шею и я вспомнила про медальон, который надела впервые в жизни. Потом давление резко ослабело, и я догадалась, что цепочка лопнула. Ощупав шею, я убедилась, что медальона больше нет. Видимо, роль талисмана была слишком ответственна для него. Да и чего можно было ждать от побрякушки моей беспутной матушки?..
-Так-так-так, – деловито произнес грабитель, потроша мой узел. – Что у нас тут имеется?.. Денежка, еще денежка… Маловато что-то. А вот колечко, жиденькое, но золотое. Ну, хлебушек нам тоже сгодится, да и эта вот безделушка тоже… Если ты в бега собралась, барышня, то что-то плохо подготовилась. На эти вот гроши и неделю не протянешь. Да уж, поживиться тут нечем! Дай, гляну на твои башмаки…
Меня дернули за ногу, но я даже не нашла в себе силы, чтобы протестующе пискнуть.
-И туфли твои дрянь! – с разочарованием вынес вердикт грабитель. – Разве ж в таких туфлях зимой ходить? Ей-богу, ноги отморозишь, да и только. Жаль, размерчик маловат – подарил бы крошке Марте, ну той, рыжей…
От отчаяния и страха я заплакала, размазывая по лицу кровь. Вот тебе и побег, вот и приключения. Ну почему в книгах не пишут, что не успеешь ты от дома отойти, как тебя тут же ограбят, разуют, да еще и посмеются…
Тут меня снова ухватили за шкирку и встряхнули. Я зашморгала носом с удвоенной силой.
-А сколько тебе годков, барышня? – с затаенной надеждой осведомился грабитель, видимо так и не сумев разобраться с этим сложным вопросом из-за моей перепачканной физиономии.
-Тринадцать, – едва слышно ответила я.
-Тьфу ты! – с досадой сплюнул он. – И тут не повезло. Было б тебе ну хоть четырнадцать… Хотя, такая дохлая да тощая и в двадцать не сгодится. Ладно, снимай свой плащ – я так вижу, он с меховой оторочкой – и платье тоже снимай.
-Я же замерзну, – замирая от ужаса прошептала я.
-Ты и так замерзнешь, – тоном, не допускающим сомнения в сказанном, сообщил мне грабитель и практически вытряхнул меня из платья. – А теперь дуй отсюда со всех ног!
И новый подзатыльник отправил меня прямиком в глубокий сугроб. Я распласталась в снегу, жалко взвизгнув. Из одежды на мне осталась только нательная рубашка и чулки, оттого снег ожег меня всю, от макушки до пяток. Мои пальцы вдруг наткнулись на что-то гладкое и округлое и машинально сжали его.
Из сугроба я выбралась, дрожа и всхлипывая. Теперь я по-настоящему почувствовала, что такое мороз! Ох, как же мне было холодно! Воздух словно обжигал.
Босая, в одной рубашке я бежала из последних сил, затем шла, затем ползла. И сейчас при одном воспоминании о той ночи меня начинает бить дрожь. Даже мозг в моих костях, казалось, превратился в лед и морозил меня изнутри. Вскоре я не могла даже ползти, потому что руки и ноги отказывались мне повиноваться.
В какой-то момент я вдруг отчетливо поняла, что умру. Умру непременно. И от этой мысли мне вдруг стало легче. Я почувствовала, что холод не такой уж лютый, вот только в сон клонит…
"Да, именно так знаменитый путешественник Норберт Гиндтский описывал, как едва не замерз насмерть в горах Каммероля." – пришла мне в голову ясная и четкая мысль, перед тем, как сознание мое погасло.
Если бы бабушка узнала об этом, то была бы довольна. Я подошла к порогу смерти достаточно начитанной.
Следующее, что я помню, это грязная ругань у меня над головой. Ох, как костерил кто-то кого-то по матушке! Изобретательная брань лилась непрекращающимся потоком, свидетельствуя о незаурядном чувстве слова у произносившего ее человека. Лишь некоторое время спустя я сумела разобрать хоть что-то из этих сплошных проклятий.
-Ты, такой-сякой, какого-такого-сякого, неси сюда этот такой-сякой самогон!!! Надо немедленно растереть ее!
Сквозь звон в ушах я слышала топот, грохот падающих и разбивающихся бутылок, чьи-то испуганные восклицания… Потом меня терли, было очень больно, я пыталась протестовать, но мне влили в рот самогона, подействоваший на меня, как хороший подзатыльник, так что я притихла.
А как мне было плохо, когда я наконец-то пришла в себя! Все предыдущее показалось мне сущими пустяками, в сравнении с той болью, которую я почувствовала, когда начали отходить окоченевшие руки и ноги. Все вокруг плыло и качалось, кто-то что-то у меня спрашивал, но я не понимала, чего от меня хотят, и только мотала головой.
Потом все-таки я начала что-то понимать. Постепенно я осознала, что сижу за столом в какой-то харчевне, замотанная в плащ по самые глаза, и спрашивают у меня всего лишь мое имя.
-Каррен Брогардиус, – прохрипела я.
И снова наступила темнота.
-Вот какого дьявола вы бродили по городу в исподнем? – сердито спрашивал у меня магистр Каспар, размашисто шагая чуть впереди меня.
Я покорно брела за ним по бесконечному коридору, чувствуя, как на меня накатывают одна за другой волны дурноты. Платье, которое мне отдала одна из дочерей трактирщика, было велико, и я уже несколько раз наступила на подол. Магистр же не обращал ни малейшего внимания на мои спотыкания и не сбавлял скорости.
-Есть ли у вас хоть какой-то ум?!! Ночью, зимой шляться по трущобам Изгарда! Приличный человек туда ногой не ступит! Там обретается одно отребье, воры и грабители! Сроду ничего глупее не слыхивал!
-Я заблудилась! – под нос себе пробурчала я.
-Да что вы там вообще делали?!!
Я пожала плечами. Задавать встречный вопрос было бы невежливо – это я понимала. Во-первых, он был старше, во-вторых, он был магистром I степени, в третьих, он спас мне жизнь, как ни крути.
На момент нашего знакомства магистр Каспар был очень молод для мага – лет тридцати, но мне в ту пору, конечно же, показался древним стариком. Да и запоминающейся внешностью он похвастаться не мог – не слишком высокий, тонкий в кости словно эльф, с породистым, ехидным лицом, песочно-серые волосы собраны в небольшой хвостик. Обычно такие лица встречаются на картинах знаменитых художников с подписью "Портрет неизвестного дворянина" и не производят никакого впечатления на тринадцатилетних девчонок.
-Я выхожу из трактира, э-э-э, хорошо погуляв, думаю про себя – холод собачий, и тут же спотыкаюсь об ваше окоченевшее тело! И знаете, что мне в этот момент пришло в голову? – говорил между тем "неизвестный дворянин", оглядываясь на меня.
-Ну почему об нее не споткнулся кто-то другой? – хмуро предположила я.
Магистр Каспар надрывно кашлянул, из чего я сделала вывод, что была недалека от истины, а если бы добавила еще пару непечатных междометий, то и вовсе угодила бы в самое яблочко.
-А потом, – сказал магистр, – я подумал, что теперь, как честный человек, должен как-то о вас позаботиться. Все-таки зимние праздники. Хотя этот нежданный приступ честности крайне мало меня обрадовал, ранее за мной такого не замечалось… Откуда вы свалились на мою голову?
-Я сирота. – с вызовом сказала я, и подумала, что больно угрожающе это прозвучало. Жалостливей надо было говорить, с потерянностью…
-Ага. Это многое объясняет. И что же мы с вами, многострадальная сирота, должны делать дальше, а? Вот уж правду говорят, что добрые дела наказуемы. Если бы я аккуратно переступил бы вас и пошел бы по своим делам, то сейчас бы был свободен. А вот поди ж ты! Спас! И разве на этом все? Нет, это только начало… Вас надо пристроить, обеспечить жильем, столом и одеждой! Замуж вас не выдать, нет? Ох уж эти зимние праздники! Помоги ближнему своему…
…Как бы удивились мои родственники, когда увидали бы меня в коридорах Азгардской Магической Академии рядом с самым настоящим чародеем! Я и сама представить ничего подобного не могла. Когда магистр с тяжелым вздохом сообщил мне, что нашел для меня теплое место, разве могла я подумать, что он отведет меня в Академию, чьи башни возвышались над городом, словно гребень диковинного зверя! А, тем не менее, мы вышли из трактира поутру, плотно позавтракав, и направились вверх по заснеженной улице, где еще не оставил отпечатка подошвы ни один горожанин. Магистр Каспар то и дело с тоской смотрел на меня и все вздыхал, словно сам себе сочувствуя.
При свете дня я наконец увидела, в какие трущобы меня занесло благодаря моим же легкомыслию и наивности. Теперь я в полной мере осознала, какой глупой затеей был мой побег.
Академия Магии располагалась одновременно и в городе, и за его чертой. От жилых кварталов ее отделяла небольшая речушка, высокая крепостная стена и старый парк. Простым людям были видны только зубцы на башнях да остроконечные крыши. Адепты часто появлялись на улицах Изгарда – я и сама видела молодых людей в странных балахонах, которые слишком громко смеялись, надменно косились на горожан и держались особняком ото всех. Маги встречались мне куда реже. Обычно они проносились по городу на прекрасных лошадях, принося немалый ущерб прохожим и лоточникам, а также славились своей склонностью к попойкам, аморальностью и вольнодумством. Чародейки, холеные, слишком красивые для того, чтобы можно было поверить в то, что такими их создала природа, чаще всего поглядывали на простой народ из-за парчовых занавесок паланкинов и карет. И оттого, что жизнь обитателей Академии была тайной и неизвестной горожанам, именно она и являлась главной темой городских сплетен и досужих вымыслов. Чего только не рассказывали про Академию! Говорили и про шабаши, и про сговор с дьяволом, и про монстров, которых сдерживала лишь стена да воля могущественных чародеев… А уж осмелиться приблизиться к высоким, кованым воротам Академии могли разве что горькие пьяницы или круглые дураки, которым ни один закон не писан.
И вот я, спрятавшись за узкой, прямой спиной магистра Каспара, стояла у этих ворот.
-Эй, почтенные! – негромко, но внушительно окликнул кого-то магистр. – Пропустите меня!
Тут же рядом с воротами отворилась небольшая калитка, слегка умаляя величие происходящего, и магистр без промедления вошел внутрь, даже не оборачиваясь. И хорошо, а то бы я сгорела от стыда за свое абсолютно идиотское выражение лица.
Мы с магистром шли по аллее огромного парка, который окружал Академию и первый же человек, встреченный нами, почтительно поклонился и радушно поприветствовал. Это был смотритель парка.
Второй человек, что повстречался нам, прошествовал мимо магистра, вздернув нос и ехидно кося взглядом. Во всем его облике чувствовалась такая надменность, что даже смотреть на него было неприятно. Мне сразу бросились в глаза его напыщенная походка, хитрый бегающий взгляд и нездоровый цвет лица.
Вот это и был самый настоящий маг, первый, не считая магистра Каспара, которого я увидела вблизи. Не знаю уж, как его звали, да это и не важно.
Важно было то, что большинство чародеев были в точности такими же.
Пока мы добрались до здания, магов я успела увидать несметное множество, что, несомненно, оказало на меня серьезное воздействие. Челюсть моя самовольно отвисла и не поднималась еще долгое время, несмотря на то, что это ее свойство искореняла еще моя бабушка.
Нам повстречались и юные прыщавые адепты в потрепанных форменных балахонах, и сверкающие честолюбивым орлиным взором аспиранты, и сверкающие ранними лысинами молодые преподаватели, и многомудрые старцы, которые словно соревновались, кто отрастит бороду длиннее, и безупречно-очаровательные чародейки…
Позже магистр Каспар признался, что подобного столпотворения утром в парке он не видал никогда в жизни, и сам ума не приложит, с какой это радости вся эта публика шаталась по парку в то морозное, зимнее утро.
Внутреннее убранство замка тоже потрясало. Если вы в силах понять, какой смысл я вкладываю в выражение "хаотически-беспорядочная роскошь", то я не буду описывать его подробно. Все культуры, стили, направления и течения перемешались здесь. Широкие белокаменные лестницы со скульптурами и лепниной переходили в мрачные слепые коридоры с отсыревшими гобеленами, а пышная экзотическая растительность являлась вслед за нагромождениями доспехов. Мозаика и панно, чучела и купидоны, анатомические схемы, профили грунтовых горизонтов и портреты отцов-основателей… Все перемешалось в моей голове. А если еще добавить, что эти коридоры, галереи, лестницы были переполнены людьми, которые выглядели совершенно безумными и вели себя соответствующим же образом, то вы без труда догадаетесь, что я окончательно растерялась, сбилась и запуталась.
-Магистр Каспар, а зачем мы сюда пришли? – робко спросила я, пытаясь ненароком не задеть никого из взъерошенных, спешащих адептов, бурным потоком двигающихся нам навстречу. В руках у них находились охапки свитков, какие-то кости, фолианты, пробирки с заспиртованными тварями и прочие гнусности, вызвавшие у меня немало тягостных мыслей.
-А подите вы все к дьяволу! – магистр предпочитал, чтобы другие пытались не задевать его. – Ты, остолоп здоровый, глаз нету, что ли?
-Пршу прщения, гспдин мгистр!
-Магистр Каспар! – не сдавалась я. – Не скажете ли вы мне, зачем собственно говоря…
-А будьте вы все неладны! Ну, сейчас я вам расскажу, что бывает за неуважение к магистру первой степени! Декан лично будет с вас сглаз снимать! И вряд ли у него получится, это я вам гарантирую. Каррен, не лезьте под руку!
-Магистр Каспар, вы что – хотите отдать меня на обучение в Академию? – не выдержала я.
Магистр поперхнулся, и это спасло нескольких прилично выглядевших молодых людей, которые забились под портьеру и там мелко дрожали.
-Не мелите чепухи, Каррен! – рявкнул он. – Кто примет на обучение сироту без денег, не из чародейской династии да еще среди зимы?!! Я, конечно, могу этих оболтусов превратить в сусликов и отправить прямиком в теггэльвские степи, но я же не всесилен!
И на этом объяснения были исчерпаны. Магистр резко развернулся и зашагал дальше. Адепты, чудом избежавшие знакомства с теггэльвскими просторами, брызнули во все стороны, точно застигнутые врасплох тараканы.
Наконец мы остановились у дубовых дверей. Я перевела дух и заметила, что адептов и магов тут что-то не видать, да и роскоши существенно поубавилось. А магистр решительно постучался.
После подозрительных шорохов, приглушенных звуков падения чего-то стеклянного, и последовавших за сим проклятий, из-за дверей высунулось востроносое личико, которое тут же просияло при виде магистра Каспара. Но сияние это было, как бы поточнее выразиться, далеко не благостным.
-Ах, это вы, глубокочтимый магистр Каспар! Столь удивительно, что я вас лицезрею!– медоточиво проворковал этот субъект, впрочем, даже не предложив нам войти.
-Да я и сам пребываю в изумлении, милейший Озрик, – точно таким же сладким голоском ответствовал ему магистр Каспар, и востроносый скривился как от микстуры.
-Что же вам угодно? – чуть более нетерпеливо осведомился он.
-Я хотел бы поговорить с госпожой Стеллой ван Хагевен, – сказал магистр Каспар.
-Ах, мне право досадно, но ее сейчас нет. И когда будет – доподлинно неизвестно.
-Ах, вот как? – приподнял бровь магистр, и концентрация медово-сиропной ненависти в воздухе стала предельной.
-Да именно так.
-Ну тогда я подожду, пока госпожа Стелла появится.
Носатый Озрик сладчайше улыбнулся и сказал:
-Как вам будет угодно, господин магистр! – и не успели эти слова отзвучать, как дверь захлопнулась перед носом у Каспара, словно небесные врата перед носом закоснелого грешника.
-А мог бы и пригласить, сморчок. Но предпочел откровенное оскорбление,– задумчиво произнес магистр куда-то в пустоту. – Ну, ничего, я на память никогда не жаловался…
Я только открыла рот, чтобы спросить, что все это значило, как с негромким, шипящим звуком в коридоре материализовалась софа, на которой магистр и расположился. Я подумала, и присоединилась. Софа была самая настоящая, с бархатной обивкой, слегка потертой на подлокотниках.