7
– Лялька! Привет! Ты чё тут делаешь?..
Она едва не натолкнулась на шедшего ей навстречу рыжего парнишку в клетчатой рубашке и синих линялых штанах. На лице его красовалась странная маска: два прозрачных стекла, скрепленных металлическими ободками… Интересно, зачем нужна маска, если под нею всё видно?
– Привет. Я просто гуляю, – дружелюбно улыбнулась она и стала ждать продолжения диалога, надеясь, что постепенно выяснит, кто этот юноша и куда ей самой теперь идти.
– – Ни фигасеньки! – присвистнул он. – Ты в своем репертуаре! Химию-то сдавать вообще собираешься?
Она понятия не имела, куда и зачем ей что-то надо сдавать, но даже бровью не повела:
– А, как-нибудь обойдётся.
– Ну да, Марь Максимна тебе бы трояк и за красивые глазки поставила, но ведь там будет комиссия!
– И что случится, если я не смогу её сдать?
– Ляль, ты чё, совсем чокнутая? В десятый класс собираешься?
– Да вроде бы собиралась.
– Слушай, хочешь, поднатаскаю тебя?
– В каком это… смысле?
– На самом деле там всё очень просто и логично, просто надо вникнуть в главные принципы, особенно в неорганике… Пойдём хоть ко мне, хоть к тебе…
Паренёк вдруг смутился, и она поняла, что в его предложении, сделанном явно от чистого сердца, мог быть и скрытый, не совсем безобидный смысл. Однако она совсем никого здесь не знала, а парнишка явно был настроен доброжелательно, хотя выражался не слишком учтиво. Наверное, тут так принято.
– Лучше ко мне, – решительно сказала она.
По крайней мере, с его помощью она хотя бы узнает, где живет.
– И вот еще что. Пожалуйста, если тебе не трудно, не зови меня Лялькой. Я – Клавдия. Клава.
Он усмехнулся:
– Да ради бога! Но тогда уж взаимно. Я больше тебе не Рыжик, не Родька, а Родион!
"Родион"?…
Это имя ей показалось прекрасным. В Мидонии так могли бы звать принца, который ей мог бы понравиться. Но тамошний принц звался совсем иначе, и нисколько не нравился ей…
8
– Каков мой распорядок на нынешний день? – изо всех сил стараясь выглядеть естественно и беззаботно, спросила принцесса Эвлалия у молодой сухощавой дамы, похожей статью и нарядом не на служанку, а скорее на фрейлину.
Та учтиво, но с полным достоинством поклонилась ей и плавно, чуть растягивая слова, изрекла:
– Ваше высочество нынче немного рассеяны. Однако я с удовольствием повторю сказанное мною при Вашем утреннем туалете. После обеда с Ее величеством королевой Вас ожидает урок истории, переодевание, верховая прогулка по парку, затем вновь переодевание и урок танцев. После этого Вы еще раз переоденетесь и изволите выпить чаю. Далее – урок музыки и переодевание к вечернему балу.
Распорядок, о котором Ляля раньше могла лишь мечтать! Вот, оказывается, как живут настоящие принцессы! Никаких хождений на мелкооптовый рынок с сумкой-коляской, никакой толкотни в тролейбусе, никаких семи уроков подряд… Зато семь смен нарядов за день!
Однако при мысли о том, что вскоре ей предстоит увидеть королеву, которая здесь считает ее своей дочерью, заставила Лялю прямо-таки измениться в лице.
– Что с Вами, Ваше высочество? – не преминула заботливо спросить первая дама, по-видимому, камеристка.
– Может быть, мне лучше сегодня обойтись без обеда? – попыталась выкрутиться Ляля. – У меня… немного живот болит.
– Да, а чуть раньше Ее высочество жаловались, что ей трудно дышать, – добавила заботливая служанка.
– В таком случае Вам следует лечь в постель, Ваше высочество, – заявила фрейлина. – А я немедленно дам об этом знать Ее величеству.
– Что вы, не стоит, уже всё прошло! – запротестовала еще больше струхнувшая Ляля.
– Вашим драгоценным здоровьем рисковать ни в коем случае недопустимо! – безапелляционно отрезала фрейлина и, отвесив ей краткий поклон, стремительно вышла из комнаты.
– С госпожой Норбертой лучше не спорить, – покачала головой камеристка и приоткрыла дверь в спальню принцессы.
– Вот именно, Селия! – раздался властный голос Норберты из анфилады.
Ляля, а ныне – принцесса Эвлалия, сочла за лучшее покориться.
По крайней мере имена своей камеристки и фрейлины она теперь знала.
9
Клаве понадобилась вся ее выдержка, чтобы не реагировать ни на какие неожиданности этого грандиозного, шумного, но такого увлекательного мира. Она шла рядом с рыжим Родионом в стеклянной полумаске и вела какой-то странный разговор, толком не понимая, о чем речь, но стараясь отвечать весело и односложно. Впрочем, ей удалось уяснить, что экзамен – послезавтра, что сам Родион химию знает далеко не на школьном уровне и потому собирался сейчас сходить в кино на очередной сиквел "Пиратов Карибского моря", но из дружеской симпатии к Клаве согласен потратить эти два-три часа на вдалбливание в ее бестолковую голову самых расхожих химических формул: "Кстати, мне самому интересно, смогу ли я объяснить что-нибудь с нуля человеку вроде тебя"… А рядом с ними с рёвом, лязгом и пронзительными гудками проезжали эти самые "машины" – кареты без лошадей, однако с возницами внутри, и эти возницы то держали во рту какие-то дымящиеся палочки, то прижимали одной рукой к уху какие-то маленькие коробочки и громко разговаривали сами с собой… Из некоторых карет раздавалось странное ритмичное буханье, похожее на грохот молота в кузнице. Были и очень большие кареты с несколькими дверьми, в которых виднелось много людей; часть этих карет ехала рядом с обочиной, по которой шли Клава с Родионом, а часть – посреди улицы по каким-то железным перекладинам… У этих были ромбовидные рога, а у тех, что проезжали близ обочины, рога были как у улиток… И все рогатые кареты держались своими рогами за натянутые над улицей толстые верёвки – чтобы не заблудиться, что ли?
– Может, на троллейбусе или на трамвае остановку проедем? – спросил Родион, махнув рукой в сторону рогатых карет.
Знать бы, какие из них "тро"…, а какие "тра"!…
– Да ну, там столько народу! – отказалась Клава, и он легко согласился: "Правильно. Я тоже на короткие расстояния предпочитаю пешком. Транспорт – себе дороже. Да еще через эти дурацкие турникеты перелезать… Проездные-то на июнь уже не дают, приходится зайцем"…
Этой фразы Клава совсем не поняла.
Родион шёл уверенно, как будто дорога была ему знакома.
Они поравнялись со светлым трехэтажным зданием вроде небольшого белого дворца с красноватой отделкой, обнесенного невысокой оградой, за которой виднелся довольно чахленький садик с жидкими кустами и давно не полотыми клумбами.
– Слушай, Ля… Клава, давай зайдём на минутку в школу, мне нужно в библиотеке спросить, что делать, если я потерял книжку… Штраф, наверное, слупят, а может, согласятся на замену… Я недолго, а?…
– Давай.
– Подожди меня в холле, если у тебя никаких там дел нет.
Они подошли к стеклянной двери, возле которой стоял мужчина в черном наряде с золотистыми буквами "ЧОП ВОЛКОДАВ".
– Молодые люди, вы к кому? – спросил он.
– Ой, чёрт, школьную карточку забыл! – хлопнул себя по бедру Родион. – Пустите нас, пожалуйста, мы свои, из девятого"", я Родион Князев, а это Клава Соколова, нам позарез нужно в библиотеку…
Охранник, усмехнувшись, впустил их, и они оказались в прохладном сумрачном помещении. С одной стороны виднелось множество столбиков с крючками, с другой – низкие лавочки, над которыми на стенах висели какие-то картинки. Она зацепилась взглядом за одну из самых крупных; там была изображена дама средних лет с широким лицом, к которому совершенно не шли мелкие светлые кудри… "Директор, заслуженный деятель народного образования, Вера Степановна Чудова", – прочитала Клава, убедившись к своему радостному удивлению, что она способна не только говорить, но и понимать написанное на здешнем языке. Это, конечно же, сильно облегчало ее положение.
"Клав, теперь тебе придется хоть для приличия заглянуть со мной в логово нашей книжной церберши", – сказал Родион и повел ее мимо этих картинок куда-то в боковую комнату.
Они вошли.
Там было книгохранилище, вид которого сразу вселил в Клавину душу покой и умиротворение. Здесь хотя бы пахло знакомо – старой бумагой, кожей, сладковатой пылью, немного – мышами и кошками…
У деревянной стойки разговаривали две пожилые дамы. Одна из них, седоволосая и маленькая, носила на лице прозрачную маску, подобную той, что имелась у Родиона. Другая, высокая, полная, с неестественно красными волосами, что-то писала маленькой палочкой в тонкой книжечке.
– А, должник Князев явился! – вперилась в вошедших седая старушка.
– И двоечница Соколова, – сокрушенно вздохнула красноволосая. – Ляля, я думала, ты дни и ночи сидишь над учебником!
– Марь Максимна, – обратился к ней Родион, – мы как раз шли заниматься, я обещал Клаве пройти с ней хоть часть билетов…
– Умница ты мой, золотой мальчик! – обрадовалась Марь Максимна. И, повернувшись к другой старушке, спросила: – Берта Михална, а что он вам задолжал?
– Да еще в третьей четверти взял "Принца и нищего" и никак не несёт!
– Родя, ты что, впал в детство? – изумилась Марь Максимна. – Это же из списка для четвертого класса…
– А я взял на английском, неадаптированный вариант, – пояснил, почему-то смутившись, Родион. – Думал, раз сюжет знакомый, оно полегче пойдёт. Успел только пару глав осилить – похоже, книжку стырили. Где – не помню. А как достать взамен такую же, не знаю. Ищу, пока не нашел. В Доме книги спрашивал, в Библиоглобусе – говорят, бывает, но сейчас нет. "Янки при дворе короля Артура" – пожалуйста, а этого – днем с огнем.
– Берта Михална, – вновь обратилась Родионова заступница к книгохранительнице. – Может быть, вас устроил бы такой вариант?
– У меня еще Герберт Уэллс есть на английском, мой собственный, – умоляюще произнес Родион.
– Он такой хороший мальчик, – продолжала наступление Марь Максимна, – на химической олимпиаде первое место в районе занял, английский вот учит…
– Уэллса у нас в фонде нет, тоже кто-то украл, – задумчиво произнесла Берта Михална.
– Значит, договорились! – закрепила успех своего наступления Марь Максимна. – Родя приносит Уэллса, формуляр мы ему закрываем, а если вдруг потом ему попадется "Принц", он вспомнит о вашей доброте…
– Ну, разве что так, – не слишком охотно согласилась старушка.
10
– Повезло же нам с классной! – покачал головой Родион, когда они вышли из школы, щурясь от яркого солнца. – Марь Максимна все-таки мировая тётка, хоть смешная, да и в химии, извини, разбирается на кухаркином уровне…
– Да, а Берта Михална – изрядная вредина, – согласилась Клава. – Послушай, Родион, а тебе кто из учителей еще нравится?
– Ну, Елена Пална, которая математичка и которую ты так не любишь, по-моему, все-таки справедливая. А Елена Пална, которая литераторша и неравнодушна к тебе, как записала меня в троечники, так и числит… Обидно. Пишу-то я уже почти без ошибок. А что не Лев Толстой – так это не всем дано, правда?
У Клавы хватило ума не спрашивать, почему здешнему мальчику нужно непременно быть похожим на толстого льва, причем на уроках словесности. И почему в здешней школе учатся вместе и девушки, и юноши, а все предметы им преподают исключительно дамы.
– Жаль, что учителей-мужчин у нас нет, – осторожно посетовала она.
– Как нет? А Матвей Григорьич?.. Впрочем, да, ты же по английскому в группе Татьяны Викторовны… Жаль, Аркадий Сергеич ушел – но понять его можно, тут так мало платят… Как дочка школу закончила – он и слинял в сисадмины.. Знаешь, а я продолжаю с ним контактировать – иногда бываю в гостях, но чаще по мылу и аське общаемся… Новая программистка, эта Ольга Олеговна, по сравнению с ним – просто серая мышка, хи-хи…
Родион засмеялся, как будто сказал что-то остроумное.
От обилия двойных имен у Клавы уже звенело в голове. Надо бы, пока не забыла, разложить всё по полочкам. Значит, так: химичка, она же классная дама – красноволосая Марь Максимна. Есть еще две тёзки, Елены Палны. Клавину учительницу по английскому зовут Татьяна Викторовна. Программистку – Ольга Олеговна. Теперь бы выяснить, как они выглядят, и в чем заключаются преподаваемые ими науки…
– Клав, ты куда? – вдруг схватил ее Родион за руку. – Забыла, где живешь?
– Прости, задумалась, – засмеялась она.
Они едва не прошли мимо высокого серого здания с множеством некрасивых, похожих на железные клетки, балконов, заставленных всяким хламом, а частично закрытых грязными стёклами.
К счастью, здание имело только один вход, и тут ошибиться было невозможно. Но вот дальше…
Она же не знала, на каком этаже живет здешняя девочка Ляля.
Однако везение продолжалось.
– Ляля! – окликнула ее какая-то толстая старушка с костылём, сидевшая на скамеечке возле входа. – Тут вам бандероль принесли, она в ящик не влезла, чтоб тебе или матери на почту лишний раз не ходить, я за вас расписалась… Щас отдам.
Бабулька, кряхтя, приподняла пышный зад и вытащила плоский сверток в коричневой бумаге.
– Спасибо огромное! – искренне поблагодарила Клава и впилась глазами в адрес.
"КлавдииВасильевнеСоколовой… Дом7, корпус3, квартира11"…
Она сунула свёрток под мышку и запустила руку в Лялину сумочку.
Поиски оказались недолгими. Внутри лежали: пачка каких-то мягких бумажек, крохотный гребешок и два ключа на простом железном колечке.
Собразить, как ими орудовать, смогла бы даже принцесса.
11
– Её величество королева Килиана!
Торжественно провозгласив этот титул, дама Норберта присела в ритуальном реверансе, а Селия низко склонилась.
К огромной высокой кровати с бархатным балдахином, на которой утопала в пуховиках и подушках Эвлалия, приблизилась величественная дама с правильными, но чуть резковатыми чертами лица и непроницаемыми чёрными глазами. Она была в пурпурном платье – видимо, уже переодетая к обеду.
– Эвлалия, я слышала, вы недомогаете? – сказала королева грудным голосом, взяв ее за дрожащую и потную руку. – Да, ваш пульс учащён… Нет ли у вас лихорадки, дитя моё?
– О нет… матушка. Я здорова, совсем здорова, – пролепетала Ляля, отведя глаза. – После завтрака была небольшая тяжесть в желудке, но она скоро прошла… Не знаю, почему Селия и дама Норберта так всполошились.
– Потому что от вашей жизни зависит судьба королевства, – торжественно изрекла Килиана. – Будьте любезны, приподнимитесь, откройте рот и покажите мне ваш язык…
Ляле еще никогда не доводилось показывать язык королеве, но она не посмела ослушаться.
– Нет, тут всё в порядке…
Килиана слегка приложилась губами ко лбу мнимой дочери.
– Лихорадки и вправду, кажется, нет… Отчего же ваше сердце так часто бьётся, дитя моё?
– Матушка… Ваше величество, я расстроилась, подумав, что мне придется провести такой чудесный день в постели. Ведь я не больна, а мне никто не верит!
– Что ж, разрешаю вам встать. За обедом вам подадут лишь легкие блюда. И при малейших признаках недомогания ставьте меня в известность, моя милая. Ваша скрытность может нам всем обойтись слишком дорого.
Королева в сопровождении дамы Норберты ушла – впрочем, Эвлалия понимала, что фрейлина, проводив Её величество, вскоре вернётся.
Селия молча принесла ей очередное платье – на сей раз розовое, шёлковое, и на шёлковом же чехле.
"И с чего это нужно обращаться со мной как с фарфоровой вазой?", – пробормотала Ляля, расправляя складки на юбке.
– Но, Ваше высочество, – удивилась Селия, – ведь Вы – единственная надежда Мидонии! Странно, что Вы до сих пор относитесь к этому столь легкомысленно!
– Да разве совсем уж единственная? – пожала плечами Ляля. – Из любого безвыходного положения всегда найдётся какой-нибудь выход, пусть неожиданный…
– Боюсь, что Вы так и не осознали всей тяжести…
Договорить Селии помешало возвращение дамы Норберты, которая, придирчиво осмотрев свою подопечную с головы до ног, сдержанно оценила ее преображеие:
– Так в самом деле лучше. Ваше высочество, извольте проследовать в столовую, Её Величество надеется увидеть Вас в добром здоровье и хорошем расположении духа.
И, слегка наклонившись к уху Эвлалии, чуть прикрытому скрученной в локон пепельной прядью, добавила с непонятной смесью насмешки и довольства: "Учтите, к обеду приглашен и принц Перотин"…
12
Великий маг Асканий был в полном смятении. Не мог же он разорваться на части! Между тем нужно было срочно выяснить, что происходит в королевском дворце и на месте ли эта каверзная девчонка принцесса Эвлалия, и одновременно попробовать разузнать, что за девушка наведывалась в зелёный фургон и куда она делась, если даже собачий нюх Варвара смог учуять только следы, ведшие внутрь, а не обратно… Особенно сильно наслежено было перед экраном, как если бы гостья не просто стояла там, а сидела или клала свои вещи на пол. И именно это обстоятельство внушало магу самые дурные предчувствия, хотя он и силился убедить себя в том, что таких совпадений попросту не бывает…
Ах, как тщательно было всё задумано и устроено!
Ловушка должна была рано или поздно сработать. Принцесса своенравна, любознательна и предприимчива. Она бы однажды поняла, что в ее гардеробной стоит не просто новое зеркало (взамен разбитого ею прошлой зимой, когда ей взбрело в голову поиграть у себя в мяч), а волшебный экран, за которым – иная реальность. Он слишком хорошо знал Эвлалию: она бы не испугалась и не проболталась ни верной Селии, ни надменной Норберте, а, улучив момент, когда останется в одиночестве, попробовала бы шагнуть за черту – и очутилась бы там, где ее бы ее не нашел – никто, кроме самого Аскания. Он явился бы ей как спаситель на белом коне… Ну, на сером в яблоках, это неважно… У Эвлалии не осталось бы иного выбора, кроме как подчиниться ему. И тогда он мог бы ставить королеве условия. Если бы выяснилось, что король Вассиан в самом деле погиб, то… следующего короля могли бы звать не Перотином Брагарским, а Асканием Великим!..
Ему нужно было найти принцессу.
Причем ту самую.
Другая никак не годилась.
13
– Клав, извини за нахальство, чайком не угостишь? Или хоть водички бы холодной… У тебя, случайно, колы или минералки нет?
– Ой, не знаю, – пожала плечами Клавдия. – Утром не обратила внимания.
– Можно, я нагло посмотрю в холодильнике?
– Сделай милость! – улыбнулась она, быстро окинув взглядом комнату и, к своему счастью, углядев нужное: шкафчик со стеклянными стенками, а в нём – чашки с блюдцами и хрустальные бокалы. Из таких не постеснялись бы пить и в родном дворце… А Ляля говорила, что живет как бедная простолюдинка… Диковинные тут, однако, обычаи.
Краем глаза Клава приметила, что Родион прошел в смежную, меньшую комнатку, раскрыл дверцу какого-то белого шкафа, внутри которого сам собою зажёгся свет – и с торжествующим криком "Эврика!" – вытащил оттуда пузатую бутыль с тёмнокоричневым содержимым. "Правда, не кола, а квас, но оно даже лучше, та слишком сладкая"…
Клава достала из стеклянного шкафчика пару бокалов и отнесла в соседнюю комнатку. Там было довольно уютно, только очень уж тесно: маленький столик, три табуретки, тот самый белый… как его… холодильник… На нем – какой-то ящичек с непрозрачным стеклом… В углу – нечто вроде чаши фонтана, рядом – черный стол с двумя круглыми отверстиями, украшенными черными же фигурными розетками…