– Иногда мне трудно понять, – сказал он и взгляд его потяжелел, – то ли ты издеваешься над всеми нами, человек-джинн, то ли дела твои действительно далеки от человеческих и тебе наплевать на наши проблемы. Да, в твоих словах присутствует правда и своими песнями Баджара привлекает множество юношей, а любовными подвигами – молодых дев. Кроме того, ты забыл упомянуть о его искусном владении оружием. Ах да, осталась сущая безделица – он же ещё предводитель огромной армии мятежников, терзающих мою страну.
– Да-да, – кивнул я, – чирикали такое птички на рассвете. Но какое мне дело до всего этого? Неужели, некий жалкий сочинитель способен доставить великому повелителю какие-то неприятности?
– Какие-то? – едва не выкрикнул правитель, заставив присутствующих втянуть головы в плечи, – какие-то, ха-ха! Этот мерзавец одерживает одну победу за другой, ускользая от серьёзных стычек. И ещё, я очень сильно подозреваю шпионаж среди моего окружения. Иначе откуда он узнаёт мои планы, едва я успеваю объявить их вслух? Дело дошло до того, что я вынужден снять часть армады с её дежурства у Изумрудного пролива и усилить ею армию. Однако даже это может не принести желаемого результата. Три моих провинции фактически подконтрольны ему, хоть их наместники клянутся в своей верности и утверждают, будто никаких волнений не наблюдается, – падишах сжал пальцы в кулак, и они громко хрустнули, потом стукнул себя по колену и сверкнул глазами словно лев, при виде ускользающей добычи, – сегодняшний день не принёс приятных известий – мне доложили, о крупной банде мятежников, атаковавших гарнизон в Сен-Хараде. Бандиты уничтожили его, захватив город. Баджара лично возглавил атаку и вздёрнул градоначальника на центральной площади, вместе со всем его окружением. Ладно, если у того не достало ума защитить город – поделом ему! Но во время казни Баджара похвалялся своей силой и клялся, что недалёк тот день, когда он войдёт в Сен-Сенали и вздёрнет на стенах дворца меня и мою сестру!
Падишах умолк, и я некоторое время, с интересом, слушал странный скрежещущий звук. Присмотревшись, я сумел различить, как шевелится борода правителя и дёргаются желваки на бледных щёках. Да наш поднадзорный в дикой ярости! Лица рабов с опахалами блестели от обильного пота, выражая крайнюю степень ужаса. Они-то хорошо понимали – расстроеный хозяин, в гомеопатических целях может запросто пустить их на фарш.
Однако мало-помалу дёргающееся лицо начало успокаиваться, скрываясь под обычной непроницаемой маской. Немалое значение в этом процессе, как мне показалось, сыграл тихий шёпот из тёмного шатра. Саима всегда знала, как лучше всего успокоить ЭТОГО зверя. Наконец падишах выпустил остаток дурного воздуха из головы и совершенно спокойно сказал:
– Первоначально я намеревался послать в Сен-Харад большой отряд, но по совету своих помощников, – он сделал неопределённый жест, однако Настиган при этом поморщился, поэтому не составило особого труда догадаться, откуда пришёл совет, – принял другое решение. Думаю, оно будет более разумным. Ведь уже не один раз мои воины, приближаясь к селению, занятому мятежниками попадали в засаду. Замаскированные стрелки осыпали их стрелами, после чего незаметно исчезали. А в самом городе не оставалось ни единого бандита: Баджара, предупреждённый предателями, успевал очистить королевскую казну и не спеша, укрывался в горах. Нет никакого резона подвергать моё войско бессмысленному и бесполезному риску.
– И тут, как я понимаю, мы переходим к сути дела, – следовало прервать поток королевского красноречия, – попробую представить, как обстоят дела: Саима посоветовала тебе отправить в Сен-Харад меня и моих кошек. Она сказала: люди-джинны не боятся оружия – стрелы и мечи не причинят им никакого вреда, а Баджара не испугается такого маленького отряда и не станет спасаться бегством. Вроде бы ничего не забыл…
Настиган издал нечто среднее между смешком и всхлипом, но когда падишах бросил на него кипящий яростью взор, ответил невинным взглядом прозрачных, словно стекло, глаз и слабой улыбкой. В шатре, напротив – не стали скрывать веселья и заразительеый хохот могли слышать все, кто решился бы на столь безумный шаг. Отсмеявшись, Саима бросила несколько неразличимых фраз дабы успокоить буйного братца. Весь этот цирк, изображаемый святой троицей, расположившейся передо мной, мог означать лишь одно – я, как всегда, угадал. Однако, чтобы не уронить лица, правитель был обязан оставить последнее слово за собой.
– Совершенно верно, – каркнул он, сведя брови в одну жирную гусеницу, – думаю Баджара не станет убегать от горстки нападающих, и ты сможешь схватить его и доставить сюда. И ещё, он обязательно должен остаться живым, чтобы мои палачи содрали с него кожу!
– Умм? – я изобразил удивление, – мы уже ставим условия? Вроде бы изначально всё это выглядело, как просьба, если я не ошибаюсь? А я ещё даже не начал решать, хочу ли я ввязываться во всю эту ерунду. Вообще-то мне не очень интересно.
Это несколько охладило пыл падишаха, поставив его в тупик. Похоже у абсолютной власти имеется одна небольшая проблемка – правитель забывает, что в лексиконе существует слово – нет. Посему любой отказ способен надолго погрузить тирана в глубины мрачной меланхолии.
Вот и падишах угрюмо разглядывал меня, видимо силясь понять, какая фигня сейчас произошла. Мало-помалу мысль о том, что я могу и не согласиться достигла его сознания и немедленно сменилась раздражением. Пальцы покрепче вцепились в рукоять ятагана, а глаза прищурились, словно их обладатель прикидывал: как бы это получше отчекрыжить непослушную голову. Даже Настиган начал с тревогой посматривать на хозяина. А как же – эдак и до нервного срыва недалеко! А если ещё и сеанс лечебной декапитации не поможет, как тогда? Падишах начнёт, всхлипывая, кататься по ковру и размазывать сопли по бороде. Я представил себе эту картину и не удержался от ухмылки.
– Так ты не желаешь исполнить мою просьбу? – с явной угрозой пророкотал правитель и приподнялся с трона, пытаясь нависать надо мной.
– Видишь ли, – как можно проникновеннее сказал я, потупив взор, – любому ослу требуется морковка, которая подвигнет его на перемещение повозки. Какую морковку можешь предложить мне ты?
– Ну, ты живёшь в моём дворце, – после некоторого раздумья произнёс собеседник, – и должен испытывать благодарность.
– Живу в этой огромной старой некомфортабельной развалине, – подтвердил я, – а мог бы жить в шикарном и уютном домике, что возможно и произойдёт, если ты продолжишь донимать меня всякими мелочами. Нет – послушай: деньги мне не требуются, в еде я не нуждаюсь, а женщин у меня столько, что я могу поделиться с твоим сералем. Зачем мне исполнять эту просьбу, если ты не сумеешь меня за неё отблагодарить? Ты же знаешь – я не настолько благороден, дабы заниматься безвозмездной деятельностью.
Я заканчивал последнюю фразу, когда ощутил изменения за спиной. Музыка слегка сбилась с ритма, а пирующие умолкли, позволив различить шелест чьих-то лёгких шагов. Кроме того, падишах выглядел сейчас, словно мальчишка, подглядывающий за моющимися женщинами. В общем, даже не ощущая знакомого запаха, нетрудно было догадаться, кто именно заглянул на огонёк. Похоже сегодня я оказался под пристальным наблюдением. С чего бы это?
Как только я закончил недозволенные речи, мелодичный голосок промурлыкал:
– Лично я совсем не против поучаствовать в поимке этого страшного хищника. Хотя бы из интереса. Охота проверить, такой ли он крепкий мужчина, как о нём говорят слухи.
– Думаю, в таком случае Баджара будет доставлен голышом и совершенно без сил, – усмехнулся я и повернулся к Ольге, – Ты собираешься ловить его самостоятельно, моя прелесть? На какую приманку?
– Её тёмные глаза сверкнули, а когти на мгновение показались наружу. Однако красивое лицо нисколько не изменилось, а пухлые губы продолжали изображать ласковую улыбку.
– Ну, если наш предводитель потерял вкус к развлечениям, – она пожала плечами и притворно вздохнула, – слабой кошечке придётся самостоятельно идти навстречу опасности. Впрочем, я думаю Галя не откажется проводить меня в Сен-Харад.
– Насколько я понимаю, – решил вмешаться падишах, – всё это означает, моя просьба будет выполнена?
– Скорее всего – да, – я недовольно хмыкнул и покачал головой, – так или иначе, но Баджара завтра прибудет во дворец. Однако, я оставляю за собой право на исполнение любого моего желания.
– Даже если джиния поймает его без тебя? – удивился правитель, бросая на Ольгу похотливые взгляды.
– Даже в этом случае, – подтвердил я, – Она принадлежит мне, поэтому всё, сделанное ею – сделано мной.
На физиономии правителя появилась удовлетворённая ухмылка, а хватка пальцев на оружии заметно ослабла. Потом он и вовсе отпустил изогнутую рукоять и потёр ладонь о ладонь, выражая крайнюю степень довольства. Ещё бы, нужная ему работёнка будет сделана и ненавистный Баджара прибудет под светлые очи. Мне было просто больно видеть падишаха в столь хорошем настроении, поэтому я немедленно решил его слегка подпортить.
– Но помни, за Баджару ты исполнишь ЛЮБОЕ моё желание, – сказал я многозначительно тыкая указательным пальцем в потолок, – любое. Да конечно, в ваших историях про джиннов всё немного по-другому, но я – очень особенный джинн, поэтому загадывать желания буду именно я.
– По рукам, – согласился падишах, на мой взгляд, чересчур легкомысленно отнесясь к произнесённым словам, – с огромным удовольствием исполню любое твоё желание, человек-джинн, если только ты не потребуешь мой трон или жизнь.
– Очень надо! – хмыкнул я, – можешь оставить себе и то, и другое.
– Может и я могу как-нибудь поучаствовать в загадывании желаний? – язвительно осведомилась Ольга, положив ладонь на моё плечо, дабы я смог оценить остроту её когтей, – или рабыне можно лишь исполнять приказы своего повелителя?
Обернувшись, я пристально посмотрел в кошачьи глаза, искрящиеся бешенством и очень тихо, но отчётливо, произнёс:
– Не вздумай ты влезать в чужую беседу и не пришлось бы исполнять чужие приказы.Трахалась бы себе с каким-нибудь морячком или офицериком, да будет им земля пухом и горя не знала. А так, – я развёл руками, – не знаю, кем ты там назвалась, но в кузов придётся полезать.
В ответ кошка лишь лукаво ухмыльнулась, показав мне кончик языка. Она-то понимала, чем вызвана столь строгая отповедь. Проклятой твари вновь удалось вывести меня из себя. Кроме того, засранка выставила своего повелителя нерешительным дураком перед всеми этими недоносками. И так всякий раз. Она думает, непрерывно унижая меня, при посторонних, избавиться от остатков прежней Ольги? Нет, так она лишь уничтожит ошмётки хороших чувств, ещё уцелевших во мне.
Тем временем падишах щёлкнул пальцами, привлекая внимание визиря и подал ему какой-то, понятный лишь им обоим, знак. Настиган покивал головой и нетерпеливым взмахом костлявой руки подозвал к себе рослого парня, сжимающего в руках огромный блестящий рог. Выслушав короткий приказ, слуга поднёс трубу к губам и надув побагровевшие щёки, исторг из несчастного инструмента оглушительный звук, пронёсшийся в спёртом воздухе, подобно урагану.
Спящие тотчас подскочили на своих местах и начали продирать глаза, елозя жирными пальцами по опухшим лицам. Бодрствующие немедленно прекратили свои дела, какими бы они ни были и чинно развернулись в сторону трубящего.
Когда я уже был твёрдо уверен, музыкант вот-вот лопнет от усердия, Настиган медленно поднялся на ноги, и трубач мгновенно прекратил издевательство над ушами присутствующих, опустив рог к ноге. В принципе, все были хорошо знакомы с процедурой и не нуждались в каких-либо пояснениях, но традиции – великая вещь. Поэтому, визирь поднял руку, призывая всех к молчанию (как будто бы нашёлся сумасшедший, осмелившийся в данную секунду открыть рот) и сиплым голосом произнёс:
– Наступил час дневных речей. Кто имеет уши, да откроет их, дабы услышать. Кто имеет язык, да придержит его, дабы не лишиться оного. Внемлите!
Просипев эти несколько фраз, визирь выдохся и покряхтывая, уселся на место, щуря блеклые глаза. Насколько я знал Настигана, он с огромным удовольствием, ещё бы и уши прикрыл или вообще удрал, куда подальше. Всё, касающееся Саимы, дедуля ненавидел лютой ненавистьтю, а от её опусов у старикана начиналась нервная дрожь. Остальная аудитория относилась к ним двояко: большинство воспринимали сочинения девушки, как неприятную, но обязательную часть торжеств и терпеливо дожидались окончания истории. Однако существовали настоящие извращенцы, получавшие, в процессе прослушивания, истинное удовольствие.
Итак, в полной тишине, изредка нарушаемой взрёвываниями рогатых кошек, зазвучал слабый, словно шелест ветра, голос невидимой рассказчицы. Она произносила одну фразу за другой, оставляя между ними внушительные промежутки, вызывающие у меня толику любопытства. А интересовало меня следующее: сочиняет ли Саима свои сказки заранее или импровизирует, подбирая слова во время рассказа? Всегда забывал спросить.
– Эта история называется, – голос девушки прервался, словно она пыталась придумать название к своему сочинению, – Рассказ о любопытной дочери.
Ну так вот:
РАССКАЗ О ЛЮБОПЫТНОЙ ДОЧЕРИ (в сокращении).
В далёкой стране, где-то за морями и горами, жил верховный правитель, у которого подрастала дочь. Матери у неё не было, потому что жена правителя скончалась давным-давно от неизлечимой болезни. И хоть властелин был ещё достаточно молод, крепок телом и хорош собой, он не спешил вновь связать себя узами брака. Никто никогда не видел, дабы взгляд его тёмных глаз хотя бы задержался на красивой женской фигуре, будь то дама благородных кровей или одна из рабынь, прислуживавших ему.
А дочь его, тем временем расцветала, хорошея с каждым годом, пока не превратилась в самый прекрасный цветок королевства. Множество претендентов пытались завоевать её сердце, но все их усилия оказались тщетны. Девушка находила одного слишком уродливым, другого – чересчур хилым и считала большинсво своих ухажёров настоящими глупцами, недостойными даже короткого разговора.
При всём при этом, девушка отлично знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине. Опытнейшие женщины наставляли её в искусстве обольщения и любовных утех. В эти дисциплины входили: мастерство соблазняющего танца, таинство интимной беседы, волшебство возбуждающей трапезы и множество других, не менее важных предметов, превращающих женщину, знакомую с ними, в совершенное оружие, способное сокрушить любое мужское сердце.
Но, получив неотразимый меч, дочь правителя не могла найти достойного соперника, дабы испытать на нём своё мастерство.
Так проходили дни и недели. Однажды, блуждая по огромному дворцу своего отца, девушка обнаружила таинственную дверь, за которую не смогла проникнуть. И это при том, что всякое другое помещение было доступно ей в любой час дня и ночи. Истерзаная любопытством, она попыталась выяснить тайну загадочной двери, но придворные и слуги только пожимали плечами, не в силах утолить её жажду. С огромным трудом девушке удалось отыскать старую служанку, которая знала правителя ещё младенцем. Ей был известен секрет, но она наотрез отказалась его раскрыть.
Больше месяца настойчивая дева уговаривала старуху рассказать про тайну закрытого помещения и наконец, соблазнённая шкатулкой самоцветов, та уступила. Она поведала, вот уже год, как повелитель пытается найти новую спутницу. Каждые тридцать дней за дверью исчезают тридцать самых прелестных девушек королевства, отобранных лучшими евнухами правителя. Красотки показывают повелителю всё, на что они способны. С наступлением вечера одна из них являет мастерство обольщения. Одно лишь правило – лицо претендентки скрыто вуалью и только избранная откроет свой лик будущему мужу.
Узнав всё это, дочь правителя возжелала увидеть процедуру обольщения, дабы оценить своё мастерство, сравнив его с любовным искусством других девушек.
Служанка, в ужасе, отказалась исполнить этот каприз, но ещё более щедрое пожертвование заставило дрогнуть её сердце.
Именно в этот вечер очередные тридцать претенденток должны были занять своё место в любовном зале. Старуха, использовав свои связи, подменила одну из девушек на дочь правителя предупредив, что назавтра произведёт обратную подмену. Надо сказать – обычно невесты не могли покинуть зал испытаний до истечения месяца.
Итак, наша героиня, с лицом покрытым вуалью, проследовала за таинственную дверь и оказалась в интересующем её месте. Всё здесь оказалось ей по нраву, и она полностью одобрила вкус отца, оценив и мягкие ковры, и удобные диваны, и красоту гобеленов на стенах
Воздух помещения наполняли испарения ароматических масел, от которых сердце девушки начинало биться подобно пленённой пташке, а сама она ощущала приятное томление во всех членах.
Всех девушек омыли и увлажнили тела собыми мазями, не делая исключения, ибо не было ведомо, кто будет избран повелитетем в грядущий вечер. Каждой выдали, в качестве одеяния, полупрозрачные шальвары и чашечки для груди, позволив выбрать украшения и нанести макияж по собственному разумению.
И вот настал первый вечер. Отворилась дверь и под звуки чувственной мелодии внутрь вошёл повелитель, занявший место на самом большом диване, расположенном в центре залы. Некоторое время он оценивающе смотрел на претенденток и сердце его дочери останавливалось, когда глаза отца задерживались на ней. И был то не лишь страх, но и другое чувство, ранее неведомое ей.
Наконец палец мужчины указал одной из присутствующих, что выбор пал на неё, и она покинула своё место. В полумраке зала, окружённая клубами ароматного пара, претендентка начала танец обольщения. Её блестящее тело изгибалось в танце, подобно змее повинующейся факиру. И хорош был танец, но наша героиня сказала себе – моё искусство выше, и это наполнило её сердце неведомой радостью. Сколько продолжалось обольщение никто не заметил, ибо зачаровывало это зрелище всех зрителей. И вот правитель поманил плясунью к себе, и они занялись любовными играми на глазах у остальных, ничуть не смущённые их присутствием.
А дочь правителя пребывала в смешанных чувствах; ибо хоть она и была довольна, оставшись неузнанной, но оказалась глубоко уязвлена, ибо претендентка во всём казалась хуже неё. Неужели я не увижу, на что способны остальные? Так подумала она и когда старая служанка пришла за ней, спряталась среди прочих дев, скрыв лицо за вуалью.
Минал день за днём и испытания продолжались, но выбор правителя всё время принадлежал другим. Однако это дало возможность его дочери убедиться в том, что здесь нет никого, кто мог бы сравниться с ней. И ещё одно узнала любопытная дочь – родитель её весьма изощрённый и неутомимый мужчина, способный доставить удовольствие любой женщине, которая разделит с ним ложе.