Из пальцев чародея ударили фонтанчики ядовито-зеленого огня, но, не найдя цели, втянулись обратно, и начали жечь того, кто их породил. Найгер завопил, точно вошедший в боевой раж демон, глаза его выпучились, он замахал кистями, пытаясь стряхнуть пламя.
Но то ползло выше, к предплечьям, струйки дыма тянулись из-под одежды.
Халльвард отступил, чтобы искры не попали на него, с трудом удержался от плевка в лицо предателю.
– Ты… – прохрипел некромант, дергаясь и корчась. – Мой хозяин… убьет тебя.
Лицо его охватили огненные языки, оно почернело, и на траве осталась кучка пепла, в которой выделялось серебряное украшение. Только его пощадило колдовское пламя, и даже следа копоти не осталось на безделушке.
Халльвард повернулся туда, где продолжал сражаться Рилд.
Тот ворочался меж уцелевших мертвяков, как медведь в окружении псов, и меч его поднимался, но куда медленнее, чем в начале боя. Зомби напирали со всех сторон, скелет висел на левой руке Большого, и тот никак не мог столкнуть тварь.
Другой грыз наколенник, и зубы с лязгом терзали металл.
– Держись! – рявкнул Халльвард, бросаясь обратно.
Но он не успел.
Скелет добрался-таки до плоти, и Рилд вскрикнул, на миг потерял равновесие. Зомби с остатками кольчуги на плечах мгновенно перехватил его за руку с мечом, второй сцапал за шею.
Мертвяки навалились кучей, раздался громкий хруст и стон боли.
Скелеты грызли и рвали еще ворочавшегося Рилда, тот пытался отбиваться, уже не как воин, а как смертельно раненый зверь. В стороны летели фрагменты доспехов, окровавленные куски одежды, вырванные из живого тела куски мяса.
Халльвард обрушил меч на затылок одного из зомби, и голова у того лопнула.
Скелет получил пинок в ребра, и начал рассыпаться, будто крепостная стена после удара тараном. Второй отлетел в сторону, но не выпустил выдранную из плеча руку с торчащей костью.
На короткий момент Халльвард поддался ярости, позволил ей овладеть собой.
Растоптал еще один костяк, и схватился с последним зомби, тем самым, что был в остатках кольчуги. Ударил его по шее мечом, а когда голова не пожелала отваливаться, схватил и оторвал ее голыми руками.
В лицо брызнуло смрадным, но он не обратил на это внимания.
Отшвырнул то, что осталось от мертвяка, в сторону, и ударом эфеса раздробил башку скелету с рукой в лапах.
– Рилд! – позвал он, опускаясь на корточки. – Рилд!
Но Большой был мертв… нельзя остаться в живых, если тебе отъели нос, перегрызли шею и лишили двух конечностей. Не дышал и Дастин, не пошевелившийся с того момента, как в лицо ему попала магическая стрела.
Халльвард остался один.
2. Вторая. Кошка
Нос Нейли на мгновение вернул себе чувствительность, и она осознала, что от барона пахнет крепким мужским потом.
Он отвернулся от нее, и взял с полки небольшую палочку с утолщением у верхушки, прямую, украшенную резьбой. Когда встряхнул ей, девушке показалось, что ушей коснулся далекий, холодный звон, комната на мгновение уплыла в сторону, и сердце заледенело от страха.
– Что это, мой господин? – спросила она.
– Не бойся, – ответил владетельный барон Фикр ре Ларгис. – Это не больно.
От этой фразы перед глазами у Нейли помутилось, настоящее сменилось прошлым, тем прошлым, которое она меньше всего хотела вспоминать… комната на постоялом дворе, широкая кровать с клопами в тюфяке, и он, широкоплечий, сильный, с похотью в голубых глазах…
Тогда она была пятнадцатилетней девчонкой, и двух недель не прошло, как она удрала из родного замка.
А он сказал то же самое "Не бойся. Это не больно".
И соврал – ей было больно, и обидно, и страшно, и она ненавидела его, и боялась, и хотела убить…
Вынырнув из воспоминаний, Нейли обнаружила, что тяжело дышит, сердце едва не выскакивает из груди, а барон ходит вокруг и водит палочкой по воздуху, будто рисует что-то. Скосив глаза, она увидела вокруг него тень, ту самую, какую заметила еще во дворе, во время представления, и закусила губу, чтобы не вскрикнуть.
От тени веяло холодом, мертвенным, жестоким, чужим.
– Вот и прекрасно, замечательно, – сказал хозяин замка, и огладил усы, точно такие же, как у ее отца.
А когда он отвернулся, чтобы положить палочку на место и взять что-то еще, она не выдержала. Давние чувства вырвались из глубин души с силой сметающего все на своем пути потока лавы, ненависть, злость и жажда мести вскипели раскаленным, ядовитым варевом…
Нейли не видела перед собой барона.
Она видела отца, видела ту голубоглазую тварь, силой взявшую ее и лишившую девственности… Всех мужчин, что причиняли ей боль, что имели над ней власть, пользовались ей, словно вещью…
Она схватила нож, лежавший на серебряном блюде, и вонзила барону в затылок.
Хозяин замка упал совершенно беззвучно, шум поглотил закрывавший пол толстый ковер. Перевернулся лицом вверх, рот приоткрылся, и в темных глазах отразилось пламя масляной лампы.
– Нет, нет… гореть мне в огне, – прошептала Нейли, будучи не в силах выпустить окровавленный нож.
Пальцы закаменели на рукояти.
На смену ярости и ненависти пришел страх – она убила владетельного барона в его собственном замке, и ее участи теперь не позавидует даже кастрированный насильник… Ее не просто казнят, а сделают это показательно жестоко, продержат в холодном и сыром подземелье, будут пускать по кругу всей дружиной, а затем пригласят палача из Романдо, что славится заплечных дел мастерами…
Четвертование, колесование, кол и костер… о нет, они выдумают что-то похуже!
На мгновение Нейли стало так жарко, словно она уже стояла, нагая, привязанная к столбу, а вокруг бесновалось пламя. Она закрыла глаза и заставила себя успокоиться, дышать размеренно и ждать… пока еще никто не знает, что она совершила, и до утра вряд ли узнает.
Проклятый нож она положила обратно на блюдо.
Вдохнула поглубже, и ее замутило – так резко в комнате пахло кровью и смертью. Вспомнился тот день, когда отец в первый раз взял ее с собой на охоту… ей нравилось, она хорошо держалась на лошади, не отставала от опытных наездников, мчалась через лес, вслушиваясь в пение труб и лай собак… и вся радость сгинула в тот момент, когда она увидела мертвого оленя: немой укор в глазах, разодранные в клочья бока; и уловила тот же запах…
Прошло еще какое-то время, и Нейли справилась с собой, дурнота отступила, вернулась способность здраво мыслить. Шум дождя за окном к этому времени усилился, похоже, там полило вовсю, капли забарабанили по подоконнику.
Итак, что ей нужно, во имя пламени?
Выйти за пределы замка и убраться подальше до того момента, как обнаружат труп. Сил и умения владеть мечом, чтобы проложить дорогу силой, у нее нет, поэтому придется действовать хитростью. Можно нагло выйти из комнаты, сделав вид, что их любовные игры закончились, стражники наверняка удивятся, но задерживать девушку не станут…
– Нет, не годится, – прошептала она, кусая губы и думая, что найти веревку и перебраться через стену, конечно, сможет, но вот пешком оторваться от погони, скрыться в окружающих замок лесах – вряд ли.
Ей нужна лошадь, и не одна из тех кляч, что тянут актерские возки!
Нейли глубоко вздохнула и, поднявшись с табурета, бесшумно двинулась к входной двери. Чуть-чуть приоткрыла ее, и стало ясно, что стражники у покоев барона вовсе не спят: они сидели на лавке, склонив головы, и слышался негромкий стук катавшихся по доскам костей.
– Это что, Большая Дама? – спросил тот, что сидел к ней спиной, плечистый и рыжий. – Везет тебе, Дикси, ей-ей, не иначе как в рукаве игровой амулет прячешь! Вот я тебя, ей-ей!
И он показал кулак.
– Да ты чо, братишка? – обиделся второй, которого Нейли плохо видела, лишь слышала грубый голос. – В жизни всем клянусь, что ничего не было… Давай, гля, еще раз бросим, начинай ты…
– Хм, а ну-ка! О, Три Колеса? Неплохо, ей-ей!
– А теперь я… Итить, Марвин, я не виноват, честно!
Нейли прикрыла дверь – стражники не спят, тем лучше, используем их бдительность и верность барону.
Она глянула туда, где лежало тело, и вздрогнула – показалось, что оно сдвинулось, а рука изменила положение. Нет, нет, невозможно, после такого удара не выживет никто, даже самый могучий маг, он мертв, и все это ей мерещится, и нужно поскорее убираться отсюда.
Нейли прошла туда, где стоял огромный, украшенный инкрустацией из слоновой кости сундук для одежды, тихо скрипнули его петли. Свет лампы заиграл на серебряном и золотом шитье, блики побежали по дорогому, тончайшему шелку.
Она видела владетельного барона Фикра ре Ларгис не очень долго, а общалась с ним всего один раз. Но ей предстояло стать им, одеться как барон, научиться разговаривать и двигаться как барон, а все это для того, чтобы провести людей, давно знающих хозяина замка.
Если не выйдет… здравствуй, пыточная, радуйся, палач.
Она выбрала наряд под стать благородному мужу, решившему отправиться на верховую прогулку, и начала переоблачаться. Морщась, раздела труп, бывший еще теплым, словно жизнь не ушла из него, натянула штаны, примерила сапоги прямо на свои, и в них пришлось еще всунуть по нижней рубахе, чтобы не слетали с ноги.
Завершил все извлеченный из сундука длинный плащ с капюшоном.
Ну а теперь самое сложное – вспомнить, как двигался и говорил убитый, и воспроизвести все это… Нейли села на табурет, спрятала лицо в ладонях, и принялась вытаскивать из памяти малейшие подробности… небрежный жест правой руки, мягкий, бархатистый баритон, широкие шаги…
Способность подражать чужим голосам она открыла в себе еще в детстве, и за годы странствий с труппой Улыбчивого Яна развила ее. А еще она актриса, и это значит, что она сможет ходить как барон, ругаться и смеяться как он, станет на короткое время хозяином замка.
Обязательно станет.
Нейли почувствовала, как расправляются ее плечи, душу наполняет спокойная властность, и мысли становятся иными – более спокойными, ленивыми. Она напрягла горло, и вполголоса произнесла, пытаясь определить, насколько это звучит похоже на Фикра ре Ларгис:
– А ну раздвинь ноги… шевелись, сучка поганая… это не больно…
Донесшийся из-за двери голос их повелителя стражников не насторожит – тот и должен разговаривать со смазливой актеркой. А еще неплохо бы отхлебнуть вина, да побольше и отгрызть кусочек ветчины, чтобы от нее пахло как от недавно поужинавшего мужчины…
Хорошо, что она не пользуется духами.
Вино оказалось неплохим, но Нейли заставила себя сделать только пару глотков, а мясо и вовсе не полезло в рот. От него вдруг шибануло мертвечиной, да так сильно, что ее едва не вырвало прямо на поднос с едой.
Девушка отвернулась, зажимая рот, и вынуждена была схватиться за край стола, пережидая головокружение. Пришлось напомнить себе, что она не впечатлительная актриса, а барон, не раз сражавшийся с соседями, убивавший, для которого труп врага – приятнейшее из зрелищ…
Короткий меч, повешенный на пояс, показался ей неимоверно тяжелым.
В карманы несколько золотых побрякушек из тех, что нашлись в комнате – сдохшему хозяину замка они больше не пригодятся, а ей понадобятся деньги, чтобы что-то есть, где-то ночевать и вообще выживать в этом жестоком мире, придуманном и управляемом мужчинами.
"Пора, – решила она. – Лучше рискнуть, чем торчать тут, в компании с раздетым мертвецом".
Нейли задержала дыхание, и решительным шагом, приноравливаясь к чужой привычке, двинулась к двери. Распахнула ее так, как никогда не открыла бы сама – резко дернув за ручку, и властный баритон мертвого барона заставил стражников оторваться от костей:
– Марвин, коня мне! Быстро! И пусть открывают ворота!
Дружинники вскочили, едва не столкнувшись лбами, и рыжий воин поспешно ответил:
– Да, господин, ей-ей, я распоряжусь.
И он, грохоча сапогами, побежал вниз по лестнице.
Стражники наверняка удивились, что хозяин замка бросил любовные утехи, и решил отправиться куда-то ночью, в дождь. Но они услышали его голос, узнали его повадки, а дальше заработала свойственная большинству людей привычка додумывать то, чего на самом деле нет…
Раз этот человек вышел из покоев Фикра ре Ларгис, во всем похож на него, то это он и есть, а дальше наше дело маленькое, приказы исполнять.
– Не спи на посту, Дикси, замерзнешь, – сказала Нейли, двигаясь следом за Марвином.
Нужно убраться подальше от факела, чей яркий свет может проникнуть под капюшон. Спуститься к выходу из донжона, куда подадут коня, и распорядиться насчет того, что ей… ему не надо свиты.
На лице Дикси, что оказался смуглым и носатым, отразилось сомнение – он чуял непорядок, и пытался осознать, что же не так: вроде не было у повелителя привычки натягивать капюшон так глубоко… да и ростом он как бы повыше… но кто еще может выйти из его покоев?
– Мой господин, а девушка? – спросил стражник.
– Лежит оттраханная и чешет между ног, – сказала Нейли. – Следи, чтобы не сбежала!
Дикси с готовностью заухмылялся, а она пошла вниз по лестнице, чувствуя его взгляд и изо всех сил стараясь не спешить и не горбиться. Потом он наверняка поклянется, что "проклятая колдунья" отвела ему глаза, накинула на себя чужую личину, так что он принял женщину за мужчину…
Шире шаг, шире, и поднять голову!
Владетельному барону не перед кем гнуть шею в его собственном замке!
На Марвина Нейли наткнулась в самом низу лестницы, и он, поспешно изобразив поклон, доложил:
– Буран оседлан, мой господин.
– Славно, – буркнула девушка, и под удивленными взглядами дежуривших здесь двух дружинников прошла к дверям.
Толкнула тяжелую створку, в лицо ударил холодный ветер, по лицу потекли дождевые капли, пахнущие свежестью и ночным лесом. Конюх, державший под уздцы красавца-жеребца, принялся кланяться, а она, не обращая на него внимания и не касаясь стремян, взлетела в седло.
Спасибо отцу, учившему ее ездить верхом, и не по-дамски, боком, а как надо.
Конь, уловивший незнакомый запах, недовольно фыркнул, попытался взбрыкнуть, но она схватила поводья и натянула посильнее. Главное сразу показать, что рука у нее твердая, и что неповиновения она не потерпит… и тогда жеребец будет слушаться ее так же, как и барона.
Давно не сидела на лошади, но она должна справиться, должна!
Буран недовольно дернул задом, но все же пошел туда, куда Нейли направила его – к воротам, около которых суетились караульные. Мокнувшие под дождем возки и шатер труппы Улыбчивого Яна остались позади, из-под копыт с недовольным шипением метнулась непонятно откуда взявшаяся в замковом дворе кошка.
– Ваша милость, возьмите с собой пяток Кривого! – сказал подошедший капитан, от которого разило пивом, как из бочки. – Или лучше десяток. Леса небезопасны. Разбойники, соседи, чтоб им сдохнуть.
Он заглянул под капюшон, и Нейли увидела, как округлились глаза на его лице.
Ворота приоткрыты, а это значит, что и подъемный мост опущен, и она дала шпоры. Взвизгнувший Буран скакнул вперед, попытавшийся схватить всадника капитан цапнул за конский хвост, и сбитый с ног рывком, полетел наземь. Девушка свалила одного из караульных, второй успел отскочить, мелькнули створки, и под копытами загромыхали доски моста.
Грохот сменился мягким чавканьем дорожной грязи, и Нейли радостно взвизгнула.
Она выбралась, выбралась из замка!
И все еще не могла поверить, что ее безумный план удался!
2. Третья. Великан
Сидевшая на камне ящерка была изумрудно-зеленой, а по спинке ее тянулась черная полоса.
Заглядевшийся на рептилию Эрвин споткнулся о камень, и едва не свалился. Выручил его один из монахов, ухвативший послушника за рукав, ну а потом тот выправился и сам.
– Благодарю вас, брат Видигур, – сказал юноша.
– Благодари Вечного, – отозвался монах, высокий, худой и совершенно лысый, даже без бровей над светлыми глазами.
– Опять ты невнимателен, отрок, – в голосе брата-наставника прозвучало легкое раздражение. – Сказано же в Книге Вечности, глава девятая, стих второй, что "всякий твой шаг да отмерен будет верой и зорким взглядом".
– Да, отец мой, – Эрвин покаянно вздохнул, хотя особой вины не чувствовал.
Из обширных толкований к Книге Вечности, составленных более двух столетий назад, он знал, что речь в главе девятой идет о духовном пути, они же шли самым что ни есть мирским. Двигались узенькой тропкой, извивавшейся между бесплодных, усеянных валунами и скалами холмов.
Обитель Эрвин и его спутники оставили три дня назад, и за это время юноша увидел столько интересного! Еще в горах они столкнулись со стадом яков, и пасшие этих могучих созданий крестьяне принялись кланяться святым отцам, потом наблюдали барса, стаю гарпий далеко в вышине…
Заснеженные вершины и голые склоны остались позади, еще день-два, и они окажутся на равнинах, где все не так, как в горах, где живут не только люди, а эльфы, гномы, половинчики. Там строят дворцы и замки, пользуются лошадьми, и носят не рясы, там есть большие реки и даже моря.
Эрвин ждал момента, когда увидит все это, с большим нетерпением.
Он узнавал птиц, растения и животных, о которых только читал, и в лучшем случае видел картинки, порой искусные, но чаще всего очень грубые, сделанные толстым грифелем на плохо выделанном пергаменте. Но все равно радовался, что может сказать, как высиживает птенцов вот эта птаха, и чем питается изумрудная ящерка.
– Ладно, пора передохнуть, – сказал брат-наставник, отдуваясь и вытирая пот. – Сколько можно топать? Вот спустимся в Кардифр, возьмем телегу, и двинемся дальше, как приличные люди…
Кардифром, как знал Эрвин из тех же книг, именовался небольшой город на границе герцогства Фавил. Брат-наставник говорил о нем нередко, упоминал о тамошних банях, но более всего о том, что там можно за деньги взять телегу с лошадьми и возчиком.
Ходьба давалась почтенному монаху тяжело.
– Вон и ручеек подходящий, – заметил третий брат, откликавшийся на имя Петр, и бывший невероятным молчуном.
За все четыре дня Эрвин слышал от него всего пару фраз.
– Ну да, ну да, – запыхтел брат-наставник. – Омоемся, и перед трапезой вознесем молитву Властителю нашему…
Вдоль берега ручья лежали валуны, и когда из-за одного выступил громадный жирный человек в набедренной повязке из шкур, Эрвин испытал лишь удивление. Заметил ожерелье на шее, сделанное из клыков какого-то хищника, и дубину чуть ли не из целого елового ствола.
– Людоед! – закричал брат Видигур, и в его голосе прозвучал страх.
Гигант вскинул дубину, и зашагал в их сторону, топая так, что затряслась земля. Между двумя валунами протиснулся еще один, пониже, с отвисшим брюхом, заревел и осклабился, показав огромные зубы.
О людоедах Эрвин читал, знал, что эти похожие на людей, но куда более могучие существа небольшими кланами живут в холмах, что они тупы и опасны, но не думал, что сам их встретит…
– Да поможет нам Вечный! – воскликнул брат-наставник, и круглое личико его стало очень сосредоточенным.